Прусс и рыцарь. Ч. 1. Гл. 1-13

ПРУСС И РЫЦАРЬ. Покорение Ульмигании.

В соавторстве с Виктором Хорошулиным

ЧАСТЬ I. ВТОРЖЕНИЕ

Пролог

Настороженный самбийский (1) лес... Тёплое, безветренное и пасмурное утро. Поверх травы появился жидкий туман, деревья словно уснули. Сухо прощёлкал проснувшийся дрозд, а над верхушками сосен что-то грустное просвистела ранняя птаха... Вдруг громко, как ненормальная, застрекотала сорока, предупреждая всю округу о приходе чужаков...
Через лес медленно продвигался небольшой отряд закованных в железо воинов. Их лошади тоже несли на себе защитные доспехи. На белых плащах всадников чернели кресты. Колонна из двух братьев-рыцарей и пяти братьев-сариантов (2), а также дюжины кнехтов (3) растянулась на полсотни шагов. Позади на лёгкой повозке, трясся священник, зорко следящий за тем, как кнехты тащат на носилках нечто, похоже на ящик, обёрнутое в грубую рогожу. На тропе оставались глубоко вдавленные следы их ног. Среди лесной тишины, нарушаемой стуком копыт, шорохом сухих листьев, скрипом ремней да звоном сбруи и оружия, изредка раздавалось бормотание переговаривающихся между собой братьев и слова молитвы из уст священника.
Однообразный пейзаж порядком надоел воинам. Постоянно приходилось нагибаться под влажными от росы ветвями вековых деревьев. К тому же в утреннем сумраке висела вполне осязаемая тревога. Казалось, что рыцари вторглись на чужую, запретную территорию и вот- вот может проснуться её грозный хозяин...
- Какого дьявола ты повёл нас по этой осклизлой тропе? - раздражённо обратился рыцарь командор к проводнику. - Мы ползём по ней, словно полудохлые гадюки!
- Простите, пан рыцарь, но это - самая надёжная и малозаметная тропа. Пойди мы другим путём, нас тотчас бы обнаружили... А так - солнце ещё не сядет, как мы войдём в Трискойто, что на берегу Прегоры (4), где и сядем на корабль!
Высокомерная улыбка тронула губы рыцаря.
- Будь по-твоему, пся крев (5).
Первая стрела, свиснув у лица командора, с глухим стуком вонзилась в светло- коричневый ствол сосны, и, погудев, словно рассерженный шмель, замерла... Тут же в шлем ехавшего рядом с ним брата-рыцаря, звонко ударила и отскочила под конские ноги вторая, отчего грузный воин сильно качнулся в седле, а следующие две стрелы - впились в шею и грудь идущего позади них кнехта... Далее на отряд обрушился целый дождь смертоносных стрел. Они летели со стороны поросшего густым кустарником холма, находящегося слева от тропы, по которой рыцари Тевтонского Ордена следовали в портовый Трикойто. Послышались брань и стоны, всадники обнажили свои мечи и прикрылись щитами, украшенными чёрными крестами, а кнехты нашли убежище за стволами деревьев. Однако, трое из них так и остались лежать на дороге, а один из братьев-сариантов безжизненно уткнулся лицом в гриву своего боевого коня...
На несколько мгновений стонущая тишина сомкнулась над людьми... Лишь негромко шелестели высокие кроны. Ничего, кроме шёпота листьев и ветвей... Но тут за спинами тевтонцев раздался громкий призывный клич, подхваченный яростным рёвом множества глоток, и меж деревьев замелькали фигуры нападающих прусских дружинников. А по тропе спереди и сзади на крестоносцев уже мчались всадники...
Через четверть часа всё было кончено. Все братья прославленного Тевтонского Ордена были зарублены или заколоты отважными витязями лесного края. Пока дружинники собирали оружие и снимали доспехи с павших крестоносцев, возле повозки с убитым монахом остановился всадник на статном белом коне. Был он в блестящем шлеме и богатой кольчуге, поверх которой накинут дорогой синий плащ. Его ладную фигуру охватывал искусно расшитый широкий пояс.
- Посмотри-ка, Тривис, что они везли в своём ящике, - приказал он бородатому воину, указывая на покрытый рогожей прямоугольный предмет длиной в два с половиною локтя. - Уж больно яростно они его защищали... Не удивлюсь, если в нём находится золото!
Тот сбросил на землю тело мёртвого монаха, поддел боевым топором и откинул крышку деревянного ящика. Взору вождя предстал довольно большой ларец из блестящего жёлтого металла с изображенными на его крышке двумя младенцами с распущенными крыльями.
- Золото! - довольно проговорил кунигс (6). - Хвала Перкуно (7), оно нам очень пригодится при торгах с жадными поляками и норманнами (8)!
- Да, ты знаешь, храбрый Прест, как снискать милость Богов и приманить удачу, - ухмыльнулся бородатый воин.
- Конечно, Тривис, для того, чтобы привлечь удачу нужно всего лишь рискнуть, но иногда очень серьёзно и очень многим. Только тот, кто прошёл по краю пропасти и не дрогнул, достоин милости наших Богов!
- Но тут есть что-то ещё! - воскликнул другой воин. - Хвала Перкуно!.. Но это совсем не золото!..


 Глава 1. 1217 год. Конец лета в Самбии

- Крепче держи руку, Барт! А тетиву натягивай плавно, без рывков! Слишком сильно не надо… Тщательнее прицеливайся!
Крепкий на вид мужчина с рыжими волосами, с такого же цвета усами и бородой внимательно наблюдал, как парнишка лет семи приноравливается к стрельбе из отцовского лука.
- Не спеши… Но и не мешкай!
Наконец, щёлкнула тетива, и стрела устремилась в сторону тёмной чащи. Там, шагах в двадцати от стрелка, стоял замшелый пень с приставленным к нему куском сосновой коры. Это была мишень, которую пытался поразить парнишка. Стрела же воткнулась в пень, совсем рядом с нею.
- Неплохой выстрел, - отец улыбнулся в бороду. – Ещё немного, сынок, и ты научишься обращаться с настоящим охотничьим луком!
Они подошли к пню, отец вытащил стрелу, взял в руки лук. Над их головами по сосновому стволу дятел начал выстукивать свою «музыку».
- Батюшка, а ты сможешь отсюда подстрелить дятла? – шёпотом спросил мальчик.
- Зачем, Барт? – отец искренне удивился. У него был исключительно богатый охотничий опыт: он знал места обитания, повадки всех зверей и птиц, прекрасно ориентировался в лесу…
Мальчишка медлил с ответом. Добыча-то была бы никчемной.
- Проверить свою меткость, - наконец, нашёлся он.
- И что, из-за этого убивать птицу? Лесным духам это не понравится, Барт, Они не позволят просто так уничтожать лесное население…
- Они действительно могут нас наказать? – мальчишка не на шутку перепугался.
- Конечно, сынок. Тех, кто наносит вред лесу ради забавы, духи быстро образумят… И хорошо ещё, если не покалечат… Ведь, например, сломить ветку дереву, всё равно, что сломать руку человеку. И запомни, сын: там, где стучит дятел, там всегда появляются лесные духи Гиро и Каримбо. Ты замечал, что «дробь» дятла всегда разная? То медленная, то быстрая. Так он общается с духами…
- Ну, тогда… выстрели вон в тот мухомор!
- Нет, Барт. Пусть растёт… Самый большой грех для воина — обидеть слабого и беззащитного. Почему? Потому что это легче всего сделать…
- Но это же плохой гриб! Съев его, можно умереть!
- Да. Но мы его есть не будем. А вот лось легко может «закусить» им…
- И что, лось не издохнет?
- Нет. Для него этот мухомор, как для меня… жбан медовухи, - рассмеялся рыжебородый. – Лось немного опьянеет от него и всё. Пусть растёт… И запомни: в лесу нет ничего вредного или бесполезного. Всё, что создала Богиня Земли, всё это нужно. Если не нам, так другим лесным жителям….
- Богиня Земли… - задумчиво повторил мальчик.
- Да, сынок. Она покровительствует плодородию и заботится о том, чтобы всё вокруг росло, цвело и плодоносило…
- Видимо, она добрая и красивая…
- Очень. Люди сказывают, что она выглядит, как… женщина с длинными, светлыми волосами, тихим, певучим голосом и синими глазами…
- Как у нашей мамы…
- Да, как у мамы…
- А что ещё про неё говорят?
- Толкуют, что как-то раз пришла к ней бедная девушка из селения Пакальнис. Она жила одна и некому было о ней позаботиться. Отец её и матушка умерли, находились высоко в небесах и не могли ей ничем помочь…
- А Богиня помогла?
- Богиня Земли велела бедняжке посадить на высоком холме белую розу. Вскоре в том месте принялось расти высокое дерево – с ветвями до облаков. Несчастная сирота добралась по веткам дерева до облаков и пожаловалась родителям на свою тяжёлую долю...
- И что, её отец и мама помогли ей? – спросил Барт, стряхивая с лица налипшую паутинку.
- Конечно, сынок. Я уж не знаю, как именно, но - утешили.
- А по ветвям нашего священного дуба Гридижалиса тоже можно добраться до небес?
- Вряд ли, - улыбнулся отец. – Если бы это было возможно, всякий бы полез, для дела или без дела… А на небесах – свои заботы.
Отец на мгновение умолк, затем   положил стрелу на тетиву, натянул последнюю и, легко и неслышно повернувшись, выстрелил в лесную чащу.
- Кто там? – еле слышно спросил малыш.
- А пойдём, посмотрим, - усмехнулся отец.
Парнишка бегом бросился в ту сторону, куда был произведён выстрел, а мужчина, вновь спрятав улыбку в усы, не спеша побрёл за ним.
- Отец! – вскоре раздался счастливый голос ребёнка. – Ты подстрелил зайца! Смотри, какой он большой и жирный... А лесные духи не будут нам мстить за то, что мы убиваем зверей?
- Нет, сынок. Мы убиваем их, чтобы самим не умереть с голоду… Так уж определено лесными законами – одни звери поедают других, и люди тоже кормятся дарами леса – охотятся, собирают грибы и ягоды, берут у пчёл мёд…
Рыжебородый бросил в суму тушку убитого зверька, лёгким движением ладони хлопнул комара, усевшегося ему на лоб, и огляделся. Лес хранил тишину, лишь в вышине о чём-то перешёптывались ветви деревьев, над ними парили коршуны, высматривая добычу, белки прыгали по стволам сосен, а внизу призывно сверкали шляпки грибов. Но охотник ими не интересовался, грибы и ягоды – это удел женщин.
- Я отдам зайца жрецам-вайделотам, когда подойдём к капищу, что на горе Твангсте. Пусть они принесут жертву великому богу Окопримсу (9), а также другим богам, Потримпо и Курхо (10) и попросят, чтобы нам сопутствовала удача на охоте и в поле.
Они присели на поваленный ствол и достали нехитрую снедь, приготовленную им женой и матерью с синими глазами. Из земли тут и там торчали причудливо извивающиеся корни деревьев, чуть в стороне виднелся покатый горб муравейника. На листьях папоротника плясали солнечные пятна. Парило, сладко пахло травами и терпко – потом от одежды людей. Вот неподалёку робко чирикнула какая-то пичуга и, словно испугавшись, смолкла... По обычаю, отец отломил кусок хлеба с сыром и повесил его на ветвь бузины.
- Это – лесным духам, добрым Гиро и Каримбо…
На обратном пути рыжебородый подстрелил куропатку, выпорхнувшую буквально из-под ног Барта. На этом отец и сын решили охоту закончить. Теперь они шагали по густому лиственному лесу с молодой порослью и кустарником. Ежевика и шиповник сплелись местами в непролазные заросли. Двигаясь по густому подлеску, мальчик срывал и жевал яркие кисловатые ягодки. Однажды в стороне болота в густом осиннике что-то громко затрещало: лось, наверное, …
- А стрелять из лука учись, сын. Любой мужчина в Самбии должен владеть луком мастерски. Как и боевым топором… Обращаться с ним тоже нужно уметь. И я покажу тебе все приёмы… Недалёк тот день, когда и тебя дружинники возьмут в поход на Польшу…
- А что там делать в этом походе? Убивать людей и отбирать у них золото?
- Не знаю, - усмехнулся отец. – Я из одного такого похода привёз себе замечательную жену.
Путь на гору Твангсте лежал через неширокий и мелководный ручей, который встретил их чуть слышным нежным журчанием. Первым делом, отец и сын напились прохладной воды и умылись. Ручей бережно нёс свои воды среди кустов ежевики, берёз и осин. По её глади легко скользили шустрые водомерки… Над песчаным дном резвились мелкие рыбёшки. Жук-плавунец поспешил спрятаться в гуще зелёных водорослей.  Рыжебородый заметил, что в воде всё больше появляется опавших жёлтых листьев. Близится осень…
Мужчина снял мягкие кожаные сапоги и вошёл в воду. Он встал ногами на лежащий на дне ручья тёмный камень.
- Барт, - поди, встань сюда… - он указал сыну на второй такой же валун.
Мальчишка знал, что народ, к которому он принадлежал, относился с уважением к камням. Их не следовало оскорблять, как и другие силы природы, иначе они могут жестоко отомстить... Как правило, наибольшим почтением пользовались крупные валуны с множеством естественных впадин и углублений, происхождение которых люди связывали с пребыванием на земле Богов. 
Рыжебородый охотник знал, что крепость, твёрдость и нерушимость камня влияет на дух и силу мужчины-воина. Если не хочешь, чтобы болела голова, во время первого грома трижды ударь себя камнем по голове или столько же раз перебрось его через голову. А чтобы не уставали ноги, встань на него босыми ступнями. Вот поэтому мужчина не мог пройти мимо таких «подарков». Дома же, в огороде жена при посадке капусты непременно укладывала на грядку камень, чтобы кочаны вырастали большими и твёрдыми.
- Становись, сынок, на камень и поблагодарим Богиню земли за всё то, что она делает для людей… - и сам начал говорить про себя такую речь: - Земля, мы называем тебя Матерью. Пусть не всегда люди обращаются с тобой так, как положено почтительным детям, но наш народ относится к тебе с величайшей любовью, и ты платишь нам тем же…
Сам мужчина, когда ему случалось давать торжественную клятву, касался ладонью земли, а иногда вынимал кусок дёрна и возлагал его себе на голову, таким образом, делая ложь невозможной, так как был уверен, что Земля не станет носить лжеца.
Через некоторое время, перейдя ручей вброд и миновав небольшую рощицу, где оба поклонились старому-престарому дубу, отец и сын вышли к поселению Лаоме. Эта община насчитывала десять домов, один из которых принадлежал им. Одиннадцатый дом строился на том месте, с краю поселения, куда и вышли наши охотники. Возле жилья людей располагались поленницы дров, зерновые клети, помещения для домашних животных, а также баня. Весь комплекс строений окружала изгородь, в пределах которой и проходила повседневная жизнь общины. Здесь же гуляло несколько свиней, куры и пара крупных собак. Выпас лошадей, коров, овец и коз проходил на лесных опушках. Лучшими пастбищами считались заливные луга в пойме реки.
Возле ближайшего дома на суку дерева висела толстая верёвка, на которой раскачивался босоногий малыш. Рядом две девочки играли на траве с глиняными утицами, а стайка мальчишек довольно метко метала небольшие дротики с костяными наконечниками в стоящую у частокола чурку.
Минуту рыжебородый стоял и любовался работой пятерых мужчин, трое из которых были в почтенном возрасте, а двое – совсем молодыми парнями. Видимо, охотник хорошо знал их всех, потому и приветствовал громко и весело:
- Доброго здоровья, Гронас! Я вижу, ты со своими братьями и племянниками уже заканчиваешь строительство? Боги благоволят к работящим людям, скоро будешь справлять новоселье!
- И ты здравствуй, Скамбо! – оторвались от работы все пятеро. – Всё бродишь по лесам, да не один, а с сыном! Убеждён, что из него вырастет знатный охотник!
- Увы, старина, я не уверен в этом, - усмехнулся Скамбо. – Я показываю ему следы зверей – зайца, кабана, лося, рыси, но вижу, что у маленького Барта душа лежит совсем к другому ремеслу… Его больше интересуют травы… Полгода назад, когда знахарь Гунтар вылечил его от лихоманки, наш малыш заинтересовался лечебными грибами, растениями и прочими премудростями знахарей… Думаю, не отдать ли его на обучение тому же Гунтару…
- И отдай! Парнишка у тебя толковый, видать, сам Потримпо ему помогает! Пусть учится! А уж бить зверя умельцы найдутся!
Гронас, низкого роста, коренастый мужчина лет пятидесяти подошёл к Скамбо, и они обнялись. Тут же подтянулись два его брата со своими сыновьями, все они тепло поприветствовали вышедших из леса охотников.
- Какая дружная у тебя семья, Гронас, - с улыбкой заметил Скамбо. – И работать вместе веселее!
- Да, братья с племянниками помогают… У меня же, сам знаешь, одни девки… Зато какой знатный обед они сейчас готовят!
Скамбо с любопытством осмотрел строительство. Гронас возводил постройку, одну из тех, которые получили широкое распространение на территории между Вислой и Неманом – прямоугольную, размерами шесть на восемь шагов. Каркас он поставил на кладки из камней, которые образовали своеобразную завалинку. Стены Гронас с роднёй уже обивали жердями, затем их предстояло промазать глиной. Потолок жилища был горизонтальный, он тоже требовал подобной отделки. Внутри жилища виднелся выложенный из булыжника очаг.
- Дружище Гронас, если нужна моя помощь…
- Не спеши, Скамбо. Вот начнём обмазку глиной, тогда я приду к тебе за помощью. Ты в этом деле – известный мастер! Кстати, не слышал, собирает ли кунигс Жемайло новый поход?
- Поговаривают, будто бы на будущую весну… Хотя, пока это просто разговоры. Должен дать благословение Криво-Кривайто. Если будет поход, я пойду в дружину. А нет – отправлюсь на побережье собирать янтарь. Занятие безопасное, но не менее прибыльное, - Скамбо широко улыбнулся. – Но к этому времени ты уже справишь новоселье! Кстати, помогают ли тебе барздуки? (11)
Гронас вытер пот.
- Будешь смеяться, Скамбо… Но они здесь. Вот Матиус их видел, - он кивнул в сторону брата, сухощавого мужчину лет пятидесяти.
- Мы на ночь накрыли для них стол …, - подтвердил тот. – Оставили немного медовухи и сыра. А ночью я внезапно проснулся, словно разбудил меня кто-то… И слышу, что рядышком бормочут… Открыл я один глаз, и увидел… тени. Быстро-быстро барздуки убрали снедь со стола, наутро, конечно, мы все в этом убедились... Зато дела у нас теперь спорятся, хвала Окопримсу!
- Так я зайду к тебе, Скамбо… - напомнил Гронас, когда, простившись с работниками, отец с сыном направился домой.
- Буду ждать. Да пребудут с вами Пергрубиус (12) и Пушкайто (13)! – произнёс на прощание охотник.
После беседы со старым другом, Скамбо с сыном сделали небольшой крюк и появились на капище, где вручили старому жрецу-вайделоту по имени Жол подстреленного зайца. Тот пообещал донести до Богов весть о благородном Скамбо, для того, чтобы те благоволили к нему и впредь.
Проходя по селению Лаоме, охотник с сыном встретили нескольких жителей, которых также приветствовали. С некоторыми из них охотник останавливался и кратко (но слишком долго, как казалось маленькому Барту) разговаривал. Так он узнал, что заболел гончар Мелниас, что кузнец Гвидо отправился в соседнее селение вершить кровную месть, что знахарь Гунтар спас молодую жену шорника Йоштиса. Её и ребёнка, которого та родила… Скамбо же всем говорил, что его сын уже стрелял из настоящего боевого лука и со временем из него выйдет хороший охотник и боец. А если пересилит желание лечить людей, то разве ж это плохо?..
Солнце поднялось уже высоко и стояло в самом зените, когда охотники появились перед порогом своего дома. К слову, его ступени были выточены из клёна, что по поверью защищало жилище от злых духов. Внутри вдоль стен тянулись длинные лавки, под которыми громоздились глиняные горшки, охотничья и хозяйственная утварь. Дым обложенного камнями очага уходил наружу через отверстие в крыше, отчего стены и потолок были покрыты слоем копоти. Огонь в очаге сохраняли с вечера, накры¬в угли сосудом с отверстиями. В прежние времена за неугасимый огонь головой отвечали вайделоты, но теперь его мог разжечь при помощи кресала каждый мужчина.
Супруга Скамбо, Анни, купала в деревянной лохани двух дочурок, сестричек Барта. Их весёлый и звонкий смех разносился далеко за пределы жилища. Охотник залюбовался матерью своих детей – светловолосая и стройная, с насмешливо вздёрнутым носиком и огромными синими глазами… Она много работала, но раздраженной и злой её никто не видел. С ней можно поговорить обо всём, она всегда всё поймет, поддержит и даст мудрый совет. Она и жена, и любимая, и лучший друг. А всего несколько лет назад… Воспоминания нахлынули на Скамбо.
Вот он, в составе боевой прусской дружины переходит через Вислу. Вот горящая Древеница… Бегут люди, звенит оружие… Тогда поход в Польшу был ответом на недружественные действия польских купцов, перехвативших обоз с товарами, предназначенный для кунигса Жемайло. Грозный воитель быстро собрал большой отряд и отправился «наводить порядок». Тогда, восемь лет назад, Скамбо впервые участвовал в набеге и пролил человеческую кровь. Он был лучником и ремесло своё справлял очень неплохо. Однажды, когда пруссы ворвались в польский город Древеница, на улицах которого начались резня и грабёж, Скамбо захватил в плен молодую польскую девушку… Хотя, сначала сам оказался в плену её глаз… Ему не было нужно ни золота, ни драгоценных камней, он просто обратил внимание на дрожащую от ужаса польку, укрыл её плащом, вытер слёзы и заглянул в лицо...
- Поедешь со мной, - сказал он ей на своём языке. – И тебя никто не тронет. Ты будешь моей женой… А здесь тебе оставаться нельзя!
Юная красавица поняла его, разглядев в его глазах не страсть, не злобу, а - участие. И покорилась. Она взяла с собой в дорогу лишь иконку Божьей матери…
Итак, Скамбо привёз польскую девушку в своё селение, и она стала его женой. Они заключили свой брачный союз возле раскидистого дуба, что растёт на окраине Лаоме.  Охотник позволил Анни повесить иконку в своём доме, в углу светёлки и не запрещал католичке молиться своему Богу. Но все обряды, в которых принимала участие семья Скамбо, как положено, были языческими.
А теперь у них трое детей и у Скамбо нет особого желания отправляться в очередной поход на Польшу. Всё, чего ему было надо, он уже добыл. Но, конечно, когда протрубит боевой рог…
Он верил, что раздобыл в польских землях лучшее богатство, самую ценную вещь… Да, купить жену в Пруссии не так легко, поэтому часто молодые парни идут в подобные походы не из-за денег или боевой славы, хотя это тоже немаловажно, а именно за жёнами.
Увидев жену, купающихся счастливых малюток (Мелис и Дойне исполнилось два и четыре года), Скамбо не смог сдержать улыбки.
- Когда же ты начнёшь купать меня, Анни? – задал он вопрос, щеря зубы в широкой усмешке. – А то нынче жарковато!
- Сбрасывай с себя одежду и ныряй в лохань, - в тон ему ответила жена. – Уж я устрою тебе головомойку! 
Мужчина сбросил с себя льняную рубаху, обнажив могучий торс, и задёрнул плотную занавеску, отделяющую родительскую лежанку от остальных домочадцев. Через мгновение молодая женщина уже задыхалась в его жарких объятиях. Сосновые поленья в очаге пылали ярким пламенем, а кипящая смола, шипя, капала в огонь и распространяла в жилище приятный аромат...
- Как поохотился? - спросила Анни, когда страсти немного улеглись, дочерей, завёрнутых в рогожи, унесли в дом, а Барт уселся вместе с родителями за стол.
- Зайца отдал вайделоту Жолу, - ответил Скамбо. – Он найдёт подходящие слова для Перкуно и Пильвисто (14)! А с куропаткой мы с Бартом справились вдвоём! Ещё год-другой, и из него выйдет отличный стрелок!
И хотя прусским жёнам в те времена не позволялось есть за одним столом с мужем, Скамбо удержал Анни и усадил на табурет.
- Я так давно тебя не видел, - сказал он. – Почти полдня… Посиди со мной, поешь…
- Значит, наш Барт уже настоящий охотник? – улыбнулась Анни.
- Да, почти… Только, я всё время думаю, что у него – другая доля…





