Первый курс

     Прендыдущая глава   http://proza.ru/2018/03/05/105

     А теперь пора вернуться к учебному процессу. На первом курсе у нас были следующие основные общеобразовательные дисциплины: высшая математика, физика, химия, геодезия и картография, начертательная геометрия, черчение, иностранный язык (у меня английский), история КПСС, физическое воспитание. Практически по всем этим предметам проводилось чтение лекций (теоретическая часть) и семинары (практические занятия). Расписание учебных занятий предполагало проведение ежедневно четыре пары. Таким образом, занятия начинались в 9 часов утра и оканчивались (с учётом перемен) где-то около 6 часов вечера. Достаточно плотненько. На теоретических занятиях лекции читались в больших аудиториях для всего потока, а практические занятия проводились по группам, часто в специализированных лабораториях или в оборудованных кабинетах.

     На первом же занятии по английскому языку со мной произошёл определённый конфуз. Преподаватель вызывал пофамильно студентов нашей группы и просил на английском языке сказать, какую школу кто закончил. Я довольно бойко отрапортовал, что мол «Ай стади ин зы инглиш спец скул». О том, что у меня только в аттестате записано об окончании английской спецшколы, а на деле меня это практически не коснулось, я деликатно умолчал.  Преподаватель с уважением посмотрела на меня и в перерыве занятий подозвала к себе. «Понимаете, Виктор», сказала мне она по-русски, «мы здесь начнём занятия буквально с английской азбуки. Вам это будет неинтересно, и поэтому вы можете на занятия не приходить». Эту фразу я принял как руководство к действию, тем более, что английский был у нас последней парой по расписанию. Больше мы друг друга не видели до конца сессии. А перед самым новым годом она отловила меня в коридоре и попросила прийти на сдачу зачёта. «Для вас это никакого труда не составит» сказала мне она. Вот этого я совсем не ожидал! Но деваться было некуда (без зачёта студенты не допускались до экзаменов). Поэтому пришлось прийти.

     Пришёл – и на тебе – два балла. «Как же так?», с превеликим удивлением спросила преподаватель. Мне ничего не оставалось делать, как высказать соображение о том, что язык это такое деликатное дело, которое требует постоянной тренировки. Иначе всё быстро забывается. Она с сомнением посмотрела на меня, и мне стало очень неловко. Но ей в принципе тоже деваться было особенно некуда. Ведь это по её инициативе я не посещал занятия целый семестр. Поэтому она, скрепя сердцем поставила мне зачёт, но с очень мрачным выражением лица. Сердце моё забилось в тревожном предчувствии. Ведь изучение английского языка предусматривалось в течение четырёх семестров (то есть двух первых курсов). Итоги обучения на первых трёх семестрах оценивались зачётом, а в конце второго курса надо было сдавать экзамен с оценкой. По лицу преподавателя явственно прочитывалась моё беспросветное будущее. Но, судьба мне снова улыбнулась. Забегая вперёд скажу, что на втором семестре первого курса у нас сменился преподаватель по языку, и отношения с новым преподавателем начали складываться с чистого листа. А на втором курсе нам вообще дали в качестве преподавателя аспиранта, который готовился защищать кандидатскую диссертацию по преподаванию иностранного языка в технических вузах. Этот аспирант начал первый урок с того, что предложил поставить спектакль на английском языке. Он поинтересовался - нет ли желающих среди студентов принять участие в этом спектакле.

