Продавец душ повесть Фантастика

1

Дома был страшный бардак. Козловский, приехав из очередной командировки,  не ожидал увидеть подобного. Мария сама начала ремонт, но, как говорят, только развезла все, да так и оставила. Понятное дело, нужна была мужская рука. Козловский все обещал, да обещал жене, что выкроит пару деньков перед планируемым отпуском, и тогда уже впритык займется ремонтом, но дальше обещаний так и не пошел. И в отпуск не поехали, как планировали, и пропустили три дня рождения друзей…
— Привет, — сказал он, найдя жену на кухне, откуда проходила генеральная выноска кухонной утвари. — Обнял, расцеловал жену, и таки не сдержался:
— Говорил же, Маша, начнем вместе, как только выберется свободная минутка, — укоризненно пробормотал он. — А ты-и… Вдвоем все-таки сподручнее…
— У тебя и свободная минутка? Верю, Сережа, с трудом. — Мария вздохнула, чуть отстранилась от Козловского и взялась за горку посуды, которую тоже собиралась вынести в залу.
— Молодец, что начала, — поняв, что спорить с женой напрасно, сказал Козловский. — Сейчас переоденусь, Машенька, и ремонт на кухне и в ванной займет у нас всего-ничего.
— Ладно… я поняла. Чуть перегодя. Отдохни с дороги. Сейчас я покушать соображу. Даже не сообщил, что приедешь на день раньше. У меня в холодильнике всего ничего… Ну, ладно, сообразим кой чего… Я мигом, Сережа… Потом сбегаю в магазин…
— Спасибо, Машенька, не суетись. Я недавно перекусил с Вовкой.
— С каким Вовкой?
— Не мог же я отказать Вовке Хмурому. Неудобно как-то. Но не пили с ним. Видишь, я трезв, как стеклышко. Думаю, что лучше с тобой по стопарику вечером выпьем, чем начинать бухать с ним, и «до немогу». Сразу предупредил Вовку, что не буду пить ни грамульки, машина, мол, ждет. Он, правда, побурчал, но согласился… Только перекусили на скорую руку. И распрощались… Он даже не выболтал ничего стоящего…
Мария ничего не сказала мужу, только вздохнула. Не любила она, когда Сергей даже вспоминал о Хмуром. Не нравился ей этот пустомеля, пьянчужка и вруль…
— Ты чего, Маш? Я, правда, сыт. Ну, встретился с Хмурым — почти вместе из командировок прибыли. Он всего на час раньше меня. Вечером с тобой поужинаем…
…Через минуту Козловский был «во всеоружии», и работа за¬кипела в его руках. Ремонт был не капитальный, а так, почти для профилактики — замена нескольких треснувших плиток, установка нового смесителя со всеми причандалами и побелка потолка в ванной, наведение легонького «марафета» у давно чуток протекающей мойки, наружная проводка к еще одной розетке, которую давно планировал поставить у воздухоочистителя и заделка старой трещины под окном, и еще кое-чего... Короче, «по-мелочам»… Стройматериалы завез давно, поэтому все пошло, как по маслу. Сначала взялся за кухню, затем перешел в ванную, где пришлось порядком повозиться. Главное, что руки у него выросли из нужного места, и он пять лет до поступления на новую работу  «пробатрачил» на стройках города…
— Еще не утро, а ты говорила, что и за месяц не управимся, — весело проговорил Козловский, уже поздним вечером споласкивая руки. — Ты у нас молодец, Машенька! Главное начать... Мне самому уже надоела эта канитель, да возможные упреки от тебя…
— Ты, кстати, кушать-то будешь? — спросила Мария у мужа, когда он, выйдя из ванной комнаты, уже освеженный, но еще не полностью про-сохший, включил телевизор посмотреть новости.
— Кушать? Да мы же с тобой недавно чай пили, Машенька, когда я на кухне все привел в порядок.
— Конечно, спасибо тебе за ремонт в кухне и в ванной, но ведь я быстренько приготовила твои любимые пельмешки, пока ты в ванной огромный марафет наводил… Стынет уже всё…
— Почти ночью? Уволь, Маша. Мне пора ложиться. А на сытый желудок какой может быть сон? И выпить нельзя, понимаешь? Мне в пять тридцать утра вставать.
— Опять в командировку? — обиженно спросила Мария. — Ты же на день раньше вернулся, и ты же говорил, Сережа, что после этой командировки, поедешь снова не раньше, чем через месяц... Тебе обещали, что дадут отпуск... Мне уже надоело ждать тебя из бесконечных командировок, волноваться, переживать... Кстати, идем на кухню, там все готово, и, кстати, я хочу тебе поведать одну нашу тайну...
— Если она наша, это уже не тайна, Машенька, — улыбнулся Козловский.
— Для тебя тайна. Пока что. У нас будет ребенок, Сережа! — не выдержала Мария. Ямочки у нее на щеках заиграли весело, заговорщицки, в глазах — бесинки...
— Ма-аш-ка-а! — Козловский едва не опрокинув тумбочку, бросился об¬нимать жену.
— Тише ты, медведь, сына раздавишь!
— Или дочурку. Хочу дочурку, доченьку...
— Ишь ты! Хотел дятел червячка на закуску, да получил жучка, — смеясь проговорила Мария...
— Кто бы ни был, Машенька, но это будет наш ребенок, — не находил себе места Козловский. — А что врачи говорят? — тут же спросил.
— А врачи говорят, что чуток позже скажут, кто, что и как, — с хитринкой в голосе сказала жена.
— Всё! Идем на кухню. Врачи — врачами, сон — сном, командировка — командировкой, а за твой теперь уже не секрет, ставь на стол и выпить. Ну, хотя бы шампанское, что ли…
— Так тебе же нельзя в дорогу…
— По капельке можно, раз такое у нас дело святое… Ничего, закусим хорошо, выветрится до того, как я за руль буду садиться…
…Стукнули фужеры, хлопнула пробка… Из горлышка споро пошел «дымок»…
— Ты и на самом деле будешь пить, Сережа? — подняла на Козловского удивленные глаза Мария.
— А то как же? За такую новость, и не выпить — грех…
— Ну, смотри, я не буду…
— Это же почему?
— Нельзя беременным пить спиртное, — Мария застенчиво улыбнулась…
— Столько, сколько я не выпьешь, но грамульку все равно положено… Для «сугреву», как всегда говорит Вовка Хмурый…
— Лучше бы ты не напоминал о нем.
— Всё, всё, извини, не буду больше даже вспоминать о нем, — сказал Козловский, налив понемногу в  фужеры шампанского. Тут же протянул фужер жене, другой взял сам. — Ну что, Машуня, за нашего долгожданного ребенка?
Мария, улыбаясь, подняла свой фужер. Козловский — свой.
— Дзы-ннь, дзы-ннь, дзы-ннь, — в тон звона бокалов проговорил Козловский, как всегда. Затем только пригубил и поставил фужер на стол. То же сделала и Мария. — А остальное как следует выпьем, когда я приеду. Добро? — спросил у жены. — За нами не станет! — добавил и «набросился» на пельмени, которые умела так вкусно приготовить только жена, затем, когда Сергей придвинул свой стул к жене и обнял ее, гоняли чаи с  бесконечными разговорами.
Слово тянулось за словом, предложение за предложением, поцелуй за поцелуем… Да разве могли наговориться и нацеловаться две влюбленные души после такой долгожданной радостной новости. Наконец Мария встрепенулась
— Все, пора. Ложись спать, Сережа, раз тебе завтра, ой, нет, уже сегодня, в командировку. Если бы я знала, что снова уедешь, я бы и не начинала этого ремонта. — Женщина вздохнула. — Весь день и вечер провозился, устал. Тебе же перед поездкой нужно было как следует отдохнуть, а я...
— Молодец, что ремонт начала, — тиская жену, тараторил Козловский, все еще не веря, что у них будет ребенок.
— Командировка  дальняя, Сережа?
— Дальняя, Машенька, дальняя, — сказал Козловский, послушно разделся и юркнул под одеяло. — Дальняя, но, на этот раз —  уверяю тебя, не долгая... Ты поезжай на курорт — билеты куплены, путевки тоже,  а я приеду за тобой, как только освобожусь. Я в командировке буду недолго, Маша.. Там и отдохнем.
— А, может, я подожду тебя, и  мы поедем вместе? — спросила жена.
— Нет, езжай. Билет пропадет, да и путевка тоже. Чуть сэкономим. Договорились? — спросил Козловский, снова целуя жену.
Мария глубоко вздохнула, а затем почти через минуту, произнесла:
— Хорошо, поеду одна, но чтобы это было недолго, Сережа.
— Конечно, любимая. Может через день, ну, при неважных раскладах, через два, и я обязательно приеду в Египет за тобой… Только путевку, деньги и загранпаспорт не забудь. И поменьше вещей в дорогу набирай. Тяжело тебе будет тащить…
— Ладно, не волнуйся, и спи, — сказала жена и чмокнув Козловского в щеку, прижалась к нему. Горячая, ласковая, любимая…