 Глава 2. 1218 год. Встреча на Палатинском Холме

Март 1218 года в столице Священной Римской Империи выдался на удивление тёплым, в некоторые дни солнце светило настолько ярко, что даже пыталось «поджарить» открытые участки тела беспечных горожан.
Прогулки по Палатинскому холму, священному месту, расположенному вблизи Рима, считались обычным и даже модным времяпровождением знатных граждан, благодаря удивительным видам с вершины холма, возвышающимся на десятки метров над равниной. Поэтому он никогда не пустует. Воздух здесь прозрачен и чист, считается, что населяющие данную местность горожане в меньшей степени рискуют заполучить какую-нибудь болезнь, нежели те, кто живёт в низине.
27 марта, около полудня, на Палатинском холме, вблизи пещеры, где, по преданию, были найдены младенцы-близнецы Рем и Ромул, встретились два человека. Первый был папский прелат (15) Констанций, второй – похоже, обычный странствующий монах, вернувшийся из дальнего паломничества.
Констанций носил рясу и скапулярий (16), на абсолютно лысой голове - малиновая бирретта (17) с помпоном. Палатинский прелат был высок и статен, под густыми бровями прятались внимательные, прищуренные глаза, в которых угадывался искренний интерес. В руке Констанций держал корзину, в которой находился больной, а, возможно, и раненый сокол.
Собеседник прелата носил нижнюю рубашку из белой ткани, поверх неё была накинута туника из серого буре (18), к которой прикреплялся такого же цвета капюшон с пелериной и манто, на котором с левой стороны был нашит Красный Крест в память о Страстях Господних. Монах носил усы и бороду, острый нос выдавался далеко вперёд из пухлых щёк, а в больших карих глазах отчего-то затаилось беспокойство.
Оба выглядели лет на сорок с небольшим.
- Монсеньор (19), - произнёс монах, вытирая с лица обильный пот. – Мы выполнили ваше поручение. Брат Иов провёл длительное время в одной из общин интересующего вас народа, прикинувшись потерпевшим бедствие моряком…
- Благодарю тебя, брат Томаччио. Надеюсь, дикие племена отнеслись к нему благосклонно?
- В высшей степени, монсеньор.
На губах папского прелата заиграла лукавая улыбка.
- Выходит, прав был Адам Бременский, заметивший, что земли пруссов населяют «люди весьма доброжелательные», протягивающие «руку помощи тем, кто подвергся опасности на море или испытал нападение пиратов» ... Вот если бы они ещё уверовали во Христа….
- Прошу вас, монсеньор, - монах достал из-под туники свиток пергамента. – Здесь брат Иов изложил все свои наблюдения. А также нарисовал берега и обозначил удобные места для высадки десанта. К тому же, он указал потаённые тропы, по которым можно неожиданно атаковать врага… И рекомендовал начать поход вдоль течения Вислы…
- Macte! (20) – воскликнул Констанций, принимая свиток и разворачивая его. При этом он опустил корзину с соколом на каменистую землю. – Боюсь, что принятие этим народом христианства без кровопролития не обойдётся….
- Увы, монсеньор, - печально кивнул брат Томаччио. – Все мы прекрасно помним участь, постигшую несчастного Адальберта… (21). Тело погибшего миссионера выкупил великий князь польский Болеслав I Храбрый.
- Да-да, - чуть слышно подтвердил прелат. – И не забывай, брат Томаччио, что после Адальберта в Пруссию с той же миссией отправился архиепископ Бруно Кверфуртский. И также был убит язычниками… 
Констанций развернул первый лист пергамента и углубился в чтение. Яркое солнце освещало испещрённое письменами полотно. Брат Томаччио направил взгляд влево, в южную от холма сторону, туда, где находился Большой цирк и дворец Септимия Севера (22). Затем опустил глаза и стал рассматривать больную птицу. Некоторое время палатинский прелат изучал документ, затем аккуратно его свернул. Заметив интерес монаха к соколу, Констанций обронил:
- Мой пернатый друг Фалько заболел… Видишь, брат, как часто дёргается его хвост? Это говорит о том, что у него затруднено дыхание… Поэтому, когда он дышит, то вынужден открывать клюв…
Брат Томаччио понимающе кивнул.
- Лекарь рекомендовал мне гулять с ним на солнце, чтобы птица прогрелась как следует… Хвала Господу, что он ещё принимает пищу… Если хочешь, брат, можешь покормить его…, - с этими словами прелат развернул кожаный мешочек, который висел у него на поясе, и достал из него кусочек мяса.
Пока монах кормил птицу, Констанций задумчиво произнёс:
- Тот народ, который мы называем пруссами, брат Томаччио, оказывается, состоит из многих племён… Как ты думаешь, они едины? Есть ли у них… государство?
- Нет, монсеньор, - немного подумав, ответил монах. – Пруссы живут в таких землях, как Скаловия, Надровия, Самбия, Натангия, Вармия, Бартия, Помезания, Погезания, Галимбия, Судовия и… Сассовия. На каждой земле – свой народ, свои общины и они зачастую плохо понимают друг друга… Обитатели тех краёв голубоглазы, краснолицы и длинноволосы. Государства у них нет, единой армии тоже. Их племена разобщены и обескровлены междоусобицами… Но, справедливости ради, следует признать, что воины в их дружинах довольно храбрые, и вооружены они тоже хорошо.
- Тем не менее, считаю, что нашим славным рыцарям не составит труда их покорить… То есть, я хотел сказать, обратить в истинную веру... Пойдём, брат Томаччио, дальше по тропинке, и обсудим этот вопрос…, - он ласково погладил сокола по голове. – Мой друг Фалько должен дышать свежим воздухом и греться на солнце… А есть ли у пруссов письменность, брат Томаччио?
- По сведениям брата Иова, таковой они не располагают, монсеньор… Они даже не ведут счёт дням, и весьма удивляются тому, что кто-то, отсутствуя, может пояснить свои намерения буквами…
- Ну, Господь вразумит их, едва они примут веру Христову…
Они продолжили движение по Палатинскому холму.
 Знаменитую возвышенность украшали множество древних дворцов и других зданий. Некоторые из них уже разрушило время. В южной стороне виднелись Термы Септимия Севера, рядом расположился Стадион. Вскоре в поле зрения остались лишь стены роскошных строений…
- Всё оно, конечно, так, монсеньор, - продолжил беседу брат Томаччио. – Смею ли я надеяться, что вопрос о крестовом походе в земли пруссов будет решён в ближайшее время?
По краям тропинки росли кусты шиповника и роз, кое-где были разбиты настоящие клумбы. Тут и там возвышались античные виллы, в некоторых из них жили люди. Путники дошли до Дворца Тиберия, впереди их ждало настоящее произведение искусства – Дворец Флавиев… Казалось, здесь застыла в камне история ушедших времён…
- Брат Томаччио, разрешение на крещение пруссов было дано ещё двенадцать лет назад, папой Иннокентием III, чья булла о христианизации этих язычников практически одобрила начало крестового похода в их земли…
- Но, монсеньор, рыцари с большими надеждами взирают на юг, на Палестину…
- Ты прав, брат, - с лёгкой грустью произнёс прелат. – Но мы попробуем убедить папу, чтобы он… по значимости приравнял походы в земли пруссов к походу в Палестину… И всемогущий Господь укажет рыцарям правильный путь…
- Путь к славе! – воскликнул брат Томаччио.
- Да, брат…, - прелат вновь погладил голову больному соколу. – Милость Господа пребудет с каждым, кто отправится обращать язычников в веру Христову…
- Монсеньор, брат Иов предлагал при завоевании Пруссии, для удобства управления разделить её территорию на районы, которые следует назвать по наиболее примечательным особенностям местности…
- Он умён, твой брат Иов, - ответил Констанций, затем достал из недр своей одежды увесистый кошель. – Это тебе и ему, брат… Господь милосерден…
Брат Томаччио с удовлетворением отметил, что придорожные кусты были аккуратно подстрижены, а деревья с раскидистыми ветвями, казалось, хотят удержать путника, приобнять его и оставить в своей тени отдыхать.
Вскоре собеседники оказались перед Ипподромом Домициана.
- Значит, ты считаешь, брат, что покорение Пруссии не станет лёгкой прогулкой для наших рыцарей? Даже если удастся поднять всю знать Германии и Польши?
- Боюсь, что нет, монсеньор, - вздохнул монах.
- Есть ли у пруссов города? Укреплённые замки? – продолжал допытываться прелат.
Монах пожал плечами.
- Больших городов у них точно не имеется. Каменных домов – тоже… Есть поселения, иногда защищённые частоколом и рвом с водой…
- Как пишет брат Иов, - заметил Констанций, - земли пруссов на три четверти покрыты лесами, богатыми дичью…, но основное их занятие - земледелие…
- Это - правда, монсеньор. Пруссы выращивают рожь, ячмень, овёс, лён. Занимаются они также скотоводством и рыболовством. Разводят прежде всего лошадей… В пищу употребляют преимущественно конину, используя в качестве питья молоко кобылиц и даже их кровь, что, говорят, доводит этих людей до опьянения. Разумеется, suum cuique, каждому - своё. Кроме прочего, пруссы имеют крупный рогатый скот и свиней. Они – прекрасные охотники, но охота для них – не главное…
- Ты, брат Томаччио, тоже немало путешествовал, - уважительно заметил Констанций.
- Да, монсеньор. Я тоже собрал немало сведений о пруссах, но жить среди них, как брату Иов, мне не довелось… Из труда же вышеозначенного монаха вы узнаете о том, что кроме работы в поле пруссам известны и ремёсла. Они очень низко ценят золото и серебро, но давно знают железо и бронзу, из коих металлов их кузнецы мастерят добротное оружие и кольчуги…
- Как пишет тот же брат Иов, они не только мастерят, но покупают оружие или захватывают его у соседей, - добавил прелат.
- Совершенно верно, монсеньор. К пруссам приезжают купцы из Швеции и Дании, те покупают у них оружие, доспехи и соль. В обмен расплачиваются янтарём, мехами, собственными изделиями из металла и кости. Пруссы также ведут торговлю с купцами из Новгорода и Киева, они часто бывают на Руси… Сказывают, что в Новгороде даже существует Прусская улица (23).
- О, янтарь… - вздохнул Констанций. – Только ради него следует захватить земли сембов (24).  – Он произнёс это достаточно тихо, брат Томаччио не услышал или сделал вид, что не услышал его реплики.
Из ближайшего монастыря вышла группа монахинь. Они учтивыми поклонами приветствовали беседующих духовных лиц.
- Мир вам, - ответил им прелат и осенил крестом.
- Как ваш сокол, монсеньор? – поинтересовался брат Томаччио, - ему, наверное, лучше?
- Да, такие прогулки действуют на него благотворно…, как искренняя молитва на истинного христианина…
Оба перекрестились.
- Брат Томаччио, - наконец, проговорил прелат, после короткого молчания. – Я, конечно, внимательно изучу переданный тобой документ, - он взмахнул рукой со свитком. – Но, поведай мне вкратце об обычаях этого народа. Не совершим ли мы роковую ошибку, объявив в те земли крестовый поход?.. Увы, Палестину мы стремительно теряем…
- Никакой ошибки быть не может, монсеньор, - отозвался брат Томаччио. – В Палестине мы воевали с сарацинами, в Пруссии – с язычниками! Вы правы, брат Иов собирал сведения как шпион, он выведывал слабые и сильные стороны пруссов, пути для наступления, данные о природных богатствах их земель... Но он мало внимания уделил пруссам как общности.… Я же изучал этот народ по сохранённым в архивах Ватикана записям, некоторые из них принадлежали английскому королю Альфреду Великому.… Я попробую вам вкратце поведать, хотя не уверен, что мой рассказ полностью удовлетворит ваше любопытство… - монах учтиво поклонился.
- Ну-ну, не будь столь щепетильным, брат… - Констанций ласково погладил сокола по спине.  – Скоро и ты, друг Фалько, расправишь крылья и отправишься в поднебесье… И вновь будешь приносить нам добычу – перепелов и куропаток… Я слушаю тебя, брат…
Монах отряхнул тунику, прищурился, взглянув на солнечное небо и начал:
- Одному Господу ведомо, как пруссы оказались в этих, поистине, райских местах, посреди лесов, кишащих дичью, рек, изобилующих рыбой, и моря, богатого янтарём… Но Саксон Грамматик (25), а вместе с ним и Ибрагим ибн Якуб (26) доводят до нас, что пруссы «… живут у Мирового Океана и имеют особый язык. Они не понимают языки соседних народов и известны своей смелостью…»
- Они воюют с соседями? – предположил прелат.
- Известно, монсеньор, что прусские дружинники, возглавляемые вождями, ходят в походы на Польшу и литовские земли. И сейчас территория прусских племён простирается от устья Вислы до устья Немана. 
- Занимаются ли они мореходством и пиратством? – поинтересовался Констанций.
- Брат Иов пишет, что наиболее храбрые воины пруссов ищут службу в дружинах викингов и славян… Но пиратство я тоже не исключаю…
Они спустились по крутым ступенькам, прошли по тесному переулку, где полуденное солнце не так палило, освежились водой из фонтана… Впереди показались стены Ипподрома Домициана, украшенные затейливыми скульптурами лошадей.
Брат Томаччио продолжал:
- Прусский народ можно разделить на следующие сословия. Во-первых, это - жрецы, играющее весьма значимую роль в жизни пруссов… Далее, это - знать, важные князья и зажиточные землевладельцы… Пруссы называют их «кунигсами». Затем идут «свободные люди», к которым я бы отнёс купцов, свободных крестьян и ремесленников. Ну, и… «чернь», к коей относятся все зависимые люди и рабы… В семьях же абсолютным главой является мужчина, жену себе он покупает и потом рассматривает как собственность. Наследование тоже идёт только по мужской линии...
Папский прелат многозначительно кивнул.
- Обычно, - продолжал монах, - именно кунигсы затевают грабительские набеги на Польшу и других соседей. Для таких походов прусские дружины объединяются под началом одного наиболее уважаемого кунигса, но, должен повторить, монсеньор, что у пруссов нет ни единого государства, ни единой армии… Каждая прусская земля управляется советом знати, в который входят представители особо могущественных родов.
Верховный жрец у пруссов носит прозвище «Криво-Кривайтис». Для них он – словно Папа Римский для христиан… Именно с ним пруссы связывают свои военные успехи! Резиденция Криве находится в Ромове (27), а сейчас эту … должность занимает прусский жрец по имени Бойтонор…
- Всех жрецов, видимо, придётся уничтожить, - сквозь зубы процедил папский прелат, не переставая поглаживать сокола.
- На всё – воля Господа, - согласился с ним брат Томаччио.
- Продолжай, брат, - промолвил прелат. – Твой рассказ довольно интересен.
Монах вздохнул, благодарно поклонился, и продолжил:
- У пруссов совершенно иные представления о жизни и смерти. Своих мёртвых они сначала «кормят», а потом сжигают в специальных святилищах, при этом не должно оставаться ни одной целой косточки. Загробный мир представляется им зеркальным отражением мира живого, в него они следуют с тем обрядовым инвентарем и сопроводительными жертвами, которые попали в погребальный костер. С умершей знатью сжигается их оружие, кони и слуги, одежда, охотничьи собаки, ловчие птицы и прочее имущество, относящееся к военному делу. С простолюдинами - предаётся огню то, что относилось к их земному занятию. Да, пруссы очень почитают огонь... В некоторых городищах Пруссии в праздник летнего солнцестояния зажигаются большие и маленькие костры. А вообще эти люди весьма дорожат своими святилищами. Они запрещают христианам приближаться к их священным рощам и источникам, ибо считают, что те становятся нечистыми от приближения тех, кто почитает Христа. Сами же они чтят не Господа, но Природу, монсеньор, а именно - солнце, луну и звёзды, гром, птиц и животных, включая даже жаб...
- Пресвятая Дева… - осенил себя крестом прелат.
- Есть у них и особо почитаемые деревья, - продолжал монах, - чаще всего таковыми считаются старые липы и дубы: с наростами, дуплами, выступающими из-под земли корнями или расщепленными стволами, а также имеющие два или три ствола, исходящих из одного корня. Между стволами таких деревьев пролезают больные, сквозь них проносят детей в надежде на выздоровление. Порой они даже «кормят» их человеческой едой… Поклоняются пруссы и камням, видя в них опору и символ мировой горы. Особо почитаемы камни, возвышавшиеся из воды - на реке или протоке. У таких священных скал совершаются поминальные и охранительные ритуалы. А самые нерушимые клятвы они дают близ водоемов. Водой также испытывают на суде, с помощью её гадают о будущем и лечат хворых.  Имеется множество священных лесов, полей и рек, и они не осмеливаются в них рубить деревья, пахать или ловить рыбу…
- Именно в такую рощу и забрёл несчастный Адальберт…, - прелат перекрестился. – Да хранит его душу всемогущий Господь…
Со стороны базилики Максенция и Константина раздался мелодичный колокольный звон.
- Пойдём обратно, брат Томаччо, - вдруг спохватился прелат. – Нас ждёт обед - мясо, овощи и вино… Поспешим же в лоно нашей церкви.
Монах согласно кивнул.
- Сведения же о тактических действия пруссов во время битв, - добавил он, - вы найдёте в свитке, который я передал вам. Там сказано, как они штурмуют крепости, как разворачивают свои боевые отряды, как атакуют и защищаются, как действуют в пешем строю и на конях…
- Да хранит Пресвятая Дева всех, кто приложил руку к тому, чтобы новый крестовый поход, в земли пруссов, принёс больше славы, чем разочарований…

 
Глава 3. 1229 год. Рыцарь и оруженосец

Пятый Крестовый поход, начавшийся в 1217 году с благословения папы Гонория III, имел своей целью помощь восточным христианам, которые, будучи ослабленные междоусобицами, не могли противостоять сарацинам. Десятки тысяч рыцарей, кнехтов и священников отправились в Святую землю, не подозревая о том, что этот поход закончится для них полным провалом.
Но основные усилия предводители сей экспедиции всё же решили направить на завоевание Египта, надеясь нанести удар в самое сердце исламского мира. «Ключом» к стране являлся город Дамиетта, богато снабжённый провиантом и окружённый двойным рядом каменных стен. Неприступные башни, гавань, перекрытая цепями, а также отсутствие штурмовых орудий, единства в боевых действиях, общего управления и необходимой дисциплины стали причинами неудач крестоносцев и больших потерь в их рядах.
После двух лет стычек с сарацинами, в которых чаще побеждали сторонники ислама, причём, дважды те просили у христиан перемирия, мало того, даже обещали вернуть Иерусалим, никаких весомых побед у крестоносцев не было. Дамиетту так и не удалось взять окончательно. Часть армии возвратилась в Европу разочарованной, среди них – предводитель похода венгерский король Андраш.
Тем не менее, Дамиетта, казалось, вот-вот будет взята. Крестоносцы осадили город и даже, для связи с основными силами построили мост через Нил.
Весной 1219 года каирский и дамасский султаны приблизились к обречённому городу. Между ними и христианами начались столкновения, в которых крестоносцы, в основном, терпели поражения. Известно, что по поводу этих неудач в их войске нередко происходили споры между конницей и пехотой о том, кто же виноват в проигрышах.
Наконец, 5 ноября 1219 г. Дамиетта, доведённая до крайности голодом, сдалась. Христиане ворвались в город и предались грабежам, вместо того, чтобы ударить по армии каирского султана. Они были опьянены успехом и богатой добычей. Воспользовавшись этим, сарацины захватили мост через Нил.
Летом 1221 года крестоносцы двинулись против каирского султана, отклонив его очередное предложение о перемирии. Однако на сей раз их действиями руководил папский легат (28) Пелагий, который не торопился покидать Дамиетту. Действительно, Гроб Господень подождёт, а вот сокровища богатого города ждать не могут. В армии вновь возникли противоречия. Значительная часть крестоносцев, не согласная с папским легатом, оставила её ряды.
Очередной удар по участникам Крестового похода нанёс старина Нил, воды которого стали заливать прибрежное пространство. Сарацины, обнаружив значительное прибытие воды в реке, поторопились открыть шлюзы и разрушили плотины. Воды великого Нила затопили лагеря христианской армии.
 Ситуация тут же резко изменилась. Поскольку в рядах христиан появилось много больных оспой и у них совсем не осталось продовольствия, теперь они были вынуждены просить перемирия у мусульман. Сарацины проявили великодушие и дали крестоносцам возможность свободно уйти в Палестину. В августе 1221 года те покинули Египет.
Так бесславно закончился этот поход.      
Шестой Крестовый поход начался в 1228 году. Император Священной Римской империи Фридрих II решился на него под давлением Папы Римского Григория IX, угрожавшего тому отлучением от Церкви. Дипломатическое искусство рыцарей позволило без крупных сражений добиться от султана Египта уступок. По договору, заключённому в Яффе 18 февраля 1229 года, удалось возвратить Иерусалимскому королевству ранее утраченные земли.
Главнейшую роль в успехе Фридриха в Шестом Крестовом походе сыграл Тевтонский Орден (29). Его полное латинское название — «Ordo domus Sanctae Mariae Teutonicorum» («Орден дома святой Марии Тевтонской»), немецкое — «Deutscher Order» — «Немецкий орден». Покровитель: Дева Мария, Георгий Победоносец, Святая Елизавета Тюрингская. Девиз: Помогать — Защищать — Исцелять) и его гроссмейстер Герман фон Зальца (30).
В Палестине воцарился более или менее прочный мир.

Однако ещё в 1220 году, в Верхней Галилее (31), произошла финансовая сделка – были проданы принадлежавшие французам земли. Их приобрёл Орден Тевтонских Рыцарей. 
   Войском тевтонцев руководил Великий магистр Герман фон Зальца, все четыре года принимавший участие в Пятом Крестовом походе. Это был славный рыцарь и настоящий вождь. За короткое время (с 1210 года) ему удалось поднять боеспособность Ордена и завоевать доверие Папы Римского, а также императора Священной Римской империи. Именно при нём Орден превратился в могущественную военную организацию.
Если ранее в этих землях были расположены фермерские угодья под названием Монфор, то, с передачей их Тевтонскому ордену, на них начали строиться укрепления. Дело в том, что тевтонцам срочно требовалась обособленная от других Орденов резиденция. Из-за внутренних конфликтов с тамплиерами и госпитальерами немецкие рыцари были вынуждены оставить Акко и теперь остро нуждались в собственной территории. Именно Герман фон Зальца обратился к Папе Римскому с этой просьбой и тот милостиво оказал рыцарю большую финансовую поддержку для строительства крепости. Тевтонцы полностью перестроили усадьбу, превратив её в мощную крепость с двумя линиями оборонительных сооружений, а также дали ей свое имя – Штаркенберг (32). Таким образом, вскоре на месте бывшего фермерского угодья возникла внушительная цитадель. В 1229 году в неё были перевезены архив и сокровищница Ордена.
Крепость Штаркенберг, которую иногда по-прежнему называли «Монфор», возвышалась на узком гребне, выступающем из массивного холма. Её защита была сосредоточена с наиболее уязвимой восточной стороны, там, где высокие стены соединялись с холмом. С внешней стороны перед крепостью были выкопаны два рва перед двумя большими башнями. Вход в крепость находился на другой, западной стороне, где стояла меньшая по размеру въездная башня.

23 декабря 1229 года внутри крепости, на вершине хребта, там, где расположились жилые постройки, встретились два воина. Были они довольно молоды, но, чувствовалось, что оба прошли сотни миль в составе войска крестоносцев, и побывали в настоящих сражениях.
Оба были одеты примерно одинаково – в серые монастырские кафтаны, такие же серые куртки «якке» и дорожные плащи-рейнмантели с капюшонами, оба имели чёрные орденские кресты на груди и спине. Но по осанке и жестам, по едва заметным (с беглого взгляда) деталям, можно было определить, что один из них, высокий, светловолосый и широкоплечий парень – дворянин, а другой, темноволосый и коренастый – простолюдин, обычный кнехт.
Свежий ветер обдувал юные лица. Иногда его порывы со стороны моря заставляли обоих плотнее закрываться плащами, хотя в этих землях зима была достаточно мягкой.
- Господин, - обратился темноволосый кнехт к собеседнику. – Ты хотел мне сообщить нечто важное?
- Да, брат Йозеф. Только не называй меня господином. Мы здесь все братья и члены одного великого Ордена. Кроме того, твоя матушка была моей кормилицей, поэтому мы с тобой ещё - молочные братья. И я помню это.
- Да, брат Ансельф. Наша семья всегда ощущала поддержку со стороны барона Грюнфельда, твоего отца.
- Поэтому, брат Йозеф, я пригласил тебя на серьёзный разговор, - Ансельф понизил голос. – На Рождество намечена церемония… Короче, меня опояшут мечом…
- Тебя посвятят в рыцари, брат Ансельф, - понятливо кивнул Йозеф. – И это будет правильно, клянусь Гробом Господним!
- А рыцарю нужен верный оруженосец, брат Йозеф. Поэтому я хочу спросить тебя, согласен ли ты им стать? Желаешь ли сопровождать меня во всех походах, подавать оружие во время сражений и следить за конём? Согласен ли делить со мной все тяготы и лишения жизни рыцаря, одного из братьев Тевтонского ордена? Участвовать в сражениях и путешествиях, выполнять важные миссии, помогать своему рыцарю во всех его делах?
- Я доказал свою преданность и верность Ордену, а также его Великому Магистру, - ответил кнехт. – И далее готов служить…
- Ты не понял меня, брат, - перебил собеседника дамуазо (33). – Мне нужен не слуга, а боевой товарищ, кому бы я мог доверить собственные тайны и на которого мог бы полностью положиться… Поэтому я выбрал тебя, мой молочный брат… И мне важно твоё искреннее согласие, а не по долгу службы… Ex aequo et bono — (34)
Кнехт широко улыбнулся и, не торопясь с ответом, взглянул в сторону нескольких братьев-сариантов, упражняющихся мечами. С западного входа в крепость въехала телега, гружённая мешками с овсом и тюками с иным продовольствием, которые слуги тотчас принялись перетаскивать в амбар.
Со стороны северной оборонительной стены, там, где был расположен спуск к ручью, появился священник. Брат Октавий являлся духовником Ансельфа, он носил чёрную «трехрогую» шапочку-боннету, чёрный «кукулл» (35) и белый плащ с воротником, но без рукавов. На шее висел чёрный лапчатый латинский орденский крест с серебряной каймой. Обут брат-священник был в чёрные башмаки с металлическими пряжками.
Одутловатое лицо Октавия раскраснелось, видимо, подъём от ручья дался ему нелегко. Было ему около шестидесяти, под густыми бровями поблёскивали слезящиеся глаза, а уголки рта были опущены вниз. Направлялся он к двум беседующим молодым людям. Походка его была тяжёлой и усталой.
- Брат Ансельф, - воскликнул священник, - Готов ли ты к предстоящей церемонии посвящения в рыцари во имя Пресвятой Девы Марии? Или решил навсегда оставаться оруженосцем у славного рыцаря Густава Блаузее по прозвищу Хромой?
Брат Ансельф вежливо поклонился.
- Брат Октавий, на протяжении последних двух лет многие отговаривали меня от такого шага, интересовались, действительно ли я хочу стать рыцарем, не запятнаю ли я малодушием, изменой или вероломством чести крестоносцев… Но на все вопросы я неуклонно отвечал, что принял решение стать рыцарем осознанно. Я с великим усердием буду носить это звание. Моё желание – посвятить свою жизнь служению Ордену дома святой Марии Тевтонской и Господу Богу всецело.
- Осведомлены ли Члены Ордена, которые опрашивали тебя, в том, что ты принимаешь данное решение взвешенно, со всей ответственностью и долгом?
- Клянусь именем Господа нашего! Я – свободный человек, сын рыцаря из знатного рода, почитаемого в маркграфстве Штирия и в других владениях Филиппа II. Я ни разу не отступал перед лицом смерти, крепко стоял за Веру в Господа и правое дело! – отвечал брат Ансельф.
Священник Октавий слушал и благосклонно кивал головой. Взгляд его блуждал то по одежде светловолосого парня, то уходил куда-то вдаль, за крепостные стены.
- Я принес Ордену обет безбрачия, бедности и послушания, - продолжал молодой оруженосец. -  С этого начался мой испытательный срок... - голос его был твёрд, а взглядом он, казалось, мог зажечь сброшенные возле орденского госпиталя дрова. – Моё тело и дух претерпели все тяготы, которые ожидают меня в грядущем на службе Ордена. За последние полгода испытаний я не только не передумал… или разуверился в своих намерениях, но и укрепился в решении, что должен стать частью Ордена и что моё истинное предназначение - это помощь, защита и исцеление!
- Ну, что ж… - промолвил духовник. – Всем известно, что ты не боишься смерти, крепок в мыслях и бесстрашен в поступках… А есть ли у тебя средства для приобретения коней, доспехов и оружия, необходимых рыцарю? – прищурившись, задал он свой очередной важный вопрос.
- У меня есть два боевых коня, доспехи и оружие. Хвала Пресвятой Деве Марии, мне помог мой отец, барон Адам фон Грюнфельд!
- Прекрасно. Имеется ли у тебя верный оруженосец?
Брат Ансельф сделал паузу.
- Как раз сейчас я предложил стать им кнехту Йозефу…
- Я согласен! – тотчас ответил тот. – Я буду рад служить оруженосцем у рыцаря Ансельфа фон Грюнфельда! И да поможет нам Пресвятая Дева Мария!
- Я рад слышать это, братья, - священник положил руку на плечо дамуазо. – Твоё посвящение приурочено к Рождеству Иисуса Христа. Знаком ли ты с обрядом посвящения?
- Знаком, брат Октавий.
- Тогда следуй всем ритуалам обряда, и да поможет тебе Господь…

Накануне обряда посвящения в рыцари, оруженосец Густава Хромого посетил небольшую крепостную церковь, где покаялся в своих прегрешениях перед Господом, ради служения которому он вступал в могущественный Орден рыцарей-крестоносцев, после чего, как и должно всякому христианину, причастился Крови и Тела Христова. Затем он отстоял ночную мессу, а также мессу на заре, и вскоре был полностью готов принять рыцарское одеяние с нашитым чёрным Крестом.
Обряд проводили в зале для собраний, расположенном внутри цитадели, в «орденском доме» с двумя колоннами, пристроенному непосредственно к трапезной. Наступило рождественское утро.
Много рыцарей, находящихся в Штаркенберге, за исключением тех, кто выполнял особые обязанности по защите крепостных стен, присутствовали на этом мероприятии. Был тут и рыцарь Густав Хромой Блаузее, и гроза сарацинов барон фон Вольф, и рыцарь Гогенблюм, могучий гигант, излюбленным оружием которого был двуручный меч, и многие другие братья. Кроме них, конечно, пришло немало братьев-сариантов и братьев-священников. Тесное помещение было полностью заполнено.
У стены, опоясанный мечом, стоял великий комтур Тевтонского ордена Лутольфус, управитель орденского имущества, интендант и эконом, замещавший Верховного Магистра во время длительного отсутствия последнего. Подле него находился тучный верховный маршал и главный военачальник Ордена Гюнтер фон Вюллерслебен. В 1215 году он уже воевал в Акре среди братьев Ордена. Маршал был близким другом Германа фон Зальца, и ему надлежало принимать участие в различных тайных дипломатических миссиях Ордена. Тут же стоял верховный госпитальер, руководитель больниц, странноприимных домов и постоялых дворов Ордена, верховный ризничий, отвечающий за приобретение, изготовление и распределение амуниции и вооружения, а также тресслер в чьём ведении были все вопросы финансового управления. Здесь же собрался рыцарский Совет, состоящий из двенадцати рыцарей.
Практически, тут присутствовал Генеральный капитул Тевтонского ордена (36). 
Единственное, кого не хватало здесь, так это самого Великого Магистра ордена – славного Германа фон Зальца, убывшего в Рим.
Все братья были сосредоточены и немногословны. На стенах горели факелы, освещая собравшихся. Несмотря на тесноту, в зале было отведено место для главного действа – посвящению в рыцари одного из достойнейших братьев Ордена.
Как повелось, сначала выслушали кандидата в рыцари. Накануне тот выкупался в ванне, надел белую рубашку, алое сюрко, коричневый шосс и золотые шпоры. Свои светлые, слегка вьющиеся длинные волосы он аккуратно расчесал костяным гребнем.
Юноше пришлось, не покривив душой, пять раз ответить «нет» на вопросы: «Не являешься ли ты членом другого ордена?», «Не женат ли ты?», «Нет ли у тебя скрытых физических недостатков?», «Не должник ли ты?», «Не крепостной ли ты?» Затем он пять раз подряд сказал своё «да» на обращения: «Готов ли ты сражаться в Палестине?», «Готов ли сражаться в других странах?», «Готов ли ты заботиться о недужных?», «Готов ли по приказу выполнять то, что умеешь?» и «Готов ли ты соблюдать Устав Ордена?» После соблюдения этого ритуала, настал черёд произнести клятву-обет.
- Долгое время я вынашивал в своем сердце заветную мечту. Я хотел посвятить свою жизнь и весь свой талант Тевтонскому ордену, – произнёс голосом, соответствующим торжественной обстановке, Ансельф фон Грюнфельд. – Наступил радостный праздник Рождества и очень важный для меня день, ведь именно сегодня я, наконец, удостоюсь чести называться рыцарем! Я преклоняю свои колени перед алтарём и устремляю свой взор, исполненный благоговеньем и благодарностью к Господу и Святой Деве Марии. Перед магистром Тевтонского ордена, перед его преемниками, а также перед своими братьями по Ордену я даю обет целомудрия, послушания и нестяжания и клянусь всецело посвятить свою жизнь Господу, чтобы приумножить честь и славу рыцарского Ордена! - благородная душа Ансельфа была готова извергнуться наружу как вулкан…
После торжественной клятвы Густав Хромой собственноручно опоясал мечом Ансельфа Грюнфельда, а в память о данных обетах он наградил бывшего оруженосца поцелуем и тут же, согласно ритуалу, дал ему пощёчину, дабы тот не забывал о возложенной на него ответственности и дарованной чести быть рыцарем Ордена.
Далее напутственное слово сказал великий комтур Тевтонского ордена Лутольфус:
- Отныне ты, Ансельф фон Грюнфельд, обязан ежедневно не менее пяти часов проводить в молитвах и сто двадцать дней в году соблюдать строжайший пост, вкушая пищу лишь один раз в сутки. Теперь тебе запрещаются турниры и охота, а за клевету и ложь, нарушение поста и рукоприкладство по отношению к мирянину, будешь подвержен наказаниям, в том числе и телесным. Самой серьёзной карой может стать лишение тебя права носить отличительный знак брата Ордена - белый плащ с черным крестом и отправка на тяжелую работу вместе с рабами…
После этого юный Ансельф облачился в благословенное Богом одеяние Ордена с Крестом. С этого момента он перестал быть оруженосцем, став ровней для всех рыцарей-тевтонцев.
Братья-священники затянули гимн «Te Deum laudamus» (37). После акколады (38), как было заведено, братья предались пиру, на котором присутствовали самые разнообразные яства и вина.
Вечером, когда последние лучи солнца заигрывали в вышине с облаками, а на землю Палестины опустилась синеватая завеса сумерек, новоиспечённый рыцарь вышел на свежий воздух из душного зала и едва не столкнулся нос к носу со своим новым оруженосцем.
- Брат Ансельф, - воскликнул тот. – Жду твоих приказов как верный оруженосец! Надеюсь, нам не придётся торчать в этом вонючем замке всю зиму?
Друг детства, Йозеф обладал весёлым и энергичным нравом. Он не лез за словцом в карман, а частенько и «крепкое» словечко в свои обороты мог вставить…
- Тебе не терпится совершить подвиг, брат? – улыбнулся рыцарь.
- Сказать по правде, безделье вредит доброму христианину больше, чем любой другой грех.
- Ты прав, брат. Поэтому спешу тебя обрадовать. Скоро мы направимся в Пруссию…
- Пресвятая Дева… Где это?
- На севере. Там сейчас снег… Это – воистину край земли!
- И что мы станем там делать? – растерялся брат Йозеф.
- Воевать с пруссами. Они - язычники, а мы принесём им Христову Веру…
- Это будет Крестовый поход?
- Да, брат Йозеф. Причём, объявлен он был уже давно, но только сейчас мы приступаем к активным действиям… И я догадываюсь, отчего…
- Отчего же?
- То, о чём я тебе сейчас поведаю, не должен знать никто больше …
- Клянусь всеми Святыми!
 - Так слушай же… Ещё в 1206 году римский папа заявил о необходимости крестить пруссов. С тех пор мы трижды ходили в Крестовые походы, но ни разу в земли пруссов. А вот сейчас… Появились сведения, что у них, у пруссов, хранится… Ковчег Завета (39)!
- Как? – раскрыл рот от удивления брат Йозеф. – Тот самый?
- Несомненно.
- Но как он к ним попал?
- В одном из Крестовых походов принимали участие польские рыцари. Возможно, ты помнишь о подвигах Конрада Безумного?
- Конечно, о нём было сложено немало баллад…
- Так вот… Или он сам, или кто-то из его соратников завладел Ковчегом. И, посчитав его за обычный военный трофей, решил присвоить себе.
Брат Йозеф слушал, раскрыв рот.
- Но, похоже, потом он решил продать его шведам, поэтому решил пробираться к морю. Понятно, с таким грузом ехать по христианским странам опасно, поэтому Конрад или кто-то из его сородичей выбрал путь через земли пруссов… Видимо, те и напали на крестоносцев. А поскольку Ковчег защищали неистово, пруссы сочли его большой ценностью… И захватили… Потом увезли куда-то в свои земли. А теперь нам предстоит его отыскать и вернуть в лоно Католической Церкви…
- Откуда такие сведения, брат Ансельф?
- Кое о чём мне поведал наш маршал, Гюнтер фон Вюллерслебен. А у него есть данные о том, что в землях пруссов давно живёт римский шпион, который готовит почву для нас, крестоносцев, когда мы нападём на Пруссию… Кстати, походы в Пруссию уже начались, а на завоёванных землях правит ландсмейстера Герман фон Балк. Тот из рыцарей, кто освободит Ковчег Завета, брат Йозеф, прославит своё имя в веках!