     Как известно, на галёрке аудитории собирается обычно публика, которой данный предмет «по барабану». Так вот. Каким-то внутренним чутьём мы почувствовали «проходной» вариант, и вся галёрка в едином порыве вскинула руки. Дескать – вот мы все и возжелали. Аспирант был молодой, доверчивый. Он старательно переписал наши фамилии в свою тетрадочку. Потом нас несколько раз собирали для знакомства с пьесой, распределения ролей и раздачи текста. Мне досталась почему-то одна из основных ролей в пьесе – роль любовника главной героини. Текста было страниц на восемь и все английскими буквами. Представляете?! Я заранее знал, что расшибись я хоть на миллион осколков – мне этот текст не осилить до самой пенсии. Я его просто не запомню, а уж о произношении и речи быть не может. Ещё в школе на уроках английского языка, если мне приходилось читать текст или пересказывать топик, то на нашу учительницу было больно смотреть. Сначала она пробовала меня поправлять и просила произносить фразы и слова вслед за ней. Но не тут-то было! Как говориться – не в коня корм! Потом она эти попытки оставила и молча выслушивала мои стенания. Но со своим лицом, лицом человека, которого внезапно сразила острая зубная боль, она ничего поделать не могла. Поэтому Ада Иосифовна (так звали нашу «англичанку») в предвкушении моего словоизлияния заранее подходила к окну и сосредоточено смотрела куда-то вдаль. А тут восемь страниц и всё не русскими буквами! На приведенном снимке я как раз и запечатлён в репетиционный период на роль любовника. Снимок сделан в нашей комнате в коммунальной квартире № 8 дома № 8 по Лихову переулку. Заканчивая эту историю, могу сказать, что наша галёрка проинтуичила правильно. Мы несколько раз во главе с преподавателем собирались на репетиции, дурачились, хохмили, но дальше этого дело, разумеется, не пошло. Но наши «усилия» не пропали даром. Нам всем «артистам» на экзамене по английскому языку поставили по четвёрке. Так что цель была достигнута! Получив таким образом свою четвёрку,  я был уверен, что на этом моему общению с английским языком будет положен конец. Но не тут-то было! Но об этом я расскажу несколько позднее.

     Ещё на первом курсе запомнились занятия по начертательной геометрии, или «начерталке», как студенты небрежно называют этот предмет. В технических вузах, пожалуй, два предмета вызывают душевный трепет: это начерталка и сопротивление материалов (легендарный «сопромат»). Примерно первую половину курса по начерталке практически никто ничего не мог понять. Не у кого было даже  «содрать» домашнее задания. Преподаватель произносил какие-то загадочные слова типа «эпюра», которые воспринимались нами как колдовские заклинания, не имеющие под собой абсолютно никакого здравого смысла. А поскольку уже в первом семестре первого курса по этому предмету предстояло сдавать и зачёт и экзамен, то у многих (в том числе и у меня) сердечко постепенно сжималось в предвкушении предстоящей катастрофы. Но вот, где-то в середине курса, мы дошли до метода поворота плоскостей. И тут словно пелена с моих глаз спала. Все как-то сразу приобрело ясность и чёткость. С использованием этого метода можно было решить практически любую задачу. А когда стал понятен смысл предмета, то приходили пути решения задач и без использования этого метода. В общем, сдал я начерталку на отлично.

     Запомнился и самый мой первый экзамен в институте. Это был экзамен по геодезии и картографии. Этот предмет нам читал профессор Хренов Леонид Сергеевич – учёный, хорошо известный в геодезических и картографических кругах. В частности, им были разработаны справочные таблицы, аналогичные известным в наше время каждому школьнику таблицам Брадиса. Но  таблицы Хренова были более точными и содержали восемь знаков после запятой. Конечно, приятно было обыграть его фамилию. Так, придя в читальный зал или библиотеку, мы обязательно, при заказе этого материала просили принести нам «хреновые таблицы».

     Так вот, возвращаясь  к первому экзамену. Он был сразу после встречи Нового 1967 года (где-то числа 3 января). Но дело даже не в этом. Почему-то мне блызнуло в голову, что экзамен назначен на 10 часов утра. Без 10 минут 10 я и подошёл к экзаменационной аудитории. Почему-то никого около неё не было. С нехорошим предчувствием я тихонько приоткрыл дверь и к своему ужасу убедился в том, что наша группа в полном составе сидит в аудитории и усиленно готовится к сдаче экзамена. Оказывается, он был назначен на 9 часов утра. Вот это да! Но деваться было некуда. Стой не стой, а экзамен сдавать надо. Поэтому я со всей деликатностью постучал в дверь и вошёл в аудиторию. Хренов сидел за преподавательским столом, на котором были разложены оставшиеся невостребованными экзаменационные билеты. Мне ничего другого не оставалось, как пристроить свой портфельчик  на самых задних рядах галёрки и с зачётной книжкой пройти к столу. Вытащил билет, сказал его номер Леониду Сергеевичу и на негнущихся ногах прошествовал на галёрку. Хорошо, что он не сделал мне выговор за опоздание, а то мне совсем стало бы грустно. Ничего другого, как сосредоточиться на вопросах билета мне не оставалось. Вопросы были достаточно сложными, и поэтому мне пришлось поднапрячь память, вспоминая, что по этому поводу написано в учебнике и что давал на лекции сам Хренов. Вследствие опоздания на экзамен спешить мне особенно было некуда. Все мои сокурсники готовились к ответу на билеты уже более часа, а я только-только угнездился на парте. В общем, сидел, вспоминал, признаюсь - кое-что и списал, благо сидел далеко от преподавателя. Исписав пяток страниц с материалом для ответа на билет, стал прислушиваться к тем дополнительным вопросам, которые Хренов задавал студентам. И вообще старался проникнуться его манерой ведения экзамена. Всё таки для меня он был первым! Наконец наступило время, когда на приглашение Леонида Сергеевича очередного студента для производства экзекуции желающих не нашлось. Пришлось мне встать и направиться к столу. Должен признаться, что негативного отношения к себе за опоздание во время сдачи экзамена я не почувствовал. А может быть,  он уже и забыл об этом, тем более что перед ним сидело порядка тридцать юных дарований. Вопросы он мне задавал без всяких «подковыков», в том же стиле, как и сдающим экзамен до меня.