2

Утро выдалось дождливым. Вставать не хотелось. теплая постель, спящая, горячая жена под боком... Да кто от такого блаженства бежит?
Понежившись еще минут пять, Козловский тихо выскользнул из-под одеяла, босиком прошлепал в ванную. Умывание, чистка зубов и бритье заняли у него не более пяти минут. И каково же было его удивление, когда на кухне застал жену, которая подогревала ему кофе и готовила бутерброды
— Ты хотя бы сейчас поешь, да и на дорогу я тебе тормосок приготовила, — улыбнулась Мария от плиты, на которой ухал вскипевший чайник.
Съев бутерброд и выпив кофе, Козловский поцеловал жену:
— Спасибо милая, хотя не стоило тебе из-за этого вставать спозарань с теплой постельки. Иди, поспи, пока я еще прикину пару планов. У меня еще минут пятнадцать есть.
— Да ладно тебе. Может, помочь?
— Иди, иди, тебе отдыхать нужно, а не коротать  эти предутренние часы со мной. Я скоро вернусь. Так, пару дней всего. А, может, и за денек обернусь, если все будет нормально. — Козловский подошел, поцеловал ее в щеку.
— Дай-то, Бог, — улыбнулась Мария и поцеловала в ответ Сергея.
Готовясь в очередное непродолжительное путешествие в прошлое, Сергей Сергеевич Козловский покинул свое убогое жилище ровно в шесть утра. Куда он не потыкался, но так и не смог ни купить подходящего домика, ни уютной квартиры поближе к центру. Те, которые предлагали им перекупщики, были либо в захолустье, либо не нравились Марии. Вот и мыкались они с женой пока в одной  комнатушке без удобств на втором этаже старого-престарого кирпичного дома почти на окраине города, построенного ой как давно.
Жена уже спала и, наверное, видела свои счастливые сны. Она была в непродолжительном отпуске и через несколько дней уезжала отдыхать к морю. Козловский, выложив немалую сумму, купил номер в гостинице.
Прибыв из прошлого и получив свои заработанные деньги, он тоже наведается туда же и они проведут с Марией несколько дней вместе. Забудут обо всем и будут нежиться на прожаренном песочке, плавать в теплом море, а по вече¬рам ужинать в баре или ресторане.
После женитьбы все в его жизни приобрело особенный вкус. Отошли, как в неизвестность, многочисленные «друзья» и охочие за чужой счет покутить. И не бродит он бесцельно ночными улицами, разглядывая теперь практически пустые витрины. Нынче у Козловского, наконец, хотя и с опозданием, была своя семья. Мария буквально вчера, ласкаясь к нему, стыдливо сообщила, что ждет ребенка. Его ребенка!!! Козловский понимал, что младенец появится на свет еще не скоро, но к Марии Козловский  после неожиданного, радостного сообщения, стал относиться еще с большей любовью и нежностью.
Свою автомашину он не брал. Чтобы не терять времени, на углу, почти сразу поймал такси. Хоть с кем-то хотелось поделиться радостью, но водитель такси был молчалив и только угрюмо спросил, куда везти, назвал сумму, которую должен был заплатить Козловский.
По еще практически пустым утренним улицам машина бежала споро и, поскольку водитель-молчун выбрал самый удобный маршрут, уже через тридцать пять минут остановилась у ан¬гара, где стояла машина времени.
Поворожив у секретного замка, Козловский уже через две минуты после идентификации на его пальцах папиллярных узоров, вошел в услужливо открывшуюся дверь ангара, которая тут же, у него за спиной отгородила его от медленно просыпающегося утра. В сплошной темноте на стене нашарил рукой допотопную коробочку выключателя. Нажал на кнопку. Свет больно ударил по глазам и на миг ослепил.
«Ч-черт! — ругнулся про себя Козловский. —  Надо будет поставить на лампочку отражатель».
Потрепанная, побывавшая в многочисленных передрягах машина времени, сиротливо стоявшая в глубине ангара, напоминала овальную глубокую тарелку метра три в диаметре. Ее в нескольких местах насквозь прошили пули, которые, к счастью, не задели жизненно важных центров. Особо досталось тарелочке возле креплений  молочно-белого непрозрачного колпака к корпусу, где Козловскому в позапрошлый приезд пришлось наложить две огромные заплаты.
 Местами почерневшая, словно обгоревшая, с многочисленными вмятинами, алюминиевая обшивка машины времени имела неприглядный вид, но на то, чтобы привести свою кормилицу в божеское обличье, подрихтовать, подкрасить, заменить износившиеся детали, да и устаревший бортовой миникомпьютер, у Козловского не было ни времени, ни охоты — машина-то не его личная, арендованная. Исправна, крошка, и на том спасибо.
«Ну что, милая, ты еще теплишься, старушка, — подойдя к машине времени то ли сказал, то ли спросил Козловский, ласково похлопывая рукой по колпаку. — Душа твоя еще жива?»
Откинув люк, Козловский привычно юркнул в по¬тертое, давно просиженное сиденье. Он не торопился и еще раз сверил бортовые часы с рассчитанным заблаговременно графиком движения в тоннеле времени. Затем Козловский защелкнул на себе ремни безопасности и надел на голову виртуальный шлем и взялся правой рукой за джойстик управления машиной.
 Приборная панель приветливо зарделась и только тогда, когда часы напомнили Козловскому заданное время, коснулся на джойстике белой клавишуи минус времени.
Судя по тому, что его не остановили ни в тысяча девятьсот восемьдесят втором, ни в тысяча девятьсот шестьдесят четвертом, Козловский понял: обе таможни и таможенный коридор проскочил удачно, во время пересменки.
«Знал бы, что так все гладко пройдет, кой-чего прихватил бы с собой и туда», — подумал Козловский, притормаживая скорость машины времени, чтобы передохнуть перед основным прыжком.
Еще раз основательно сверив свои расчеты, набросал их на бортовом миникомпьютере и, расслабившись, решил вздремнуть в кресле, пока машина не подаст сигнал готовности.

3

И надо же такому случиться: машина времени выбросилась на абсолютно другом временном отрезке. Это никак не вписывалось в расчетную карту пребывания Козловского в прошлом. Со зла тыкая большим пальцем на кнопку джойстика, ругаясь как сапожник, Козловский вскоре понял: снова, уже в третий раз, от¬казал межвременной переходник, поскольку бортовой миникомпьютер был нем, и перед глазами Сергея сидевшего в шлеме виртуальной реальности  по центру лишь едва тлел квадратик спасательного курсографа. Рядом с ним по-подхалимски помигивал указатель аварийно-посадочного модуля.
Не зная, на каком именно временном отрезке находится, Козловский, чтобы случайно не напороться на неприятность, к месту аварийной посадки подходил осторожно, основательно просчитывая маршрут. Спокойно вздохнул лишь тогда, когда тарелочка, едва не врезавшись в раскидистую ель, нежно коснулась выдвинувшимися амортизаторами уже прибитой первыми утренними заморозками травы. После удачного приземления амортизаторы услужливо выдвинули из пазов коротенькие лапы на шарнирах и глубоко воткнули их в податливый песчаный грунт.
Козловский отпустил джойстик, снял с головы шлем виртуалки, положил его перед собой на приборную панель.
Откинувшись в кресле, Козловский, наконец, смог облегчен¬но вздохнуть. Он был счастлив. Конечно, относительно счастлив, поскольку, как показывал счетчик, неисправность постигла машину времени в тысяча триста первом году. Здесь и должен был исправить Козловский блок межвременного переходника. Если ничего не получится на месте, придется отправляться домой аварийным тихоходом — плюс полтора,  а при лучших раскладах, два с половиной года в сутки полета. По ходу не раз придется заправляться едой, поскольку аварийного запаса еды и воды в межвременнике было всего суток на двадцать пять. Понятно, тогда Мария не дождется его не только на египетском  пляже, родит сына или дочь без его присутствия, а, может, даже поставит свечку за упокой его души? Козловский испугался подобной мысли. Однако он должен был благодарить машину, которая могла вообще провалиться в первый век нашей эры или еще дальше, откуда при поломке вообще нет возврата.
Ругаясь последними словами, Козловский вылез из машины и не спеша обошел небольшую лужайку.
День был сумрачный и потому печальный. Листья уже облетели и ощетинившиеся деревья и кусты, казалось не хотели принимать непрошеного пришельца. Черные вороны, которые сначала со страху продирая свое, словно луженное или  простуженное горло, испуганно хлопая крыльями, почти одновременно взлетели в угрюмо повисшее темное небо, буквально через пару-другую минут снова слетелись на место, постепенно успокоились, и, косясь на машину времени, смиренно покаркивая, что-то склевывали у тропки, ведущей куда-то вглубь леса.
Разведка прошла намного успешнее, чем он предполагал.
Сняв из заднего запасника нижнюю овальную крышку, Козловский вытянул четыре сигнальных передатчика. Установив их по углам метров в тридцати от машины времени, Козловский залез в кабину, окинул глазом молчащие индикаторы приборов, сел в  кресло, взял индикатор сканирования процессоров и потянулся левой рукой к панели. Процессоры во время перехода в минус время горели чаще всего. Идикатор показал, что все процессоры были в рабочем состоянии. К его счастью, сгорело две перемычки.
— Так и знал, — проворчал. — Опять они, трижды богом и всеми проклятые!
Привычным движением Козловский выдернул из гнезда сгоревшие перемычки  и в сердцах запустил их через приоткрытый люк.

4

— О чем ты думаешь? — вытянув из искривленного рта сигарету, спросил Павел Веничков у Ивана Листогрызова, сидевшего напротив и державшего в руке рюмку с коньяком.
— Да все о том же, — раздраженно сказал, как отрезал Листогрызов  и хлебнул из рюмки. — Разве не знаешь... — Он на миг умолк. — Этот недоучка и здесь опередил нас! И самую красивую женщину заарканил, и...
— Но ведь мы... — хотел было встрять в разговор Геннадий Ростов, но его сразу же грубо прервал Веничков:
— Ну что мы? Правду говорит Иван, — Веничков затушил сигарету о металлическую пепельницу, которая изображала летящего Пегаса. — Ты бы лучше помолчал. Мог бы позавчера позвонить и сообщить, что Козловский собирается в путешествие. Но ты рассказал нам об этом только пять минут назад.
—  Он купил путевку в Египет и сегодня вместе с женой должен был полететь туда отдыхать...
— Должен... — перекривил Ростова Листогрызов, — Козловский, наверное, уже вернулся из прошлого. Этот пройдоха опять обвел всех нас вокруг пальца...
— Я первый узнал о его путешествии в прошлое, — оправдывался Геннадий. — Он еще там. — Ростов говорил и одновременно грыз свои ногти. — Козловский говорил, что вернется оттуда через семь-восемь суток. Не раньше. А поедет в прошлое после того, как отдохнет с женой на море. В четвертом столетии у него немало дел. За рюмкой он даже выболтал место назначения. А может, это он ляпнул спьяну? Что-то не похоже на Козловского.
— Помолчи, дурак! — процедил сквозь зубы Веничков, угрожающе вставая с кресла. — У меня уже уши вянут!
— Погоди, Паша! — Листогрызов достал из бара новую бутылку, откупорил. Немного налил в рюмку. — Заплати ему.
Последние слова Листогрызов сказал пренебрежительно, начальственным тоном.
Веничков нерешительно, словно раздумывая, подошел к Геннадию, а затем крутнулся на каблуке и прошествовал к сейфу. Набрав лишь ему и Листогрызову известный код, повернул ручку. Едва слышно цокнул замок, и Веничков прохрипел:
— Ну, хорошо. Отдам обещанную сумму. Благодари Ивана, поскольку от меня ты бы за такое сообщение... Понял?
— Еще бы! — Ростов утвердительно кивнул. Веничков подал Геннадию тоненькую пачку.
— Благодарю, — сказал Ростов довольный, считая ассигнации.
— Можешь не считать.
— Да, да, извините, — неумело пряча пачку в карман, Ростов подошел к Листогрызову, протянул руку. — Благодарю за гонорар. Я еще покажу, на что я способен...
— Брось трепаться, остолоп. Время, только время покажет, на что ты... Лучше него судьи не сыщешь... — Листогрызов нехотя пожал Ростову руку. — Ну, с Богом! — сказал тихо, взял со стола рюмку и снова сел  в большое старинное плюшевое кресло.
— Надеемся, что ты придешь, как только что-нибудь пронюхаешь? Но нам не звонить. Понял?
— Конечно, конечно! — быстро молвил Ростов и выскользнул из комнаты.