           Глава 4. 1230 год. Весна в Самбии

«Мой высокородный господин!
Много лет назад с неудержимым рвением и усердием принялся я выполнять твоё поручение, одобренное и благословлённое Его Святейшеством, - поселиться среди диких язычников сембов, изучать их обычаи, воинское искусство и разведывать пути достижения скорейшей победы над ними Войску Христовому, как только оно войдёт в эти земли.
Твой верный слуга притворялся то странствующим монахом, то купцом, то врачевателем, но не находил должного отклика в душе местных жителей. И только тогда, когда я, по наитию, вызванному проникновенным словом Господа, назвался моряком, которого постигла беда в море, ко мне проявили необычайное участие, дали кров и пищу. С тех пор я живу здесь, и стал практически своим, что заметно облегчило мне условия выполнения твоего высочайшего повеления - готовить почву для братьев, которые принесут сюда слово Божье и католический Крест.
Шлю тебе уже шестое письмо и надеюсь, что оно найдёт в твоей душе такой же радушный отклик, как пять предыдущих, и придаст твоему слуге уверенность, что моя жизнь среди невежественных язычников не проходит напрасно.
Я весьма опечален неудачами воинов Христа, кои те потерпели в землях Натангии. Не стоит забывать, что пруссы – весьма умелые воины и вооружение их не уступает по качеству французскому или испанскому, ибо они издавна покупают его в западных пределах, а также у славян (на Руси) или захватывают в боях. Сейчас у них в ходу мечи нижнерейнского производства, что является и военной добычей, и результатом оживлённой торговли. Смею заметить также, что мастерство местных кузнецов позволяет им самим ковать подобное оружие и доспехи...
Больших и мощных крепостей у пруссов не было и нет, имеются только небольшие укреплённые остроги, захватить которые не составит труда. Расположение оных я изобразил на прилагаемом к письму плане. Там же я осмелился начертить путь по болоту, считающемуся среди местных жителей непроходимым. Эта тайная тропа известна лишь охотникам. Её я изобразил красными чернилами. Если для тяжеловооружённой конницы она может оказаться непригодной, то легкая пехота пройдёт по ней без труда.
Смею предположить, что, даже если воинство Христово вытеснит пруссов в дремучие леса, те и оттуда будут наносить удары. Посему, на каждом завоёванном участке земли, на расстоянии одного дневного перехода должны возводиться замок или крепость, а вокруг них - каменные постройки для христиан, возжелавших заселить эту благословенную местность.
По моим наблюдениям у каждого племени пруссов имеется по нескольку тысяч конницы и пеших воинов. Так, например, многонаселённая Самбия имеет четыре тысячи конников и до сорока тысяч пеших воинов. А богатые и сильные Судовы (40) могут выставить ещё больше воителей. Но племена пруссов разрозненны, а их непримиримые вожди постоянно воюют друг с другом, и этим мы должны непременно воспользоваться.
Позволю себе и следующее предположение. По моим наблюдениям, в войске пруссов не существует ни строя, ни боевых порядков. Они нападают толпой, словно викинги. В основном, дружиной во главе с предводителем. Если численность позволяет – они сразу окружают неприятеля. Если нет, то предпочитают набрасываться из засады. Особо они опасны в лесистой местности, где для своей выгоды стараются использовать каждый куст, каждую ветку... Осмелюсь напомнить, что в 1222 году польский князь Владислав отправился с сильным войском на пруссов. Как мы помним, это войско бесследно исчезло в лесах Надровии (41).
Ежели Святая церковь сочтёт своим долгом обратить сембов (как, впрочем, и другие народы пруссов) в Христову веру, то позволю себе предположить, что занятие сие будет чрезвычайно сложным и опасным, поскольку язычники хранят верность своим богам. Они чтут семнадцать заповедей, оставленных пруссам их древним вождём Видевуто (42): «...Мы должны испытывать перед нашими Богами страх и почтение. Ибо они дали нам в этой жизни красивых женщин, много детей, хорошую еду, сладкие напитки, летом - белую одежду, зимой - теплые кафтаны, и мы будем спать на больших мягких постелях»...
Посему, веру в своих богов у пруссов следует искоренять нещадно, а жрецов-вайделотов – лучше сразу уничтожать.
Остаюсь преданным тебе слугой и послушным рабом Господа,
Брат Иов».

К селению Килькенинкайм весна подобралась незаметно, словно прокралась тайком, прячась за ветви деревьев и приземистые деревенские строения. Кажется, ещё вчера в здешних лесах трещали морозы, и сыпал снег, а вот сейчас, взгляни - уже тут и там чернеют проталины, звонко переговариваясь, бегут ручейки. С каждым днём солнце светит всё ярче, обогревая просыпающуюся от зимнего сна землю. Казалось, сами прусские Боги Потримпо и Пергрубиус спустились на здешние луга, и не спеша прогуливаются по влажной почве, слушая птичье пение.
Хотя, начало весны - такое дело, это вам скажет всякий житель Самбии, - сегодня солнышко припекает, а завтра опять задуют колючие ветра, и посыплет снежная крупа. Да и в течение дня погода может измениться несколько раз...
Пока до посевных работ далеко, но хозяева уже готовят снаряжение для выхода в поле. Уж что-что, а плуг или соха у каждого должны быть в порядке и готовы к делу!
Селение состояло из двух десятков домов разных размеров. Самый маленький сруб с уложенными под нижний венец камнями принадлежал одинокому рыбаку Саитусу - всего три на четыре шага длины. А вот у купца Жмогуна, у которого три сына завели собственные семьи, но не стали уезжать из отчего дома, а пристроили к нему свои жилища, дом разросся в размерах и стал напоминать крепость, расположенную у холма Виделау. Такое жилище уже не обойти за несколько шагов. Дым из его четырёх труб весело струился в весеннее небо.
Со стороны Житенского леса через широкие ворота в частоколе, в селение Килькенинкайм не спеша вошёл человек необычной внешности. «Необычность» эта заключалась не только в одежде - на нём, поверх светлой полотняной рубахи, украшенной внизу кистями из бычьих хвостов, была накинута медвежья шкура, а самом его виде. Это был детина огромного роста с широченными плечами. Становилось ясно, что медведя, чья шкура согревала его, он добыл сам. За плечами у великана висела котомка, а в руке он держал посох, каким, при желании, можно было переломить хребет лосю. Правда, ни рыжая борода, ни копна густых волос, схваченная повязанной вокруг головы лентой, ни насупленные брови, ни полная достоинства поступь не могли скрыть, что этот молодец – ещё довольно юн. Казалось, сам бог Потримпо спустился с небес, однако, тот, по рассказам, был безбород, да и передвигался на белом коне...
Примечательный путник вошёл в селение солнечным днём, когда местный люд уже давно занимался домашней работой. Дверь в кузню, расположенную с краю селения, была распахнута, а подле неё находился крепкий мужчина, вытирающий раскрасневшееся лицо остатками снега.
- Доброго здоровья тебе, Лашенай! – обратился к кузнецу великан. – Как твоя спина? Помогли тебе мои травы?
- И ты здравствуй, - ответил тот. – Хвала Богам, травы твои подействовали! Кто бы мог подумать, что простые ольховые шишки способны так лечить?
- Там не только шишки, но и сок толстянки… Продолжай натирать спину до той поры, пока весь снег не сойдёт… Если моё зелье закончится, приходи к Лишайному камню, я тебе ещё дам.
- Да отблагодарят тебя Боги за твою доброту, Барт Локис! Я уже не чувствую боли, когда нагибаюсь, а скоро вообще, начну работать в кузне с прежней силой… Гляди, - Лашенай нырнул в полутёмную кузницу и вскоре вышел оттуда, держа в руках блестящий металлический шлем. – Это принёс мне наш рикис (43) Майжо, а ему посоветовал сам Криве…
Барт повертел в руках доспех «брата-рыцаря» Тевтонского ордена. Это был клёпаный шлем с наносником, защищавшим в бою лицо воина от ранений. Внутри находился кожаный подшлемник, стёганный суконной шапочкой, смягчающей удары.
- Выходит, враг приближается к нашим землям? – печально проговорил Локис.
- Да, друг мой. Рыцари-тевтоны позарились на наши земли и намереваются осквернить веру в наших Богов… Но мы не собираемся кланяться им, мы будем сражаться… Поэтому у меня сейчас много заказов на оружие. Нужны шлемы, длинные кольчуги с рукавами, металлические наколенники… Нужны щиты, мечи и боевые топоры. Ведь, к шлему понадобятся прочные кожаные завязки. Щит, если его изготовить из крепких дубовых досок, надо обтянуть толстой кожей и обить стальным ободом. А к нему также нужны кожаные ремни, позволявшие удерживать его либо на руке, либо на плече…
 - А ещё нужно ковать наконечники для стрел и копий…, - мрачно добавил Барт.
- Да, друг мой… А тут, так некстати… спина… Но, благодаря Богам и твоему умению, она стала гораздо лучше… Ты – настоящий вайделот, Барт Локис, настоящий «знающий» …
- Да уж, - согласился великан. – Столько зим, сколько пальцев на обеих руках, находился я на обучении у жреца Жола. Меня, совсем маленьким парнишкой, к нему отвёл мой отец… А когда я постиг ремесло знахаря, меня возвели в ранг вайделота. Для этого нам со жрецом пришлось ехать в Ромове, к самому Криве-Кривайто…
- Ты хоть и молод, Барт, - усмехнулся кузнец, - но достаточно учён… Да и статью тебя не обидели Боги! Взял бы я тебя в свою кузницу, был бы из тебя замечательный помощник… Да, боюсь, ты своей головой проломишь мне потолок! – и захохотал.
На губах Барта тоже заиграла улыбка.
- Не зря ведь люди дали тебе прозвище «Локис»! – смеясь, продолжал Лашенай. – На некоторых наречиях это означает «медведь»! Даже я, уж на что крепкий парень, не стал бы с тобой бороться! Ты же любого раздавишь, словно муху!
- Силушкой Боги меня не обидели, - согласился с кузнецом Барт. – Но я, пожалуй, пойду. Грустные известия я от тебя получил, друг мой. Всем нам Боги готовят серьёзное испытание….
- Ничего, Локис. Ходили к нам князья из Польши, ходили и мы к ним… Справимся и с тевтонцами!
Они простились, и Барт продолжил свой путь по Килькенинкайму. Попадающиеся ему по дороге мальчишки боязливо обегали его, поскольку, страх и почтение перед вайделотом, особенно, таким огромным и страшным, прочно сидел в сердцах ребятишек. Жители селения, почтительно приветствовали «знающего». Много доброго сделал он для них: и хворобу прогонит, и добрых духов приманит, а иного задиру и приструнит – вон, силища-то какая в руках!
Не доходя двух строений до обширного дома купца Жмогуна, Барту повстречалась сгорбленная, как сухой корень, старушка Линси, ухаживающая за лошадьми табунщика Стотиса. Тот давал пожилой женщине в качестве платы муку и мясо, он был доволен, как пожилая женщина разговаривает с его лошадьми и те, во что он искренне верил, отвечают ей.
- Здравствуй, матушка Линси! – приветливо поздоровался Барт со старушкой. – Прибавилось ли в конюшне Стотиса белых лошадей? (44)
- Хвала Окопримсу, белых лошадей стало больше… Как твои дела, Барт Локис? – старушка заметно оживилась при виде бравого знахаря. – Ты всё живёшь в лесной чаще, в стороне от людей? Уж не думаешь ли ты там найти себе невесту? Тебе пора обзаводиться семьёй, вайделот! Ты не думал об этом?
- Как мои снадобья, матушка? Помогли ли они тебе от головной боли?
- Как не помогли, милый? Конечно, помогли! – старушка улыбнулась. – И боли прошли, и глаза стали лучше видеть. Ты – настоящий кудесник, Барт из глухого леса…
- Держи мешочек с чередой, если боли повторятся, заваришь, сделаешь настой, и будешь пить по глотку перед сном! – ведун достал из котомки снадобье. – А насчёт семьи я, конечно, думал. Как не вспомнить о ней, когда к нам вновь вернулась весна?
- Ну, такому богатырю, как ты, и невеста, наверное, нужна особенная? – усмехнулась старушка. В её глазах мелькнула хитринка. – А то я подсказала бы тебе двор, в который можно заглянуть… Редкий хозяин откажется отдать тебе в жёны свою дочь….
- Особенная? Ну, что ты, матушка… А невесту я себе найду, вот проведаю своих отца и мать, да и пойду искать…
- Да помогут тебе Боги, Барт Локис!

Да, всё так и было. Десять лет назад отец Барта, Скамбо, внимательно посмотрев в глаза сыну, произнёс:
- Не получится из тебя охотник, Барт. Стрелять ты, конечно, научишься, да и держать в руках копьё сумеешь… Но, я вижу, как тяжело ты переносишь смерть животных и птиц… Да и боль каждой твари чувствуешь, как свою собственную. Пожалуй, отведу я тебя к жрецу Жолу, пусть он займётся твоим обучением… Глядишь, и выйдет из этого толк…
Старый жрец-вайделот жил в глухом лесу возле Лишайного камня – огромного валуна, поросшего мхом и лишайником. Да и сам жрец чем-то походил на этот камень – такой же хмурый, нелюдимый, древний. Он умел слышать то, чего не слышали другие, общался с миром мёртвых и принимал оттуда послания... Всем своим мрачным видом он буквально излучал черноту, а также смертельную усталость, и, случалось, пытался окутать своей магической тьмой окружающих его людей. Порой он казался излишне строгим, однако в душе был добросердечен, также, как и мудр.
К его землянке вели едва заметные тропки, по которым люди находили дом лесного кудесника. Тот помогал всем – если не чудесной травой или отваром, так добрым советом. Узнав, что некий парнишка из селения Лаоме живо интересуется лечебными травами, наблюдателен, сметлив и зорок, жрец согласился взять его к себе. Пожалуй, он даже обрадовался, что теперь ему есть кому передать свои сокровенные знания, и он не проведёт остаток дней в одиночестве.
И началась для мальчишки пора обучения. Старый жрец не спеша втолковывал своему ученику важные истины, который тот легко понимал и усваивал: всё вокруг – живое: и звери, и деревья, и вода, и камни. Все они могут чувствовать и разговаривать... Огонь - тоже живой! Он ест, пьёт и спит, подобно человеку. Он чрезвычайно силён, а порой также опасен, как и добр, поэтому в пламя недопустимо плевать, тем более справлять свою нужду…
Мир полон духов, и добрых, и злых. Надо уметь приваживать первых и отгонять вторых. Но с любым из них нужно уметь находить общий язык… Боги превратили лес в удивительную кладовую для человека. Тут ему и жильё, и пропитание, и лекарство от любой хворобы!.. Человек должен уметь ладить со всеми обитателями леса, жить в мире со своей совестью... Боги и духи всегда учат и направляют нас. Они говорят, что здоровье совсем близко от болезни, а жизнь всегда рядом со смертью. Но бояться её не нужно: мы все спим при жизни и просыпаемся в момент кончины. Смерть – это переход в иную более счастливую страну…
Последние две зимы Барт жил уже один в хижине Жола. Старый жрец со спокойным сердцем отправился к Богам, теперь он с небес взирал на жизнь своего ученика и оберегал его от всяческих бед.
Постепенно и юный ведун стал превращаться в отшельника. Но повторять путь своего учителя он не стал. Напротив, Барта часто могли видеть в различных селениях Самбии. Он охотно лечил и людей, и скотину, дарил людям обереги, делал предсказания, учил любить всё живое и неживое, и творить добро…

Локис почти миновал обширное строение Жмогуна, как вдруг его внимание привлекли женские всхлипывания. Стройная девушка в рубахе, сшитой из двух полотнищ ткани, и длинной тёмной юбке, с повязанным поверх неё передником, вытирала слёзы тыльной стороной ладони, отвернувшись к изгороди из стволов молодых сосен. Она стояла спиной к тропе, по которой шагал вайделот, поэтому не могла его видеть. Несмотря на прохладную погоду, наплечной накидки и платка на ней не было.
- Я-то полагал, - остановился Барт возле плачущей девушки, - что под крышей дома известного купца, человека не бедного и щедрого, не текут столь горькие слёзы… Боги не простят того, кто посмел обидеть тебя… Могу ли я помочь тебе, красавица?
В лучистом синем взгляде («Как у моей матушки!» – мелькнула мысль у знахаря), брошенном исподлобья на великана, светилось больше удивления, нежели горести. На заплаканном лице появилось некое подобие улыбки.
- А, это ты, добрый вайделот Локис…
- Могу ли я каким-нибудь словом или поступком прекратить этот поток слёз? Боги милостивы, все твои сегодняшние печали завтра покажутся тебе смешными…
- Ой, Барт Локис…, боюсь, что он не прекратится никогда…
- Вот как…, - ведун насупил брови и подошёл ближе. – Расскажи мне о своей беде, синеокая красавица…, - Барт наморщил лоб, - О, Боги, я не помню, как тебя зовут?
- Дуона, - ответила девушка. – Я жена младшего из сыновей купца Жмогуна, Литиса.
- Отчего же ты плачешь?
Та пожала плечами.
- Все несправедливы ко мне… То я не умею печь хлеб, то леплю кривые горшки … Два года, как замужем, а не родила мужу ни одного ребёнка… Литис заявил, что хоть сегодня продаст меня!
Барт внимательней взглянул на девушку.
- Пусть продаст. Может быть, в новой семье тебе будет лучше…
Дуона вскинула на знахаря изумлённый взгляд.
- Все говорят, что ты мудр не по годам, Барт Локис, и к твоим словам прислушиваются!.. Но то, что ты сейчас сказал, это - слова умалишённого!
Лицо вайделота оставалось серьёзным.
- А может, это самые правильные слова? – произнёс Барт. Ему и прежде были свойственны неожиданные и яркие озарения. Нечто похожее ощутил он и сейчас…
- Ты – «знающий», а не можешь понять самого главного!..
- Я вижу, у тебя кровоподтёк на шее… и на плече… Тебе, видно, достаётся от Литиса?
Лицо девушки вновь приняло печальный и испуганный вид.
- И от него, и от других членов семьи… Зачем ты спрашиваешь меня, Барт Локис? Разве ты не знаешь, что это – судьба большинства женщин нашего селения?
- Хочешь, я пойду к Литису, и попрошу его продать тебя… мне?
В этот миг ему показалось, что Дуона вот-вот бросится бежать.
- Ты что, вайделот?.. В своём ли уме?..
- В своём.
- Неужели ты хочешь стать моим мужем?.. Ведь, проданная Литисом, я гожусь только в рабыни!
- Я хочу, и Боги тому свидетели, чтобы ты стала моей женой, Дуона.
Та поджала губы, не зная, что ответить.
- Литис наверняка заломит цену, - продолжал рассуждать Барт, - но, я думаю, мы с ним придём к соглашению… Есть у меня и монеты, есть и немного янтаря…
- Я не могу поверить, Барт Локис, ты всё это серьёзно говоришь?
- Литис дома? – спросил вайделот.
- Дома… Они с отцом обсуждают новую сделку…
- Тогда я загляну к нему ненадолго… А ты можешь собирать свои вещи, - произнёс Барт, направляясь к калитке.


Глава 5. 1231 год. Нашествие

А в это время на юго-западе прусских земель уже звенело оружие, и текла кровь.
Ещё в 1226 году Великий магистр Тевтонского ордена Герман фон Зальца по просьбе польского князя Конрада Мазовецкого отправился завоёвывать земли Пруссии. Папа Римский и император Фридрих II одобрили и благословили это вторжение. Был объявлен крестовый поход против пруссов под предлогом христианизации языческого народа. Фридрих II подписал знаменитую буллу, в которой Ордену предоставлялась полная свобода действий в тех краях. Тевтонцам в 1229 году даже была пожалована Хелминская (Кульмская) земля. Находилась она в юго-западной части Пруссии, в соседстве с Польшей, и примыкала к правому берегу Вислы, орошаясь тремя её притоками. Когда-то эта земля принадлежала пруссам, но их вытеснили поляки. Сейчас она выглядела дикой и безлюдной.
Вот так и вышло, что Хелминская земля, согласно договору, стала местом дислокации тевтонцев и плацдармом для дальнейших походов на Пруссию.
В 1230 году папа Григорий IX издал буллу, дающую Тевтонскому Ордену право крещения пруссов и закрепления за собой всех завоёванных земель, которые затем формально должны были перейти под контроль и опеку римского папы. Однако у Ордена имелись свои, гораздо более масштабные планы, нежели те, о которых упоминалось официально. Неспроста он выпросил права на завоевание новых земель на территории Пруссии.
В этом же году Орден приступил и к активным боевым действиям. Поначалу Великий Магистр послал в Мазовию авангард, состоящий из семи рыцарей и нескольких десятков сариантов во главе с Конрадом фон Ландсбергом. Завладев замком Фогельзанг, крестоносцы, не встретив серьёзного сопротивления, организовали поход на пруссов, проживавших на другом берегу Вислы. В нём участвовали польские, немецкие и померанские рыцари, в качестве небольших вспомогательных войск набирались отряды из пруссов, выразивших лояльное отношение к Ордену. Особых результатов эта вылазка не дала. Просто, убили несколько десятков жителей да сожгли ряд селений...
В этом же году в замок прибыло подкрепление из двадцати рыцарей и двух сотен сариантов во главе с самим Германом фон Балком. Тот сетовал, что в Пруссию были посланы ничтожные силы, но основные орденские войска пока оставались в Малой Азии и Армении.
Над лесами, пашнями и селениями пока ещё свободных общин всё чаще поднимались столбы зловещего чёрного дыма…
После очередной кампании в Палестине много крестоносцев возвращались домой, здесь же, в Пруссии Орден остро нуждался в подкреплениях и свежих силах для развёртывания дальнейших военных действий. Тактика тевтонцев оставалась прежней - они продвигались вперёд, строя по пути небольшие форты и укрепления, первоначально из дерева, которые оборонялись небольшими гарнизонами.
На «освобождённые» территории переселялось множество колонистов из Священной Римской империи, что ни год - то возникал новый город. Некоторые из них даже получали Кульмское право (45).
В мае 1231 года молодой рыцарь Ансельф фон Грюнфельд прибыл на аудиенцию к Герману фон Балку, назначенному два года назад ландмейстером Пруссии. Он был без доспехов, в коротком, выше колен белом полукафтанье, опоясанном коротким мечом. Могучий рыцарь с широкой бородой и стриженными «под горшок» волосами, с цепким, внимательным взглядом радушно встретил «юнца». Некоторая сентиментальность, однако, никогда не мешала ему быть крайне жёстким. «Главное предназначение воли — это принимать принципиально важные решения и добиваться их исполнения», - считал он. Побеседовав с Ансельфом, он смерил его взглядом, как бы прикидывая, на что способен новый брат рыцарь в настоящем бою... и определил того в отряд рыцаря Герхарда фон Кууна.
- Брат Герхард, - произнёс напутственно ландмейстер, - толковый военачальник и опытный человек. Он много пережил. Не перечь ему..., но и смело высказывай своё мнение. Я уверен, что вы поладите... Да поможет вам Пресвятая Дева Мария!
Прибыв в расположение отряда Герхарда фон Кууна и представившись начальнику, крупному человеку сорока с небольшим лет, с морщинистым и чрезвычайно загорелым лицом (что являлось свидетельством продолжительной службы этого известного рыцаря в южных странах), Ансельф услышал:
- Я знал твоего отца, брат. И скажу честно: горжусь этим! Надеюсь, ты не только не посрамишь его имя, но и прославишь! Мы тут без дела не сидим: и воюем, и строим...
Всей своей комплекцией, грубоватым напором и мощью Герхард фон Куун напоминал быка... Он всегда настойчиво двигался к намеченной цели, причем иногда, если интерес к ней уже был утрачен, просто по инерции. Шутник, задира и насмешник, большой любитель прихвастнуть и даже приврать. Казалось, ему легче было дать кому-то по шее, чем долго уговаривать и объяснять. Но за свои вспышки гнева и нелепые выходки рыцарю никогда не бывало стыдно, ибо он всегда точно бил в цель и достигал желаемого результата...
- Завтра на рассвете выступаем в поход. Мы - передовой отряд, за нами последуют основные силы. Будь готов: нам предстоит переправа через Вислу! Наша цель - прусский Кульмерланд!
Молодой рыцарь вышел из палатки брата фон Кууна вдохновлённым. Имя его отца, оказывается, всем известно, а завтра - начнётся и его ратная карьера в качестве рыцаря! Он и своё имя сделает громким! Одно смущало - там, в Палестине все воюют за Иерусалим и Гроб Господень. А тут - с какими-то племенами язычников... Хотя, сам римский папа благословил этот поход и по значимости приравнял его к походу на Палестину...
- Какие будут приказания, брат Ансельф? – это подошёл оруженосец. - Как встретил тебя фон Куун? - Казалось, брат Йозеф пытался спрятать ухмылку на веснушчатом лице.
- Готовимся к завтрашнему походу. Будем переправляться вплавь через Вислу, держась за конскую гриву. Доспехи и оружие надо навьючить на обе лошади, а сами останемся налегке... На том берегу оденемся и экипируемся...
- В такую погоду поплавать - одно удовольствие! – и улыбка расплылась на широком лице оруженосца. - Лишь бы нас не ожидала на том берегу засада...
- Будем молить Пресвятую Деву Марию, чтобы избавила нас от этой напасти, Йозеф.
На следующий день небольшой орденский отряд в количестве девяти рыцарей, одного священника и около сотни кнехтов, переправились через Вислу. На берегу они облачились в своё платье, и надели доспехи. И - вовремя! На них напал разведывательный отряд пруссов. К счастью, братья рыцари сумели вовремя перестроиться в боевой порядок, и долгое время всадники кунигса Леха Волосатого не могли причинить крестоносцам сколь-нибудь серьёзного вреда. Крестоносцы же арбалетными выстрелами «сбили» добрую половину пруссов с коней. Затем рыцари нанесли мощный решающий удар.
…Брат Ансельф с копьём наперевес мчался на воина, вооружённого боевым топором. Тот прикрывал своего товарища, схлестнувшегося в схватке с рыцарем Рудольфом фон Ломзе. Оба действовали мечами. Прусс проявлял завидную сноровку и выучку, храбро отражая удары одного из лучших бойцов Ордена. Молодой Грюнфельд воспользовался тем, что его противник в азарте боя слишком поздно заметил его приближение и не успел отскочить в сторону или прикрыться щитом. Остриё копья пробило лёгкий доспех на груди прусского воина и тот, сражённый, упал под копыта коня. В это время и брат Рудольф расправился и со своим врагом.
Другие рыцари с криками: «С нами - Пресвятая Дева Мария!» ударили во фланг прусского отряда и смяли противника. Кнехты сражались не менее яростно и умело.
Вскоре бой закончился. Оставшуюся часть пруссов спасла быстрота их коней.
- Неплохо! - оценив поле битвы, заметил фон Балк. - Хвала Пресвятой Деве Марии!
Немного позже похоронили убитых. Священник, отец Франц, прочитал над их телами заупокойную мессу. Раненых, благо, таковых оказалось не много, перевязали полотняными лентами и напоили вином. Тех, кто не мог идти сам, уложили на повозки.
Помощь раненым всегда оказывалась по окончании боя, когда победившее войско располагалось на отдых в своём лагере. Если было возможно, то раненый рыцарь покидал поле сражения самостоятельно на своем коне, иногда поддерживаемый сидящим сзади оруженосцем. В редких случаях, увеченных оттаскивали непосредственно во время боя монахи и женщины из обоза. Но чаще покалеченных рыцарей выносили их слуги на руках или на щите на расстояние полета стрелы от поля битвы, где им оказывали всяческое пособие, после чего отправляли в замки или монастыри. Если же войско продолжало поход, и не было возможности обеспечить безопасность в районе бывшего сражения, их брали с собой. Для перевозки на большое расстояние применялись носилки и волокуши, сделанные из подручного материала: копий, палок и ветвей. Основным средством транспортировки: были кони и мулы. Иногда носилки подвешивались между двумя лошадьми, шедшими рядом, или укреплялись на спине одной лошади.
Ландсмейстер, уже отошедший от пыла сражения, отхлебнул из фляги вина, вытер губы, и дал следующие указания: отряд Герхарда фон Кууна в составе трёх рыцарей и сорока кнехтов отправляется дальше, к крепости Горице, с ними последует прусский крестьянин в качестве проводника и переводчика. Оставшаяся часть отряда будет заниматься подготовкой к возведению именно здесь, на этом месте, замка, коему уже дали название - Торн.
Получив дополнительные устные указания от фон Балка, отряд Герхарда фон Кууна двинулся вперёд. Сосновый лес выглядел торжественно, как храм с колоннами. Лишайники под ногами были цвета старинного серебра… Через час пути меж деревьями посветлело, и крестоносцы вышли к небольшому селению. Некоторое время они стояли возле частокола изгороди, с опаской глядя на постройки под соломенными крышами. Первым заговорил проводник прусс:
- Господа рыцари, - произнёс он, - селение покинуто. Видите, людей нет, скотины не слышно, петухи молчат, даже собаки не лают...
Замерев, он обратился в слух, словно весь стал огромным настороженным ухом… Наконец, и всем стало понятно, что жители в спешке собрали свои пожитки и спрятались в чаще.
- Обыщите здесь всё! - дал указание Герхард фон Куун командиру отряда кнехтов Марку Веттеру. - Что осталось от скотины - в провиант, людей - ко мне на допрос!
Рыцари спешились, позволив себе небольшой отдых, а кнехты ринулись в селение.
Солнце, между тем, уже высоко стояло в голубом, безоблачном небе. День обещал быть жарким. В вышине звенела песня жаворонков, изливая на всю округу чувство покоя и умиротворения. В стороне, к югу, над лугом и полями парили коршуны, высматривая добычу с высоты двух полётов стрелы.
Молодой рыцарь Ансельф заинтересовался беседой проводника и брата Герхарда.
- В какой стороне Горице? - спросил фон Куун.
- Там, - указал тот на восток.
- Сколько до неё?.. - но, поняв, что прусс не разбирается в числах, переспросил: - когда мы там будем, если станем двигаться прежним темпом?
- Ещё до вечера, господин рыцарь... Она вон за тем лесом...
«Неужели он думает захватить её сходу, без подготовки и разведки?» - подумал фон Грюнфельд.
Тут к Ансельфу подошёл брат Рудольф.
- Ловко ты сбросил того прусса с топором, брат Ансельф, - произнёс он с улыбкой. - А я всё боялся открыть ему спину, ведь ударил бы, чёртов язычник...
- Непременно б ударил, - согласился с ним фон Грюнфельд.
- Благодарю тебя, брат. Ты помог мне!
- Я уверен, что ты поступил бы так же...
- Уж будь спокоен...
Они улыбнулись друг другу, и Ансельф почувствовал, что между ними пробежала искорка взаимной симпатии. Рудольф был старше Ансельфа всего на пару лет, но считался, возможно, лучшим бойцом на мечах в отряде Германа фон Балка. К сожалению, Ломзе не принадлежал к такому же знатному роду, как Грюнфельд, а являлся четвёртым или даже пятым, младшим сыном обедневшего германского дворянина. «Человек, сделавший себя сам» — так можно было сказать о нём. Этот юноша упорно и последовательно шаг за шагом сам выводил себя в люди. А поскольку имел крепкую волю, то достиг определённой высоты. Терпеливое самовоспитание и даже самобичевание — вот что было его уделом. Но, несмотря на это, из всей прочей братии его выделяли необыкновенная элегантность, аристократичность и благородная мужественность.
Вскоре кнехты приволокли двух стариков, которые не захотели (а, возможно, их просто в спешке бросили сородичи) покидать селение. Обоих швырнули под ноги брату Герхарду.
Тот брезгливо оглядел сморщенных, испуганных старцев и сплюнул. Веттер пожал плечами, мол, больше никого не нашли.
- Вы знаете крепость Горице? - задал вопрос брат Герхард.
Прусс перевёл. Оба старика закивали головами. Без переводчика было понятно, что - знают.
- Какой там гарнизон? Сколько человек защищают крепость?.. - спросил фон Куун, но вновь осёкся. Проклятые язычники не знают счёта! – Хоть как-нибудь объясните мне, какими силами обороняют крепость!
Но те всем своим видом показывали, что они ничего не поняли или не знают. Провозившись с ними около получаса, брат Герхард зло сплюнул и махнул рукой.
- Толку от них... Ладно, поедем и сами всё увидим...
- А с этими что делать? - спросил рыцаря Веттер.
- Что? Ах, да... повесьте обоих вон на той яблоне! Ветви у неё крепкие, должны выдержать... Тот, кто не умеет считать, не достоин жить на этом свете...
Спустя некоторое время, отряд продолжил свой путь на восток.
Часа через три, когда крестоносцы обогнули небольшой лесок, показались стены крепости Горице. Это был бревенчатый частокол, высотой в восемь-десять локтей, за которым скрывались строения, возвышающиеся над ним на три локтя.
Солнце стояло ещё довольно высоко. От зноя и духоты кружилась голова…
- Какие действия предпримем, братья рыцари? - собрал совет фон Куун.
- Идти напролом нет смысла, - ответил брат Рудольф.
- Может, выйти к стенам и вызвать их на бой? - предложил брат Ансельф.
- Нет, они будут сидеть за стенами и отстреливаться... Нужно их как-то... оттуда выкурить...
- Поджечь! - одновременно пришло решение ко всем троим.
- Веттер! - позвал командира отряда кнехтов брат Герхард. - Найдётся ли у тебя в отряде десяток добрых лучников, чтобы с расстояния двухсот шагов расстрелять стены крепости стрелами с горящей паклей? И сможем ли мы поджечь их?
- Если они не из морёного дуба, то вполне... - ответил тот. - Да откуда он у них, наверняка, одни сосновые брёвна! Загорятся, как миленькие!
- Вот и славно...
- Правда, пакли у нас нет. Но есть материя, пропитанная маслом. Используется как раз для таких случаев... Только надо отвлечь внимание защитников крепости, чтобы лучники смогли подползти поближе к стенам...
- Хорошо! - решил фон Куун. - Мы появимся с южной стороны, потребуем сдать крепость, а вы поджигайте стену с западной!
Веттер кивнул и отправился исполнять приказание.
- А мы, братья, поедем к южным воротам! - сказал фон Куун, и пришпорил коня. - Как кстати, что ветер сегодня западный! Хвала Пресвятой Деве Марии!
Так и поступили. Отряд подъехал к южной стороне крепости, отвлекая на себя внимание. Братья рыцари по очереди подъезжали к стенам сооружения, из-за которых за ними следили настороженные глаза язычников, и вызывали тех на бой.
- Если сдадите крепость, никого не тронем! - обещал фон Куун. - Можете убираться куда угодно!
- Повесьте на стену белое полотно! Это будет знак того, что крепость сдаётся! Мы отойдём в сторону, и дадим вам возможность отхода!
Защитники изредка выкрикивали оскорбления, впрочем, по-прусски, и их никто не понимал. Но белого флага никто поднимать не торопился. Иногда из крепости вылетали стрелы, но вреда они никому причинить не могли.
- Что ж, - решил брат Герхард. - Мы умеем ждать...
Ждать долго не пришлось. Вскоре слева на крепостной стене появились клубы дыма. Поднявшийся ветер начал раздувать пламя.
- Пресвятая Дева, - прошептал Ансельфу брат Рудольф. - Ты вняла нашим мольбам...
Через четверть часа защитники, поняв, что им не выдержать сражения с огнём и крестоносцами, сдались. Как и обещал брат Герхард, он отвёл свой отряд в сторону и дал возможность пруссам покинуть крепость.
- Хорошо бы ударить им в спину, - предложил Веттер.
- Да, неплохо бы, - подтвердил брат Герхард. - Но только я дал слово рыцаря. А я им дорожу... Пусть улепётывают. Уверен, что завтра мы с ними встретимся в чистом поле... И тогда..., да поможет нам Пресвятая Дева!
Вторая победа за сегодняшний день была одержана. 27 мая 1231 года крепость Горице перестала существовать.
На ночь отряд фон Кууна начал устраиваться неподалёку от пожарища, пламя которого «сожрало» прусское укрепление в течение часа. Веттер расставил караулы, рыцари поставили шатры и разожгли костры. В недавно покинутом селении удалось раздобыть пару свиней, поэтому ужин ожидался роскошный. Да и грех было не отпраздновать победу!
Небо зажгло на своём чёрном бархате драгоценные россыпи звёзд. Воздух был так прозрачен, что они казались ярче обычного. Наконец, и луна повернула своё полное и доброе лицо к воинам Христа. Лишь однажды бесшумной тенью мелькнула ночная птица, а потом в голубом лунном сиянии внезапно кто-то страшно ухнул и захохотал на весь лес… Негромко потрескивали сгорающие в костре дрова, искры взлетали в ночное небо и безмолвно таяли в нём. 
- Нет ничего лучшего, чем в такую ночь запить добрым вином сочный, зажаренный кусок свинины! - до фон Грюнфельда донёсся голос Веттера. - Эй, брат Ансельф, подсаживайся к костру, да возьми кубок в руки!.. А я пойду, проверю караулы..., - хоть битвы и невзгоды объединяют людей, и многим не до этикета, но командир отряда кнехтов был простолюдином, и не мог позволить себе ужин в обществе рыцарей.
- Тяжёлый был день, - Ансельф подошёл к костру и уселся рядом с рыцарями Рудольфом и Герхардом. Он принял из рук последнего приличных размеров кусок мяса на кости. В другую руку ему вложил кубок с вином брат Рудольф.
- Главное, что он славно завершился, - заметил фон Куун. – Единственное, что портит мне сегодня настроение, так это – комары… Давайте вознесём молитву Пресвятой Деве Марии, да выпьем за первые победы в землях пруссов!
- Говорят, ты много повидал на свете, брат Герхард, - промолвил Ансельф, когда рыцари осушили по кубку и хорошо приложились к мясу. - Тебе есть, что поведать нам, испытавшим гораздо меньше, чтобы мы могли потешить наше любопытство?
- Разумеется, - усмехнулся фон Куун, помешивая угли в костре. - Судьба побросала меня в своё время... А поведаю я вам, братья, об одном замечательном напитке... О таком вы, скорее всего, даже не слыхивали...
Братья рыцари приготовились слушать.
- История эта началась три года назад в Палестине... Тогда мне не повезло, и я попал в плен к сельджукам... Не хочу вспоминать о своих злоключениях, скажу только, что со скотом обращаются лучше... На исходе 1228 года мне удалось убежать... Я пошёл на юг, пытаясь выйти к городу Аскалону. Но, поскольку я лихо петлял, стараясь уйти от погони, то... случайно промахнулся... И попал в Египет...
- Ого! - воскликнул брат Рудольф. - По-крупному петлял, брат Герхард...
- Да, словом, оказался я в Египте, у города Фирам..., - фон Куун неспешно приложился к кубку. - Там я вновь попал в плен, но уже к мамлюкам...
- Пресвятая Дева..., - прошептал фон Ломзе.
- А потом меня продали одному купцу из Йемена... Мы направились в Джизак... Это - столица султаната с таким же именем. В этом городе я впервые и вкусил этот напиток...
- Что же это было, вино? Мёд? - не выдержал Ансельф.
- Нет, брат. Этот напиток называется кофе. Он был очень дорогим и немногие могли похвастаться тем, что вкушали его... Его готовят из особых зёрен, которые поджаривают, измельчают и аккуратно заваривают...
- И.… что?..
- Я пришёл в восторг от него после первой же чашки! У него горьковатый вкус, но превосходный запах! Он снимает усталость, умножает силы и придаёт бодрость духу!..
- Но что же было потом?.. - спросил брат Ансельф.
- Потом был очередной побег, - усмехнулся фон Куун. - Но, собираясь в него, я прихватил с собой мешочек с зажаренными кофейными зёрнами!
- Macte! - воскликнул брат Рудольф. - А дальше?
- Мне удалось, в конце концов... пробраться к своим. А в 1230 году я предстал перед Германом фон Зальца, и даже выступил на Капитуле с рассказом об увиденном... Великий Магистр пригласил меня в поход на Пруссию. Я присоединился к небольшому отряду Германа фон Балка. И вот я - здесь....
- Занятно, - протянул брат Ансельф.
- М-да... - добавил брат Рудольф. - Довелось тебе побегать, брат Герхард....
- Но это не всё, братья рыцари. Со мной - мешочек с кофе. Я приглашаю вас его отведать... Завтра на рассвете...
- Но почему же не сейчас? - удивились рыцари.
- Потому что, выпив кофе, вы до рассвета не сможете заснуть. А всем нам надо выспаться и набраться сил. А уж утром... мы вместе насладимся этим чудесным напитком!
Ночь прошла спокойно. К крикам ночных птиц воины были привычны, пруссы тоже не досаждали. Темноту сначала сменила серая туманная пелена, потом небо на востоке озарилось яркими сполохами: малиновыми, розовыми, оранжевыми... Наконец, выглянул и солнечный диск.
На рассвете 28 мая брат Ансельф, выспавшийся, вышел из палатки. Первое, что бросилось ему в глаза - это сидящий у костра брат Герхард. Над пламенем висел котелок с водой.
- Хвала Пресвятой Деве, ты проснулся, брат Ансельф! Сейчас и брат Рудольф выйдет. Храп его прекратился, значит, скоро совсем проснётся, - на губах рыцаря играла улыбка.
- А что это у тебя в руках, брат Герхард? - обратил внимание фон Грюнфельд на странный предмет с ручкой, которую рыцарь не спеша крутил вокруг её оси.
- Это ручная мельница. Я на ней мелю кофейные зёрна.
- Словно пшеницу или рожь?
- Точно, брат Ансельф. Кофейные зёрна тоже тверды... Ощущаешь запах?
Рыцарь наклонился, и его носа коснулся необычайный аромат.
- Никогда не испытывал такого, - растерянно произнёс брат Ансельф. - Но чертовски приятный запах!
- Вот-вот... Сейчас дождёмся aqua bulliens (46) и я заварю кофе. Неси сюда свой кубок…
Не прошло и нескольких минут, как к рыцарям присоединился и брат Рудольф. Вскоре брат Герхард разлил долгожданный напиток по кубкам.
- Пробуйте, братья!
Обжигающий напиток своим ароматом просто дурманил. Глоток, второй... По телу растеклось тепло, а в голове прояснилось... Ещё глоток... и заиграла кровь, в конечностях появилась лёгкость, мускулы заиграли... Ещё глоток...
Внезапно зазвучала труба.
- К оружию! - раздался истошный крик. - Пруссы!
Брат Ансельф вскочил и помчался к своему коню. Миг - и он в седле! Рывок - и меч вылетел из ножен.
- Gott mit uns! (47) - закричал фон Грюнфельд.
- Gott mit uns! - подхватили его собратья.
И брат Герхард, и брат Рудольф пущенной стрелой взлетели на своих коней и ринулись в атаку. Пешие пруссы не ожидали такого поворота. Они, видимо, собирались напасть на сонных воинов...
Брат Рудольф, размахивая мечом, влетел в самую гущу противника. Ансельф последовал за ним. Рядом он слышал голос брата Герхарда:
- Держись, брат! С нами Бог!
Рука действовала машинально. Она не уставала, меч летал направо и налево, отбивая удары и нанося их. Не прошло и минуты, как три рыцаря заставили ряды пруссов дрогнуть. Когда подтянулись и ударили кнехты, язычники бросились врассыпную. Крестоносцы ещё долго преследовали их...
- Вот это был бой! - осматривая после сражения окровавленный меч, произнёс брат Рудольф. - Казалось, в меня вселился сам дьявол! И откуда только силы взялись?..
- И со мной произошло то же самое, - признался брат Ансельф. - Словно Пресвятая Дева одарила меня силой и бодростью... Я сразил, по меньшей мере, два десятка пруссов!
Оба обратили свой взор на посмеивающегося брата Герхарда.
- Теперь вы поняли настоящую силу кофе?
- Господь Всемогущий... неужели это из-за него?
- А вы как думали...
- Тогда об этом должен узнать ландмейстер! - выпалил брат Ансельф.
- Конечно. Мы сейчас же сядем за письмо в Торн, Герману фон Балку... И вы слово в слово передадите свои ощущения! Важно, чтобы зёрна кофе всегда сопровождали нас в наших походах...