     Но вот вопросы по билету закончились и оставалась заключительная часть экзамена – продемонстрировать умение работать с нивелиром или теодолитом. Эти инструменты стояли в углах аудитории, а в противоположных к ним углах разместились измерительные рейки. Меня Леонид Сергеевич направил к теодолиту и попросил определить расстояние до рейки. Такие измерения мы в немалом количестве проводили на практических семинарах. Ничего особенно сложного здесь не было. Надо убедиться в горизонтальности установки прибора и, если горизонтальность не соблюдалась, то необходимо было выставить её с помощью специальных регулировочных винтов. Потом надо определить - сколько делений линейки вмещается между двумя горизонтальными контрольными чёрточками теодолита и с помощью несложного расчёта вычислить расстояние между прибором и рейкой. Мы это делали много раз. Поэтому я смело подошёл к теодолиту, убедился в правильности его установки, немного подкорректировал уровень и, нагнувшись, стал смотреть в объектив. Там я, к своему удивлению, ничего не увидел. Все было черно. Не было видно ни мерной рейки, ни нашей аудитории. Я стал лихорадочно крутить винт наведения резкости, но ничего не помогало. Хренов в это время занялся приёмом экзамена у очередного студента. На этой ситуации я и решил сыграть. Забросив прибор, я встал на цыпочки и начал прикидывать расстояние до рейки. Я мысленно определял метры и каждый из воображаемых метров сопровождался кивком моего носа. Мой нос как бы «клевал» по метражу. Всего, таким образом, я насчитал что-то порядка 18 метров. Подойдя к столу, я доложил, что расстояние равно 18 метрам 37 сантиметрам. Леонид Сергеевич встал в полный рост, подошёл к теодолиту, посмотрел в глазок.  Там он увидел тоже, что и я, но вида не показал. Он громко крякнул и я явственно увидел как его нос стал проделывать те же «клевательные» движения каждому воображаемому метру. Затем он молча взял зачётку и поставил в неё мою первую в институте оценку – «Отлично»! Вот это да! Не зря я значит опоздал. Что-то в этом было.

     Больше ничего интересного из первой студенческой сессии мне не запомнилось. Сдал я все предметы достаточно прилично. Если не ошибаюсь – три пятёрки и две четвёрки. Таким образом, я обеспечил себе получение стипендии. Да, нам студентам при условии хороших успехов в обучении (без троек),  ежемесячно платили стипендию в размере 35 рублей в месяц. Деньги, конечно, не ах какие большие, но для многих, особенно иногородних студентов, они были весьма значимыми. Месячный проездной на общественный транспорт стоил тогда, к примеру, 2 рубля 40 копеек. За общежитие ребята платили примерно пять рублей в месяц. При условии определённой помощи из дома в виде денежной дотации или продуктовых посылок вполне можно было учиться. К тому же многие из тех ребят, которым помощи было ждать неоткуда, устраивались на работу дворниками, разносчиками или на другие виды работ, позволяющих днём заниматься в институте, а вечером подрабатывать. У нас – москвичей, стипендия шла в основном на карманные расходы, которые неизбежны в молодом возрасте.

     Продолжение   http://proza.ru/2018/03/07/152