5

Было относительно тепло, хотя термометр, вмонтированный в приборном отсеке показывал лишь девять с половиной градусов. Козловский встал с травы, сладко потянулся, подошел к люку и еще раз посмотрел на термометр. Он показывал еще на два деления меньше.
«Да нет, наверное все-таки, термометр врет, — подумал Козловский. — Все к одному. Хрен с ним! Без термометра можно обойтись. Только бы не простудиться. Один отдохнул. Раз запланировал с женой провести несколько дней на море, и на тебе! Н-да...  Когда появится малыш — далеко не поедешь. Нужно будет ждать, пока подрастет... Все другое — чепуха! Мелочи! — Успокаивал он себя. — Да и жена будет волноваться... Не вредно ли подобное для будущего ребенка? Ежели бы эта проклятая голова не болела так. Точно, со вчерашнего. Упахался с ремонтом, перенервничал от радости, недоспал. Когда же узнал о том, что Мария беременна, на радостях хотелось полстаканчика коньячка опрокинуть. Не опрокинул. А следовало бы. Понятно, что нужно, Серега, меньше пить, а то чего доброго, так незаметно еще и пьяницей станешь. Но не вчера же! Так нет, командировка, будь она неладна! — Козловский отвинтил крышку, помотал флягой, хотел отхлебнуть глоток-другой, но опять же не стал. Снова завинтил крышечку фляги и аккуратно положил ее в карман куртки.   
— Все, конец! Нужно когда-то поставить точку!..
Тихо шумел лес. В чистом воздухе едва слышно роптал родничок, а дальше, за несколько десятков километров от этого угрюмого места, словно призрак, маячила заснеженная вершина.
«Можно было бы и здесь с женой отдохнуть, и не нужно никакого моря. Позабытый уголок. Вот только, что машина времени рассчитана на одного. Было бы два места... Что нам нужно? И кто? Да никого. Вокруг тишина. Только южнее пристроиться, благодать... Вот где можно провести прекрасно отпуск. Настоящими дикарями...»
Неожиданно среди приятного ропота родничка Козловский услышал далекие человеческие голоса.
«Кто бы это мог быть?» — подумал Козловский, почесав затылок. Неожиданно его лицо вытянулось: на краю лужайки он увидел Листогрызова собственной персоной.
Дрожащей рукой, Козловский вытер щедро выступившие на лбу капли пота.
«И нужно же, чтобы именно в этот момент поломалась моя машина времени. Не везет... — Козловский со зла ударил рукой по комбинезону. — Я опередил конкурентов! Как минимум, на трое суток, — бурчал он, крутясь у сигнальщиков. — И так глупо попадусь?..»
Вдруг его осенило, лицо преобразилось. Быстро, пригибаясь в густых зарослях, Козловский бросился ко второму сигнальному передатчику. Забыв о кусачках, лежавших в кармане комбинезона, он оборвал концы выхода, один, второй, третий, четвертый. Бросил провода в машину времени, что одиноко стояла в высокой траве, такая же неприметная, светло-зеленая, сломал несколько веток, сяк-так бросил их на корпус, закрыл на кодовый замок люк и, прихватив с собой рюкзачок с едой, компас, пистолет и несколько обойм патронов, побежал в лес.
— Вот он! — послышался издалека писклявый голос Листогрызова. — Лови его, убежит! Быстрее туда, левее... быстрее...
«Эх, мальчики, — недобро улыбнулся Козловский. — Ежели бы хотел, то перестрелял бы вас, как куропаток, но я не могу поднять руку на человека. Да вы попробуйте, поймайте! Я живой не дамся. И тогда плакали ваши деньжата. А в мою тарелочку вы все равно не заберетесь...»
Козловский бросился в заросли. Мчался, что было сил. Несколько раз перепрыгивал через роднички и небольшие лужи, пробежал через огромный малинник, испугал какую-то птицу. Погоня отдалялась. Козловский еще слышал, как ругался Листогрызов, и как запыханно, с другого угла отвечал руганью Веничков, но их голоса были уже достаточно далеко.
Наконец, устав до невозможности, Козловский упал рядом с поваленным деревом. Тяжело дыша, отвинтил колпачок термоса и жадно глотнул теплого какао. Немного полежал, встал и, уже не спеша, пошел на запад. Он был рад, что Листогрызов и Веничков и на этот раз остались в дураках. Козловский и в предыдущем путешествии в прошлое опередил их...
— Не на такого напали, дорогуши. Меня и поймать? Да нет, — Козловский радостно улыбнулся. — Думали, что Сергея легко накрыть на горячем? А это видели? — и Козловский показал кукиш. — Ваша миссия, дорогие, через двенадцать, от силы через восемнадцать часов, хотите вы этого или нет, закончится здесь, и вы «потопаете» домой, а я потихоньку залатаю свою машину времени и поеду туда же, но прилечу на день раньше вас. Вы же не знаете о тех нескольких блокираторах времени, которые я пристроил в своей тарелочке. Думали, что я лишь сплю с Марией и ничего не делаю. Ан, нет! — Козловский громко засмеялся. — И все монетки достанутся мне. А вам дырка от бублика...

6

— Что же ты, Веничков? Удрал такой экземпляр! Самое меньшее, двадцать тысяч собаке под хвост! — раздраженно кричал Листогрызов, когда они после неудачных поисков Козловского, утомленные и запыханные, встретились на лужайке. — Он бы и тридцать отвалил, только бы живым отпустили, да не отдали в руки правосудия. За ним давно каталажка грустит...
— Тут найдешь... — оправдываясь, начал было Веничков и махнул рукой. — Черта с два! Я Козловского даже в лицо не знаю. Ни разу живым не видел. Только на плохонькой фотографии.
— Видел, не видел! Какая разница? Нужно было искать не иголку, не дерево, а человека, а он здесь один. — Листогрызов раздраженно выплюнул погасшую сигарету на траву. — Сколько у нас еще времени, Паша? — спросил он, взглянув на Веничкова.
— Три часа с небольшим, — взглянув на часы, ответил лениво Веничков и, сладко позевывая, лег на спину.
— А если точнее, — переспросил нетерпеливо Листогрызов.
—Три часа и сорок одна минута, шеф.
— Поднимайся. Разлегся, как дома... Еще поищем Козловского.
— Зачем? Вот его межвременник. Козловский сам придет. Не будет же он оставаться здесь вечно, в далеком прошлом, — лениво сказал Веничков и закрыл глаза.
— И ты туда же? — Листогрызов осуждающе посмотрел через зеленые стекла очков на Веничкова, жевавшего длинную травинку.
— У меня еще опыта мало, — переворачивая свой животик, сказал Веничков. — Как приобрету, то, может, и я? А деньги... Деньги, Иван, не пахнут. Кто как умеет, так их и зарабатывает. — Веничков потер ладонью рыжую, не бритую еще со вчерашнего дня щетину на щеках, затем свою клинообразную бородку. — Между прочим... — начал дальше, но Листогрызов грубо прервал его:
— Пойдем-ка лучше искать, вот и будут тебе деньжата.
— Пойдем, — вздохнул Веничков, нехотя поднимаясь с травы.

7

Вечерело, и Козловский заторопился: необходимо добраться к своей машине времени еще засветло. Он то и дело посматривал то на часы, то на Солнце, которое, казалось, очень быстро катилось к горизонту.
В нетронутом лесу что-то тревожно шелестело, раскидистые деревья стали похожи на удавов и великанов-привидений. Уже несколько раз впереди него пробегали какие-то твари, а вверху, в густых ветвях, дико кричал неизвестный парню ночной страж —  огромная, судя по звуку, птица, наверное, собравшаяся на охоту...
— Наконец, — обрадовался Козловский, увидев знакомую поляну. — Все же не подвела меня интуиция. Шел верно. И почти не пользовался компасом.
Козловский подошел к машине времени, одиноко стоявшей у дуба, и улыбнулся. «Вот я как вас, Листогрызов и Веничков, вокруг пальца обвел. Исправлю межвременник — и домой». Козловский нежно погладил ладонью холодный на ощупь кожух машины, теперь уже не торопясь, набрал код, открыл люк, снова расставил сигнальные передатчики, аккуратно присоединив обрывы проводов, опять влез внутрь. Не успел сесть в кресло, как впереди, на стекле иллюминатора снаружи увидел вчетверо сложенную записку.
—  Что же они там нацарапали? — подумал Сергей. Вылезать из межвременника не хотелось — Козловский очень устал, но пересилив себя, он  уже через две минуты раскрыл неровно вырванный из блокнота листочек. — Я положу эту писульку в твоем кабинете, Листогрызов за день до твоего прибытия из прошлого, это тебе будет еще один сюрприз от меня, мой бумеранг зла. — Козловский прочитал на быструю руку написанную записку: «Мы нашли твою машину времени, Козловский. Как только прибудешь домой, обо всех твоих путешествиях в запретную зону и обо всем другом, о твоем последнем путешествии будет известно погранцам, таможенной службе и полиции...»
«Нашли чем испугать, — улыбнулся Козловский. — Вы не знаете о моем алиби. За день до вашего возвращения я уже буду мирно отдыхать дома на своем диванчике, а вечером пойду гулять к соседу, подполковнику полиции Адамченко на именины.  Поутру же — поеду на море. Меня там ждет Мария. На сколько бы суток я не задержался здесь, я прибуду вовремя, вот так, дорогуши. Я вас выведу на чистую воду! Запущенный вами бумеранг зла вернется к вам. Заплатите две тысячи штрафа за «ложь» и... Что же там вы нацарапали дальше? — Козловский щелкнул выключателем, постольку на лужайке уже потемнело и в иллюминатор осторожно посматривали лишь синие сумерки, которые густели на глазах. При свете аварийной лампочки, горевшей в машине времени под окрашенным потолком, дочитал: «Тебя оштрафуют за путешествие в запретное место, ведь ты был в первом веке до н. э., заберут машину времени и конфискуют в пользу государства твой вклад в банке, если ты не станешь работать на нас. Мы уже трижды предупреждали тебя. Последнего предупреждения не будет».
Козловский сначала подумал порвать записку на кусочки, расправиться с ней, как с врагом, но, вспомнив о своем намерении — положить ее на стол в кабинете Листогрызова, не торопясь  сложил бумажку и с удовольствием протянул натруженные ноги. «А за предупреждение, дорогуши, спасибо. Отдавать же семьдесят пять процентов улова,  не на того напоролись, господа. Я вас еще озадачу! Прибуду домой, — Козловский посмотрел на часы, — на двадцать три часа пятьдесят семь ми¬нут раньше, нежели вы. Ишь чего захотели. Семьдесят пять процентов!» — Козловский положил в запасник пистолет, обоймы с патронами и уже через четыре минуты спал сном праведника. Он знал, что проснется ровно через три часа, поскольку это уже вошло в его правило — перед длительным путешествием хорошенько отдохнуть.
Однако проснулся Козловский намного раньше. Тревожная мысль и во сне не давала ему покоя. Наконец вспомнил: перемычки. В шкафу с запасными частями их не было, как не было и запасного блока межвременного переходника. Что же делать? Не тихоходом же добираться домой! Этот проклятый блок летел уже, как и перемычки. Я менял их, — быстро думал Козловский. — Больше нет.
Что же делать? Было бы хоть старье — из трех сгоревших  один, с горем пополам, собрал бы. Так нет, идиот, выбросил. Как же, богач, блоков море! Зачем, мол, потроха сгоревшие возить? А веса-то в них — мизер, и размером — со спичечный коробок. А, может, в инструментальном ящике завалялась еще одна перемычка? Ведь я прикупил их с десяток у Тумановского в позапрошлую среду!»
Козловский быстро встал с кресла, протиснулся между небольшим столом и пультом и, отбросив защелки, открыл инструментальный ящик, с минуту лихорадочно перебрасывал запчасти с одного ящика в другой, но межвременного переходника так и не нашел. И перемычек там не было тоже.
Козловского обуял страх.
— Да помогите же мне! Хоть кто-нибудь... Мне нужно домой. Там меня ждет Мария... Хотя он уже не дома, а, наверное, на курорте у моря…
Козловский знал, что ему никто не поможет, но снова, теперь уже в страхе, прокричал:
— Помогите! Должен же хоть кто-нибудь протянуть мне руку помощи! Или, может, умирать мне здесь одному? Я еще нужен обществу, будущему моему ребенку!
Неожиданно, словно из небытия, кто-то молвил:
— Я помогу тебе, Козловский!
Тут случилось неожиданное. Инструментальный ящик, стоявший на монтажном столике неожиданно накренился и упал на ногу Козловскому, от чего тот взвыл от боли. Из ящика, тут же, у ноги, выпал блочок межвременного переходника.
— Спасибо тебе, неизвестный, — сказал кривясь от боли Козловский. — Можно было бы, конечно, и не таким образом, понежнее.
— Извини, не рассчитал веса ящика, — пронеслось в голове Козловского.
— Ну, ладно, забудем об этом. Спасибо тебе, еще раз спасибо.
— Не стоит благодарности, — сразу же мысленно ответил неизвестный. — Услуга за услугу. Ты держишь нужный блочок переходника, но его у тебя пока нет. Это имитация... Пока не поможешь мне, не сможешь вовремя вернуться домой, поскольку в моей машине подобного нет, а есть только на станции технического обслуживания машин третьего поколения, у меня же — пятого поколения, хотя в ней многие блоки остались и от третьего и четвертого поколений машины времени... Мне необходимо вернуться домой, взять нужный для твоей машины блок и доставить его тебе. Надеюсь, понятно я рассказал?
— Понятнее не бывает, —  ухмыльнулся Козловский.
— Ну вот и хорошо, — снова пронеслось в голове у Козловского. Межвременной переходник, который держал в руке Сергей, неожиданно исчез. Козловский стоял и удивленно смотрел перед собой. «Что за штучки такие? — думал он. — Такого не может быть. Неужто я уже сошел с ума? Быстро… Но ведь нога-то болит. И эта встреча неизвестно с кем... — Козловский доплелся к креслу и утомленно сел в него. — А может, я все еще сплю? — Он хмыкнул. — Я же ложился немного отдохнуть».
— Это не сон, Козловский, — снова  услышал голос неизвестного. — Просто я пока что не могу показаться тебе воочию, поскольку сейчас нахожусь в ближайшей к твоей параллели. У меня тоже отказала машина времени. И нынче я почти в такой же ситуации, как и ты. Зовут меня Вьень. Мне повезло, что встретился с тобой. Иначе пришлось бы сидеть здесь несколько дней, пока не прибыла бы за мной машина аварийной службы.
— Чем я могу помочь тебе, Вьень? — спросил, несколько придя в себя Козловский.
— Одолжишь мне на двенадцать минут несколько запасных и рабочих деталей твоей машины времени. Они и у вас, и у нас одинаковые.
— А как я тогда домой прибуду? — поинтересовался Козловский. — Интересно выходит: поломалась машина, знать доламывай ее до конца? Так?
— Ты будешь дома. — Голос незнакомца Вьеня почему-то  казался Семену нежным журчанием ручейка.
— Скажи мне, откуда ты, Вьень? Смогу ли я, когда нужно будет разыскать тебя? — спросил Козловский.
— Я сам к тебе приду на помощь. Просто позови: «Вьень!» Нам это несложно сделать. А теперь мне нужны двадцатый и тридцать четвертый блоки твоей машины времени. Снимешь?
— Да снять не сложно, — медленно проговорил Козловский. — А дальше что?
— Поставишь вот на этот столик. Я заберу, а  через двенадцать минут и две секунды блоки будут стоять на месте. На этом же столике.
— Это точно? — засомневался Козловский.
— Точнее не бывает. Ты выручишь меня, я — тебя. Исправный блок межвременного переходника будет лежать в инструментальном ящике. Там же будут лежать и две перемычки, которые сгорели у тебя. И еще две запасных. До свидания.
— Ну, что же, бери, и счастья тебе, Вьень, — сказал Козловский, все-таки решившись. Сняв указанные блоки, поставил их на монтажный столик и откинулся в кресле. Блоки тотчас исчезли со стола, словно их ветром сдуло. — А я... я подожду. Мне, дорогой, спешить некуда. Для хорошего человека, как говорят, ничего не жалко. Только бы на пользу дела...