Глава 6. Муж и жена

- Знай же, Дуона, что твой... бывший муж Литис – твердолобый недоумок! Грязная свинья!
- Я давно это знаю, милый Барт. А что между вами произошло?
«Знающий» немного помолчал.
- Я ему предложил за тебя три флорентийские монеты... На них можно купить целую деревню! А он начал рожу кривить, мол, мало...
- Да, он - такой. Ему всегда мало... Ну, а ты что?
- Я ему сказал, что... пусть он хоть лопнет, но больше ничего не получит!
- А он?
- Он начал браниться и бросился на меня с кулаками...
- Это он может, - вздохнула молодая женщина.
- Потом он стал говорить про тебя разные гадости! Тут уже я не выдержал...
- Что?.. Что ты ему сделал, Барт?
- Да ничего страшного, - махнул рукой ведун. - Приложил его разок мордой о столешницу...
- Но там же был его отец и братья, - не на шутку перепугалась Дуона.
- Слава Перкуно, они не стали нарываться на неприятности!.. И тогда я ушёл.
- Так просто, взял и ушёл? И ничего не сказал?
- Не совсем так... Сначала из трёх монет я забрал две... И сказал, что отныне ты - под моей защитой... И пусть не тявкают в сторону нашего дома. Злобную собаку я в состоянии задушить одной рукой.
Дуона крепко прижалась к Барту.
- Ещё никто, никогда меня не защищал, - прошептала она. - Благодарю тебя, Локис.
Солнце увязло в облаках, и погода испортилась… Дорожка была устлана прошлогодними шишками, хвоей и листвой. У её края чернели кусты ракитника, а чуть поодаль ощетинился низкий сухой репейник. Они возвращались из дома, где проживали родители Барта, и куда заглянули после сделки купли-продажи жены Литиса. Увидев невесту сына, Скамбо с женой оторопели. Их сын зачем-то приобрёл ненужную другому мужчине жену... Кто же она такая, коль сумела очаровать самого вайделота? Почему он взял ту, от которой отказалась другая семья?.. Впрочем, пораздумав, Скамбо пришёл к выводу, что Литис, несомненно, полное ничтожество, хоть и стал богат, благодаря отцовским сделкам... Каково прислуживать в такой семье?.. Его Анни уж точно бы не смогла!.. А Дуона... Очень привлекательная девушка. И глаза такие же синие, как у его Анни... Пусть же живут вместе, его Барт - совсем не глупый человек. Он знает, что делает. Ведь отец его чему-то научил... Да и старый жрец Жол - наверняка, тоже...
Анни прослезилась, а обветренный и морщинистый Скамбо пожелал молодым удачи, чтобы Боги не забывали их. Для сына отец Барта решил освободить отдельную комнатушку, ведь обе его дочери уже были замужем и жили со своими мужьями в своих домах. А раз пространство освободилось, пусть же тут живёт Барт. Нечего ему, словно дикому зверю, обитать в лесной чаще.
Возвращаясь из отцовского дома к себе, в землянку отшельника за некоторыми, необходимыми ему вещами, Локис вёл на поводу коня. Высокие деревья гигантским колпаком покрывали их. Рядом с такими великанами человек казался букашкой… Вот рыженькая белка с белой грудкой невозмутимо грызёт на ветке шишку, а дятел, заметив путников, забрался повыше и спрятался на другую сторону ствола, откуда с опаской поглядывал на идущих людей. Тем временем, небо начало хмуриться и заметно похолодало, того и гляди, закружатся белые хлопья...
- Ты не замёрзла? - заботливо спросил Локис, обнимая суженую.
- Нет, что ты... - та из дома Литиса забрала только гребешок и льняное платье, которое тут же и одела. А поверх набросила войлочную накидку. - Твоё тепло меня согревает...
Они приближались к Гридижалису. Огромный священный дуб рос на склоне, заканчивающимся берегом Прегоры. В этом месте она была неширока, даже запруду, которую соорудили местные жители для постройки причала, запросто могла перелететь стрела, выпущенная из лука.
Сейчас вода имела тёмный, свинцовый цвет... От неё веяло смертельным холодом, тревогой и необъяснимой опасностью. Казалось, сам седой Патолло (48) смотрит на вас из глубины... Да, слишком рано люди обрадовались весеннему теплу...
- Ты знаешь..., - Дуона вновь прильнула к сильному плечу спутника, - мне с тобой и в землянке было бы прекрасно....
- Нет, - улыбнулся Барт. - Землянка хороша для одинокого зверя... А для главы семейства нужен человеческий дом!
- А... - вдруг встрепенулась Дуона, - какой ты меня берёшь женой? Второй или третьей? – в её глазах вспыхнула лукавая искорка.
- Первой, - усмехнулся Барт. - И - единственной... Так угодно Богам...
- Но ведь мужчинам из нашего рода можно иметь до трёх жён... Значит, это тоже угодно Богам?
- Нет, милая. Это люди придумали сами. А пообщались бы с Богами... или хотя бы с духами... то поняли, что это - не так!
- А ты что, общался с ними? - женщина взяла руку Барта и прижала её к своей груди.
- Да... Конечно, не так как с тобой, но и того было достаточно, чтобы понять, что это - Боги... Они ведь постоянно рядом с нами, но часто используют чужие губы, чтобы сказать человеку что-то важное...
- А с кем из них тебе довелось видеться и говорить? - шёпотом спросила Дуона.
- Перкуно... Такой седовласый, крепкий мужчина... Потримпо, молодой безбородый паренёк... и мудрый Патолло... Кроме них, я неоднократно беседовал с гномами-барздуками... Все они против многожёнства... А вот и сам Гридижалис... Здравствуй, наш могучий брат! - Барт поклонился дубу. - Мы прибыли к тебе для того, чтобы совершить обряд соединения наших путей и судеб!
Много повидал священный дуб на своём длинном веку. Издавна под его кроной собирались люди и проводили разные обряды: радовались рождению детей и прощались с умершими, произносили судьбоносные речи и давали торжественные клятвы... Приходили поодиночке, семьями и целыми родами... Дарили ему самые ценные вещи, повязывали на его ветках цветные ленточки, вкладывали в дупла и зерно, и хлеб, и мёд, и монеты, часто приносили в жертву домашних животных... А эти двое отчего-то вызвали в нём чувство лёгкой грусти... Когда-то и он был молод, крепок и гибок... Сколько же зим с тех пор прошло?
Молодой человек без труда забрался на коня, протянул руку, легко ухватил девушку и посадил её перед собой. Затем Барт тихонько направил коня вокруг священного дерева. Пока они совершали троекратный поход вокруг Гридижалиса, Дуона слышала, как Барт что-то шептал дубу. Ну, конечно, ведь он «знающий», он - вайделот... Ему известны слова, которые говорят в подобных случаях... Это значит, что их союз будет крепким, как этот дуб, долгим, как его век, и нерушимым, как гора, на которой он стоит. Мужчина обнял её стан своими сильными руками и надёжно прижал к себе.
Она почувствовала себя счастливой, возможно, первый раз в жизни...
- Вот теперь мы - муж и жена, - промолвил Барт, когда обряд закончился. – Чуть позже я отведу тебя в дом своих родителей, и мы там будем жить долго и счастливо...
- Я не могу поверить..., - слёзы стояли в синих глазах Дуоны. - Или мне всё это снится? О, Боги... Примите мою глубокую благодарность... Я буду тебе верной и послушной женой, Барт...
- А сейчас мы наведаемся в лес, в мою землянку... в которую я уже больше не вернусь, - заметил Барт. - Мне нужно забрать с собой травы, которые я собирал всю прошлую осень. Эти травы, я думаю, помогут мне спасти ещё не одну жизнь! Кроме того, там у меня есть ещё что-то...
Дуона не слушала его, она вообще ни о чём не думала, потрясённая свалившимся на неё счастьем. Ведь она больше никогда не увидит ненавистное лицо Литиса, не почувствует его грубую хватку и резкие, хлёсткие удары, не услышит упрёков и брани со стороны его родни… Ас Бартом у них всё будет хорошо, в этом она была уверена.

Жёлтые глаза с янтарным оттенком, принадлежащие грозному лесному хищнику, были прищурены. Казалось, что он дремлет в кроне раскидистого дуба. Но это впечатление было обманчивым. Нос и уши зверя уже сигнализировали ему о приближении двух человек к месту, которое он охранял и считал своим. Одного из них он хорошо знал и нисколько не боялся. Пожалуй, он был ему даже рад. Но вот второй… Запах второго был ему незнаком. Он настораживал и заставлял сердце зверя биться чаще… Крупный хищник отчётливо слышал голоса, и ему даже казалось, что первому человеку ничто не угрожает… Но полной уверенности у него не было. Он знал, что люди часто бывают веселы и добродушны, но в следующий момент они могут взять в руки изогнутую палку и пустить стрелу с острым наконечником, неся кому-то смерть… Люди хитры и коварны…, но его, лесного зверя, им не обмануть. Он всегда чувствует любую фальшь и исходящую от них энергию, будь то страх или сила, злоба или доброта, агрессия или любовь…
Голоса приближались. Зверь грациозно потянулся, обнажив острые когти и оскалив страшную клыкастую пасть… Затем он бесшумно перепрыгнул на толстую суковатую ветвь, простирающуюся как раз над малоприметной лесной тропой, где затаился и приготовился к прыжку…
- Не беспокойся, Милио! – услышал зверь своё имя. – Это я и моя жена Дуона! Уверен, что вы подружитесь!
- Милио? – спросила Дуона. – Кто это?
Но тут же увидела крупную рысь, упруго выпрыгнувшую навстречу вайделоту. Размером она была со сторожевую собаку, что охраняют дворы в их селении. Туловище у большой кошки было короткое, плотное, с длинной, особенно на брюхе, шерстью и коротким хвостом. Лапы, как водится у рысей, крупные и сильные, а на кончиках ушей темнели кисточки.
- Три зимы прошло с тех пор, как мы с Жолом приютили маленького котёнка, детёныша рыси. Он очень привязался к нам, - рассказал Барт. - Когда Жол ушёл в обитель предков, Милио, такое имя ей дал сам жрец, стала постоянным моим гостем… Я с ней подолгу разговариваю и могу с уверенностью сказать, что зверь меня понимает…
- Как она смотрит на тебя! – с восхищением заметила Дуона. – Похоже, что она и сейчас нуждается в твоём совете…
- Прекрасно, что ты заметила это, Дуона. Твой взгляд способен проникать глубже, чем у обычных людей. Не удивлюсь, если ты скоро начнёшь понимать и язык зверей…
- А она не набросится на меня? – испуганно спросила женщина.
- Теперь нет…. Она уже поняла, что ты – со мной… А сейчас я открою вход в землянку… Полезай за мной!
Они подошли к небольшому холмику, покрытому снегом везде, кроме самой верхушки. На снегу пестрели следы, в основном, птичьи. А вот тут, кажется, пробежала мышь… А эти следы странно напоминают человечьи… только слишком уж маленькие…
- Это следы барздуков, - заметив взгляд Дуоны, пояснил Барт. И деловито добавил: - Они хорошо относятся к нам, людям.
Локис наклонился и открыл четырёхугольную дверь. Дуона заметила, что внутри землянки что-то слабо светится. Когда они спустились вниз, женщина увидела, что это тлеют в очаге угли.
- Вот моё жилище! – сказал ведун. – Увы, теперь уже бывшее. Как ты находишь его, жена? – И зажёг фитиль масляной лампы.
- Тут тепло и вполне уютно, - заметила Дуона. – Пол усыпан листьями и хвоей, уложен шкурами, в углу – столовая утварь… а тут я вижу две лежанки, тоже накрытые шкурами…
- Одна моя, другая – жреца Жола. Я чувствую, как он порой спускается сюда… и даже иногда разговариваю с ним… - Барт раздул угли и бросил в огонь несколько сухих веток.
В жилище сразу прибавилось света. Дым от очага через отверстие в потолке уходил наружу…
- Я могу тебя угостить кое-чем… О, - знахарь поднял с пола заячью тушку, - наша Милио ждала меня. Она частенько приносит мне свою добычу, делится… Спасибо, подруга!
Тут Дуона заметила, что рысь тоже спустилась в землянку, несмотря на то, что Барт закрыл за собой дверь. Видимо, у Милио был отдельный вход…
Барт, между тем, предложил жене усесться на лежанку, затем покидал в котомку кое-какие мешочки, поставил на огонь котелок с водой и бросил туда пучок травы. Затем достал из деревянного ларца хлеб и сало. Предложил Дуоне перекусить. Пока та ела, Барт задумчиво помешивал варево в котелке.
- Что за зелье ты варишь, Локис?
- Этот напиток придаст тебе и мне силы и бодрости, - ответил тот, снимая котелок с очага. – А сейчас, - он уселся рядом с Дуоной, - нужно вспомнить, что мы – муж и жена! – И, ласково обняв, принялся снимать с неё платье...

Когда они с трудом оторвались друг от друга, Барт нашёл в себе силы подняться с лежанки и шагнуть к очагу. Дуона, надевая платье, украдкой любовалась красивым телом мужа, пока тот наливал в глиняные кружки изготовленный им напиток.
Она обхватила ладонями тёплую кружку и вдохнула приятный пряный аромат.
- А какие в нём травы?
- Шиповник, боярышник, немного облепихи... и ещё кое-что.... Ты пей, Барт своей жене дурного не предложит! - загадочно усмехнулся «знающий». - Вот видишь, я тоже пью и даже с удовольствием!
Зверь, усевшийся в сторонке, куда падало меньше света, с интересом наблюдал за хозяином и его гостьей. Его больше волновал вопрос: почему хозяин до сих пор не проявил интереса к зайцу, которого он поймал? Он занят своей спутницей... Надолго ли? Скорей бы он её прогнал... Милио считала, что лишний жилец в «их доме» совершенно ни к чему.
Барт, между тем, принялся свежевать зайца.
Дуона, сделав несколько глотков, уже успела почувствовать чудодейственную силу напитка, приготовленного Локисом. Сердце её успокоилось и забилось ровно, тепло растеклось по всему телу, усталость улетучилась вместе с дымом от очага... Она зажмурила глаза, всё ещё оценивая то, что произошло с ней за сегодняшний день. Да, в её жизни появился другой мужчина. Настоящий, тот, которого она с удовольствием и гордостью называет своим мужем. Это не злобный слизняк Литис, это - совсем другой человек: гордый, знающий, сильный... И - добрый.
- Это - Милио! - Барт оставил рыси часть зайца, остальное завернул в шкуру и бросил в котомку. - А нам пора собираться. Ещё надо проститься с лесными духами, которые были ко мне неизменно добры...
Они вышли наружу. В лесу уже начало темнеть. Предметы потеряли резкие очертания и словно поплыли… Барт минуту постоял перед входом в землянку, затем прошептал несколько слов лесу. Дуоне показалось, что тот ответил ему лёгким ветром.
- Сестра моя, Милио, - обратился к рыси «знающий». - Настало время прощаться и нам с тобой. Я буду жить среди людей, а ты - обитатель леса. Оставайся здесь хозяйкой и не попадайся на глаза вооружённым людям.
Рысь в ответ изогнула спину, положила передние лапы на сосну и поскребла когтями ствол дерева. При этом она обнажила густой белый мех на своём брюхе в знак доверия к человеку.
Коня Барт и Дуона оставили в селении Лаоме, у отца с матерью. Поэтому, домой пошли пешком. Вайделот прекрасно знал эти места и нисколько не опасался заплутать, к тому же на небе к этому времени появилась полная луна. Лесные тропинки были в снегу, но он был неглубок.
- Скажи, Локис... зачем ты взял меня в жёны? - тихо задала мучивший её вопрос Дуона.
- Так было угодно Богам, - с улыбкой ответил Барт.
- Богам… - она недолго помолчала. - А тебе?
- То, что угодно им, угодно и человеку, - ответил тот. - Я почувствовал острое желание жить вместе с тобой, значит, это Боги породили во мне такую мысль...
- Значит, Боги сами решили за нас нашу судьбу...
- А иначе и не бывает, разве ты не знаешь этого?
- Теперь знаю.
Рысь бесшумно следовала за ними, её мощные задние лапы ступали точно в след передних...

В это время, считающий себя ограбленным, Литис подбивал семью на совершение мести вайделоту, посмевшему отобрать у него жену.
- Ты в своём уме? - увещевал его отец, почёсывая свою редкую бородёнку. - Ты продал Дуону, а он её купил! Сделка была законной!
- Но мы не сошлись в цене! - буйствовал младший сын купца. - Он предложил мне слишком мало денег!
- Ну и поторговался бы с ним, как принято в наших делах, - рассудительно произнёс Жмогун. - А не лез бы на него с кулаками! Он же - дикарь, в лесу живёт, человеческих законов не знает!
- Ты же сам говорил, что жена тебе надоела, и ты хочешь избавиться от неё, - язвительно усмехнулся брат Литиса, Томас.
- К тому же, три флорентийские монеты - это совсем неплохо! - заметил второй его брат, Франц, - А настоящая цена твоей Дуоны - как раз, одна монета, которую ты и получил.
Никому не хотелось связываться с грозным вайделотом.
- Всё равно я проучу его! - не успокаивался Литис. - И её тоже! Они у меня ещё попляшут! Я их уничтожу!
- Ну, если за это дело взяться с умом, - рассуждал отец, - то твою месть можно и осуществить... Боги помогут, если их хорошенько попросить...
- И принести жертву, - добавил Франц.
- Да, - вздохнул отец, принимаясь за еду. Семья сидела за общим столом, на котором стояло блюдо с жареным мясом, а рядом – большой кувшин с медовухой. – Жертва понадобится знатная… Тут одним петухом не отделаешься…
- Если понадобится, я целого барана отдам! – горячился Литис.
Жмогун взглянул на раскрасневшееся лицо младшего сына. У того красовался большой синяк на лбу – это его так «приветил» Барт. Губы Литиса скривились, по подбородку текли слюни… Отец едва сдержался, чтобы не отвесить своему отпрыску оплеуху. Он-то лучше любого другого знал все его недостатки. Тот, случалось, как скинет на ночь свою рубаху, так утром её и наденет, пусть даже наизнанку…
- А ты не спеши, - Жмогун вгрызся зубами в кусок мяса. – Придёт время, и твоя месть свершится безо всяких жертв…
- Это как? – не понял Томас.
- А так, - отец ухмыльнулся выщербленным ртом. – Сюда идут крестоносцы… Разве вы не слышали, что римский папа объявил против нас крестовый поход?
Сыновья пожали плечами и притихли. Конечно, об этом слыхали все… Поговаривают, что на юго-западе уже идут сражения… Впрочем, из Польши давно уже захаживают незваные гости…
- Вот придут они сюда … И начнут обращать нас в свою веру…
- Но мы…
- Тихо! Молчать всем! – старый Жмогун нахмурился. – Кто захочет жить, тот примет чужую веру!.. Видно, нам всем придётся сделать это… А, скажите мне, кого крестоносцы будут карать в первую очередь?.. Хранителей старой веры, жрецов-вайделотов…
- Тут нашему Барту и конец… - пробормотал Литис с довольной ухмылкой.
- Вот-вот! – кивнул отец. – Тут-то ты с ним и поквитаешься!
- Я сам зажгу костёр под его ногами!


