Мишкины мамы. Часть 2

Как в детстве ребенку хочется благополучного конца сказки, так мне вдруг нестерпимо захотелось, чтобы в этой рвущей душу истории для всех все закончилось хорошо.
 - Маруся сама отдала тебе сына? А что с ней? Мишка знает? - нетерпеливо спросила я.
 - Ой, да вы не спешите, послушайте, это только начало...
 По бумагам Юля касалась Марусиной истории, приказ писала на директора, лечебное питание выбивала в бухгалтерии, а потом вошел в кабинет начальник и сказал ей, мол, съездила бы ты сама  в «инвалидку», да глянула, что там, а то душа не на месте, жалобы не пошли бы.
 Так и пришлось познакомиться с Марусей и Мишкой тоже.
 
Опасения начальника были напрасными, жалоб от постояльцев на беспокойство от младенца совсем не было. Какие там жалобы, когда весь инвалидный дом на ушах стоял, как говорится.
Не было человека, Мишку не посетившего. Шли на костылях, на колясках ехали, а то и ползли на карачках, несли, что было, в подарок - на зубок, говорили, улыбались, умилялись, пускали слезу. Ах, да жизнь обновилась в дряхлом бараке, младенцем запахло и женским грудным молочком, заглушились жалобные стоны  Мишкиными громогласными и требовательными воплями.
И у каждого, оказалось, было свое прошлое, опыт был, советов куча. Разные советы и все, как один, полезные. Рекомендовали туго пеленать Мишку, чтобы ноги не скривились, советовали держать распеленатым, свободным, платочек на голове особо жаркие споры вызывал - надевать или не надо, много мнений по купанию высказывалось, а еще больше - по закаливанию, чтобы готовился парень к суровым будням дома малютки, где пригляда никакого нет и надо готовить, закалять парнишку. В общем, интересной жизнь стала.

Сама Маруся сына усердно кормила, молока у нее появилось - залейся, но как-то перед ним робела, боялась руками брать, а когда его санитарки разворачивали и пеленали, странно так выставляла у груди ладони, то ли защищаясь сама, то ли сына защищая. Привыкнет, небось, постепенно, говорили свидетели.
 Вот такую обстановку и застала Юля в инвалидном доме. А когда подошла к Мишке, да улыбнулась ему, сердце едва не выпрыгнуло - растянулись крошечные Мишкины губки и такая радостная улыбка ее озарила, что взяла она кроху, прижала и поняла, что отпустить не может, прирос он к ее груди и оторвать силы нет.

Вместо трех положенных дней прожила в командировке Юля неделю,  все в комнатушке с Марусей и Мишкой.
Но уезжать надо. Составила все документы, что требовались, пообещала директору следить за событиями, а они в скором времени и нагрянули.
 
 - Надо вам сказать, - Юля усмехнулась, отвернувшись от меня, - я уже в командировке знала, что незавидная доля  ждет эту парочку. Маруся не в состоянии воспитывать ребенка, никакой возможности нет у безногой инвалидки, ну просто никакой. Даже при полном обеспечении, если бы оно  случилось, что сомнительно. Здоровья нет, умишка мало - сгинут сами или с помощью недобрых людей. По своей грустной работе я знала - нет шансов у обоих - и матери, и пацанчика такого славного. Сгинут оба. Вот тогда и решила - не оставлю их. Дома мужу сразу сказала, мол, давай усыновим мальчика, он и на тебя смахивает, чернявенький. Знаете, муж согласился сразу, я обрадовалась, пошла к начальству и мне обещали посодействовать, но ведь ребенка просто так, по впечатлениям, у матери не отберешь, веские основания нужны, наблюдение, заключения специалистов разных. В общем, велели ждать, что дальше будет. Я и ждала, звонила в «инвалидку», справлялась, сама не ездила от лишних разговоров. Третий месяц заканчивался уже, когда все и случилось.
 
Пришла на работу и как гром среди ясного неба - Маруся Мишку убить хотела. Полиция туда поехала. Я бегом к начальнику, а он бледный сидит и ко мне с упреками, мол, ездила, а куда смотрела? Ну что тут скажешь?
 - Юля, ну короче, что случилось-то? - не выдержала я.
 - А короче - застали Марусю на странном деле. Морозы стояли под сорок на улице, а Маруся ребенка разворачивала, на подоконник укладывала и окно распахивала настежь. В такой мороз, в пеленочке, раздетого...
 Замолчала Юля, а я за голову схватилась и тоже притихла. Что сказать? Не хочется верить, но ведь до беды один шаг... Господи, как же хорошо, что спит Мишка в моей гостиной на старой раскладушке, живой и здоровый, какой красавчик...   Мишка  ты, Мишка...
 