8

Когда Веничков и Листогрызов вернулись из путешествия в прошлое, часы на городской ратуше отбили три часа пополудни. Потягиваясь и разминая ноги, они весело переговаривались.
— Ну как тебе моя идейка с письмом? — спросил Веничков у Листогрызова, еще топтавшегося у машины времени.
— Блестящая! — Листогрызов весело посмотрел на Веничкова и, сняв очки, протер носовым платком стекла. — Козловский теперь не отвертится. Хватит с ним возиться да сопли подтирать. А начальник полиции будет наш. И таможенников вовремя предупредим, и пограничников межвременных переходов о том, что Козловский будет везти контрабанду. Этим  займешься лично ты, Паша. Только чтобы ни-ни о мнемокопиях. Козловский прихватит еще что-то из прошлого. Ведь заманчиво, черт бы его побрал. Каждый человек жаден. И он, уверяю тебя, в том числе. Либо золотишко, либо украшения вместе с мнемокопиями будет переть... А теперь напишем письмо и отнесем участковому лейтенанту Сенькову. Тот свое дело знает. Письмо и к нему — конвертик с гонораром, чтобы не залеживалось в приемной. — Листогрызов надел очки, вдавил дужку в переносицу и посмотрел на Веничкова,  стоящего рядом.
— Пойдем, Паша, выпьем за победу, а затем и письмо напишем. На трезвую голову, знаешь, не сообразим. Да сегодня нечего и нести. У Адамченко  именины. Он только завтра после обеда почту будет просматривать...
— А, может,  заявимся к нему, поприветствуем с сорокалетием? — спросил Листогрызов.
— У тебя что, деньги лишние завелись, чтобы на подарки тратить? — удивленно поднял голову на Листогрызова Веничков.
— И то, правда.

9

Козловский взглянул на часы. Ему показалось, что прошло не меньше тридцати минут, но до двенадцати оставалось еще около четырех минут. Он открыл люк машины времени пошире и спрыгнул в темень ночи. Сел в высокую, нетронутую траву и глубоко вдохнул прохладный душистый, напоенный неведомым ароматом воздух, взглянул на усеянное звездами небо. Их танец напоминал ему что-то до боли знакомое, близкое, но что именно — Сергей никак не мог вспомнить.
Звезды, казалось, замерли на месте, и ему стало жалко, что звездный танец продолжался так недолго. Словно частичка души оборвалась, и Козловский опять почувствовал себя одиноким в мире зла, насилия, несправедливости. Он еще раз бросил взгляд на часы. Было ровно двенадцать. Козловский быстро встал, влез в люк, закрыл его и бросился к инструментальному ящику. Блок межвременного переходника был на месте. «А другие блоки? — подумал об изъятых из машины времени для Вьеня блоках. — Да вот же они, — едва не воскликнул радостно, увидев их на крохотном монтажном столике. Рядом с блоком межвременного переходника лежали и обещанные перемычки.
Козловский повеселел. Еще бы! Через восемь часов он дома! Понятно, когда помчит  в машине сломя голову! И не будет останавливаться на отдых. Но ничего, он закален. Может и без отдыха... И так порядочно отдыхал... Скоро его вклад в банке вырастет. И — к морю... Мария уже заждалась там одна.
Сергей взял блок межвременного переходника, поставил на место, затем поставил перемычку и пристроил на место блоки. Машина времени приветливо заморгала желтой сигнальной лампочкой, докладывая о готовности к путешествию.
— Ну вот, дорогуши Веничков и Листогрызов. Ждите веселенькой жизни. Долго будете помнить обо мне... Вы хотели сделать зло мне, но этот бумеранг зла вернется к вам. А я... Я не из трусов, вы знаете об этом. А записку твою, Иванушка Листогрызов,  я положу у тебя на столе. Вы думали, что я прилечу домой дней через десять-пятнадцать, если вообще прилечу. Но ведь вы не знаете о моем усовершенствовании. Дорого бы вы дали, чтобы узнать, что там и как. И не только вы... Но я даже на детекторе лжи не скажу ни слова. Ну, по коням! — сказал Козловский  и, одев на голову шлем виртуалки, ухватился за джойстик  и  нажал на небольшую синюю кнопку плюс времени.
Машина вздрогнула и растаяла в воздухе. На месте, где она стояла, остались лишь примятая трава да сломанные днем ветки...

10

Как только его машина времени вошла в зону таможенного коридора, Козловский сразу же почувствовал, что его останавливают.
— Засекли, — недовольно пробурчал он. — Как же теперь выкрутиться? Если еще попал в английскую зону да тот дурак рыжий будет стоять, пиши, Серега, пропало. — Козловский сжался. —  Мне бы машину времени поновее!.. Нет, все же остановят, — сказал он, когда межвременник задрожал от перенапряжения и медленно начал снижать темп передвижения.  Чтобы не раздраконить таможенника, выключил двигатели.
Наконец машина остановилась. Нервничая, Козловский вытянул из пачки сигарету, долго пытался прикурить от зажигалки, но так и не прикурил.
— Тьфу! Снова пятнадцатый участок... Ведь это английская зона... Все же прокралась какая-то крохотная ошибка в мои расчеты. Я же должен был проходить таможенный коридор на двенадцатом участке в обеденный перерыв. Все эта идиотская поломка...
Заметив, что из бункера, возвышающегося над покрытой раскаленным асфальтом площадкой среди пустынной местности, вышел служитель таможни, Козловский собрался в тугой комок. Привычным движением снял виртуальный шлем, джойстик поставил в нейтральное положение и открыл люк. К его машине времени подходил именно тот рыжий неподкупный дурак, о котором Сергей подумал перед остановкой.
— Вот тебе и на!.. — Козловский раскрыл люк пошире и соскользнул на полукруглую таможенную площадку. На лице Сергея за¬стыла деланная улыбка. Если бы это был не Вейскор, огромную физиономию которого он давно изучил по определителю лиц, а кто-то другой, Сергей даже не задумался бы: сказал бы, что заблудился, что поломалась машина времени и забросила своего хозяина в запретную зону, что было правдиво наполовину. Погранцы и таможенники могли проверить показания Козловского на самописце. Но к машине подходил именно Вейскор, и поэтому Козловский снова полез в межвременник, прихватил с собой кошелек и выпрыгнул в тот момент, когда Вейскор колобком подка¬тился к люку.
— М-28? — устало спросил у Козловского таможенник и, открыв свою электронную записную книжку с журналом нарушений, уставился на Сергея.
— Да, М-28, сэр. Пользуюсь ею уже восемь лет. Разрешение на путешествия во времени имеется, — на ломаном английском ответил Козловский и по¬думал о Вейскоре: «При такой службе, Вейскор долго не протянет. Либо умрет от перенапряжения нервной системы и своей непоседливости, либо кто-то пустит ему в спину пулю из-за угла...»
— Меня не интересует, сколько вы пользуетесь машиной времени. Это и так известно, — резко перебил Вейскор. — Значит, записываем: «М-28». Вас остановили за поездку в запретную зону. У вас был пропуск туда? Если был, покажите.
— Пропуск? — тихо промямлил Козловский, пытаясь изобразить из себя дурачка, который совсем не знает правил путешествия в прошлое, или не понял, о чем у него спрашивают по-английски..
— Вот именно, пропуск! — строго повторил таможенник, угрожающе приподнимая автомат.
— Да, знаете, нет.
— Так да, или нет? —  я вас не пойму, растерянно проговорил Вейскор, поднимая на Козловского свои удивленные глаза. — Переводчик перевел, что «да и нет»…
—Понимаете, в русском языке есть выражение «да, нет» которое обозначает, что «нет», а ваш переводчик перевел дословно, — опять же на ломанном английском попытался объяснить таможеннику Козловский.
— Все равно, не понял, объясните еще раз, и понятнее, — упрямо сказал Вейскор.
— Короче, чтобы вы поняли, мой самый короткий ответ, «нет».
— Ну и…
— Я думал, что-о, — начал было оправдываться Козловский, но таможенник грубо прервал его:
— Меня не интересует, о чем вы думали. В седьмом пункте Устава путешествий во времени сказано, что лица, которые...
— Но я не контрабандист, уважаемый, и контрабандой не занимался, да и не собираюсь ею заниматься и впредь. Понимаете, сэр, я обыкновенный турист. Турист во времени. — Козловский снова полез было в машину времени за удостоверением, которое ему выдали четыре года назад в туристическом бюро, но Вейскор повысил голос:
— Вылезай, и не думай чудить! Сейчас мы твою посудину... Золото, бриллианты, бивни, украшения есть? Говори лучше сразу. Еще один турист нашелся...
— Я сказал правду, господин таможенник, вот на смотровом стекле висит  мое удостоверение туриста во времени. — Козловский кивнул головой в сторону небольшой голубенькой книжечки.
— Вижу, что турист, — не спеша торочил свое Вейскор. — Если все, что ты объяснил, правда, только штраф заплатишь, и лишим права пользования машиной времени... Десять тысяч в новом эквиваленте... Хотя... Сверим показания твоего бортового компьютера, уж он-то не соврет...
— Уважаемый сэр таможенник! — перебил Вейскора Козловский. — А может все же договоримся? Где же я официально возьму такую сумму?
— Не мне нужны деньги, не мне, — таможенник вздохнул и исподлобья сурово взглянул на Козловского. — Они пойдут на содержание таможенного коридора.
— У меня с собой приблизительно тысяч восемь. — Его глаза не говорили о том, что Козловский соврал. — Ну, может, немного больше. Я бы из рук в руки и разошлись бы. Так что?..
— Нет! — упрямо сказал Вейскор, все еще держа палец на кнопке спуска автомата.
— Я привезу еще. Столько нужно? — спросил Козловский, подавшись вперед. — Сколько, сэр таможенник?
Вейскор хитро ухмыльнулся:
— Не выйдет, М-28. Давай свои документы, и иди в помещение на досмотр.
— Подумайте, господин таможенник. Сколько денег заработаете! Даже больше привезу.
— Говорю, иди, не то дырок наделаю и в твоей машине времени, да и в твоей голове и скажу, что так и было, — угрожающе сказал Вейскор и повел дулом автомата.
— Двадцать даю, сэр!
— Тридцать, — опустив голову книзу, тихо, но внятно пробормотал таможенник, — но твою «тарелочку-старушку» мы все равно посмотрим. Только в журнал не будем записывать, — Вейскор сунул в передний кармашек свою электронную записную книжку. — Но если хоть грамм золота найдем, хоть мизер контрабанды, отвезут тебя мои парни куда нужно. Ясно?
— Пожалуйста! Я без контрабанды, сэр, — повеселел Козловский. — Вот мои документы. — Козловский снял со смотрового стекла голубенькую книжечку путешественника во времени, спрыгнул на асфальт и достал из бокового кармана удостоверение о том, что он может пользоваться машиной времени. Протянул их Вейскору, — пожалуйста, — повторил Козловский
— Когда тот небрежно взглянув на документы и отдал их назад Козловскому, Сергей положил книжечки в карман и бросил привычным движением себе в рот сигарету, зажал ее зубами. — Позвольте прикурить, спички забыл, а зажигалка испортилась, вот и мучаюсь, — соврал Козловский, чтобы несколько сбить спесь с таможенника, но тот, чиркнув зажигалкой перед лицом Козловского был неумолим.