Глава 7. 1232 год. Рейд за подарком из Палестины

К лету 1232 года наступление крестоносцев вглубь территории пруссов было приостановлено. Настало время строить замки и другие оборонительные сооружения. К тому же, закончились запасы кофе. Как ни странно это выглядит, но Христовы воины многие свои победы связали с употреблением этого напитка, в чём сумели убедить и ландмейстера, и самого Великого Магистра.
Герман фон Балк, получив донесение от братьев рыцарей после успехов отряда брата Герхарда фон Кууна, приказал распределить запасы его кофе по отрядам. «Раз уж он столь благотворно влияет на боевой дух и силы рыцаря, значит, сама Пресвятая Дева Мария через этот напиток являет нам своё покровительство! Я напишу письмо Великому Магистру с просьбой заказать для Ордена в Палестине ещё кофейных зёрен!»
Герман фон Зальца уже неоднократного убеждался в том, что, кофе способствует победам Ордена. Из Торна крестоносцы с ожесточёнными боями пробивались на север, рыцари пили крепкий кофе и.… брали верх! Одна победа следовала за другой! Однако, как сообщил в своём донесении рыцарь Вернер фон Нордхаузен, во время переправы через реку Ногат кофе был подмочен, и перед атакой прусского племени погезан его высушить не успели. В бой вступили без кофе и потерпели поражение! Были убиты брат Йоганн фон Вальдберг и пять кнехтов.
Великий Магистр через венецианских купцов заказал не менее 60 шефелей (49) обжаренных кофейных зёрен для нужд рыцарского войска. Корабль с драгоценным грузом должен был прибыть в залив, к устью Вислы, в начале августа.
14 июля ландмейстер призвал в свой шатёр брата Рудольфа фон Брайдена, командовавшего отрядом, состоящим из пяти рыцарей, полусотни сариантов и сотни кнехтов.
- Брат Рудольф, - сказал Герман фон Балк, наполняя кубки вином. - Господь распорядился таким образом, что я вынужден возложить на тебя и твой отряд весьма ответственное поручение..., - они пригубили вино. - Речь идёт о корабле, который должен прибыть к устью Вислы. - Ландмейстер развернул лист пергамента, на котором был начертан план местности. - В этом заливе, неподалёку от Путцегеровской косы он должен дожидаться вас...
Брат Рудольф был невысокого роста рыцарем, тридцати пяти лет. Лицо его словно было выдолблено из обожжённого кирпича – обветренное и загорелое, с резкими, не совсем правильными чертами. Возможно, сказывалось ранение - ему два года назад мечом рассекли щёку. Она зажила, но грубый рубец остался. Белёсые брови над жёлто-зелёными глазами, взгляд внимательный и настороженный. Как и от большинства рыцарей, от брата Рудольфа резко пахло потом, кислым вином и чесноком.
- С корабля требуется сгрузить кофе, - продолжал ландмейстер. - Это - приказ Великого Магистра. Там будет примерно десяток мешков... Зёрна следует доставить сюда. Если судно запоздает, мало ли что..., возможно, непогода или пираты..., организуйте лагерь и... постарайтесь дождаться его... А если до конца сентября корабль не появится, значит, будем считать, что он захвачен или уничтожен... Возвращайтесь назад. А сейчас подготовь отряд, возьми самых выносливых и бывалых воинов. На сборы вам - один день! Да пребудет с вами Пресвятая Дева Мария!
Согласно приказу ландсмейстера, со всех отрядов были собраны остатки кофе, ими и снабдили отряд брата Рудольфа. Зёрна сложили в небольшие бочонки, которые изнутри были покрыты слоем воска, дабы избежать попадания внутрь влаги, причём, у каждого рыцаря при себе имелась ручная мельница.
17 июля отряд Рудольфа Брайдена начал продвижение на север, вдоль правого берега Вислы. Среди пяти рыцарей, входящих в его состав, были брат Ансельф Грюнфельд и брат Рудольф Ломзе. Их сопровождали два десятка конных сариантов и полсотни кнехтов. Среди воинов находился и священник, отец Георг. 
Брат Ансельф поверх доспехов накинул котту с чёрным крестом на груди (50). Кресты красовались на его щите и знамени. За годы ношения защитного вооружения тело рыцаря практически не ощущало тяжести хауберга (51) и капюшона. В качестве второго доспеха поверх хауберга он надел прочную кирасу из вываренной в масле кожи, которую, скрывала котта. На ногах сидели кольчужные чулки, поверх которых были надеты плотные простёганные полуштанины. На двойной мечевой перевязи висел длинный романский меч с фигурным линзовидным навершием.
Позади него ехал оруженосец, брат Йозеф, он вёз большой шлем рыцаря - топхельм, копьё со знаменем, боевой топор. За спиной у «молочного брата» Ансельфа находился арбалет, которым тот владел весьма умело.
Примерно так же были облачены остальные рыцари отряда.
Сарианты носили серые котты с разрезами по бокам и плащи с крестом. Из защитного вооружения они имели хауберги и полусферические шлемы с раздельными кольчужными капюшонами. К сёдлам они подвесили лёгкие круглые щиты с крестами, у каждого на поясе имелся короткий меч или боевой топор. У кнехтов защитное вооружение было гораздо легче, поскольку двигались они пешком. Свои мечи, копья, луки и арбалеты воины несли в руках. К основному отряду, по приказу ландмейстера, добавили три лодки, за вёсла которых уселись кнехты.
Выехали на рассвете, но вскоре июльское солнце забралось высоко в небо и стало беспощадно жарить процессию. Хорошо, что путь проходил по берегу реки, от которой исходила прохлада, к тому же, почти вплотную к ней подступал густой смешанный лес.
В ближайшем селении был найден человек, согласившийся стать проводником отряда и довести воинов до устья Вислы. Звали его Кунитц, был он местным ремесленником, человеком лет пятидесяти. Поначалу прусс казался испуганным, но узнав, что по прибытию на место назначения он получит хорошую плату, успокоился и, похоже, даже испытывал чувство гордости. Сейчас он ехал на серой лошади, находясь вблизи от брата Рудольфа Брайдена, под строгим присмотром двух сариантов.
Отряд продвигался вперёд медленно, но ни жара и ни усталость были тому виной. Досаждали воинственные пруссы. Они нападали практически каждый день, небольшими отрядами, не вступая в открытый бой. Было похоже, что местный кунигс в это время собирает силы для решающего боя. Постоянно приходилось находиться начеку - одного сарианта и двух кнехтов уже похоронили, поскольку их сразили меткие выстрелы из лука. Сидящие в засаде пруссы сразу же скрылись, и преследовать их не имело смысла. К тому же, в одной из лодок перевозили двоих раненых. Но брат Рудольф упорно вёл свой отряд на север, к месту назначения.
20 июля произошла очередная ожесточённая схватка. На этот раз пруссы действовали более сплочённо и довольно крупными силами. Напали они, как всегда, из засады. Но крестоносцы находились в постоянной готовности применить оружие, и врасплох их застать не удалось. Основной удар пришёлся на колонну кнехтов. Те сразу встали в круг, выставили вперёд длинные копья. Прусские всадники попытались прорубиться сквозь их строй, но безуспешно. В этот момент в бой вступили сарианты, а тех поддержали рыцари. Ансельф, выхватив меч, ринулся на врага, рядом с ним, как обычно, был лучший боец отряда на мечах Рудольф фон Ломзе.
Звон мечей, дикие выкрики и конское ржание продолжалось недолго. Пруссы дрогнули и отступили. На поле сражения остались их убитые и раненые. Одного из нападавших удалось схватить живым.
Эта атака унесла жизни одного сарианта и двух кнехтов. Самое скверное, что ударом копья был ранен и прусский проводник. Истекая кровью, он тоже прощался с жизнью.
- Паршивое дело, - бросил Рудольф фон Брайден, осматривая место сражения. - Мы продолжаем терять людей, а до цели похода ещё далеко...
- Надо искать нового проводника, брат Рудольф, - промолвил фон Ломзе, вытирая сухой травой лезвие меча.
Отец Георг возносил к Господу соответствующие случаю молитвы.
Начальник отряда кнехтов Вилли Стокс подвёл окровавленного прусского паренька к фон Брайдену.
- Брат Рудольф, - сказал он. - Этот мальчишка участвовал в нападении на наш отряд... По всем правилам, его следовало бы повесить на ближайшем дереве... Но, возможно, он согласится стать нашим проводником?..
- Ну, что ж, если у вас есть люди, понимающие по-прусски, пусть допросят его. Надеюсь, он сделает правильный выбор, и мы отправимся дальше.
Как выяснилось, парень прекрасно знал дорогу к устью Вислы и согласился проводить туда отряд крестоносцев. Висеть на дереве ему вовсе не хотелось.
Не прошло и часа, как отряд отправился дальше. Всё вокруг казалось чужим, необычным, пугающим. Ближе к ночи разбили лагерь на высоком речном берегу, истыканном гнёздами ласточек, которые проносились мимо людей с пронзительным писком. Из небольшого болотца доносился нестройный лягушачий хор… Не рассёдлывая коней, разожгли костры, установили палатки. По всем правилам, расставили посты.
- Не советую вам спать этой ночью, - предупредил брат Рудольф. - Пруссы могут появиться в любой момент. Рекомендую отказаться и от вина. Лучше заварите крепкий кофе...
Брат Ансельф подошёл к священнику, который с удовольствием уплетал лепёшку, в которую завернул кусок сыра.
- Святой отец, - спросил его рыцарь, - я всё время думаю, не тяжело ли тебе двигаться вместе с нами? Мы-то - люди привычные, наша жизнь - дорога, конь и сражения...
- Да, сын мой, - отец Георг сделал знак рыцарю присаживаться рядом. - Нам, служителям Господа, приходится претерпевать тяготы и простого христианина, и благородного рыцаря... Конечно, это нелегко, а кто сказал, что служение Ему, - священник поднял глаза вверх, - дело простое? - И перекрестился.
Брат Ансельф занял место подле отца Георга.
- А случись тебе, святой отец, применить оружие... Ты смог бы?
Тот помотал головой.
- Нет, сын мой. Моё оружие - слово Божье... Поверь, оно действует иногда крепче удара мечом... Зато могу утешить страждущего или умирающего… Вот, я вижу, тебя гнетут какие-то сомнения... Спрашивай, сын мой, я попробую рассеять их с Божьей помощью.
- Меня давно мучает вопрос... Почему люди говорят: «Благими намерениями вымощена дорога в ад?» Разве это не богохульство? Разве могут добрые намерения служить Сатане?
Отец Георг прожевал кусок лепёшки, и ответил, задумчиво глядя на языки пламени, старающиеся лизнуть его босую пятку:
- Как нам известно из Святого Писания, после своего грехопадения первые люди утратили былое достоинство, стали тленными и смертными..., - было видно, что священнику доставляет удовольствие беседовать на темы, в которых он был весьма сведущ. - В состоянии болезни оказались также божественные силы нашей души, а именно - ум, чувства и воля. Я бы сказал, что люди стали страстными и обратились на земное в бесконечном стремлении к обладанию...
Возле самого лица священника пропорхнула ночная бабочка. Где-то неподалёку заухала сова...
- Однако, - продолжал, поглаживая живот, отец Георг, - образ Божий в человеке хотя и помрачился, но не исчез совсем. Он проявляется в наличии разума, свободной воли и стремлении к любви, правде и истине. Но у человека, устремлённого к земному, эти благие намерения искажены до неузнаваемости. Вот поэтому первое, что сказал Иисус, выйдя из пустыни на проповедь, были слова: «Покайтесь!..» Для тех же, кто покаялся и смирился, благими намерениями вымощена дорога в Царство Небесное, потому что их намерения с этого момента соответствуют силам бессмертной души!
Костёр громко «похрустывал» сучьями. Отец Георг опасливо оглянулся.
- Вот что, сын мой. Хоть ваш начальник и запретил употреблять вино, у меня есть фляга. И я с тобой обязательно поделюсь рейнским, раз душа твоя требует просветления...
- Благодарю тебя, святой отец. Но мне и вправду нужно быть трезвым... Скажи-ка мне лучше: язычники, которые придут в лоно Святой католической Церкви, не будут ли испытывать «притеснения»? Ведь... как бы это выразить... Новобранцев всегда в чём-то ущемляют…
- Господь всех любит одинаково. И рад каждому новообращённому. Будешь соблюдать Его Заповеди - ждёт тебя Царствие Небесное, а нет - то готовься попасть в чистилище...
- М-да, - почесал затылок брат Ансельф. - А скажи-ка мне, святой отец, что такое чистилище и на какой срок попадают в него грешные души?
Ветер совсем стих. Угомонились и птицы, вдоволь наклевавшиеся перезрелых ягод… Висла тоже успокоилась и погрузилась в сон… Тихая, лунная ночь опустилась на землю пруссов. Из ближайшей палатки раздавался могучий храп брата Рудольфа фон Ломзе. Отец Георг устроился поудобнее на толстом бревне, и ответил:
- Католическая церковь, сын мой, учит, что чистилище - это не «место», там нет сроков. Это - состояние человека, который умирает в мире с Богом и людьми, но которому ещё требуется очищение, прежде чем он сможет узреть Господа лицом к лицу. - Отец Георг немного помолчал. - Так что, чистилище - это не наказание, а помощь. Человек сам наказывает себя, когда грехом и неверием закрывается от жизни вечной. Истинно сказано: «рай и ад мы носим в себе и забираем с собой в вечность...» А Бог желает спасти каждого человека до самого последнего момента. Но следует не забывать, что вместе со смертью истекает и время решений...
Наутро 21 июля отряд продолжил движение. И хоть новых нападений со стороны пруссов не последовало, все были уверены: они где-то рядом. По словам проводника, Матиаса, подмастерья местного кузнеца, крестоносцы шли по полю (52) Ширмис, что в волости кунигса Валитиса Упрямого, у которого в дружине очень много храбрых воинов.
До самого конца июля дни тоже выдались относительно спокойными. Казалось, что грозный кунигс смирился и позволил отряду крестоносцев беспрепятственно пройти по его земле к намеченной цели.
Но с началом августа пруссы снова дали о себе знать. 4 августа отряд брата Рудольфа вновь обстреляла большая группа лучников, было убито три кнехта и ранено два брата сарианта. 8 августа витингсы (53) Валитиса, числом не менее сотни, набросились на отряд. Завязалось нешуточное сражение. В этот день было пролито немало крови с той и с другой стороны. Отряд брата Рудольфа спасла выучка и постоянная готовность к бою. Крестоносцы моментально выстроились в боевой порядок, умело защищаясь от нападавших всадников. Битва длилась больше часа, казалось, что пруссы не намерены уступать поле боя. Погиб один из рыцарей, брат Людвиг фон Хохштейн, один за другим пали четыре брата сарианта, кнехты потеряли десять человек... И тут в бой вмешалась сама природа. Небо резко заволокло громадами грозовых туч, ударил гром, начался ливень... Сильный ветер и полосы дождя гнули густые заросли. Деревья тревожно шумели и стонали. Пруссы решили, что сам Перкуно вмешивается в их дела, и решили закончить сражение. Крестоносцам вновь была дана передышка, но никто не знал, сколько времени она продлится.
К середине августа отряд брата Рудольфа достиг дельты Вислы. Местность здесь была заболоченной, передвигаться по ней было крайне тяжело. В низинах чавкало под ногами. Стволы деревьев потемнели от влаги, опавшие листья набухли и осклизли. Ямки следов тут же заполнялись мутной жижей…
На очередном привале фон Брайден спросил братьев рыцарей:
- Есть ли смысл нам всем топать по болотам к заливу? Не лучше ли сесть в лодку и отправиться по реке?
- Пресвятая Дева! Ты прав, брат Рудольф! - воскликнул Ансельф. - На лодке можно за день проделать такой путь, который пешком мы не пройдём и за неделю...
- Но это опасно, брат Ансельф. У пруссов тоже есть лодки..., - заметил рассудительный фон Ломзе.
- Вот что, братья, - проговорил Рудольф. - Вы оба правы. Тот, кто пойдёт на лодке, сильно рискует... Но, я думаю, риск стоит того..., мы потеряли уже немало наших братьев, и потеряем ещё больше, добираясь до залива. Поэтому я предлагаю бросить жребий. Тот из нас, кому выпадет судьба, отправится на лодке с двумя-тремя кнехтами...
- Не надо жребия, - объявил вдруг рыцарь Герман фон Нойбург. - Предоставьте мне совершить плавание к заливу! Я давно молю Пресвятую Деву Марию, чтобы она предоставила мне возможность отличиться перед рыцарями нашего отряда и совершить подвиг!..
- Никто не сомневается в твоей храбрости, брат Герман, - заметил Рудольф.
Фон Нойбург был посвящён в рыцари совсем недавно. Ему едва исполнилось двадцать, и он горел желанием проявить себя с самой наилучшей стороны.
- Хорошо ли ты плаваешь, брат? - спросил Рудольф фон Ломзе.
- Хорошо, - ответил тот. - Но плавать я заставлю своих врагов!
Фон Брайдену понравился такой ответ.
- Ну что ж…, - промолвил тот. - Мы будем молиться за тебя! Пресвятая Дева пребудет с тобой, брат.
Затем брат Рудольф поднёс рог к губам и протрубил условный сигнал. Тотчас ему откликнулись с реки.
- Собирайся в путь, брат Герман. Лодка скоро будет здесь...
Ранним утром 20 августа фон Нойбург, взяв с собой оружие и облачившись в лёгкую кольчугу, отправился в поход по реке. Его сопровождали трое кнехтов - двое сидели на вёслах, а третий с арбалетом следил за лесом.
Четвертью часа позже путь ему перегородили три лодки с прусскими воинами. Короткое сражение закончилось тем, что посудина рыцаря сначала была перевёрнута, а потом захвачена. Кнехтов и фон Нойбурга пруссы жестоко казнили на берегу Вислы.
А орденские братья продолжали двигаться посуху к устью реки. К концу августа им удалось, несмотря на постоянное противодействие пруссов, достичь залива. Выйдя на берег, братья рыцари обнаружили, что корабля в заливе нет. Они не знали, что незадолго до их появления пронёсся шторм, заставивший судно уйти под защиту Путцегеровской косы, а заодно и отремонтировать там такелаж.
Выполняя приказ ландмейстера, крестоносцы решили остаться в этих местах, чтобы дождаться корабль. Они двинулись к небольшому селению Бресен, где устроили укреплённый лагерь. В тревожном ожидании потянулись дни...
Судно появилось только 5 сентября. Одномачтовый когг (54) подошёл почти вплотную к берегу, где его и встретили орденские братья. Получив 61 шефель жареных кофейных зёрен, крестоносцы отправились обратно, на встречу с ландмейстером.


Глава 8. 1232 год. Самбийское лето

С тех пор, как Барт и Дуона обрели друг друга, прошло чуть больше двух лет. Молодая семья соорудила небольшую пристройку к отчему дому с отдельным входом. К вайделоту, пользующемуся уважением у жителей, обычно приходило много посетителей, а тревожить пожилых родителей Барту не хотелось.
Первым делом вайделот вкопал возле своего жилища побег калины. Это растение обязательно сажали возле нового дома, особенно если в семье рождались дочери… А новорожденную девочку первый раз обязательно купали в воде, в которую клали целебные ягоды и листья. Народ самбов свято верил в могущество «женского» дерева и в его огромное влияние на судьбу будущей матери. Поэтому оно сопровождало их жён всю жизнь. Для облегчения родов они брали с собой несколько (пусть даже сушёных) ягод калины. В свадебный венок вплетали ветки, цветы и гроздья калины, ими же украшали праздничный стол и супружескую постель. Считалось, что это оберегает женщину «от сглаза» и дарит ей супружеское счастье. Ну, а коль одолеет любовная тоска, то цвет калины, прижатый к сердцу, надёжно от неё лечит...
Локис благодарил в молитвах вечно юного Потримпо за то, что в канун дня зимнего солнцеворота и праздника почитания домашнего очага у них с Дуоной родилась дочь. Ей дали имя Пролис. В честь безбородого Бога Барт принёс жертву - зарезал молодую овцу и пролил её кровь на священный камень Бохус. На вершине валуна имелся отпечаток детской ноги, куда и попала кровь животного.
Поскольку никто не мог сказать, каким образом и когда на огромном валуне появился чёткий отпечаток детской ножки, на котором были видны малейшие выпуклости и впадины стопы, то жрецы Самбии посчитали это следом одного из Богов. Вайделоты давно возвели валун в ранг «святого камня» и с незапамятных пор начали проводить возле него разные торжественные обряды, в основном, связанные с рождением детей.
В своей семье это событие тоже отпраздновали на славу. Был устроен настоящий пир: Анни с Дуоной выменяли у соседей отличный кусок конины, на стол выставили целый жбан крепкого кумыса. Кроме этого, Барт пригласил в дом жрецов-буртиников, народных певцов, с бубном и трещотками, рожками и тростниковыми дудками, которые усладили слух и душу слаженным, весёлым пением.
Жилось молодожёнам хорошо. Дуона помогала Анни по хозяйству. Привычная к труду, она успевала везде: и на огороде, и на кухне, и в лесу, когда они выбирались за грибами или ягодами. Невестка в любой обстановке выглядела свежей и ухоженной. Она бережно относится к одежде и почтительно вела себя с домочадцами. Если же ей приходилось ходить или бегать, то она делала это очень мягко и бесшумно, чем напоминала дикую кошку…
Поначалу семья приняла жену Барта настороженно: известно, как относятся к ненужным, проданным жёнам. Но после того, как Анни захворала, а Дуона ночи напролёт сидела у её изголовья и подавала приготовленные Бартом снадобья, отчего мать довольно скоро поправилась, отношение к невестке сразу изменилось. Скамбо, который считался старшим в семействе, правоту сына наконец-то признал, и на Дуону стал посматривать более ласково. Да и «старшинство» его казалось уже довольно шатким - большинство жителей селения обращались за помощью и советом к Барту, а не к нему. С другой стороны, разве это плохо?
Старый охотник по-прежнему редко возвращался из леса или с реки без добычи, а с поздней осени до ранней весны он занимался исключительно пушным промыслом. Барт собирал травы и готовил из них целебные снадобья. Люди захаживали к нему, и покидали дом обнадёженными. От многих болезней вайделоту удавалось помочь местным жителям. Локис умел найти заветную траву, заговорить её, приготовить по известным одному ему рецептам целебный порошок, настойку или мазь. Слава о его возможностях разнеслась по всей волости. И только семейство Жмогуна не хотело и слышать о Барте. Если отец и старшие сыновья старались помалкивать, то Литис непрестанно твердил, что расправится с ненавистным вайделотом. Особенно он взбесился, узнав, что Дуона, которая не подарила ему ни одного ребёнка, родила Локису прекрасную, здоровую дочь! И, похоже, она снова на сносях! И живётся ей сейчас не в пример лучше... Проклятье! Скорее бы пришли крестоносцы, уж тогда он поквитается с вайделотом и его женой!
Однажды Барт, оставив дома жену и дочь, вышел в поле на поиски целебных трав. Небо нахмурилось, жара спала, но чувствовалась тяжёлая духота. По тоскливому небосводу ползли низкие серые облака. Потом они вовсе уплотнились, и солнце, похоже, появляться не собиралось… Но в родной природе всё красиво! Он шёл, срезая горб поля, а затем берёзовой рощей. Набирал силу буйный напористый иван-чай, колыхались волны зверобоя и ромашки. Тут и там на путника приветливо поглядывали доверчивые глазки черники, ежевики и малины. Ягоды выпирали из листвы гроздьями: сочные и большие… Затем ведун вышел на поляну, сплошь покрытую следами лесных жителей: коз и зайцев… Присев на корточки, он стал всматриваться в отпечатки звериных лап…
Навстречу Локису, со стороны укреплённого городища Твангсте брёл пожилой мужчина. Одежда странника состояла из длинной туники, обшитой белой тесьмой, в качестве завязки использовался белый шнурок, внизу болталось украшение в виде кистей из бычьих хвостов. Он был опоясан широким белым поясом, на ногах же носил башмаки из толстой сосновой коры. По всей видимости, это был жрец-сигонот (55), странствующий по Самбии и живущий тем, что предсказывает людям будущее. Барт знал, что таких прорицателей появилось в последнее время довольно много. Одни определяли грядущее по полёту птиц, это так называемые «зильнеки». Другие делали прогнозы по соли и пивной пене. Этих прозывали «канну-рагутис». Были ещё «вейоны», которые вещали по ветру, «жваконы», видящие будущее в пламени и дыму. Попадались и «путгоны», гадальщики по воде. Известное дело - наступили тяжёлые времена, и каждый человек хотел «заглянуть» хоть немного вперёд, чтобы быть готовым к предстоящим событиям...
Поравнявшись с Бартом, странник взглянул на него, и, казалось, обрадовался.
- Не ты ли будешь Барт Локис, вайделот, лечащий людей?
Надтреснутый голос путника напоминал звук пилы, вгрызающейся в плоть дерева.
- Да, это я, - ответил «знающий». - А ты кто? Прорицатель? Глаз у тебя не просто смотрит, но и видит...
- Ха, - усмехнулся тот. - Такого детину ни с кем не спутаешь! Мне описали тебя люди. Ты точно - медведь, клянусь молниями Перкуно!.. Ты ведь, насколько мне известно, непосвящённый жрец, вуршайт...
- Так и есть. Зачем я тебе понадобился? Если с тобой приключился какой-нибудь недуг, пойдём ко мне в дом, чем смогу – тем помогу...
- Нет, - замотал лохматой головой странник. - Я здоров, хвала Окопримсу! Меня послал по землям Самбии сам Криве-Кривайто! Он хочет до каждого «знающего» донести своё слово, поскольку... ты сам знаешь, что творится на свете...
- Враг идёт на нас, - тихо ответил Барт. - Крестоносцы...
- Вот именно. Ступай же немедленно в Ромове и предстань пред очи Криве... Ты будешь посвящён в жрецы-травники, и тогда все твои будущие деяния окажутся под полной защитой Окопримса!
В прищуренном взгляде жреца читался такой мощный посыл и призыв, что Барт почувствовал: он должен немедленно собираться с дорогу. Таким пронзительным взглядом обладал только один человек - его почивший учитель Жол.
- Не хочешь ли отдохнуть с дороги? - спросил Локис странника. - Пойдём ко мне в дом, я тебя угощу чем-нибудь, а затем ты отправишься дальше...
- Нет, - опять замотал головой странствующий жрец. - Я передал тебе слова Криве, и ты их услышал. А мне надо торопиться... Самбия большая, в ней ещё много таких, как ты...
И он поковылял дальше, в ту сторону, откуда весной прилетают птицы.
Набрав целебных трав, Барт сунул пучок в котомку и поспешил возвратиться домой. Был он задумчив: встреча со жрецом-сигонотом что-то перевернула в его душе. Видимо, надо действительно собираться в священный городок их земли, Ромове, на встречу с верховным жрецом Криве-Кривайто.
Не доходя несколько шагов до своего дома, вайделот внезапно остановился. Его тут же обступила стайка ребятишек. Они о чём-то галдели, перебивая друг друга, из-за чего Локис долго не мог понять, что же произошло. Наконец, он сообразил: у одного из детей внезапно кровь хлынула носом. Его друзья, недолго думая, решили призвать на помощь знахаря, благо, тот жил совсем рядом.
- Помоги, дядюшка Локис! - детские глаза с мольбой и надеждой смотрели на «знающего».
- Где он, этот бедняга? - Барт старался говорить с улыбкой, для того, чтобы ребята успокоились.
- Вот он, - к нему подвели бледного и испуганного паренька лет десяти, который зажимал нос рукой. Несмотря на это, кровь продолжала сочиться сквозь пальцы. Растерянный взгляд мальчишки говорил о том, что тот не знал, чего бояться больше: кровотечения или медведеподобного вайделота.
- Не бойся, малыш. Отпусти свою руку, - ласково попросил ведун.
Тот повиновался.
Локис склонился над парнишкой, одну руку положил тому на плечо, а пальцем другой нажал на верхнюю губу мальчишки, под самым носом, при этом произнёс фразу на непонятном языке... Кровь быстро остановилась...
- Вот и всё, малыш. Иди, гуляй дальше!
- Спасибо, дядюшка Локис!
Придя домой и развесив травы в сенях для просушки, Барт начал собирать вещи в дорогу.
- Ты вновь куда-то уходишь? - спросила озабоченная Дуона.
Маленькая Пролис спала в подвешенной к потолку люльке.
Взглянув на вновь округлившийся живот жены, Локис ласково погладил её светлые волосы.
- Мне нужно съездить в Ромове к Криве-Кривайто.
- К самому Криве? А когда ты вернёшься?
- Рассвет заглянет в твоё окошко столько раз, сколь пальцев на твоей прекрасной руке... А может быть, чуточку раньше.
В тот же день Барт оседлал коня и отправился в путь, туда, где повисает солнечный диск в обеденное время, к границе Бартии и Натангии.

Легенда гласит, что в стародавние времена братья-короли Кимбрии (56) Брутен и его брат Видевут со своей роднёй и подданными, будучи изгнаны готами со своих исконных земель, сели на плоты и прибыли по морю к устью Вислы в Ульмиганию (57), где обнаружили неведомый народ. Здесь они остановились и начали строительство замков и деревень. Используя иногда силу, порой — хитрость, но чаще — дружелюбие, они нашли поддержку среди местных жителей и стали правителями Ульмигании.
Брутен и его брат-близнец Видевут построили несколько замков (58), они научили местных жителей сбраживать мёд. Со временем, Ульмигания стала вести жизнь по обычаям пришедших на её землю кимбров...
В 521 году Брутен и Видевут созвали советников и спросили их, кого они хотят видеть своим властителем. Те указали на старшего из братьев — Брутена. Но тот отказался от власти в пользу брата, сам же пожелал служить Богам. После коронации Видевут объявил Брутена высшим владыкой - верховным жрецом с культовым именем Криве-Кривайто, которого все должны были слушаться и почитать, как Бога.
Именно Брутен и основал главный прусский культовый центр Ромове. Он создал там «обитель» для богов Патолло, Потримпо и Перкуно, и стал первым верховным жрецом Криве-Кривайто.