Затянулось наше молчание и я заварила кофе, понимая, что нам все равно не уснуть до самого конца этой истории с Мишкой и Марусей тоже.
 Выпили кофе, пошуршали конфетками и, не выдержав, я не совсем вежливо повернулась к Юле:
- Ну?
Она будто ждала вопроса.
- Разбирались долго, и мы, и прокуроры, полиция. Выяснили в конце концов, что Маруся не раз так поступала, поймала её на этом санитарка и закричала, что было мочи: «Ты убить его хочешь, мерзавка, заморозить хочешь, убийца ты, убийца!». Ну уж больно лютый мороз был и ребенок... голый почти. Страшно.
Маруся на все упреки отвечала только, что так лучше для него. Вот лучше - и все тут. Как понимать? И рассудили, что надоело Марусе с сыном заниматься, проще одной жить и решила она от него избавиться. Да еще выяснили, что не раз говорили ей товарищи по несчастью, что вот, мол, в детдом пацана отдадут, отнимут, а в детдоме детям мука одна. Саму Марусю мать бросила сразу, как узнала об увечье, девчонка сама прошла адов круг сиротства в захудалых отдаленных приютах. Все это вместо жалости в подтверждение вины превратилось  и на Марусю дело завели - покушение на убийство.
Я только всплеснула руками, а Юля продолжила свой печальный рассказ.
- Ну да, завели и закончили, в суд передали. А как же? Район глухой, дальний, событий мало, а тут такое дело. Газетенка вмешалась - смертоубийство в инвалидном доме, общественность тоже не отстала, как это бывает, раздули  костер страстей. Директора, как водится, сняли, нашему начальнику выговор достался...
 - Да с Мишкой-то что, скажи, плевать мне на твое руководство, - перебила я Юлю.
 - Ну что с Мишкой, ясное дело, в тот же день забрали его от Маруси и увезли в район, в дом малютки, там и пристроили. Началась у Мишки новая жизнь - сиротская.  Я тем временем все справки навела и точно сказали мне, что если осудят Марусю по этой статье, то обязательно материнских прав лишат, вот тогда можно и об усыновлении хлопотать.
 - Знаете, - Юля вдруг перекрестилась,  - грех чужого несчастья ждать, да еще и желать. Судите меня, если можете, но согрешила я - и  ждала, и желала. Простит ли меня Господь, не знаю, но Мишка простил.
 - Он знает? - опять не удержалась я.
 - Знает он все, бедняжка, все он знает, люди у нас разные, нашлись доброхоты, да раньше, чем надо бы... Ну, да об этом потом  расскажу.  А тогда я суд ждала, что будет. Сама не поехала, чем я могла помочь? Да и кто я? Как я поняла, суд все решил так, как говорят, серединка на половинку. Марусю признали виновной в покушении на убийство, мол должна понимать опасность для жизни младенца, выставляя на мороз в сорок градусов раздетого. Но учли, что живой, что мать сама инвалидка больная, хоть и вменяемая, но неприспособленная к жизни, условное наказание назначили и оставили в том же инвалидном доме. Материнских прав Марусю лишили безоговорочно, это правильно, я думаю, говорила  вам уже, с самого начала знала  я, что Марусе с материнством не справиться, ну вот честно говорю - не справиться и все, мученье ей и ребенку. Бывает и такое, никуда от этого не уйти.
После суда осталась Маруся в бараке, только клетушку ей заменили, перевели в общую. Как водится, постояльцы суду поверили, от Маруси отвернулись все, жалость пропала, исчезло и милосердие, а с ним и улыбка пропала с лица Маруси, молоко в груди давно затвердело, а потом распухли груди, запылала жаром Маруся, а пожаловаться боится, злятся кругом люди на нее, не жалеет никто. Когда медсестра хватилась, Маруся уж и без сознания была. Пока машину нашли, да собрали Марусю, время шло и шло. Повезли в райбольницу и привезли уж холодную. По дороге скончалась.
Тело Марусино в барак не вернули. Страна у нас богатая, похоронили за государственный счет. И все на этом для Маруси закончилось.
Начиналась история сына её, Мишки.

Продолжение следует…