11

За полтора часа, продолжавшегося обыска, помощники Вейскора облазили всю машину времени Козловского. Не оставили без внимания ни единой щели. Наконец они вышли с тяжелой поклажей.
— А это что? — строго спросил Вейскор, когда в будку досмотра два солдата внесли большой ящик, чуть больше десятка магнитооптических дисков и небольшую коробку с кристаллами памяти.
— Подобие архаического магнитофона, сэр, — соврал Козловский, даже не моргнув.
— Не понял. Какой такой магнитофон? Когда существуют компьютеры и...  Почему возишь старье? Да в нем все сорок килограммов. Это же лишняя нагрузка на машину времени, а она у тебя, как вижу, тоже старенькая. Неужто нельзя было портативный проигрыватель взять...  — Козловского укололи глазки Вейскора.
— Я... Понимаете... Люди сейчас коллекционируют все. Кто — почтовые марки, кто зажигалки или спичечные этикетки, монеты. Некоторые даже собирают настоящие самолеты, я же коллекционирую голоса известных людей, которые жили в далеком прошлом. На это, насколько я осведомлен, запрета нет. А то, что такую бандуру таскаю с собой — она лучше записывает. Чище, чем миниатютные компьютеры на кристаллы памяти...
— Ладно, прервал Козловского Вейскор. — Посмотрим, послушаем.
— О, пожалуйста. К вашим услугам, сэр таможенник, все десять или чуть больше дисков, которые ваши ребята только что занесли в пункт проверки. Дома еще штук десять-двенадцать наберется. Я только начинающий коллекционер... Послушайте. Это интересно, вот, например, Геродот, — Козловский взял с видавшего виды стола один из дисков и подал его Вейскору. — Он читает свою «Историю» на память.
— Ну что же, начнем с Геродота? — спросил один из служителей таможни у Вейскора и, когда тот утвердительно кивнул своей огромной головой, солдат подошел к столу, на который только что поставили прибор, и положил диск в сидером, который со скрипом медленно втянул магнитооптический диск  внутрь ящика. В тишине будки спустя несколько секунд прозвучал хрипловатый голос.
— Но мы не знаем, о чем старик говорит. Может о чем-то запрещенном? — обратился к Вейскору длинный, седобородый таможенник.
— Сейчас, сейчас. У меня есть переводчик. Вот, — Козловский нажал синюю клавишу. Послышался голос машины-переводчика:
«Пункт пятый книги четвертой, из рассказов скифов, их народ — самый молодой. А начался он, скажу я вам, так. Первым жителем этой, тогда еще безлюдной страны, был человек по имени Таргитай...»
— А здесь кто? — заинтересованно спросил один из таможенников, которые тесным кругом собрались у «старенького «магнитофона».
— Там, на внутреннем круге написано, — Козловский встал со стульчика и подошел к столу. — А... Это Данте Алигьери, — сказал Сергей, протягивая бородачу диск. Он читает свою «Божественную комедию». Откуда начнем?
— С начала, — тихо сказал Вейскор. — Не часто нам приходится иметь дело с таким туристом, да слушать голос Данте Алигьери. А вообще-то мы ни разу не сталкивались с подобным…
— Ясно, с начала, — повторил бородатый, переставляя диск.
Все тот же правильный голос машины начал читать стихи. Несколько тише вторил ему Данте Алигьери.
— Ладно, ладно... А что там еще есть, — заинтересовался теперь уже Вейскор.
— На том диске, третьем сверху, голос фараона Тутанхамона,  а еще есть голоса ассирийской царицы Семирамиды, Наполеона, писателя Конан Дойля. Здесь, — Козловский поднял диск, — голос творца первой в мире почтовой марки Роуланда Хилла... Это интересно, господа, собирать голоса известных людей. Встречаешься с ними, просишь рассказать о чем-то... История, господа, писалась, порой, из сомнительных источников, а здесь — все наяву... и никаких придумок.
— Ладно, кончай тарахтеть! — неожиданно резко оборвал Козловского таможенник. — Забирай свои манатки и катись ко всем чертям! Нашел что коллекционировать...
Не успел Вейскор договорить, как на небольшом пульте заморгала красная лампочка.
— Погоди, я сейчас, — бросил таможенник, уже на ходу застегивая китель и хватая автомат. — Чтоб он сгорел, снова нарушитель. Четвертый за смену, так что не ты один... И о долге, смотри, не забудь. Ясно? — бросил Вейскор, выбегая на площадку.
— Ради бога!— ответил Козловский и уже вдогонку добавил, — я подожду, господин таможенник. Почему бы и не подождать. Приятно поговорить с честным человеком... — увидев, что все выбежали, Козловский сердито плюнул в угол. — Век бы с тобой не встречаться! Если бы не поломка, видел бы ты меня! Я рассчитал все точно. Черта  с два на твой участок тогда попал бы...
Козловский подошел к приоткрытому окну. Вдалеке, у последнего, тридцатого блока, куда уже добегали служители таможни, как из небытия появилась раздерганная машина времени  еще более, чем у Козловского, устаревшей конструкции. Через минуту из нее вылез бородач, тело которого едва прикрывали лохмотья.
— О-обокрали! Меня обокрали! — услышал Козловский хри¬пловатый голос бородача. — Сорок два слитка. Тридцать два килограмма золота. Почти две сотни жемчужин...
Неизвестный то хватался обеими руками за полысевшую голову, то рвался снова в машину, бил себя кулаками в костистую грудь и вообще казался сумасшедшим. О чем говорил дальше бородач Вейскору и служителям таможни, Козловский не расслышал — далековато было, а бородач, по-видимому, наконец придя в себя, к сожалению, стал говорить тише.
«Хорошенько кто-то обобрал бородача, — подумал Козловский.  Тридцать килограммов золота. Не чисто работает. Дурак, молчал бы, ан, нет, разошелся, выложил все перед таможенниками. — Семен отошел от окна и снова сел на стульчик. — Я не меньше везу... Все шестьдесят. А нашли? Фигушки! Понятно, не золотые вещи, не в них соль, и не в бриллиантах. Я везу мнемокопии.  Пускай эти обормоты думают, что это записанные на обыкновенный CD-диск голоса. Но ведь это мнемокопии!  Копии голосов известнейших людей мира. И не только голосов. Их внутреннее «Я», так сказать, душа!
Козловский так размечтался, что не заметил, как в двери вошел Вейскор.
— Ты еще до сих пор здесь? — недовольно бросил таможен¬ник. — Подумал бы о себе...
— Вы же просили подождать, — сказал Козловский и улыбнулся.
— Хорошо, иди. Сегодня я дежурю до двенадцати. Запомни!
— Естественно. Спасибо. До свидания, — уже весело сказал Козловский. — Может, ваши солдаты помогут мне прибор поднести. Сам не сдюжу. Далековато.
— Хорошо. Джим! — крикнул в дверь Вейскор. — Помоги меломану, или как там его... И веди сюда бородача. Протокол будем писать...
— Сейчас, шеф, — ответил долговязый и, взяв за ручку ящик с «магнитофоном» и потянул его к блоку, у которого одиноко стоял межвременник Козловского.