Ранним утром 16 июня 1232 года огромный рыжебородый вуршайт Барт по прозвищу Локис пересёк окружённые древним земляным валом границы городища Ромове.
Это было место на излучине Прегоры, поросшее соснами, берёзами и дубами. Из изумрудных крон деревьев доносилось птичье пение, белки скакали с ветки на ветку, а из-под земли, весело журча, пробивались родники. Поодаль стояли невысокие дома - жилища жрецов, крыши некоторых из них украшали оленьи рога, далее, на небольшой возвышенности рос огромный священный дуб, листья которого, как не раз слыхивал Барт, оставались зелёными и зимой, и летом. Это было центральное место святилища.
Дерево было поистине огромным, кряжистым, с раскинутыми широко над землёй ветвями. У Барта захватило дыхание при виде величественного исполина. В его кроне, казалось, может разместиться целое селение вроде Лаоме... Там, внутри, возможно, таится целый мир, живущий таинственной жизнью в этой сумрачной, бездонной зелени листьев и ни о чём не беспокоящийся, пока прочно стоит могучий великан и солнце освещает его кудрявую голову.
Находившиеся поблизости люди, в основном, жрецы-вайделоты, с интересом смотрели в сторону незнакомого человека, чем-то отдалённо напоминающего такой же дуб, который тот с трепетом рассматривал, и, казалось, даже беседовал с ним.
Вокруг дерева были расставлены полотняные ширмы, преграждающие путь к нему постороннему человеку. Рядом горели костры.
Барт заметил, что в узловатых ветвях дуба, среди которых образовались естественные ниши, были установлены изваяния древних богов его народа - Потримпо, Перкуно и Патолло. Три этих божества олицетворяли всю жизнь человека - молодость, зрелость и старость.
Угрюмо поглядывал на молодого вайделота седой, длиннобородый Патолло. На голове Бога, олицетворяющего старость и смерть, был повязан белый платок. Локис знал, что в жертву ему обычно приносят головы скота, хотя прежде, как говорят старики, в его честь нередко казнили врагов. Для него во время больших праздников в сосудах плавят свиное или баранье сало. Сказывают люди, что Патолло по ночам приходит в дома к зажиточным, но жадным людям, если те, после смерти одного из членов семьи, поскупились принести достойную жертву. Когда он являлся в третий раз, это был сигнал богачам. Он означал, что обычной жертвой уже не обойдётся - Богу теперь нужна была человеческая кровь. Тогда за дело брался вайделот. Он доставал нож и рассекал себе руку. Находящиеся рядом люди напрягали слух - если после обряда из дуба доносилось ворчание, то становилось ясно - Бог удовлетворён такой жертвой.
Изображение Патолло находилось в первой нише священного дуба.
Изваяние Перкуно, бога грома, находилось во второй нише. Его вид должен был вызывать священный ужас - чёрная кудрявая борода, красное, как огонь, лицо, а на голове вместо волос вьются языки пламени. Грозный взгляд его направлен в сторону молодого Потримпо. Под статуей Перкуно горел огонь, в котором сжигались жертвы. Жрецы постоянно поддерживали его. Вайделоту, который допустит, чтобы огонь погас, грозила лютая смерть.
В третьей нише дуба Барт различил изображение бога Потримпо. Из густой листвы на него глядел улыбающийся молодой безбородый мужчина, на голове которого красовался венок из колосьев. Рядом с «Богом» стоял большой горшок. Локис знал, что в нём живёт змея, которую вайделоты поят молоком. Горшок был накрыт снопом пшеницы. В качестве подношений весёлый Потримпо обычно «принимал» воск и ладан.
Барт неторопливо подошёл к красивым полотнищам, растянутым вокруг дуба. Среди них он узнал и знамя Видевута, на котором была изображена троица Богов.
- Ты жрец? - раздался чей-то строгий голос сзади. - Только жрецам позволительно подходить к священной ограде...
Локис медленно обернулся. Возле него стоял высокий человек в белой тунике вайделота. Загорелое лицо, чёрная борода, цепкий, пронизывающий взгляд... На шее висело ожерелье из кусочков янтаря, в руках жрец держал посох. Барт узнал его - это был старший вайделот, помощник самого Криве-Кривайто.
- Здоровья тебе, Тормейсо, - улыбнулся рыжебородый гигант и почтительно поклонился собеседнику.
Тот взглянул на великана более внимательно.
- О, Боги! К нам пожаловал сам Барт по прозвищу Локис!... A-а, наверное, ты прибыл к Диссайтису! - Они обнялись. - Ты стал ещё выше, чем пять лет назад, когда приезжал сюда вместе со старым Жолом... Я слышал, что мудрый жрец отправился к верхним людям...
- Да, - кивнул Барт. - Патолло забрал его к себе...
- А ты пришёл к Криве, чтобы стать посвящённым жрецом...
- Истинно так. Грядут тяжёлые времена... Люди нашей земли должны поверить в свои силы и в могущество Богов...
- Пойдём же, я отведу тебя к Диссайтису! Примешь обряд посвящения и ещё успеешь отдохнуть с дороги!.. Скажи-ка мне, женился ли ты? А то у меня на примете есть достойная тебя! Она пониже тебя всего на пару локтей будет! - и рассмеялся.
- Я женат, Тормейсо. И у меня растёт дочь.
- Слава всемогущим Богам! Мы принесём достойную жертву Потримпо!
- И старому Патолло заодно, чтоб не давал Жолу скучать!

Жрец Диссайтис, носящий титул Криве-Кривайто, был уже довольно стар. Его одежда была украшена полосами красивого меха, костяными и деревянными пластинками и дисками. Длинные седые волосы спадали на плечи, а борода прикрывала грудь и живот. На голову верховного жреца было надето что-то похожее на корону, но это были сплетённые корни деревьев – кривые, узловатые, причудливые. В подрагивающих руках Криве держал длинный посох, верхняя часть которого представляла собой витиевато изогнутую ветвь в виде свернувшейся змеи. Это должно было означать, что верховный жрец легко разберётся во всех хитросплетениях судьбы и в любой кривизне небесных предначертаний.
Увидев вышедшего им навстречу Диссайтиса, Барт и Тормейсо рухнули верховному жрецу в ноги. Тот некоторое время задумчиво смотрел на опущенные головы и согбенные спины посетителей.
- Встаньте оба, - наконец, велел Криве. – Если пришли по делу, заходите в дом.
- О, Великий, - заговорил Тормейсо, едва они вошли в горницу, - Это - Барт Локис, ты помнишь, его приводил сюда жрец Жол, когда тот был совсем юн… Он прибыл по твоему велению, чтобы ты посвятил его в жрецы-травники. Локис хорошо разбирается в лечебных растениях и исцеляет людей. Его имя известно во всей Самбии!
- Локис…, - тёмные очи Криво-Кривйто впились в молодого великана. – Как же, помню… Такого детину вряд ли забудешь… Значит, ты - целитель… Что ж, это - хорошо...
Он жестом пригласил гостей присаживаться на лавку, и прислуживающий верховному жрецу вайделот поднёс всем троим по чаше кумыса. А под самым потолком в сетях ажурной паутины невзрачный паучок лакомился довольно крупной мухой.
- Посмотрим, чему тебя научил старый Жол, - произнёс Диссайтис, когда выпил напиток и вытер ладонью губы. – Вот, взгляни, - верховный жрец наклонился к стоящим на полу клеткам с птицами и вытащил из одной раненого голубя. – Какое блюдо ты посоветуешь приготовить из этого жирного голубя?
Барт принял из рук Криве птицу, у которой отвисло сломанное крыло, погладил её спину, затем голову, прошептал какие-то слова, дунул и… подбросил вверх. Захлопав крыльями, внезапно выздоровевший голубь сначала поднялся к потолку, покружил под дощатым настилом, затем, сориентировавшись, ринулся в дверной проём и вылетел наружу.
- Похоже, Великий, голубь раздумал быть чьим-то ужином, - заметил Барт, глядя могущественному жрецу прямо в лицо.
Криве-Кривайто усмехнулся. В его глазах угадывалось одобрение.
- Вижу, ты хорошо усвоил науку старого Жола… У того тоже был закон – если можешь помочь – лечи. Знать, ты пошёл по его стопам. Это - приятно, - великий жрец на минуту задумался, отрешённо глядя прямо перед собой. – Да… Добрые люди как ветер... Их самих обычно не видно, но сразу заметны их дела. Но только наружная доброта не должна заслонять внутреннюю… Что ж, приступим к обряду. Тормейсо, - обратился он к помощнику, - собирай людей и приготовьте козла для жертвоприношения.
Тот быстро поднялся и исчез за дверью.
Диссайтис, между тем, присел рядом с Бартом и начал задавать тому вопросы, о семье, о жизни в Самбии, о людях: почитают ли они Богов, приносят ли им жертвы… Жрец поинтересовался, много ли в самбийских лесах зверя и рыбы в реках, успешно ли добывают янтарь на побережье, с какими товарами купцы возвращаются из своих поездок… Наконец, спросил:
- Известно ли тебе, Барт Локис, что скоро мирной жизни в Ульмигании придёт конец?
Тот печально вздохнул.
- Я слышал, что к нам идут воины с крестами на щитах. Они хотят отобрать у нас землю и веру в наших Богов… Думаю, всем нам вскоре надо будет браться за оружие, да поможет нам Окопирмс…
- Поэтому мы все должны ещё теснее сплотиться перед лицом наших Богов… А тебе, для твоего успешного целительства, сейчас надлежит вознести молитву владыке земли Пушкайто и врачующему богу Аушаутсу...
Пока Барт молился, держал руку над очищающем огнём, в горницу пришли люди – несколько вайделотов. Затем начался сам обряд.
Барт, вайделоты и верховный жрец, голову которого теперь украшала шапка с оленьими рогами, собрались в небольшой ритуальной постройке возле дома Криве. Мужчины привели козла, а женщины принесли специально приготовленное для обряда тесто. Диссайтис занял возвышенное место (специально склоченный постамент) и поведал собравшимся о древнем народе Умильгании, о героических делах Видевута и Брутена, о добродетели, о богах и их благости. После этого начал бить бубен и в центр помещения ввели козла. Верховный жрец возложил на него руку и обратился к богам, назвав каждого по имени, чтобы те милостиво снизошли к жертвующим. Находящиеся здесь мужчины и женщины, упали на колени и начали громко каяться в грехах, которыми они за текущий год прогневали Богов. Затем все вместе запели Богам хвалебную песнь, подняли на руки козла и понесли его по кругу. Когда песнь смолкла, козла опустили на пол. Диссайтис громко произнёс, подняв правую руку:
- Люди, смиритесь! – Голос его глухо раздавался в тесном помещении. – Принесите эту жертву Богам так, как её приносили наши предки, и как они заповедали это своим детям, а также детям своих детей!..
Затем Тормейсо ловко и умело заколол козла, а кровь животного собрал в углубление в полу, после чего вайделоты окропили ею стены сарая, при этом, каждый из присутствующих получил немного этой целительной крови в посудину для своих домашних нужд.
Затем тушу козла разрубили, сложили куски на доску и женщины начали жарить мясо на огне. Присутствующие в это время упали на земляной пол, а верховный жрец каждого слегка ударил концом посоха. Люди вновь вспомнили свои прегрешения, в которых вторично покаялись…
Ещё не начался вечер, а Барт собрался в обратный путь. Теперь на нём была надета одежда жреца – длинная белая туника, подпоясанная кожаным ремешком, на котором висели высохшие бычьи хвосты. Он сложил в свою дорожную сумку немного еды в дорогу, освящённый амулет из рук самого Криво-Кривайто – скрюченный высохший корень рябины, а также несколько пучков ноготков – растения, которым Барт лечил людей от ожогов. Затем пришёл к священному дубу и долго молча общался с ним. Подложил дров в огонь Перкуно и посмотрел, как змея у изваяния Потримпо пьёт молоко…

Домой Локис вернулся на исходе следующего дня. Он ужасно устал, хотя не показывал виду.
- Как ты съездил? – спросила Дуона, счастливая тем, что её муж снова с ней.  Она сообщила о том, как провела дни, когда его не было дома, как себя вела маленькая Пролис, и что наконец-то почувствовала, как в её чреве впервые шевельнулся ещё один потомок рыжебородого Локиса.
- Хорошо, - ответил Барт. – Только одно тревожит…
 - Скажи мне, что беспокоит тебя, Барт?
- Будет большая война… Что станет с нами и с нашими детьми… одним Богам известно…
- О, Боги… - со вздохом прошептала Дуона. – А что же Криве?
- Криве советует чаще молиться и приносить богатые жертвы… А надо объединять наши племена и сводить все дружины воедино …
- Неужели… Наше счастье закончится?..
Барт ласково обнял жену.
- Не будем об этом… Но готовым к испытаниям и невзгодам всегда нужно быть… Я ещё поговорю с Богами…
Наутро Дуона и Барт отправились на реку. Маленькая Пролис осталась с бабушкой, она ещё спала. Молодые люди поспешили навстречу речной свежести и яркому утреннему солнцу. У них было заветное место неподалёку от небольшого острова Кнайпабе (59).
В этом месте камыши сдавливали шею реки, словно тугой ошейник холку своенравной псины… Небольшая полянка, казалось, ещё хранила ночные тайны… Слышалось лишь воркование горлицы, да гулкая барабанная дробь дятла. Перед молодой парой открывалась песчаная отмель, у противоположного берега которой росло множество жёлтых кувшинок и белых лилий. Поверхность воды чутко меняло свой цвет в зависимости от проплывающих в вышине облаков. По расходящимся кругам было видно, как гуляет рыба...
- До чего же красивое место…, - тихо произнесла Дуона, каждый раз она говорила эти слова, приходя сюда.
- Вода так и зовёт нас, – произнёс Барт, глядя на жену. – Нырнём?
- Как скажешь, так и будет…, - ответила юная супруга. На её губах играла загадочная улыбка, покорная и скромная, но одновременно – призывная. Роскошные каштановые волосы, просящий поцелуев нежный рот, а в глазах - отражение чистой души.
«Боги не создали более чарующего чувства, чем любовь, - подумалось Локису. - В ней нет ничего постыдного, но это – таинство и оно не должно быть показным…»
Он, не торопясь, развязал пояс, стащил с широкой груди рубаху, и повернулся к своей избраннице. Она стояла рядом с ним совершенно нагая и смотрела прямо в глаза. Невозмутимая и спокойная, словно уверенная во всемогуществе своего гибкого полупрозрачного тела. Лебединая шея, высокая упругая грудь и соблазнительные изгибы фигуры делали её чрезвычайно привлекательной...
Барт обнял её и, оторвав от земли, понёс в воду. Запах волос Дуоны превосходил по великолепию все луговые цветы... Её большие голубые глаза, вскоре подёрнулись дымкой, а веки отяжелели и опустились... Казалось, ещё немного, и она воспарит...
Действительно, Дуона больше не переживала по поводу завтрашнего дня и тому подобных глупостях. Она жила здесь и сейчас... «Лучший мужчина - это тот, рядом с которым чувствуешь себя самой красивой, желанной и счастливой, - думала она. - Надо просто любить, заботиться о своём мужчине и всегда быть рядом с ним, иначе около него окажется другая…»
А в это время крестоносцы вторглись в земли Погезании…


Глава 9. 1233 год. Битва при Сиргуне

Армия крестоносцев неуклонно продвигалась вглубь Пруссии. Далеко на юге осталась Хелминская земля, плацдарм для завоевания язычников, несколько дней перехода отделяли их от недавно построенного замка Торн. Орденские братья прошли Помезанию и вторглись в Погезанию. «Освоение земель» производилось по давно отработанной схеме. Сначала на границе захваченной территории возводился замок, потом на расстоянии дня пути вглубь территории строился второй... Эти замки служили, прежде всего, опорными пунктами для крестоносцев, да и сооружались они довольно быстро, поскольку строились из брёвен, а щели забивались камнями и глиной. Значительно позже камень вытеснил дерево, и многие из замков со временем превратились в города.
В завоёванные земли сразу же направлялись переселенцы-колонисты из Германии. В основном, это были крестьяне, которые поначалу жили там свободными общинами. Великий магистр Тевтонского ордена Герман фон Зальца для привлечения колонистов объявил, что вновь заложенным городам и их жителям предоставляются широкие льготы и привилегии.
Летом 1233 года десятитысячное войско крестоносцев основало крепость Квидзын в Помезании. На это потребовались силы и время, и военные действия несколько поутихли. Поход возобновился только ближе к зиме. На этот раз крестоносцев поддержали померанские князья братья Святополк и Самбор, имевшие с пруссами давние счёты.

Заснеженное, туманное поле. Со всех сторон от него замер светло-голубой от инея лес… Деревья протянули к небу свои озябшие ветви. Из-за набежавших облаков всё вокруг кажется матово-белым… Конские копыта утопают в снегу, который прикрыл мёрзлую землю. В сером небе кружатся вороны. Сверху до всадников доносится их раздражённое карканье.
Орденский брат Ансельф фон Грюнфельд ехал сразу за всадниками, составляющими авангард колонны. Впереди его виднелись фигуры рыцаря Рудольфа Ломзе с оруженосцем, ещё дальше - паладина (60) Юргена Хохштайна. Во главе колонны на огромном жеребце восседал Великий комтур Тевтонского ордена Лутольфус, а подле - Герман фон Балк. Рядом с рыцарями, стараясь от них не отставать, поигрываая мышцами под тугой пятнистой шкурой и проваливаясь в снег по грудь, бежали несколько крупных псов…
- Погезания, - задумчиво произнёс брат Ансельф, - Вармия... Натангия... Самбия... - студёный ветерок пощипывал его лицо.
- Что ты там бормочешь, брат Ансельф? - фон Ломзе подъехал поближе к фон Грюнфельду. - Уж не молишься ли?
- Так, вспоминаю названия тех земель, по которым нам ещё предстоит пройти... На какой из них придётся сложить свои кости?
- Э-э, не думай о смерти! Всегда держи под рукой меч и вовремя пускай его в дело! О твоих подвигах ещё сложат песни, и их будут петь бродячие музыканты где-нибудь… на улицах Кёльна!... Хе-хе!
- Невольно задаёшь себе вопрос, и зачем Господь сотворил смерть? - с улыбкой произнёс Ансельф.
Эти слова услышал ехавший рядом с ним, но чуть позади, отец Георг. Он тут же приблизился к рыцарю.
- Прошу простить, брат Ансельф, и ты, брат Рудольф, но Бог не сотворил смерти! Напротив, Бог сотворил человека бессмертным... - рыцари окружили священника, который был рад напутствовать братьев словом из Священного Писания. - Но Адаму была дана одна заповедь, преступить которую означало отпасть, отречься от Бога и Жизни Вечной. Ещё греческий богослов митрополит Иерофей сказал: «Грех, вследствие которого родилась смерть, это - падение Адама в раю сладости. Бог, дав человеку заповедь не есть от запретного плода, в то же время известил его: «В день, в который ты вкусишь от него, смертью умрешь» (61). И действительно, только после совершения этого греха смерть вошла в человеческое естество! Сначала смерть духовная, которая заключается в отлучении человеческой души от Бога, а потом смерть телесная - разлучение души с телом. Помните об этом, дети мои...
- И с тех пор над человеком довлеет неизбежная смерть... - задумчиво произнёс брат Рудольф.
- Истинно так, сын мой. Но пришел Христос, Сын Божий, чтобы уберечь человека от греха и спасти его от смерти. До Воскресения Христова врата Рая были закрыты и все, даже праведники, шли в ад. Христос открыл нам врата Жизни Вечной и с того момента смерть - это рождение для вечной жизни!
- Выходит, святой отец, что человек должен подготовиться к своей кончине! - воскликнул брат Ансельф. - И когда же принято начинать сии приготовления?
Отец Георг поёрзал в седле, принимая удобную позу, и ответил:
- Христианину, сын мой, постоянно нужно помнить о том, что он смертен, что Господь может взять нас в любую минуту, совершенно неожиданно для нас...
- И необязательно, что это случится именно на поле сражения, - заметил брат Рудольф. - Я склонен думать, что на многих людях с рождения лежит печать обречённости. Одним судьба уготовила стать гением или героем, дав ему всё и сразу, другим она судила быть бездарью, одним - одержать победу в бою, другим - голову сложить.
- Истинно так, сын мой. Вспомните славного короля Фридриха Барбароссу! Ведь он погиб не в сражении, а в походе, утонув в реке... Поэтому считаю, что не нужно торопить события, пусть всё идёт, как идёт. Главное - не впадать в отчаяние и уныние. Не переживать, а переждать, уповая на Господа...
- Вот уж точно, никогда не угадаешь… - усмехнулся фон Домзе.
- Истинно так. Нам не дано знать ни дня, ни часа нашей кончины. Господь так и говорит: «В чём застану, в том и сужу!», а святые отцы нас учат: «поминай час смертный и вовек не согрешишь»!
Он некоторое время молчал, почёсывая выбритую на макушке тонзуру (62). Был слышен лишь скрип ремней снаряжения, глухой стук копыт да звон сбруи.
- Каждый вечер, - продолжал отец Георг, - мы читаем молитву: «Господи, неужели мне одр сей гроб будет?» И это значит, что, отходя ко сну, мы должны помнить, что можем и не проснуться. Поэтому нужно каяться в грехах перед Богом каждый день и час, нужно регулярно исповедоваться, причащаться, жить так, чтобы быть готовым предстать на Суд Божий и уповать на милость Его.
Туман начал рассеиваться. Тёмные очертания леса приобрели зелёный оттенок из-за обилия сосен и елей.
- Только не нужно дотягивать до последнего часа, - не умолкал святой отец. - У всех на слуху поговорка «memento тоri» - помни о смерти. О ней нельзя забывать. Как мы приходим в этот мир, так и уйдем. Молодых людей мы готовим стать родителями, а пожилым не грех напоминать о смерти. Мы же готовимся ко сну после дневных забот. Так и наша жизнь: проснулись – это родились, радуемся жизни, потом - ответственность, заботы - проходит жизнь, к концу её устаем, хотим отдохнуть, готовимся к переходу в мир иной. Мы все носим одежду, но она ветшает со временем! Мы выкидываем истрёпанную вещь и не печалимся. Так и наше тело, оболочка - она тоже старится и изнашивается. Но мы с радостью облечёмся в одежды новые, которые даст нам Господь, и переселимся в Его обители. Это как ожидание встречи с родителями. Она всегда радостна…, - отец Георг широко улыбнулся.
Из одного конца колонны в другой помчался гонец. Видимо, Великий комтур послал его с каким-то приказом. «По всей видимости, скоро будет устроен привал», - догадался Ансельф.
- А правильно ли, говорить тяжелобольному человеку о том, что всё будет хорошо, что он обязательно выздоровеет? - спросил брат Рудольф, поправляя съехавший на затылок шлем.
- Отчего же неправильно, - терпеливо объяснил отец Георг, - надежду следует лелеять, но надо объяснять, что всё нам дает Господь. - Он плотнее закутался в тёплый войлочный плащ. - Я знал людей, смертельно больных, которые по воле Божией выздоравливали. Господь судит. И нужно готовить человека к принятию воли Божией, для чего нам Господь обычно отпускает какое-то время. Близким очень трудно и тяжело самим больным в последние минуты. Облегчить их участь, их боль - наша задача. Быть рядом с умирающим человеком нелегко и не у всех хватает сил...
- То есть, - продолжал разговор брат Рудольф, - важно отличать, когда мы скорбим о судьбе почивших близких, а когда мы просто жалеем самого себя, печалимся о том, что нам без них плохо?
Отец Георг вздохнул.
- Конечно, тяжело терять близких, родителей или детей, - ответил он. - Но нужно смотреть на все здраво. Если Господь забирает ребёночка - значит так нужно. Очень часто смерть наших родственников может служить нам вразумлением...
Некоторое время ехали молча. Священник искоса поглядывал на молодых рыцарей и думал, что неплохо бы основательно подкрепиться. С утра у него во рту побывал лишь кусок сыра с хлебом да глоток вина. А уж дело движется к вечеру...
- А знаете ли Вы такие случаи, когда тёмные силы не давали человеку причаститься? - спросил священника брат Ансельф.
- Да, конечно, - ответил отец Георг, левой рукой нащупывая флягу с вином, - один умирающий, к которому меня позвали, изрыгал ужасные проклятия, рычал и плевался, поэтому я не дерзнул его причастить. Но перед самой смертью, когда началась агония, он начал звать священника... однако, было уже поздно. Какие силы бы не забирали человека, отходит он всё равно на Божий суд.
С этими словами святой отец вынул пробку из горлышка и, приложившись к фляжке, сделал внушительный глоток.
Вскоре был дан приказ останавливаться на ночлег. Перед армией крестоносцев лежало озеро Сиргун, из которого вытекала одноимённая речка. По сведениям, поступившим командованию отрядом, поблизости появилось внушительное войско пруссов. По-видимому, на этот раз они решили встретиться с крестоносцами в открытом бою.
- Завтра утром - сражение! - объявил Великий комтур. - Всем набираться сил! Да поможет нам Пресвятая Дева!

Как и весь лагерь, брат Ансельф проснулся на заре. Когда он поднимался, его не покидало тревожное чувство, а в ушах стоял невыносимый гул, будто он находился прямо под звонницей и над его головой били в набат. Судя по доносящимся до него звукам, крестоносцы приводили себя в порядок и готовились к битве. Наскоро позавтракав куском холодной говядины и выпив кружку кофе, которым сейчас снабжали армию бесперебойно, рыцарь зашёл в шатёр, чтобы привести себя в подобающий вид и затем отправиться на смотр. До того, как он принялся облачать своё тело в доспехи, его верный оруженосец Йозеф уже накормил лошадей, приготовил конскую сбрую и оружие.
На востоке небо горело ярким багровым пламенем. Казалось, оно предчувствовало, что в этот день прольётся немало человеческой крови.
Армия крестоносцев выстроилась в несколько длинных рядов. Перед строем проехали Великий комтур Тевтонского ордена, ландмейстер и двое паладинов. Ансельф хорошо знал их обоих и сам мечтал стать равным этим великим воинам. За ними проскакали померанские князья Святополк и Самбор. Некоторые рыцари их недолюбливали, так как полагали, что славянам, живущим по соседству с пруссами, доверять нельзя. Во всяком случае, многие из них - вероотступники и хулители церкви.
Великий комтур умел ободрить свою армию нужными словами.
- Пруссы собрали ополчение из многих селений, количество их воинов почти вдвое превосходит наше!..
В этот момент воцарилась тишина. Брат Ансельф, брат Рудольф и многие другие орденские братья сжимали удила своих лошадей, обдумывая, насколько существенна угроза от такой силы. Но старый Лутольфус обратил к воинам слова, которые заставили их сердца вздрогнуть, но не от страха, а от силы и предвкушения победы:
- Пруссы многочисленны, но значительно уступают немцам и померанцам в выдержке и организации. Разве кто-нибудь из вас сомневается, что на стороне Ордена сам Господь Бог? Мы пойдём в атаку испытанным способом - клином! И он пронзит любое войско! Как это бывало уже не раз, так случится и сегодня! С нами Бог!.. И Пресвятая Дева Мария!
Сражение у озера Сиргун завязалось около полудня. Пруссы не отступали от привычного ведения боя с Орденом - атака началась с мощного удара кавалерии. Ей даже удалось нарушить порядки крестоносцев - выстроиться в мощный клин так и не удалось. Разыгралась жестокая битва, в ход пошли мечи, боевые топоры и палицы.
Пруссы встали между армией Ордена и озером Сиргун. Тевтонцам пришлось с кровью прорываться к озеру, где были лучше позиции, там можно было быстро перегруппироваться и восстановить боевые порядки. В тот момент, когда рыцари целеустремленно прорубали дорогу к спасению, кнехты соорудили защитные укрепления из повозок, иначе говоря, «вагенбург». За счёт этих укрытий многим солдатам удалось остаться невредимыми под ударом прусской конницы.
Пруссы, уже предчувствуя победу, воодушевлённо рубились с крестоносцами. Звон оружия, сочный хруст разрубаемой плоти, исступлённые крики ярости, вопли и  стоны раненых, ржание коней слилось в ужасную какофонию, тут и там «взрывались» фонтаны крови...
Брат Ансельф потерял из виду отца Георга, лишь знал, что того прикрывают пехотинцы. А брат Рудольф собрал вокруг себя человек шесть противника. Стараясь помочь ему, Ансельф старался прорубить к рыцарю путь. С трудом, но это удавалось...
В этот момент во фланг пруссам ударил отряд померанцев. Воины живущего на морском побережье народа были вооружены легче крестоносцев, но в данный момент им это только помогало. К тому же, сказывался их опыт ведения боёв с пруссами. Ликование немецких воинов прокатилось громовым рокотом по рядам армии рыцарей. А прусское войско не знало, что предпринять. Только что, казалось, в их руках была полная победа, а вот сейчас... В рядах пруссов началась неразбериха и сумятица. Воодушевлённые удачной атакой померанцев, крестоносцы бросились на мечущегося врага с утроенной силой, заставляя армию неприятеля постепенно пятиться к реке.
Брат Ансельф тоже почувствовал перелом в битве. Уже не с такой яростью его атаковали прусские воины. Они стали сражаться как бы с оглядкой назад, думая, что, возможно, придётся прекращать бой и спасать свою жизнь бегством. «Смерти нет!» - думал рыцарь, отбивая щитом удар мечом и уклоняясь от лезвия топора. - С нами Бог!!!»
- Gott mit uns! - вдруг проревел брат Рудольф, и его клич подхватило всё войско Ордена. - Братья, ударим по врагу во славу Господа!
- С нами Пресвятая Дева! - послышалось в ответ.
И рубка продолжилась с новой силой. Брат Ансельф едва сумел разделаться с одним пруссом, крепким, но начавшим стареть мужчиной, который достал его ударом булавы. И хоть удар пришёлся в щит, вся левая сторона тела у рыцаря на время онемела. Когда прусс с разрубленной головой упал с коня, перед Ансельфом возник другой, более молодой враг. Его ноздри яростно раздувались, по скулам гуляли тугие желваки, а в огромных руках также угадывалась недюжинная силища…
Рыцарский конь беспрекословно повиновался малейшему тычку хозяина, слушал каждое его слово. Конские ноги переступали через лежащие тела, умное животное ни разу не споткнулось. Оно прекрасно понимало, что его всадник занят важнейшим делом.
Пот заливал глаза, но вытереть его не удавалось - наседал противник. Прусс наносил удары длинным мечом с потрясающей быстротой, а уставшая рука рыцаря едва успевала парировать их.
- Сдохни, крыжак (63)! – ревел прусс.
- Смерти нет! - крикнул ему Ансельф и, увернувшись от очередного выпада, пронзил грудь врага мечом. В этот момент в спину ему ударила стрела из лука. Но не причинила вреда - спина рыцаря была защищена прочным панцирем.
Разгорячённый боем, брат Ансельф не заметил несущегося на него с левого фланга всадника. Тот со всего размаху нанес рыцарю мощный удар булавой в голову. И тут же наступила темнота...
От удара брат Ансельф пошатнулся, но не упал на землю, а остался в седле. Конь, почувствовав, что поводья ослабли, понёс хозяина прочь от хаоса битвы... Однако армия крестоносцев уже брала в клещи ополчение пруссов и теснила их к реке...
Брат Ансельф очнулся лишь на следующее утро. Гул в голове постепенно ослаб, и вернулась память о славной битве при Сиргуне, в которой рыцари Ордена одержали победу. Лишь запёкшаяся за ухом кровь напоминала ему о прошедшем ратном дне.
- Ты жив, брат Ансельф! - обрадованно воскликнул Йозеф, «молочный брат» и верный оруженосец. - А я уж опечалился: что мне делать с конями и таким арсеналом оружия?.. Хотел собрать, да отвезти всё в какой-нибудь городишко и продать на рынке!.. Эх, размечтался поднакопить деньжат на женитьбу... Это вам, рыцарям, давшим обет безбрачия, жениться не положено. А уж нам, безродным смердам, без этого дела... никак нельзя!
- И ты жив, плут..., - Ансельф слабо улыбнулся. – Поди, отсиживался где-нибудь в кустах, братец? Ведь давно известно, что страх живет в животе и сопровождается коликами да жидким стулом…
- Да уж, такое побоище было, что я сам удивляюсь, как остался цел... – не обращая внимания на дружескую подначку, вздохнул слуга. - Все стрелы в арбалете израсходовал, пришлось потом походить по полю, да собрать...
- Ты бы лучше предложил рыцарю вина! - послышался громкий голос. - На-ка, хлебни, брат, - протянул флягу Ансельфу брат Рудольф. - Видать, прав был отец Георг, говоря, что смерти нет...
- А вы думали, что святой отец просто треплет языком? - священник тоже оказался у ложа Ансельфа. - Очень рад, что ты выздоравливаешь, сын мой... Мы ещё потолкуем с тобой на библейские темы и обсудим множество разных житейских вопросов...
Сделав несколько глотков из фляги фон Ломзе, Ансельф вытер губы и с улыбкой проговорил:
- Как это прекрасно, что и вы живы, братья... Хвала Пресвятой Деве, что уберегла всех нас от смерти...
- Да уж, битва была нешуточная, - усмехнулся брат Рудольф. - Пруссов полегло полторы тысячи! Теперь дорога на Вармию открыта!
- Вознесём же, дети мои, - воскликнул отец Георг, - молитву Господу и Пресвятой Деве за то, что были милостивы к нам, грешным... - и тут же запричитал:
- О, Иисусе, наш Спаситель!
Перед лицом Марии, нашей Матери,
Ангелов и Святых приступаю с верой,
упованием и любовью к Твоему Пресвятейшему Сердцу,
пронзённому ради нас на кресте...
Уповая на Твою любовь к нам, немощным людям,
которым угрожают нападки духов тьмы,
с помощью Ангелов и Святых омываю Твоей животворной,
очищающей Водой себя и своих братьев.
Вместе с Ангелами и Святыми воздаю честь,
поклонение и прославление Твоей Божественной Крови...
Брат Ансельф закрыл глаза. Перед его мысленным взором вновь замелькали лезвия мечей, привиделся раскрытый в агонии вражеский рот и.… кровь. Много, много крови...


Глава 10. 1237 год. Совет под кроной Гридижалиса

«Великому магистру Тевтонского ордена
Брат мой по Христовой вере, Великий магистр! С превеликой радостью в сердце узнал я о том, что ты со своим доблестным войском вошёл в земли пруссов. По велению святой Церкви я вынужден был провести здесь много лет, дожидаясь того момента, когда язычники, наконец, не уверуют в единого Господа нашего Иисуса Христа. Много писем я послал с важными сведениями о составе войск пруссов и их способах ведения войны. Ты, полагаю, знаком с ними, а также имел уже возможность оценить воинское искусство язычников на деле.
Однако сегодня я взялся за перо с тем, чтобы сообщить тебе новость крайней важности. Благодаря тому, что твоя армия близка, а решимости и военного опыта тебе не занимать, ты можешь стать спасителем величайшей христианской святыни! Не прими мои слова за пустую лесть, а прежде выслушай.
Известно ли тебе, что некоторое время назад, по моим подсчётам, около пятидесяти лет, польские рыцари, участвовавшие в Крестовом походе в составе Тевтонского ордена, захватили на Святой земле в качестве военного трофея известную всему миру реликвию - Ковчег Завета, с которым и убыли в Польшу. Я не стану размышлять над причинами, побудившими рыцарей к подобному поступку, пусть Господь будет им судьёй. Также достоверно известно, что отряд, перевозивший священный Ковчег, был атакован неизвестным племенем пруссов, при этом христианская святыня была захвачена и увезена в тайное место.
Много времени и трудов потратил верный слуга Императора и Господа, дабы отыскать хоть какие-то сведения, касающиеся Ковчега Завета. Неоднократно подвергал я свою жизнь опасности, задавая наводящие вопросы и проявляя излишнее любопытство... Впрочем, моя жизнь здесь и так находится под постоянной угрозой, и только Пресвятая Дева Мария оберегает меня, поэтому я неустанно молюсь Ей.
Великий магистр! Брат по вере Христовой! Он здесь, Ковчег Завета! В Самбии! Мне стало известно, что Его переправили из земель Натангии через Прегору... Вот здесь- то след святыни теряется... Но я приложу все усилия, чтобы отыскать его. Главное, что круг поисков заметно сузился! Не пройдёт и нескольких месяцев, как мы, применив всю мощь, власть и силу Тевтонского ордена, отыщем похищенную у христиан святыню и вернём её Святой церкви!
Остаюсь твоим покорным слугой,
Брат Иов».

По прошествии нескольких лет с момента посещения Ромове, Барт Локис по-прежнему жил в отчем доме, но детишек у него заметно прибавилось - старшая дочь, Пролис, теперь была помощницей матери по хозяйству, средний сын, по имени Дирбо, с удовольствием пропадал в лесу с отцом, помогая тому собирать лечебные травы, а заодно учась отцовскому ремеслу. Две зимы назад у жреца-травника родился ещё один сын - Беркун. Счастливая Дуона смеялась, когда их младший начал делать первые шажки:
- Вот тебе, Локис, новый помощник в поисках волшебных трав!
Оглядев сынка, Барт с улыбкой ответил:
- Нет уж, хватит с нас травников. Этот пусть будет воином! Или охотником, как его дед!
Старый Скамбо лишь благодушно усмехался в поседевшую бороду:
- Подрастай, малыш Беркун, во славу Потримпо! Раз из твоего отца не вышло охотника, попробуем в этом деле тебя... Пока твой дед ещё не разучился пускать стрелы в цель и понимать звериные следы... Уж он-то сможет научить тебя многому...
Владыка земли Пушкайто был добр к селянам. Урожай в этом году был неплохим. Те, кто работал на полях, остались довольны плодами своего труда. Те, кто промышлял в лесах и реках, без добычи не оставались, ну, а тот, кто добывал янтарь на морском побережье, тоже не сетовал на судьбу.
6 сентября 1237 года Барта, как и других жрецов, обитающих в ближайших селениях, созвали на важный совет под старый священный дуб Гридижалис.
Было ясное утро, а день обещал быть жарким, несмотря на начавшуюся осень. Пенные кудрявые облака неподвижно висели в небе… Видать, великий Потримпо остался доволен принесенными в его честь жертвами и смилостивился над жителями Килькенинкайм, Лаоме и других селений, разбросанных вдоль течения тихой Прегоры, одарив людей солнечной, вполне летней погодой.
Под мощными, раскидистыми ветвями священного дерева было много места. Первыми сюда прибыли жрецы, они же привели жертвенного барана. Здесь же находились члены совета общины - заслуженные, богатые и знатные люди, среди которых Локис разглядел грузную фигуру Жмогуна. Рядом с ним находился шорник, большой мастер по изготовлению конской упряжи, Гортис, седоватый мужчина со слезящимися глазами. Тут же расположились торговцы Зейдао и Пикис.
В нескольких шагах от исполинского дерева горел костёр. Жрецы иногда подбрасывали в огонь сухие сучья. На жертвенном камне грелась небольшая ящерица…
Вслед за Бартом подошёл коневод Рейко, владелец большого табуна возле селения Килькенинкайм.
- Могущественные Боги! - начал свою речь старейшина, рикис Драйво. - Пусть наши леса будут полны дичи, реки - рыбы, а поля - злаков! Пусть наши жёны и дети будут здоровы, а враги - побеждены!
- Хвала Перкуно...
- Хвала Потримпо...
- Хвала Пушкайто... - поддержали его несколько голосов.
Драйво обвёл взглядом собравшихся под священным дубом знатных людей и, убедившись в том, что все приглашённые на месте, а посторонних нет, продолжил:
- Невесёлые у меня для вас новости... Великие Боги прогневались на нас... Беда пришла на наши земли, братья... Не сегодня-завтра нивы Самбии начнут топтать сапоги грозных захватчиков, людей, носящих на одеждах чёрные кресты.... Земли некоторых племён уже захвачены ими....
Не для всех эти сведения стали неожиданными. Купцы понятливо закивали головами.
- Это - крестоносцы, - сказал Зейдао. - Их послали великий германский кунигс Фридрих и римский папа...
- Чего же они хотят? - испуганно спросил Рейко.
- Они хотят, чтобы мы отринули своих Богов, а признали их бога - Христа, - тихо ответил старейшина. - Мы можем выставить против них наши дружины, но армия крестоносцев слишком сильна: она многочисленна и хорошо вооружена. Нам вряд ли устоять перед их мощью... Жрец Судатис прибыл вчера от самого Криво-Кривайто... Пусть он и поведает нам...
Названный жрец вскинул седую голову, поднялся с камня, на котором сидел, и, слегка пошатываясь, подошёл к костру. Руки его заметно дрожали. Украшения из янтаря и почерневшего серебра сгрудились на шее жреца, словно скомканный пучок сухой травы.
- Да, братья... Криве-Кривайто, Тормейсо, правильно сказал, что мы упустили важное время... Следующим летом или зимой мы могли бы объединить все наши племена и создать новую общину! У нас был бы свой правитель и единое войско, в которое вошли бы все дружины союзных племён! Вот тогда мы сумели бы противостоять врагу! А что получилось?.. Землю на полудне (64), которую мы все зовём Погезанией, захватили силой, и ни одно из наших племён не отправило им на помощь ни единого воина!
Присутствующие смущённо молчали.
- А теперь армия крестоносцев пойдёт на Вармию, оттуда - на Натангию... И следующими будем мы, - вздохнул жрец. - На нашем совете присутствует житель Погезании, рыбак по имени Горишто, который последовал за мной, чтобы предстать пред очами сначала Тормейсо, а потом уж - Драйво... Пусть он расскажет вам о том, что творят крестоносцы на захваченных ими землях...
Из-за спины Судатиса возник невысокий и худощавый человек, опирающийся на суковатую палку.
- Вот, это и есть Горишто, - представил мужчину жрец. - Его дом стоит... вернее стоял на самом берегу Вислы... Теперь у него нет ни дома, ни семьи... Всё уничтожили крестоносцы...
При этих словах, губы погезанца задрожали, а глаза наполнились слезами. Он беспомощно смотрел на собравшихся людей, и не мог произнести ни слова. Судатис быстро отошёл в сторону и вернулся с ковшом, наполненным, по-видимому, кумысом.
- На, испей, - протянул жрец ковш Горишто. - Не волнуйся, скоро ты поквитаешься за свою семью...
Тот кивнул, сделал несколько глотков и, кажется, пришёл в себя. Но его взгляд теперь был больше похож на испепеляющий взор демона, полного невыносимой тоски и грозящего всему миру страшной местью.
- Крестоносцы не жалеют никого..., – глухо произнёс Горишто, с трудом подбирая нужные слова. - Они убивают людей и скот, жгут дома, уничтожают целые селения... Тех, кто не хочет обращаться в христианскую веру - беспощадно истребляют... Тех же, кто согласился, оставляют жить... На захваченные земли приезжают новые хозяева из германских земель. Они нуждаются в рабах. Вот те, кто принял христианство, и становятся их рабами...
- А ты, Горишто? Ты тоже принял их веру? - спросил Жмогун, шмыгая носом.
- Нет, я остался верен своим Богам. Но, был вынужден бежать... И теперь я готов примкнуть к любому отряду, который пойдёт сражаться с крестоносцами. Да поможет мне Перкуно!.. А если я не найду такого отряда, буду убивать их в одиночку, подкарауливая из-за куста, из-за дерева... Я - неплохой лучник... и надеюсь отправить на тот свет..., - он взглянул на свои ладони с растопыренными пальцами, - много... очень много врагов...
- Значит, они переселяют на захваченные земли свой народ? - спросил Гортис.
- Я думаю..., да уже уверен, что обращение нас в христианство - это лишь повод для нападения... Истинные же цели крестоносцев - отнять у нас нашу землю... И они не остановятся, пока не заглотят всё...

Рано утром, Дуона, оставив дома старшую дочь с маленьким Беркуном, и взяв корзину из ивовых прутьев да среднего сынишку Дирбо, отправилась в лес по грибы. Сама старая Анни так и сказала накануне: «У доброй хозяйки всегда грибы на зиму засушены». А Дуона считала себя хорошей хозяйкой, во всяком случае, не хуже, чем соседские жёны. Домашняя скотина была накормлена, Скамбо что-то строгал во дворе, а Анни вязала к зиме тёплые носки. Пролис нянчилась с маленьким Беркуном, уже мнящим себя великим витингсом. А её Барт ушёл на собрание общины решать какой-то важный вопрос.
Окунувшись в волшебство леса, статная, красивая женщина сразу позабыла все свои недавние тревоги и неурядицы - и ставшее слабеть зрение, и незнакомую ей прежде утомляемость, и появившуюся рассеянность... Барт ещё по весне сказал: «Я найду тебе лечебные травы, и ты станешь видеть лучше, чем раньше!» Только что-то долго ищет... А насчёт рассеянности муж выразился так: «У тебя на попечении трое детей, двое стариков и один недотёпа (матушка ещё в детстве научила его считать, а супруге свои слова он демонстрировал пальцами правой руки). Да ещё такое беспокойное хозяйство на твоих плечах. Разве за всем уследишь?» Ну, с этим-то можно согласиться. Вот, наконец-то, вырвалась в лес, возможно, душа и тело получат здесь некоторый отдых. Такие прогулки - самое лучшее лекарство от хандры и житейских забот, они - пир для глаз и ушей. Лесные духи всегда благотворно влияли на её здоровье, хвала Потримпо! А ещё Барт просил нарвать ягод рябины, облепихи и шиповника. Ну, с этим делом с радостью справится маленький Дирбо.
Дуона подошла к толстому дубу и обхватила руками его ствол.
- Твой отец говорит, - тихо сказала она сыну, - что когда обнимаешь дуб, то чувствуешь, как его сила перетекает в твое тело. Она переполняет человека, и он начинает осознавать свое место в круговороте жизни, свою малость и хрупкость… Я и сама это ощущаю. Но излишняя сила, дарованная природой, не всегда благо. Не найдя доброго применения, она может обратиться злом...
Белки шуршали по стволам сосен, птицы взмывали из-под самых ног, ажурные паутинки, растянутые между ветками, щекотали лицо. Под ногами в лишайнике барахтались маленькие лягушата, а треск сучьев, по которым ступала её нога, казался оглушительным. Грибов в эту пору было много, и скоро корзинка заметно потяжелела...
Дуона поставила свою ношу и расправила уставшую спину... Хорошо в высоком смешанном лесу, просторно и свежо!.. Воздух словно настоян на солнечном свете, запахе хвои и прелых листьев. Вот перед грибниками проскакал крупный заяц, а вот другой стоит в сторонке и не спешит убегать...
- Эх, - усмехнулась Дуона, - зайчишка словно видит, что мы без оружия! - Женщина с озорной улыбкой юной девушки смотрела на любопытного косого.
- А это и не заяц вовсе, - вдруг вполне серьёзно сказал Дирбо.
- А кто же? - повернула лицо к сыну Дуона, всматриваясь в россыпь веснушек, так некстати высыпавших на его носу.
- Это... добрый дух Каримбо..., - ответил тот еле слышно. - Он наблюдает за нами.
- Выдумаешь тоже..., - Дуона вновь взглянула в сторону зайца, но того уже и след простыл. - А с чего ты взял, что это Каримбо? Почудилось?
- Нет, мама, я отчётливо видел его...
Дуона ласково погладила сына по голове. Дирбо на всё остро реагирует, такой задумчивый и мечтательный. Возможно, ему что-то и привиделось... А может, и вправду лесной дух обернулся зайцем, разве так не бывает? Вон, Барт их тоже не раз видел... И даже как-то раз встретил самого Перкуно в обличье зрелого мужчины!..
- Ну и хорошо, - улыбнулась она. - Значит, лесные духи нас охраняют. А теперь идём домой.
Пусть совсем немного они пробыли в лесу, но - корзинка уже полная, да и дел дома невпроворот... Перешагнув через чёрного жирного слизняка, важно «прогуливающегося» по влажным листьям, женщина вступила на едва различимую тропинку. Дирбо тоже нёс небольшой мешочек, в который он собрал целебных ягод для батюшкиных снадобий. Сын обязательно будет помогать своему могучему и такому умному отцу в его делах, и непременно научится понимать язык зверей, общаться с Богами и лечить людей от разных недугов.
Юркие птички о чём-то оживлённо переговаривались… До выхода из леса оставалось совсем немного, как вдруг чья-то тень упала на тропинку.
- Наконец, я встретил тебя, мерзкая блудница!.. Вовсю ублажаешь чужого, а про своего мужа и забыла!!! Хвала Богам, они сами отправили тебя в мои руки!
Вот кого ей меньше всего хотелось видеть на этом свете, так это - своего бывшего мужа Литиса! Дуона прижала к себе сына и выставила вперёд корзину, словно защищаясь ею.
- Не забывай, Литис, что ты сам продал меня Барту! - воскликнула Дуона. - И он взял меня в жёны!
- Не-е-е-ет, - прошипел тот. - Твой Барт заплатил слишком мало... Поэтому, сделка не состоялась! - опять это опухшее, красное лицо, и стекающая с подбородка слюна... - Он отнял тебя у меня!
- Барт оторвёт тебе голову, если узнает, что ты сделал нам что-то дурное! - тихо произнесла Дуона, крепко прижимая к себе сына, который так и не понял, что произошло. Он лишь почувствовал, что пришла беда...
- Сейчас я с тобой рассчитаюсь! - губы Литиса расползлись в недоброй ухмылке, обнажая неровные, жёлтые зубы. - С тобой и твоим выродком! - Хмурый, зловещий взгляд перескакивал то на Дуону, то на корзину, то на Дирбо, - Ты не думай, я тебя не сразу убью... Я сначала позабавлюсь с тобой! Ха-ха!.. Мне ты не подарила ни одного ребёнка, а проклятому вайделоту нарожала целую уйму!.. Как я хочу всех вас уничтожить!..
Грязная рука с растопыренными пальцами потянулась к лицу Дуоны.
- Мама…, - тихо пискнул испуганный малыш.
В следующий момент Литис вырвал из рук женщины корзину и швырнул её на землю. Собранные грибы, сверкая красными, коричневыми и рыжими шляпками, вместе с рябиновыми ветками рассыпались по опавшей листве. Другим движением он оторвал ребёнка от матери и с силой пихнул его в сторону.
- Не делай этого, Литис! - отчаянно закричала Дуона. Глотая слёзы, Дирбо, упав к стволу небольшой ёлки, росшей из мшистого холмика, тоже зашептал:
- Добрый Каримбо, помоги нам... Ты же здесь, ты же рядом...
А Литис, казалось, раззадорился. Он схватил Дуону за волосы и притянул к себе.
- Сейчас ты за всё заплатишь... - из его рта разило луковым перегаром и какой-то кислятиной. - Я не зря следил за тобой! Наконец-то, Боги вознаградили меня за моё терпение!
- Не оставь нас, Каримбо...
- Что ты там шепчешь, проклятый ублюдок? Ты сейчас должен молиться на меня, чтобы я оставил вас в живых! Однако, я не собираюсь этого делать! И никакой вайделот не прознает, что случилось с вами в лесу!
- Беги, Дирбо..., - простонала Дуона.
Литис, схватив бывшую жену за волосы, запрокинул ей голову, разноцветные бусы и ракушки с её шеи просыпались в траву.
- Сиди смирно, щенок! - бросил он мальчишке. - Иначе я твоей матери сверну шею!
Казалось, даже листва в испуге замерла и сжалась от страха.
- Теперь ты моя..., - прошептал Литис, глядя в глаза Дуоны, где отражалась вся синь осеннего неба.
И вдруг... Вверху дрогнула ветка, несколько пожелтевших листьев сорвалось с «насиженных мест». Огромный буроватый ком свалился прямо на голову распалённого страстью мужчины, и тут же раздался его пронзительный вопль!
Дуона, почувствовав неожиданную свободу, отскочила от Литиса. Тот крутился на месте, размахивал руками и выл от боли. Крупная рысь, охватив мощными лапами его плечи, впилась зубами в шею. Дуона бросилась к сыну и схватила его за руку. Некоторое время они смотрели на борьбу человека и зверя. Наконец, Литис с хрипом и стоном свалился наземь и затих. Рысь оставила в покое тело поверженного человека, запрыгнула на ствол раскидистого граба и скрылась в его густой листве, только крошки коры осыпались на траву.
- Спасибо тебе, Милио! - воскликнула Дуона, вспомнив лесную подругу Барта Локиса.
А Литис тихо скулил. Его рубаха была в крови, щека разорвана, на шее виднелись следы от зубов хищника... Но, казалось, смертельных ран зверь человеку не нанёс... Женщина вдруг воспрянула духом. Боги не покинули её! И ей с сыном действительно помогли лесные духи!
- Собирай в корзину всё, что выпало из неё, - приказала она Дирбо, хмуро поглядывая в сторону раненого и стонущего Литиса. - Про то, что случилось, - никому ни слова, ты понял меня, малыш?
- Да, мама, - Дирбо был напуган, но не потерял самообладания. - С нами ничего не произошло. Мы собрали грибы, и ушли из леса....
- Спасибо тебе, Милио! - крикнула Дуона вслед исчезнувшему зверю. - Ты пришла нам на помощь как нельзя вовремя!..


Глава 11. 1238-39 годы. Осада Хонеды

В 1234 году Помезания была окончательно покорена. В честь этого события, а также с целью дальнейшего закрепления за собой данных земель, крестоносцы основали крепость Радзынь. Вскоре начались споры из-за завоёванных территорий. Прусский епископ Кристиан, активно занимающийся христианизацией местного населения, после освобождения из пятилетнего прусского плена (65), заявил свои права на две трети прекрасных, плодородных территорий. Ордену доставалась лишь одна треть, и он, по вполне понятным причинам, счёл себя уязвлённым. Для того, чтобы разногласия между рыцарями и Церковью не переросли в нечто большее, чем словесные распри, в дело вмешался папский легат Вильям Моденский. Он выступил посредником в разделении завоёванных земель. В итоге рыцари получили две трети территории, но епископу были предоставлены в этом регионе особые права.
Кроме этого, с одобрения папы, буллой 19 апреля 1235 года тевтонцы присоединили к себе Добжиньский Орден, чем вызвали необычайную ярость со стороны польского короля Конрада Мазовецкого. Для того, чтобы смягчить сложившуюся ситуацию, королю передали обратно Добжиньский замок.
А в 1237 году Тевтонский Орден воссоединился с остатками ордена Меченосцев, которые ещё не оправились после страшного поражения, нанесённого рыцарям литовцами в битве при Сауле (66).
В этом же году Тевтонский орден двинулся на завоевания новых земель. Пользуясь активной поддержкой маркграфа Мейсена Генриха III, прибывшего в Пруссию с большим отрядом воинов и несметными богатствами, крестоносцы начали поход против погезан. Маркграф, возвращаясь обратно, оставил крестоносцам даже корабли. Орденские братья, начав движение, основали замок Эльбинг (67).
В 1238 году из Эльбинга по реке Ногат в Вислинский залив вышли орденские военные корабли «Пилигрим» и «Фридланд». На первом находился маршал Ордена Дитрих Бернхайм. Его сопровождали закалённые в боях рыцари Ансельф фон Грюнфельд и Рудольф фон Ломзе. Рядом с ними негромко возносил молитвы Господу отец Георг, считавший пределом своих желаний обращение в христианство сотни-другой язычников. Для того, чтобы последние были сговорчивы и послушны, на обоих судах находились сотня сариантов и две сотни кнехтов.
Но не для всех крестоносцев христианизация пруссов была единственной и главной целью этого похода. Дитрих Бернхайм жадно вглядывался в берега, поросшие роскошными травами, в леса, полные дичи. Ради того, чтобы эти богатые земли стали принадлежать Тевтонскому ордену, стоило помахать мечами и отправить к дьяволу всех язычников, которые станут этому противиться.
Корабли медленно шли на север. По берегам реки до самой воды спускались заросли кустарника и камыша. За ними стеной возвышались сосны и ели, берёзы и осины, маячили вершины могучих дубов и грабов. Погода стояла облачная и довольно прохладная для конца мая.
Оттого, что суда были достаточно загружены, лошадей решено было не брать. Едва хватало места для людей. К тому же, в трюмных помещениях были сложены необходимые для сооружения замка скобяные изделия и кованые детали.
Кнехты негромко разговаривали между собой, иногда их речи прерывались раскатистым смехом. Сарианты по-своему наслаждались спокойным плаванием. Многие из них играли в кости.
Развёрнутые паруса были наполнены боковым ветром. Кормчий едва успевал поворачивать руль, стараясь держаться выбранного курса.
По берегам всё настороженно замерло и притихло. Лишь однажды с надрывным кряканьем из тростника вылетела испуганная утка. Ансельф, находящийся неподалёку от маршала, посматривал по сторонам и краем уха слушал разговор двух сариантов.
- Дыши свежим воздухом, брат Густав, - говорил густобородому верзиле приземистый, широкоплечий воин. - Здесь тебе не Палестина, где солнце жарит с марта по ноябрь...
- Ты прав, брат Иоганн, – со вздохом отвечал тот. - Там, конечно, теплее, о чём не раз вспомнишь в мёрзлом, заснеженном лесу... или находясь в чистом поле под зябким осенним дождём...
- Зато здесь нет мерзких скорпионов, - добавил третий собеседник, выбритый наголо воин со шрамом через всю щеку, опирающийся на боевой топор. - А также других страшных неприятностей, которые могли бы приключиться с каждым из нас на Святой земле...
- А ты помнишь, Густав, как однажды в Палестине я получил ужасную болезнь под названием «укус огненной змеи» (68), когда в моём теле поселились мерзкие твари - огромные черви.
- Как не помнить? Мы все чертовски перепугались за тебя!
- Да уж, действительно, пришлось пережить малоприятный период... Тогда на моих ногах образовались большие пузыри, которые невыносимо зудели, жгли и болели! Я был готов отдать всё на свете, лишь бы избавиться от этой пытки! И ты, брат Густав, помогал мне всем, чем только мог...
- Да, брат Иоганн. И кто бы мог тогда подумать, что самым простым способом для утоления боли окажется прохладная вода! - Густав улыбнулся, обнажив щербатый рот.
- Я тогда опускал ноги в принесённый тобой горшок с водой, и облегчение наступало практически моментально. Но именно в эти моменты начинали лопаться проклятые волдыри, из которых высовывались кончики жутких белых червей. Ты проворно их хватал, а потом медленно и осторожно, чтобы не оторвать, вытягивал из моей плоти, наматывая на тоненькую палочку...
- Мне это подсказали местные жители... Им такая болезнь - не в диковинку! - Густав махнул рукой и сплюнул за борт.
- Да-а-а, - протянул брат Иоганн. - Так ты спас меня в первый раз, потом были и другие истории: случалось, ты закрывал меня своим телом от стрел, вытаскивал из воды, подавал во время боя оброненный меч и лечил мои раны... Спасибо тебе за всё, брат Густав! И прости, коль завтра Господь призовёт кого-либо из нас к себе...
- Вот она, Хонеда! - вдруг воскликнул кто-то из моряков.
Вскоре все, находящиеся на кораблях, смогли увидеть легендарную Хонеду — прусскую крепость, стоящую на высоком берегу залива. В этом месте река словно вырвалась на волю из лесного плена. Из-за заслоняющих цитадель деревьев можно было рассмотреть только частокол из длинных брёвен, опоясывающий невысокое деревянное строение. Возле крепости, на берегу находились люди - прусские женщины работали на грядках, несколько мужчин вывешивали для сушки шкуры, кто-то набирал воду из родника. Между взрослыми сновали дети.
Большая осадка «Пилигрима» и «Фридланда» не позволяла кораблям подойти близко к крепости.
- Высаживаем десант! - приказал Дитрих Бернхайм. И обратился к рыцарям: - Вам, братья, нет смысла лезть в лодки. Думаю, сарианты и кнехты справятся без вас...
И брату Ансельфу, и брату Рудольфу совсем не хотелось обнажать мечи против невооружённых, мирных селян. Зато кнехты уже почуяли наживу, фон Ломзе явственно услышал, как кто-то из них довольно зарычал.
Корабли бросили якоря. С «Фридланда», большего по размеру судна, в лодки спустились около полусотни человек. С «Пилигрима» высадилось вполовину меньше.
Через некоторое время лодки причалили к берегу, десант выгрузился. Плавсредства вновь направились к кораблям за оставшимися крестоносцами. Те прыгали в утлые посудины со смехом и весёлыми криками. Они предвкушали интересную прогулку и богатую добычу.
Наконец, вытащив лодки на берег, крестоносцы выстроились в несколько ударных групп и отправились к крепости. Маршал Ордена, два рыцаря и брат-священник стали наблюдать за их действиями.
С берега послышался женский визг и крики ужаса. Ничего не подозревавшие пруссы столкнулись с вооружённым и беспощадным противником. Люди в белых одеждах с чёрными крестами прибыли словно на охоту или забаву. Арбалетчики выбегали из-за спин тяжело вооружённых воинов и пускали смертоносные стрелы во всё живое. Многие люди не успевали сообразить, что произошло, как в них впивался арбалетный болт или копьё пронзало тело. Жители в панике бежали к воротам крепости. Те же, кто не успел, пали под ударами мечей людей с крестами.
- Клянусь Господом, это не бой, а настоящее избиение младенцев..., - мрачно произнёс отец Георг, наблюдая за происходящим и истово крестясь.
- Святой отец, - ответил ему Дитрих Бернхайм. - Для того, чтобы язычники добровольно приняли Христову веру, им надо показать, что их ждёт, если они вздумают противиться этому!
Двое кнехтов куда-то поволокли отчаянно кричащую молодую девушку, на ходу срывая с неё платье.
- Как после всего этого я объясню им, что Христос - это Любовь? - закрывая лицо руками, прошептал отец Георг.
- В детстве отец говорил мне: «если упрямец не понимает слов, в руки следует взять дубину», - возразил Бернхайм. - А ты вспомни, святой отец, как крестили Францию, Германию и тех же викингов! Не всегда дело ограничивалось пряниками, не так ли? Гораздо действеннее решали вопрос кнут и меч! Сколько невинных погибло в те времена!..
Упорное сопротивление крестоносцы встретили лишь у ворот крепости, куда спрятались уцелевшие пруссы. Со стен полетели стрелы и камни, пришлось отойти от них подальше. На приступ воины не пошли – поскольку у них не было необходимого осадного снаряжения. Зато в окрестностях Хонеды располагались прусские селения. Крестоносцы занялись обычным для них грабежом. Тут и там заструились в небо дымы от горящих домов.
Иногда воины подходили к лодкам и вываливали возле них мешки и тюки с награбленным добром. Куча быстро росла.
Отец Георг порылся в складках рясы и выудил флягу.
- Прости, Господи, наши прегрешения... Не с огнём и мечом следовало приходить на эту землю...
Брат Ансельф молча наблюдал за происходящим. В его душе росло негодование. Не для того создавался Тевтонский орден, чтобы заниматься убийствами да грабежами!.. И, хотя в предыдущих походах воины тоже не были агнцами, ведь война есть война, но сегодняшнее поведение кнехтов и братьев сариантов легло на душу рыцаря тяжёлым камнем.
В течение двух с лишним часов крестоносцы, не обращая внимания на Хонеду, цель их похода, грабили ближайшие селения. Наконец, успокоились, и стали грузить награбленное на лодки. Насколько могли судить находящиеся на корабле орденские братья, добыча состояла в основном из звериных шкур и мехов.
- Значит, сегодня штурма Хонеды не будет, брат Дитрих? - спросил маршала Рудольф, лицо которого тоже было хмуро.
- Думаю, что придётся брать крепость измором, - ответил тот. - Во всяком случае, пока не соорудим осадные орудия.
Отец Георг, сделал несколько глотков из фляги, вытер губы и протянул сосуд брату Рудольфу. Но, скосив взгляд в сторону крепости, вдруг воскликнул:
- Пресвятая Дева! Что это?
Из-за крепостной стены выскочила прусская конница. Всадники, размахивая мечами, набросились на разрозненные группы крестоносцев.
- Проклятье! - воскликнул Дитрих Бернхайм. - Кидайте мешки и гребите к кораблям!!! - дал он команду воинам.
Но было слишком поздно. Пруссы продемонстрировали одну из лучших и испытанных своих атак - удар конницей. Пешие крестоносцы тут же были смяты, немногим удалось сесть в уцелевшие лодки и спастись.
Находящиеся на кораблях воины ничем не могли помочь своим товарищам. Пруссы изрубили лодки топорами, чтобы крестоносцы не могли спастись в водах залива. Высадившиеся на берег орденские братья были обречены.
Моряки и воины, оставшиеся на кораблях, не могли без слёз смотреть, как пруссы расправляются с десантом, пытавшимся захватить крепость Хонеду.
- Поднимай паруса, - приказал Дитрих Бернхайм шкиперу. - Мы сюда ещё вернёмся...
Отец Георг с каменным лицом молился Всевышнему...