12

«Товарищ подполковник! Докладываем, что Сергей Сергеевич Козловский, родившийся во Владивостоке,  занимается контрабандой. Так вчера, разведывая новые туристические маршруты в прошлое, во время вынужденной остановки, мы случайно видели его в тринадцатом столетии. Несколько дней назад он, по сообщению видеонаблюдения, был в обличии туриста в полностью запрещенной для полетов машин времени зоне — в первом столетии до н. э. ломал ветки, стрелял из пистолета, в птиц, убил две...»
— Погоди. Дальше не пиши! — Листогрызов встал и подошел к столу, где нагнувшись в три погибели над наполовину списанным листом сидел Геннадий Ростов. — Зачеркни о птицах и пиши: «Вчера, двенадцатого августа, он убил из пистолета молодую девушку... Когда мы хотели поймать Козловского, он ранил Геннадия Ростова и смылся. Просим наказать нарушителя по всей строгости наших законов». Написал? Ну, вот и хорошо. Перепишешь начисто и отнесешь участковому, и пусть будет кисло на душе у того, кто сегодня не промочил горла. — Листогрызов победно взглянул на Ростова, вытиравшего со лба пот.
— Все как будто и нормально, шеф, но ведь на мне ни царапинки, — пробормотал Ростов. — А если участковый проверит? — добавил.
— Это легко поправить. — Листогрызов не спеша достал из ящика стола пистолет и щелкнул предохранителем.
— Не думаете ли вы в меня стрелять? — со страхом посмотрел на Листогрызова Ростов. — Я же...
Не успел Ростов договорить, как прозвучал выстрел и пуля прошила руку Геннадию чуть выше запястья.
— Так-то будет лучше. А тебе за ранение — четыре сотни. — Листогрызов улыбнулся и бросил на стол пачку ассигнаций. — Надеюсь, ты удовлетворен?
— Д-да, — кривясь от боли, пролепетал Ростов, зажимая пальцами небольшую рану на руке.
— Пойди к Галке на кухню. Она перевяжет. Скажешь, ранили во время исполнения служебных обязанностей. Понял?
— Понял, шеф, — сказал Ростов, здоровой рукой пряча пачку кредиток во внутренний карман.
— Завтра в шесть вечера у Веничкова. Есть дело. И не опаздывать.

13

Переступив порог своей комнатушки, Козловский понял: в квартире кто-то был. Магнитооптические диски с записями индивидов Джека Лондона, Альберта Эйнштейна и Марка Твена лежали теперь левее от компьютера. Их могли забрать, но без кода, который знал только Козловский, это были всего навсего пустышки.
Мария никогда ничего не трогала на его столе — не было у нее такой дурной привычки. Даже когда убирала. Поэтому Козловский хозяйничал на своем столе сам. Сейчас Мария у моря, поэтому им и карты в руки. Выходит, был обыск. Но что искали? Кто искал? Козловский знал: найти у него что-либо компрометирующее, сверхсекретное, человеку непосвященному не так уж просто, все ценнейшие бумаги и документы лежали в ванной комнате на полке между старыми газетами. В ящики стола и секретера он давно уже ничего не клал. А если и клал, то лишь для того, чтобы сбить возможных грабителей с толку.
Сергей открыл небольшой сейф, вмонтированный в стену и при-крытый не очень хорошей копией картины Пикассо «Девочка на шаре». В нем было пусто. Исчезли не только несколько десяток, но и листы с расчетами и чертежами устаревшей модели машины времени, купить которые можно было за пару долларов почти во всех газетных киосках.
— Ха-ха-ха! — Козловский громко рассмеялся. — Как я вас еще раз! Точно, это дело рук Листогрызова и Веничкова. Или их мальчиков. Только они так нечисто работают! Ну, хорошо, нынче нужно рассчитаться с таможенниками, а затем — к подполковнику на именины, — сказал вслух Козловский и, посмотрев на часы, прошел на кухню, чтобы перекусить.

14

Была уже ночь, когда Листогрызов добрался домой. Его едва дотащил Веничков.
— Завтра п-пойдем в по-полицию, — пьяно бормотал он, — и узнаем, что там с нашим письмом. — Листогрызов не раздеваясь, повалился на кровать. — О-он, Коз-лов-ский думает, что мы.., — Листогрызов икнул и через продолжительное время все же договорил начатое, — он думает, что мы д-д-дураки и нич-чего не с-мыслим. Но мы-и...
Веничков молчал. Говорить ему не хотелось. Стянув с Листогрызова  ботинки, он, не раздеваясь, тоже упал на кровать и че¬рез минуту громко захрапел.

15

Козловский пришел сороковым, долгожданным. Именно соро¬кового гостя ждали с нетерпением. Им мог быть кто угодно. Подполковнику Адамченкову сегодня было ровно сорок, и гости, собравшиеся в зале ждали, кто же поставит главную свечу в праздничный торт именинника.
Именины были на славу. Гости пили неизвестно уже в который раз, вскакивая из-за стола лишь для того, чтобы пожелать имениннику счастья, долгих лет и благ.
Козловскому надоело все это, и он вышел из залы. Найдя в коридоре уютный уголок за колонной у вазы с какой-то заморской травкой, он сел на один из резных стульчиков и, держа в руке полупустую рюмку, задумался. Он бы задремал, но к нему подошел Адамченков:
— Ты чего это, Сергей, грустишь? — спросил он, садясь рядом.
— У каждого из нас, есть в жизни спутни¬ки, видеть которых не дано никому, кроме нас самих, — зага¬дочно ответил Козловский и почему-то недобро улыбнулся.
Он бы никогда не пошел сюда. Все эти побегушки на именины настолько надоели ему, что отдал бы много, толь¬ко бы не идти. Но он должен был прийти. Для железного алиби. Подполковник некоторое время сидел молча, держа в руке бокал с недопитым шампанским. Ему хотелось продолжить разговор, так интересно начавшийся, но он никак не мог отыскать в своей затуманенной алкоголем голове, фразу, либо хоть слово, которое хотя бы приблизительно отвечало настроению собеседника. Ему казалось, что все, о чем он будет говорить с Козловским, довольно умным, начитанным человеком, давно уже известно даже школьнику, неинтересное, штампованное, поскольку он, как и все вокруг, привык говорить штампами, имея в своем лексиконе не очень-то большой запас слов. Так и не найдясь, что сказать Сергею, подполковник встал, махнул рукой и не спеша пошел к гостям, звавшим именинника. Уже на пороге он внезапно повернулся, подошел почти впритык к Козловскому и почему-то шепотом спросил:
— Скажи, Сеня, как ты думаешь. Наполеон мог совершить это, или нет?
— Что именно? — удивленно поднял голову Козловский, не поняв полупьяного шепота подполковника.
— Мог или нет? — Адамченков впился в Козловского небольшими пьяными глазками.
— Об этом лучше спросить у Наполеона, Николай Иванович, — сказал, ничего не понимая Козловский, и в уголках его чуть мясистых губ мелькнула незаметная для постороннего глаза улыбка. Подняв рюмку, он, растягивая каждое слово, не спеша сказал:
— Я пью за ваше здоровье, Николай Иванович! За здоровье и любимую вами работу. Относительно же Наполеона, приезжайте ко мне завтра. Часам к трем. Там и поговорим, — сказал Козловский, словно между прочим, и подал руку. — Благодарю вас, за прекрасный вечер, извините, но мне пора. Его рука потонула в потной руке подполковника.

16

Когда Козловский вышел на улицу, уже светало. Домой Семен поехал на трамвае. Дома немного отдохнул и, прихватив с собой портфель с мнемокопиями, через полчаса был в приемной Беньковского.
— Не икалось ли вам сегодня, прекрасная Катенька? — обратился Козловский к секретарше Беньковского, кладя на компьютер шоколадку. На двух мордоворотов — личных телохранителей Беньковского — Козловский даже не обратил внимания.
— Да нет, Сергей Сергеевич, — ответила она улыбаясь. — Может, разве, что вчера... Проходите, шеф уже ждет вас.
Толстый персидский ковер глушил шаги. Беньковский сидел в углу длинного кабинета за большим столом и диктовал в крошечный диктофон какие-то указания.
— А, Козловский, садись! — увидев Сергея, Беньковский отодвинул в сторону диктофон и, нажав кнопку, вызвал секретаршу. Когда она вошла в кабинет, сказал: — Катенька, ко мне никого не пускай.
— Понятно.
Девушка вышла, а через минуту принесла две чашки дымя¬щегося кофе.
— Ну как, Сергей? — спросил Беньковский, когда дверь за секретаршей закрылась. — Все нормально?
— Почти... — Козловский вздохнул. — Таможенники было остановили. Пришлось расплачиваться...
— А диски?
— Привез. Две мнемокопии — фараона Тутанхамона и Наполеона. Так, как вы и хотели, шеф.
— Неплохо. Клади на стол.  Бери кофе, хлебни. Катерина готовить пего превосходно. Я именно такой люблю.
Действительно, и Козловскому нравился приготовленный Катериной кофе. Как она его готовила, что кроме кофейных зерен клала, как их поджаривала и молола — секрет, но кофе был в самый раз.
Взяв со стола чашку, Козловский чуть надпил. Несмотря на то, что с чашки шел «дымок», кофе был не горяч.
— А кроме дисков еще что-нибудь есть?
— К сожалению. А может быть и к счастью, шеф. У меня было мало времени. Да и таможенники. А еще ваши конкуренты Листогрызов и Веничков...
— Это все мелочи, Сергей.
— Для кого как, шеф.
— Ну ладно. — Беньковский осторожно поставил чашку с недопитым кофе на стол и встал. Подойдя к Козловскому, по-дружески похлопал его по плечу. — Вот, ежели бы ты, Серега, прихватил еще и какие-то атрибуты с собой, тогда бы было все o”кей. А так даю только тридцать тысяч...
Беньковский осторожно взял диски, повернулся к стене и где-то в цветастых обоях разыскал незаметную кнопку. Положив диски в огромный — до потолка — сейф, шеф нажал на ту же самую кнопку. Дверь тихо скользнула в пазе. Стена сразу же за ней приобрела прежний вид.
— Мало, шеф! — наконец придя в себя от такого неожиданного поворота дела, выдавил из себя Козловский, ставя пустую чашку с недопитым кофе на стол. — Вы же обещали перед моей поездкой вдвое больше. Я рисковал. Таможенникам тридцать тысяч отдал...
— Времена меняются, Серега. Тогда было одно, нынче... Больше, Сергей, ни копейки, — сказал, как отрезал Беньковский, снова усаживаясь в кресло и беря чашку с кофе, который уже успел остыть. — А то, что ты попал в лапы таможенников, разве я виновен? Ты уж сам устраивай свои дела. Я за тебя расплачиваться не собираюсь.
— Бросьте, шеф, шутить, — не выдержал Козловский. — Еще двадцать и разойдемся. Если нет — буду искать другого покупателя.
—  Ищи. — Беньковский встал и медленно пошел к сейфу. Достав оттуда магнитооптические диски, положил их перед Козловским. — Забирай. А машину времени оставишь в ангаре. Все. Твои путешествия в прошлое на этом закончились. Машина пока что не твоя. Понятно?
— А сколько она стоит, если не секрет? — спросил Коз¬ловский, пряча в портфель диски с мнемокопиями фараона Тутанхамона  и Наполеона.
— Да зачем тебе это знать, мальчик, — сдвинул плечами Беньковский.
— Хочу купить.
— Ку-пи-ть? Да не с твоими, Семен свет Семенович, — деньжонками, — Беньковский рассмеялся и закурил сигарету. — Ежели желаешь, то моя тарелочка стоит шестьдесят миллионов.

17

Все складывалось для Козловского лучшим образом. После того, как он встретился с женой в Египте и они вместе напляжились, он, хотя и залез в долги, а все же купил у Беньковского машину времени, прошло три месяца. Листогрызову и Веничкову не поздоровилось, и от участкового досталось порядочно. Семен про¬дал за немалые деньги любителям острых ощущений мнемокопии фараона Тутанхамона и Наполеона. Но всякому везению приходит конец. Козловский понимал это и с каждой новой, блестяще проведенной операцией со страхом думал о том, что вот-вот и начнется эта полоса невезений.
Так и случилось.
Мария, чтобы не сидеть дома одной, опять поехала. Теперь уже к родителям. Семен решил воспользоваться этим и отправился в свое девятнадцатое путешествие в прошлое. Он давно уже планировал его, но совершить мог лишь нынче, после того, как порвал со своим бывшим шефом, и когда уехала Мария. Все началось лучшим образом. Козловский давно мечтал попасть в средневековье, увидеть, как сжигают на костре еретиков и снять мнемокопию его преосвященства — главы святой инквизиции.
Машина времени остановилась, как Козловский и запрограммировал, девятнадцатого августа 1590 года.
— Ну, вот и прибыли! — сказал Козловский, потирая от удовольствия руки. Открыв люк, он выпрыгнул из машины времени, размял ноги, затекшие после трехчасового сидения за пультом, и подставил лицо горячему летнему солнцу. «Нет, я все же когда-то останусь в прошлом, выберу там самое спокойное местечко, заберу с собой Марию с дитем, и буду там и царем и богом», — подумал Козловский, оглядываясь.
Оставив машину времени в густых кустах боярышника, парень быстро переоделся и вскоре медленно шел по улочке молчаливого серого города.

18

— Да нет, вы не поняли, ваша святость, — расшаркивался Козловский. — Не за вашей душой я пришел. Мне нужно снять лишь мнемокопию, ваш индивид. — Козловский говорил, а крохотный жучок-переводчик тут же переводил епископу  слова Сергея.
Его Преосвященство епископ с полными ужаса глазами стоял перед незнакомцем и даже не думал, как ему поступить в данной ситуации. Все его мысли смешались в огромный клубок страха.
— Всего каких-то полчаса... — уговаривал Козловский, схватив епископа за руку.
— Это-о? — словно придя в себя, неожиданно закричал старик. — Дьявол! Служители! В цепи его!!!
Понятное дело, переводчик пробубнил все спокойно, без всякой интонации.
Козловский опрометью выскочил из хоромов епископа. На улице был дождь. Он лил уже давно. На протоптанной дорожке начали собираться небольшие взбаламученные озерца, в которых кипело от густых тяжелых капель. Деревья низко опустили отяжелевшие ветви и, казалось, что ветки вот-вот и обломаются, упадут на тропинку.
Бежал по склону. Было очень скользко. Козловский проклинал все на свете. Никогда не попадал он в такую передрягу. Слышал, как с каждым мигом приближается погоня, но свернуть с глинистой тропинки было некуда.
«Эти ненормальные могут и вправду прикончить меня», — со страхом подумал Козловский и поддал скорости, но на одном из пово¬ротов тропинки, неожиданно споткнулся о выступавший корень и упал, сильно ударившись головой о нависающую ветку.
«К машине времени мне не добраться» — пронеслось в голове, и Семен потерял память. Он уже не слышал, как добежали взмыленные преследователи, как скрутили ему руки и ноги и, воспевая хвалу богу, понесли назад, по той же извилистой уз¬кой тропинке.

19

В сознание Семен пришел не скоро. С трудом раскрыв глаза, он увидел, что вокруг него что-то происходит непонятное. Он лежал на широком помосте посреди площади. Отовсюду на площадь несли большие и небольшие охапки сучьев.
Козловский пошевелился. Страшно болели крепко связанные за спиной бечевой руки. Ног он вообще не чувствовал. Попробовал приподнять налитую свинцом после вчерашних побоев голову. Получилось. Не успел оглянуться, как толпа, увидев, что Козловский пришел в себя, заволновалась.
К Семену не спеша подходил худой чуть горбоносый человек в балахоне. Глаза у него были запавшие и, казалось, что идет мертвец. Толпа, собравшаяся у помоста, закричала. Тощий наклонился к Козловскому так близко, что парень услышал неприятный запах изо рта экзекутора, который прохрипел:
— Кайся, еретик!
— В чем? — едва выдавил из себя Козловский, чувствуя, как боль подступает к голове.
— Ты соорудил, безбожник, дьявольскую машину. И летал в воздухе, яко птица...
— Да не летал я по воздуху, — попытался было сказать Козловский. — Это машина времени.
Экзекутор не слушал Козловского и продолжал нараспев: — Ты вступил в сговор с самим дьяволом, хотел убить его святость епископа... Святая инквизиция вынесла тебе приговор... — Тощий на миг остановился, набрал в свою грудь дистрофика побольше воздуха и почти прокричал: — сжечь тебя живьем
Пройдя к концу помоста, тощий что-то взял там и, приблизившись к Козловскому, натянул на голову жертвы колпак и махнул рукой своим многочисленным помощникам в черном.
Козловского подняли на ноги и привязали к позорному столбу. Привязывали не спеша, но тщательно, со знанием дела. Толпа заволновалась еще сильнее. Через несколько минут они всё увидят.
Кучи хвороста, принесенного горожанами, служители святой инквизиции быстро разложили под столбом. Дождь не прекращался ни на минуту. Даже зажженные факелы в руках служителей инквизиции не горели — тлели, ветер бросал надоедливый дождь в толпу, на помост, где сиротливо стоял Козловский. С колпака прохладные капли скатывались на шею и неприятно щекотали. Носатый, говоривший с Козловским, соскочил с помоста, подошел к небольшому бревну, сел на него и неторопливо поднял руку.
К столбу подбежал монах с факелом и сунул его под ветви. Хворост зашипел, рыжий дым, пробиваясь сквозь ветки, поднялся вверх. Козловский рванулся, веревка больно впилась в тело и Семен, кашляя от едкого дыма, едва не потерял со¬знание.
«Все... Вот и выбрал себе теплый уголок, — с сарказмом подумал. — Сожгут эти ублюдки меня ни за понюшку табака... И не нужно мне уже ни денег, ни мнемокопий; ничего... А как же Мария? Ведь она ждет ребенка! Что будет с ней? Бедная...»
Костер наконец вспыхнул, бросил огромный язык пламени на Козловского, который осмолил ему брови. Семен закричал от страшной боли. Толпа придвинулась к помосту. Вдруг Козловский вспомнил о Вьене. Наверное, только последний мог спасти его. А мог ли? Возможно, все это выдумки? Но Козловский не смотря ни на что, на всякий случай, собрав последние силы свои, едва раскрыв вмиг потресканые губы, прошептал:
— Помоги, Вьень! Только побыстрее!!!
— Он дьявол, дьявол! — прокричал кто-то из толпы. Бес вселился в него!
«Это они мне дали такое имя...» — еще подумал Семен и потерял сознание.
Придя в себя, он увидел, что лежит на спине на мягкой густой траве. Рядом кто-то что-то делал. Пересиливая боль, Козловский повернул голову и увидел молодого человека, варившего в небольшой продолговатой посудине  зеленоватую жидкость.
— Ты уже проснулся, парень? Ну, вот и хорошо. Я думал, что ты еще долго будешь без сознания, но ты силен, братец! — сказал незнакомец ни на минуту не прекращая помешивать варево. От варева шли запахи только что скошенной травы и земляники. — Помажем ожоги и через несколько минут будешь на ногах.
— Благодарю за помощь, — сказал взволнованный Козловский,  когда незнакомец, а это был Вьень, предложил Козловскому свои услуги и в дальнейшем. — Как тебе удалось так быстро добраться мне на подмогу? — спросил.
— Недавно наши ученые создали новый прибор, посредством которого мы можем на небольшое время выйти из параллельного измерения времени. Я настроен на биотоки твоего мозга. Понимаешь, ты мой своеобразный двойник, ну, по-вашему, брат, что-ли, вернее я — это ты же, но в иной параллели, которая отстоит от вашей на определенный промежуток времени. Я уже пережил то, что должен пережить ты.
— Интересно. Значит, и такое бывает? — спросил Козловский.
— Я не имею права входить в твою жизнь и давать тебе  хоть какие-нибудь советы… Я не из твоей параллели.  поскольку могу совершать все, и жить, как и ты лишь в измерении своего времени, сдвинутого на несколько лет вперед.
Я много передумал, Семен, после нашей первой встречи. Мне очень хотелось снова увидеться с тобой, помочь разобраться в простой истине: нельзя наживаться на чужой гениальности, даже если носители уже давно умерли. Я почувствовал, что ты можешь понять это, вот и решил переступить запрещенный  рубеж, когда тебя едва не сожгли на костре.
Сделав свое дело, я должен был сразу же вернуться домой, но мне пришлось остаться и вырвать тебя из лап неминуемой смерти.
Вьень вылил на траву остатки жидкости, которой еще недавно смазал Козловскому места ожогов, вытер посудину и. положил ее в рюкзак.
— А ты, Сергей, никогда не задумывался, зачем тебе эти мнемокопии известных людей? Ты ведь не историк! Для историков их привезут ваши разведчики прошлого.
— Да мне они так нужны, как прошлогодний снег, — сказал Козловский, махнув рукой.
— Тем более, странно...
— Есть люди, которые мне хорошо платят за мнемокопии. Мне заказывают, например, чтобы я привез мнемокопию фараона Тутанхамона или кого-то другого. И я привожу.
— А зачем мнемокопии заказчику?
— Никогда не интересовался этим, Вьень. — Мне заплатили и все.
Чтобы перевести разговор на другое, Козловский вздохнул и сказал.
— Тишина здесь! Вот то заветное местечко, тот уголок земли, где я вместе с Марией, женой своей, остался бы до смерти. И не нужно мне ни миллионов, ни прекрасно¬го дома у моря... Ничего не нужно.
— Погоди с уголком земли. Это ты всегда успеешь. А вот судьбой купленных у тебя мнемокопий я бы на твоем месте, по¬интересовался.
— Да ладно, — отмахнулся Козловский, садясь на траву.
— Дело в том, что привезенные тобой мнемокопии исполь¬зуются с преступной целью. Очень часто богачи бесцеремонно вторгаются в жизнь людей прошлого, до определенной меры нарушая тем самым ход истории: ускоряя или замедляя его...
— И как я раньше не додумался до этого, — стукнув кулаком по траве, сказал Козловский. — Недаром же они платили мне такие бешеные деньги за мнемокопии. Выходит, он играли своеобразными живыми игрушками... — Козловский полез было в карман обгоревшей куртки за сигаретой, но, видимо, раздумав курить, вздохнул. — Теперь, Вьень, я знаю, что делать. — Уничтожу диски и кристаллы памяти с мнемокопиями, которые остались у меня и напишу книгу о моих путешествиях в прошлое. В то же время буду пытаться помешать другим делать то, что до этих пор делал я. Чтобы никто больше не мог играть с будущим. Я не успокоюсь, пока на Земле останется хоть один любитель мнемокопий. И ты, Вьень, думаю, поможешь мне в этом. Ерунда, что мы живем в разных измерениях, разных мирах...
— Не помогу я тебе, Козловский, — тихо произнес Вьень. — Лишь одно знаю, что ты на верном пути, который я уже прошел сам, но только раньше тебя. — Сказав это, Вьень подошел к своей машине времени, оглянулся. — Через пару часов ты, Семен, будешь дома. — Войдя в машину времени, Вьень, через миг исчез. Козловский лишь расслышал, что Вьень пришлет за ним машину времени.

20

Вернувшись домой, Козловский прилег на диван отдохнуть. Куртку и всю одежду, пропахшую дымом, выбросил в мусорное ведро у дома, переоделся. Лежал на диване, но долго не мог уснуть, чего за ним раньше не водилось. Он слышал, как скрипели рассохшиеся половицы этажом выше — наверное, не спалось и его соседу. Когда же Козловский, наконец, забывался в коротком сне, его начинали преследовать непонятные видения без начала и конца. Он был словно посторонний зритель. Но видел себя, видел отрывками какие-то покрытые лесом пригорки и бездонные пропасти, через которые ему нужно было обязательно перепрыгнуть, либо перелететь. И он пытался это сделать любой ценой. Разбегался, прыгал и взлетал ввысь и, словно в плохо смонтированном фильме, сон переключался на другое. То уже было бескрайнее море и Козловский на дряхлой лодчонке через огромные волны пытается доплыть к берегу. Ломается весло, а суденышко отдано во власть обезумевшего моря...
Встал с кровати после очередного ужаса. Прошел в комнату, сел к столу. За окнами была темень. На столе лежали диски и кристаллы памати с записями индивидов.
«И нужно же было мне ляпнуть Вьеню о том, что уничтожу пленки. Неудобно теперь отступать. Слово дал. Другу. Да, нет, себе старшему, который тоже в свое время уничтожил мнемокопии. А ведь за эти диски  и кристаллы памяти я бы получил кругленькую сумму. Но Вьень был прав. Что же делать? Хорошо, избавлюсь я от своих дисков. Но не я один их из прошлого привозил! — Козловский вздохнул, сгреб диски и кристаллы памяти в кучу. — Да разве я с ними справлюсь? Ладно, стоит лишь захотеть!
Козловский поднялся, подошел к окну, открыл. В комнату пахнуло утренним холодком. Дождь закончился, и на мокром асфальте блестели одинокие озерца света от уличных фонарей.
Светало не спеша. Испуганная чернотой ночь, отступала нехотя и еще пряталась по углам, вместо нее словно снова надвигались синие предвечерние сумерки. Но так было лишь короткий миг, — на востоке, за массивом еще черного леса, по¬краснело и почти сразу из-за верхушек выплеснулось щедрое утро.
«Искушение зло. И натура человеческая склонна к жадности, — подумал Козловский. — Деньги, золото, драгоценности... Имеешь монетки, будешь иметь у нас все. Никто у тебя не спросит, не поинтересуется, где эти монетки ты достал... Ни единая живая душа... Тем более не спросит о них мнемокопия. И ты можешь распоряжаться монетками, как придется. А то, что фараон Тутанхамон или, допустим, Марк Твен будут у кого-то на побегушках, пусть тебя, Козловский, не тревожит. На то у них такая судьба, собачья... Но пользуйся монетками сполна и сейчас, пока они есть, поскольку тебя в одну «прекрасную» минуту могут накрыть мокрым одеялом, ошельмовать... И вмиг выпотрошат твои карманы. Дай только повод. И гроша не оставят...
Да нет, не о том сейчас думаю, не о том. Причем здесь деньги? Ведь я хочу стать человеком. Да, тяжело ему жить у нас. Правдоискателям с пустым кошельком нечего свой голос поднимать... А я кто? Продавец душ...
Вмиг созрело решение.
Чтобы не передумать, Козловский отошел от окна, схватил сумку и без сожаления начал бросать в ее пустое чрево диски и кристаллы памяти с мнемокониями.
«Им нужно жить одной жизнью, а не двумя-тремя... Мнемокопия — вечность  помноженная на вечность. Нужно уничтожить вечность! Я бы этому изобретателю мнемокопий перерезал горло еще в коляске. Либо подсыпал яда в молоко, напустил болячки...
Убить человека в нашем обществе нынче ничего не стоит. Сесть в машину времени, прибыть в момент рождения, например, создателя мнемокопий и... Но ведь тогда я уничтожу вечность... Смогу ли я это сделать? И нужно ли? Ведь я и себя могу за¬писать на мнемокопию. И буду существовать до тех пор, пока будет диск или кристалл памяти с записью... Вот-вот, лишь буду существовать... Поскольку это не настоящая жизнь... Каждый должен в своем измерении времени прожить его только раз.
А разве я имею право вторгаться в прошлое? И делать там, что захочу? Но ведь делал... Не хуже других. Допустим, я в прошлом убью изобретателя мнемокопий или творца машины времени. Да разве я вымолю прощения за содеянное у Хроноса? И какие последствия будут ждать потомков? Все пойдет наизнанку. То изменение может коснуться и меня своим злым бумерангом... Да как же так? Делая мнемокопии, мы вторгаемся в образ жизни того или иного индивида. Делаем это и тогда, когда он может принести удовлетворение лишь одному-двум  людям. Но ведь это гадко! Оно вновь-таки злым бумерангом возвращается назад и впивается, как паразит, в твое я.
Нет, убить человека я не смогу. Поднять руку на жизнь? Нет! Понятно, живое живет живым, но кто я? Продавец душ... Да, да... В свое время я верил в потребность моей миссии. Но вера после второй встречи с Вьенем разлетелась на щеп¬ки, как доска, которую без конца рубят острым топором. Ее уже не склеишь ничем...
Козловский щелкнул замком. Все мнемокопии,  привезенные им недавно, лежали внутри, в темноте сумки. Затем Сергей сел на стульчик. «Сегодня после обеда должна приехать от родителей Мария, — подумал Козловский. — Придя домой, она сначала удивится, а затем обрадуется, поскольку давно просила меня больше никуда не вырываться в путешествия в прошлое и наконец-то взяться за ум.
Его будто все время что-то подгоняло. Уж не обязательство ли перед Вьенем? Но когда пришло время выйти из дома, Козловский засомневался. Взял сигарету, закурил и решил, что как только докурит, тогда пойдет. Сигарета догорела до фильтра. Потушил ее о пепельницу. Тут же нашел другую причину. Чтобы не идти на пустой желудок, поставил на плиту кофеварку. Через время была выпита и чашка кофе. За ней вновь выкуренная сигарета. Затем его не выпустил из квартиры внезапно начавшийся страшный ливень с грозой… Всё его мучило с самого утра…

21

Приближался вечер, а с ним и глупая, дождливая ночь. Городские улицы были необычно пусты. Лишь время от времени Семену встречались одинокие прохожие. Сумка была тяжела и оттягивала руку Козловского к земле. На углу звякнул трамвай. Козловский вскочил на подножку, чтобы не тянуть тяжеленную сумку еще несколько кварталов. Хотя почти все места в трамвае были пусты, не прошел в салон, а поставив сумку перед собой,  так и остался стоять на подножке. Его мучило чувство неудовлетворенности. Сошел на остановке у моста через реку, которая извилистой голубой лентой разграничивала город на две неравные части.
Когда Козловский выходил на мост, его остановил властный голос полицейского, что вырос перед ним как из-под земли:
— Хочу предупредить тебя. Если надумал топиться, иди лучше на ту сторону моста. У меня план но утопленникам в этом месяце уже выполнен, пусть мой сосед с тобой повозится, — безразлично сказал полицейский. — Надумаешь с этой стороны броситься сломя голову в воду — я тебе тогда покажу, где раки зимуют. Потонешь — в тюрьму упеку! Лет на пять. Мой сосед этого делать не будет, подумай, парень. — полицейский довольно кашлянул. — Понял? — спросил еще раз, поправляя на голове фуражку.
— Понял, — тихо, словно делал что-то архизапрещенное, ответил Козловский, поймав себя на мысли, как это полицейский может посадить в тюрьму утопленника?
— Ты, наверное, что-то спер? — спросил полицейский, подойдя  поближе и положив руку на кобуру.
— Да нет. Здесь, — Козловский показал глазами на сумку, здесь лишь мои старые диски и кристаллы памяти, уже отработавший своё, — соврал Козловский. Не говорить же полицейскому, что в сумке три десятка мнемокопий на полмиллиона.
— Диски, говоришь, кристаллы памяти?
Козловский открыл сумку.
— Ладно, вижу. Свободен, но еще раз встречу в такое время... Проваливай! — недовольно сказал милиционер и, махнув дубинкой, не спеша прошел в ближайший переулок.

22

Выйдя на середину моста, Козловский взглянул с почти тридцатиметровой высоты на угрожающе черную воду, которая разорялась в реке после сегодняшнего ливня. Поставив сумку на перила. Пальцем коснулся замка. Он щелкнул с тихой скорбью. Не смотря в просторное чрево сумки, запустил туда руку. Нащупал несколько дисков. Один из них выдвинулся из кипы и нежно защекотал между пальцами.
«Вот они, мои полмиллиона и в то же время, это бумеранг зла. Я держу богатство, которое мне последнее время не дает покоя. И зачем я встретил Вьеня? Да, он выхватил меня из ада, лапищ инквизиции. Но Вьень надоумил меня еще и другому. Думал ты, Козловский, о теплом местечке, о вилле у моря... Наверное, не судьба... Первый шаг уже сделан!
Козловский засомневался. У него было полмиллиона, с которым он должен за миг расстаться...
Взялся за ручку и резко рванул сумку на себя...

23
...Диски и кристаллы памяти тихо падали с моста в угрожающе черную воду. От них, как змеи, метались узкие, разноцветные солнечные блики. Они «простирали»  к Козловскому словно покрученные руки, спасенные судьбы многих выдающихся людей...
Шел домой полностью опустошенный. Будто вместе с утратой мнемокопий частичка его души оторвалась и утонула в той угрожающе мутной, черной воде, которая местами, на бурунах, иногда покрывалась серой пеной.
Он не дошел домой. Сначала по дороге зашел почему-то в Художественный музей — такого за ним никогда не наблюдалось. Сколько провел времени там, стоя у картин как известных, так и малоизвестных художников. После музея, который закрылся около девяти вечера и его смотрители попросили оттуда, наведался в какой-то замухрыженный бар, где опрокинул неизвестно сколько рюмок спиртного. Затем ходил по ночному городу. К нему несколько раз подходили полицейские, требовали документы, порой подолгу их изучали, но потом Козловского отпускали — мало ли чего могло произойти с человеком, который решил ночью «проветриться» по городу…
Козловский не помнил, как оказался на площади Встреч. Было еще рано. Владельцы магазинчиков, которые со всех сторон подпирали своими окнами площадь, позевывая, убирая, наверное, этим свою дремоту, не спеша снимали с окон ставни. Те, что пошустрее, уже раскладывали витрины, пытаясь так выставить товар, чтобы он сразу же бросался в глаза прохожим.
«Но ведь я так и не поговорил со всеми мнемокопиями по душам. Все не было у меня времени. Жадность... проклятая жадность помешала это сделать. И вот вчера вечером, я утопил их, словно слепых котят... А имел ли я право так поступить? А почему бы и нет? Ведь я притащил мнемокопии в мою действительность из прошлого. Далекого или близкого — да какая разница.... Ведь они были рядом... Неужели  прежде, чем бросить их в воду, я должен был у каждого из тридцати или сорока спросить позволения? Ведь это лишь компакт-диски и кристаллы памяти. Они ожили бы лишь тогда, когда бы поставил их на воспроизведение... А так... Несколько граммов пластмассы... или красивый сверкающий всеми цветами радуги кристалл…»
Козловский присел на скамью, поставил рядом пустую сумку, вынул сигарету. Поискал в карманах зажигалку, заглянул даже в пустое чрево сумки. Зажигалки не было. Просить у ко¬го-то из прохожих прикурить не хотел. Смял в пальцах сигарету. Она в нескольких местах сухо хрустнула и на землю посыпался мелко посеченный табак.
«Вот так когда-то и меня сотрут в порошок, если попробую побороться с ними — с теми, у кого в кармане много-много денег. Сначала сломают, а затем... — Козловский посмотрел на остатки сигареты, которую бросил себе под ноги. — А может и не сотрут? Сила силу ломит! Не один я прозрел, и не один я обманут в этом мире. Не один... Вьеня ведь не сломали…»