Как и предсказывал маршал Тевтонского ордена, через год к Хонеде прибыла новая экспедиция. В её составе было десять братьев-рыцарей, две сотни сариантов и около трёх сотен кнехтов. Но вармийский кунигс Пиопсо тоже собирал войска и готовился к предстоящим жестоким сражениям.
К этому времени умерли Великий магистр Тевтонского ордена Герман фон Зальца, а также ландмейстер Ордена в Пруссии Герман фон Балк. Их места заняли Конрад Тюрингский (фон Тюринген) и Генрих фон Вейда (69). Командовал походом маршал Тевтонского ордена Гирард фон Мауберге.
Опытный военачальник не стал брать крепость штурмом. Войско Тевтонского ордена расположилось неподалёку от Хонеды, перерезав все дороги, ведущие к крепости. Запасы воды и продовольствия, оставшиеся в Хонеде, вряд ли могли удовлетворить запросы её защитников длительное время. Помощи ждать было неоткуда.
14 мая 1239 года началась осада Хонеды. Она сопровождалась небольшими стычками между тевтонцами и защитниками крепости. К решительным действиям крестоносцы не приступали, но одно их нахождение вблизи, должно было действовать на пруссов удручающе.
Примерно через месяц после начала осады, войско крестоносцев устраивалось на ночлег поблизости от крепости. Основная часть рыцарей расположилась на небольшой возвышенности, где было достаточно сухо, поскольку остальная местность вокруг Хонеды после обильных дождей раскисла и порой напоминала болото.
Расставили караульных, разложили шатры и палатки, разожгли костры. Дым от них хоть как-то спасал от туч злых и назойливых комаров.
Йозеф, оруженосец Ансельфа фон Грюнфельда насадил на длинный кинжал баранью ногу и жарил мясо над костром. Жир падал на угли частыми шипящими каплями. Аромат жаркого уже растекался в разные стороны, заставляя голодных братьев шевелить ноздрями. Сам же рыцарь задумчиво смотрел на огонь.
- А мы его искали совсем в другой стороне..., - вдруг брат Ансельф услышал знакомый голос. - А он сидит тут и ждёт, когда ему подадут баранью ляжку! - Это к костру подошли брат Рудольф и священник брат Георг, которые в последнее время почти не разлучались друг с другом. 
- Как дела, святой отец, - улыбнулся Ансельф. - Много ли язычников удалось тебе наставить на путь истинный? Много ли заблудших душ раскаялись и обратились к лику Христову?
- Э, сын мой, - махнул рукой уже слегка нетрезвый священник. – У меня всё никак не получается побеседовать с ними на библейские темы... Ваши копья и мечи слишком быстро отправляют их туда, где нет Царствия небесного... А для того, чтобы язычник отрёкся от своей... дикарской веры и признал Христа... надо смиренно объяснять ему... что он..., - брат Георг пристроился рядом с Ансельфом и, взглянув на аппетитную баранью ножку, уже почти поджаренную, сразу забыл, о чём, собственно, вёл речь.
- ...что он заблуждался... - закончил за него брат Рудольф и тоже уселся рядом.
Брат Георг тут же потянулся за заветной флягой, которая у него почти всегда была наполнена. Уж об этом святой отец заботился прежде всего.
- Не скажет ни нам любезный брат Ансельф, - продолжил отец Георг, вытаскивая пробку из своей баклажки и одновременно втягивая носом аромат жареного мяса, - сколько нам ещё торчать в этих болотах? Не лучше ли взять Хонеду наскоком? Уж сколько таких крепостей мы брали...
- Великому маршалу виднее, святой отец, - ответил брат Ансельф. - Но я не думаю, что пруссы продержатся долго...
- От силы - день-два, - согласился с ним брат Рудольф. - Именно поэтому маршал запрещает нам спать, а требует полной готовности к возможному сражению... Но вероятнее всего мы возьмём Хонеду без боя и… сразу же заглянем в крепостные подвалы...
- Ты думаешь, что у этой голытьбы там может быть что-то ценное? - недоверчиво осведомился отец Георг.
- Как знать, - пожал плечами рыцарь. Затем хитро усмехнулся. - Хонеда - крепость на берегу залива. Сюда частенько заходят на своих судах купцы из других стран. Наверняка в её закромах хранится французское или испанское вино...
Заметив, как блеснули глаза отца Георга, оба рыцаря расхохотались. Тот тоже добродушно усмехнулся. Йозеф, между тем, закончил приготовление жаркого, достал нож и порезал баранью ногу на несколько крупных кусков.
- Благослови, Господи, трапезу нашу! - произнёс отец Георг, впиваясь зубами в горячее мясо.
- Вот вы говорите «вино», братья рыцари..., - продолжил беседу священник, прожевав большую часть своего угощения. - А ведь вино не только веселит и радует сердце человека. Оно не только помогает ему преодолевать невзгоды, но и спасает от множества недугов! Это заметили ещё древние греки и римляне... Мы же из крестовых походов приносим с собой такие болячки, которых в старушке Европе никогда не было...
- Ты о чём, святой отец? - спросил брат Ансельф. - Неужели в нашей армии появились какие-то повальные болезни?
- Увы, сын мой…, - жуя мясо, ответил отец Георг. - И госпитальеры озабочены...
- Поведай-ка нам, святой отец, - обратился к священнику брат Йозеф. – Как зовётся данная напасть и что нужно предпринять, чтобы избежать её...
- Господь карает нас за наши грехи, - невесело ответил отец Георг, запивая баранину вином. - Так что, если не хочешь болеть, чаще молись, причащайся, кайся в грехах... Веди жизнь праведную... и тогда ни одна хворь к тебе не прилипнет... А тем нашим братьям во Христе не повезло... - священник опять потянулся к вину. - Вот Господь их и покарал... Ты спрашиваешь, сын мой, что это за болезнь? Почти такая же, как и проказа. Имя ей – вариола! (70)
Воины передвинулись поближе к своему просветителю. Все хотели услышать про страшное заболевание, ведь одно дело - когда ты на поле брани сражаешься с вооружённым противником, а другое - когда невидимый враг овладевает твоим телом и душой, а ты даже не в силах противиться этому.
- Поначалу, дети мои, заболевший ощущает озноб и сильный жар. Затем на коже появляются высыпания в виде пузырьков, которые нагнаиваются... Кроме этого, несчастного донимают боли в пояснице, а также во всех членах. Всё это сопровождается сильной жаждой, рвотой и головной болью...
- Пресвятая Дева, - пробормотал брат Рудольф, осеняя себя крестом. - Пожалуй, надо будет завтра исповедаться... Ну, а дальше что?
- Дальше - хуже, - философски изрёк отец Георг. - К восьмым-девятым дням наступает повторное ухудшение состояния больных, у которых мутится рассудок, они бредят и мечутся, поминая то святых, то преисподнюю... Некоторых наших братьев трясло, как одержимых, и выкручивало им всё тело... При этом на лице возникают многочисленные язвы и рубцы, многие несчастные слепнут. Но большинство до этого не доживает... В здешних землях мы похоронили уже более двух десятков воинов Христа…, - святой отец перекрестился.
Вдруг со стороны крепости послышался неясный шум.
- К оружию! - раздался чей-то возглас.
- Кажется, начинается! - возбуждённо проговорил брат Рудольф, вскакивая со своего места.
Через некоторое время стало ясно - пруссы решились на отчаянную попытку вырваться из крепости. Они надеялись, что крестоносцы по большей части спят, и их удастся без труда перерезать. Но они жестоко ошиблись - тевтонцы ждали этой вылазки и были готовы к бою.
Через несколько минут брат Рудольф и брат Ансельф уже рубились с противником. В лунном свете сверкала сталь мечей, звенели доспехи, ржали лошади, яростно ревели воины, стонали раненые, хрипели умирающие...
В той битве, продолжающейся до рассвета, пруссы понесли большие потери.
На следующий день кунигс Кордуне сдал Ордену Хонеду.


Глава 12. Комтур замка Бальга

Кунигс Вармии, храбрый Пиопсо, кряжистый мужчина средних лет с густой чёрной бородой, сердечно приветствовал посланцев двух соседних племён - могучих кунигсов Бартии и Натангии - Торхолка и Маргато, которые привели с собой много воинов для борьбы с крестоносцами.
- Скажи, брат Пиопсо, когда мы выступаем и куда пойдём? - проявил нетерпение Маргато, ещё довольно юный князь центральных земель Ульмигании. Был он высокого роста и крепко сложен, его светлую кожаную тунику украшали золотые и серебряные пряжки. - А то мои витингсы горячи, им не терпится свернуть шею иноземцам!
- Мои тоже жаждут скрестить мечи с проклятыми захватчиками! - горячо добавил Торхолк. - И проверить, так ли уж они непобедимы, как сами любят похваляться!..
- Уже то хорошо, братья, что мы сумели объединить наши силы..., - ответил рассудительный Пиопсо. - Если бы это произошло раньше, кабы к нам присоединились витингсы Самбии и Судовии, мы могли бы выдвинуть против крестоносцев большую и мощную армию и утопили бы их в Ногате или Прегоре!.. А с вами мы пойдём выбивать крестоносцев из Хонеды, которую они захватили в конце весны... Моя дружина тоже готова. Отдохните с дороги, а завтра – в поход...
- Хонеда, - задумчиво произнёс Торхолк. - Эта крепость радушно встречала всех заморских гостей. Она была воротами в другие страны... Крестоносцы отняли у нас, наверное, самый главный торговый путь...
- Поэтому мы и идём вернуть его себе! - гордо ответил Пиопсо. - Если иноземцы не понимают других доводов, они отведают силу наших мечей и топоров!.. А сейчас, братья, я приглашаю вас за стол. Поднимем чаши с медовым напитком, а также с кумысом... Но сначала принесём достойную жертву великому Перкуно! А завтра на рассвете выступаем. По моим сведениям, сейчас Хонеду обороняет небольшой гарнизон. Да помогут нам наши Боги!

Ландмейстер Тевтонского ордена Генрих фон Вейда приказал на месте Хонеды воздвигнуть новую крепость, на сей раз - тевтонскую. Рыцарь Ансельф фон Грюнфельд, став комтуром, остался командовать гарнизоном и следить за работами по укреплению Хонеды, которую переименовали в Бальгу. Ему предстояло поднять и усилить стены, выстроить дополнительные башни, углубить ров... Работы было много, но и леса, росшего на побережье залива, тоже хватало.
В течение всего лета орденские братья трудились над укреплениями, привлекая к работам местное население, большей частью тех, кого удалось крестить. Бальга должна была стать базой для дальнейшего продвижения Ордена на север и восток.
Тридцатилетний комтур выглядел могучим, широкоплечим мужчиной, которому несколько выдающийся вперёд подбородок придавал особые, властные черты лица. Он носил короткие усы и бороду, волосы стриг, как и многие орденские братья «под горшок». Окружающим этот опытный рыцарь казался закалённым, стойким и толстокожим, считающим силу своей воли верховным правителем тела. Действительно, он достиг своего высокого положения лишь благодаря настойчивости и упорству, порой граничившему с фанатизмом. Он считал, что тридцать лет для мужчины - это возраст, в котором фокусируются лучи из молодости и старости. Всю юность человек готовится к этому возрасту, а всю старость вспоминает его и пожинает результаты данного периода жизни. Это время самой активной работы и в очень значительной степени — это возраст судьбы. Когда тебе либо дано, либо не дано...
Ансельф вёл образ жизни, который можно было бы назвать аскетическим. Он, как и другие рыцари, служил Господу силой своего оружия и носил на поясе чётки «розарии». Согласно Уставу, фон Грюнфельд всегда спал, положив рядом с собой меч, что нередко выручало его в минуты опасности, строго соблюдал все посты и не имел собственного имущества. Много времени он проводил в молитвах. Но, поскольку, специальной папской буллой рыцарям разрешалось есть мясо даже в строгие посты, при условии, что идут военные действия, брат Ансельф не упускал случая отведать мясного блюда, а военные действия в этих краях шли постоянно. И удивлялся: иные орденские братья постились даже в таких условиях, так откуда у них берутся силы махать мечом?
Последние месяцы рыцарь провёл в замке Бальга, перестраивая и укрепляя башни и стены. Его личные вещи хранились в сундуке, а добра-то он нажил всего ничего - библия, свечи, да кое-что из одежды... Для того, чтобы не забыть грамоту, он хранил несколько пергаментных листов, перья да чернила. В минуты покоя он иногда делал записи, сохраняя память об основных событиях настоящего похода.
За это время в замок наведались визитаторы, назначенные Великим магистром Тевтонского ордена (71). Проверяющие потребовали от комтура подробного отчёта о жизни и поведении каждого орденского брата: все ли они являют собой пример в служении Господу? Затем визитаторы тщательно осмотрели замок, поговорили с каждым орденским братом в отдельности; во время этих бесед контролёры просили высказывать свои претензии к комтуру или своим непосредственным начальникам. Было проверено снабжение, питание, запасы оружия и обмундирования, состояние крепости и общее ведение хозяйства. Затем они осмотрели личные вещи орденских братьев, посетили богослужение и, в целом, остались довольны. Особых нарушений обнаружено не было, так что и пресекать было нечего.
Когда визитаторы покинули Бальгу, брат Ансельф вздохнул с облегчением - ведь проверяющие обладали почти неограниченной властью, они имели право, в зависимости от тяжести преступления, наказывать любого вплоть до заковывания в кандалы и пожизненного тюремного заключения. Всё, что контролёры находили достойным порицания, пресекалось без церемоний.
Так, визитаторы указали на отсутствие прямого сообщения с замком через заболоченный пролив. Комтур заверил, что через последний будет проложена гать, и тут же приступил к работам. Удовлетворённые визитаторы выразили надежду, что «...Господь и Пресвятая Дева Мария обязательно помогут орденским братьям в этом деле». Действительно, за несколько дней были нарублены молодые сосны, их стволы уложили один к одному, кое-где скрепили скобами, словом, получилась добротная гать, по которой вполне могли пройти пешие воины, проехать конные и повозки.

4 октября 1239 года к крепости Бальга подошли воины кунигса Пиопсо. Эту новость принёс Ансельфу его верный оруженосец Йозеф, который отправился в лес подстрелить зайца или куропатку.
- Много ли их? - спросил комтур, хмуро глядя на взволнованное лицо своего молочного брата.
- Много, брат Ансельф. Гораздо больше, чем нас! – слуга, как всегда, был излишне эмоционален, не скрывал своих порывов, и имел склонность обыденную, на первый взгляд, ситуацию превратить в трагедию или комедию. - Раза три я пытался сосчитать, да всё время сбивался со счёта... К тому же, старался оставаться незамеченным, иначе, кто бы сообщил тебе такую нерадостную весть? - оруженосец хитро улыбнулся. - Но куропатку я для тебя всё-таки добыл!
Комтур устало махнул рукой.
- Пусть только попробуют сунуться к нам! - грозно сверкнули его очи. - Впрочем, вряд ли они отважатся на штурм. Пруссы хороши только в лесной чаще... Что ж, будем ждать... - и обратил свой взгляд к висящей на стене иконе, на которой была изображена Дева Мария с младенцем Иисусом.
Тем не менее Ансельф, не мешкая, отдал необходимые распоряжения, согласно которым были усилены караулы и стража, выход в лес отныне стал возможен только под сильной охраной…

Вскоре пруссы перестали таиться. Они довольно близко подъезжали к стенам крепости, чем изрядно раздражали её гарнизон. А гать, построенная через заболоченный пролив, была ими блокирована – в непосредственной близи от неё они построили крепость, которой дали название по имени известного прусского рода - Партагаль.
- Тевтоны думали, что у них будет дорога для спасения, - ухмыльнулся Пиопсо, осматривая частокол Партагаля. – А мы её перерезали!
- Осталось только перерезать глотки защитникам крепости! – кровожадно усмехнулся Маргато. – Ты уверен, брат Пиопсо, что нам не следует штурмовать Бальгу?
- Тевтоны будут стоять насмерть, - напомнил Торхолк. – Мы потеряем много людей…
- Но иначе свободу не завоевать! – воскликнул горячий кунигс.
За воротом его грязной рубахи просматривалась поросшая рыжими волосами грудь. Мшистые ноздри яростно раздувались…
- Не спеши, брат Маргато, - попытался утихомирить его Пиопсо. – Когда есть возможность решить задачу «малой кровью», то её не следует упускать. Если мы пойдём на штурм Бальги, то, боюсь, и людей потеряем, и саму крепость разрушим. А мне она нужна целой, ведь, я уверен, нам её ещё придётся защищать. Давайте подождём до первых заморозков… Когда припасы у крестоносцев закончатся, они сами покинут нашу крепость!
- Вот тут-то мы их и встретим! – обрадованно воскликнул Маргато, сжимая рукоятку висящего на поясе меча.
- Вот тогда Перкуно и получит самую главную свою жертву! – добавил довольный Торхолк, и его рот криво ухмыльнулся в косматой бороде.
- Не забывайте, братья, о лучниках. Пусть подкрадываются к крепости и потихоньку снимают зазевавшихся стражников. Крестоносцы должны всегда помнить о том, что мы следим за каждым их шагом!..

Комтур крепости Бальга сидел в деревянной башне возле камина и задумчиво смотрел на огонь, где сгорали мелкие веточки, превращаясь в серую золу. Каждый день он слушал доклад интенданта о том, что припасы муки, мяса, круп и соли подходят к концу. Уже несколько раз пришлось снижать суточный рацион. Добыть мяса охотой не представлялось возможным – дичи в здешних лесах хватало, но ведь крепость окружена пруссами. Единственный путь к свободе лежал через залив. Но у крестоносцев не было судов…
- На сколько хватит еды, если мы сократим выдачу пищи вдвое? – задал Ансельф вопрос интенданту Герхарду Молле.
- Дней на пять…, - ответил тот. – Если по-прежнему не будет связи с внешним миром…
Комтур взмахом руки призвал его к молчанию. Он был не из тех, кто топает ногами или «рвёт волосы на голове» …
А на следующий день приказал строить вторую гать. И вновь застучали топоры, завизжали пилы. Местное население, под охраной крестоносцев, принялось валить ближайший лес. Впрочем, пруссы особо не мешали строительству новой дороги, видимо, они считали, что та им может понадобиться самим. Но, как только гать была готова, а на её сооружение ушло около трёх дней, пруссы тотчас начали возле неё возведение новой крепости. За несколько дней цитадель из замшелых стволов деревьев была построена. И пусть она не выглядела огромной и устрашающей, но всем было понятно: этот путь для крестоносцев тоже перекрыт! Новую крепость назвали Страндове. Тоже по имени древнего прусского рода.
Время шло. Наступил ноябрь. По ночам заметно подмораживало, случалось, что заморозки держались до полудня. Пиопсо справедливо полагал: осталось совсем немного, вскоре крестоносцы не выдержат и уйдут.
Ансельф фон Грюнфельд тоже это понимал. Ещё день-два – и в крепости начнётся настоящий голод. А к чему он может привести – легко догадаться, рыцарь уже был свидетелем подобных ситуаций. И коль гарнизон просто вымрет от голода – это ещё полбеды. А если дело дойдёт до убийств и людоедства? Комтур гнал прочь мрачные мысли о болезнях и смерти, и всё чаще обращался к Господу за советом и поддержкой.
Но пока ещё рано отчаиваться. Воины стараются добыть хоть какое-нибудь пропитание: вон, кто-то, стоя в ледяной воде, пытается выловить рыбёшку. И ведь получается!.. Ничего, возможно, придёт помощь! А нет – они постараются прорваться… уж лучше погибнуть в бою! Но в крепости – всего сотня воинов…
Ансельф накинул тёплый плащ и поднялся на верхний ярус крепостной стены. Здесь в карауле стояли стражники, следя за тем, чтобы враг незаметно не подобрался к крепости. Небо на востоке посветлело, вода залива засеребрилась, утренний морозец бодрил и снимал усталость, скопившуюся за бессонную ночь.
- Не спишь, кнехт? – окликнул комтур стражника. – Давай вместе подежурим на стене…
- Нет, не сплю! - бодро откликнулся тот. – Мороз не даст заснуть. Приходится согревать себя движениями да чтением молитв…
- Что, тихо?.. – спросил комтур, кивая по ту сторону стены.
- Здесь спокойно, - ответил стражник. – Тут - залив. А вот со стороны леса всегда надо опасаться прусской стрелы…
Оба глядели в серую безрадостную даль залива. Было тихо и отчего-то тревожно... Ещё один день так же уйдёт в прошлое, и лишь приблизит гарнизон крепости к гибели.
Вдруг, в утреннем тумане обоим почудилась какая-то тень…
- Там что-то движется, - пробормотал стражник. – Прикажешь поднимать тревогу?
- Подожди, - ответил комтур. Брови его нахмурились, а взгляд стал жёстким. – Пусть приблизятся… Вдруг это - наши?
- Пресвятая Дева, помоги нам! Пришли помощь, а не врагов!.. – зашептал караульный, осеняя себя крестом.
Через некоторое время комтур и стражник убедились, что к крепости приближается корабль… Вот уже его паруса стали легко различимы!
- Судно… - прошептал стражник, ещё крепче сжав алебарду.
- Да… только вот чьё? – Ансельф напряг зрение, пытаясь разглядеть изображение на вымпеле. – Постой… Это же… «шествующий лев» (72)! Наши!
- Хвала Пресвятой Деве! Мы спасены!
Не прошло и часа, как в крепость высадился десант, а также выгрузили необходимые припасы. А пруссы так и не заметили прибытие корабля.

В палатку к кунигсу Пиопсо почти ворвался молодой воин.
- Великий кунигс! Большая удача! Твои храбрые воины захватили пленника!
Вождь мигом вскочил на ноги. Действительно, удача!
- Кто это? Крестоносец?
- Нет, великий кунигс. Это - вармиец, христианин…
- Он продал нашу веру! Собака!.. – но, удержавшись от гнева, заговорил более спокойно. - Он из крепости?
- Да!
- Ведите его сюда. Я должен с ним потолковать… Позови Маргато и Торхолка!
Пленником оказался плюгавенький мужичок, в возрасте, когда больше подобает лежать возле жены, а не бродить с луком по лесам. По его затравленному блуждающему взгляду становилось понятно, как сильно тот испуган. На шее на шнурке висел деревянный крестик.
Как только подошли другие кунигсы и их приближённые, всего около десяти человек, Пиопсо начал допрос.
- Назови своё имя!
- Роксеро…, великий кунигс.
- Я не стану тебя спрашивать, почему ты предал веру в наших Богов и прислуживаешь крестоносцам…
Тот поник головой.
- Я старался сохранить свою жизнь, великий кунигс…
- Допустим... Если ты правдиво ответишь на мои вопросы, так и быть, ты её сохранишь…
- Я отвечу на любой твой вопрос, о, великий…
- Много тевтонов в крепости?
- Нет, о, великий… Твоих воинов гораздо больше…
- Как у них обстоят дела?
- О, очень плохо… Гарнизон голодает, сил у тевтонов всё меньше… Я, как узнал, что ты со своим войском остановился здесь лагерем, сразу сбежал к тебе!
- Тебе разонравились твои новые хозяева? – насмешливо спросил Пиопсо.
- Они мне никогда не нравились. Мы вынуждены работать на них и принять их веру, потому что боимся за свои семьи…
Пиопсо понимающе кивнул.
- Но я пришёл к тебе с важной вестью, - спохватился Роксеро. – Я много работал в подвалах крепости… Я знаю тайный ход, который позволит твоим воинам проникнуть в крепость и захватить орденский гарнизон «тёпленькими»! Я сам с удовольствием буду резать им глотки!
- Ну-ну…, - Пиопсо слова перебежчика показались чрезвычайно интересными. Но он хотел узнать мнение своих союзников. – Что скажете, братья мои, Маргато и Торхолк?
- Надо воспользоваться этим ходом и попасть в крепость! – воскликнул первый.
- И покончить с проклятыми захватчиками! – добавил второй.
Никто не подумал о том, следует ли верить перебежчику. Мысль о том, что победу можно получить быстро и легко, затмила разум воинов. К сожалению, многое люди понимают это слишком поздно…

Ночью большой отряд пруссов, в количество полутора тысяч человек, отправился вслед за проводником на штурм Бальги. Войско возглавлял кунигс Пиопсо. Шли не торопясь, соблюдая тишину. В руках Роксеро горел факел, освещающий путь. Тот неплохо ориентировался на местности и вёл отряд уверенно.
Наконец, он остановился и долго вглядывался в ночную темноту.
- Дальше куда? – спросил подошедший Пиопсо. – Где твой ход?
- Почти пришли, - ответил тот, поднимая факел выше и покачивая им….
Вдруг из ближайших кустов послышался звук, характерный для щелчка тетивы. Пиопсо, охнув, схватился за горло. Из него торчала стрела. Послышался второй щелчок, третий, четвёртый…
- Засада! – воскликнул Торхолк. – Братья, ухо… – Похоже, очередная стрела достала и его.
Расстрел прусского отряда, собравшегося на штурм Бальги, продолжался.
Воины, оставшиеся в живых, были вынуждены спасаться бегством.


Глава 13. Враг на пороге!

Барт Локис был исключён из совета общины. Случилось это в середине 1239 года, на одном из собраний под старым Гридижалисом. Рикис Драйво, пряча взгляд в землю, подошёл к вайделоту и, словно извиняясь, произнёс:
- Локис, мы все тебя знаем, как сведущего травника и мудрого вайделота... Но слухи, которые распускают некоторые, пользующиеся уважением люди..., - Барт сразу понял, что речь идёт о Жмогуне, - не дают тебе права присутствовать на нашем совете...
- И какие же сплетни распускают «уважаемые люди»? - с нескрываемой насмешкой спросил Локис.
- То, что ты больше знаешься с дикими зверями и лесной нечистью, чем с людьми... Что не так давно ты натравил на сына Жмогуна Литиса кровожадное животное, которое едва не лишило его жизни.... Я не знаю всего, что между вами произошло, сказать по правде, сам недолюбливаю эту семейку..., но в совете не должно быть распрей и разногласий... Особенно в такое неспокойное время...
- Хорошо, Драйво, - усмехнулся Локис. - Я покину совет. Решай насущные вопросы вместе со Жмогуном и его друзьями...
Рикис лишь развёл руками.
Несколько дней назад, случайно узнав от Дуоны, что произошло в позапрошлом году в лесу возле селения Лаоме, Барт пришёл в ярость, и его жене с трудом удалось уговорить его, чтобы он не пошёл к Жмогуну и не свернул Литису шею.
- Этим ты настроишь против себя всё селение, - заявила она, и вайделот (правда, не сразу) был вынужден признать её правоту.
Вместо этого он решил отыскать лесную кошку, спасшую его жену и сына от бесчестия и верной гибели.
Барт проснулся, когда во дворе громко прогорланил петух. Взяв на всякий случай топор, вайделот отправился в Житенский лес. Каждое предрассветное мгновение краски леса неуловимо менялись. В сумерках кусты и деревья выглядели таинственно и даже угрожающе, а их тени казались бездонными ямами. Наконец, верхушки деревьев приобрели свой естественный тёмно-зелёный цвет. Едва солнце оторвалось от горизонта, наступил обычный летний день, а ветер разогнал висевшие на ветвях клочья тумана…
Барт без труда нашёл огромную хищницу возле своей заброшенной землянки. Придя на место своего бывшего обитания, вайделот помолился у Лишайного камня лесным духам и древним прусским Богам. На некоторое время ему почудилось, что все они здесь, рядом, и даже дух старого Жола тоже тут. На душе вайделота сделалось легко и спокойно.
Милио появилась внезапно, бесшумно подкравшись к человеку со спины. Барт поздоровался с ней, ласково потрепал и погладил, и она с удовольствием подставила ему свою светло-каштановую и отдающую лёгкой краснотой спину, поросшую густой шерстью.
«Спасибо тебе, старая мудрая кошка... Ты спасла мою семью, теперь я перед тобой в долгу...»
Локис предложил рыси любимое ею угощение, вынув из сумы свежую рыбину - пойманного в Прегоре судака. Та без опаски схватила подношение, но не стала есть, а понесла к землянке, как видно, кому-то другому. «Похоже, старая Милио устроила себе гнездо в нашей яме...» - понял Барт.
Он пошёл за рысью и, подняв являющийся крышей полог из перекрещенных веток, которые от времени совершенно высохли, а местами дали новые зелёные побеги, спустился вниз. Его землянка изменилась мало, разве что проросла во многих местах корнями деревьев, да в неё осыпалась сверху хвоя. Теперь она лежала под ногами рыжим ковром. Вот и старый очаг, на котором сначала они с Жолом, а потом уже в одиночку, Барт готовил себе пищу... Вот его скрипучая лежанка и кое-что из посуды, которой пользовался ещё старый жрец... Всё сохранилось в том порядке, в каком Локис оставил свои вещи несколько лет назад. «Похоже, барздуки не покинули наш дом...» - с усмешкой подумал он, поглядывая по углам, словно стараясь обнаружить там маленьких гномов. Но те, видимо, вовремя почуяли его и хорошо спрятались.
А в дальнем углу у Милио действительно находилось гнездо, в котором удивлённо замерли два месячных рысёнка. Барт ещё раз обратился с молитвой к Богам, благодаря их за то, что старая хижина всё ещё оставалась пригодна для жилья. И пусть ею пользуется не человек, а животные, но, как Локис знал, некоторые из зверей по преданности и благородству превосходят иных людей. Всё это – причуды Богов, а к ним надо относиться с пониманием.
Барт выбрался из землянки и, найдя сухое поваленное дерево, нарубил приличную кучу дров, которые затем сложил у очага.
Но полюбоваться на молоденьких рысей ему тоже очень хотелось. Глаза тех были открыты, и сами они уже не производили впечатление беспомощных существ, а напоминали ещё не подросших грозных хищников, которым через год-другой будет под силу убить даже волка. Зверьки с любопытством и совершенно без страха смотрели на человека. Милио сидела в сторонке, не тронув рыбу, и с объяснимой материнской тревогой наблюдала за вайделотом, которого, впрочем, давно считала своим другом.
- Я к вам ещё наведаюсь, - пообещал Барт рысятам и их заботливой маме, принявшейся самозабвенно вылизывать свой выводок.

Выйдя из леса, вайделот, обогнув селение Килькенинкайм, посетил Гридижалис, где поклонился священному дубу и произнёс несколько приветственных слов Богам, а затем повернул в сторону Лаоме. И в который уже раз он почувствовал таинственную силу, исходящую от зелёного исполина. Казалось, дуб имеет огромные невидимые руки, которыми может отстранить путника, а иногда и задержать, схватив его цепко и грубо... Вот и сейчас, Барт почти ощутил прикосновение этих рук, одна из которых словно легла ему на плечо.
Остановившись, Локис медленно повернулся в сторону священного дуба и всмотрелся в резную зелень его кроны.
«О чём ты хочешь поведать мне, Гридижалис?»
В наступившей тишине, казалось, можно было услышать, как растёт трава… Только на ярком фоне неба планировала пара белоснежных аистов. А дуб молчал, лишь листва его трепетала на ветру, да слегка покачивались кончики мощных ветвей. Вместе с ними «подплясывали» предметы, которые приносили дубу местные жители: подвешенные на ниточках кусочки ткани, узелки с разными подарками - из кости, глины, железа, а также с едой, венки из луговых цветов...
Барт приблизился к дубу, вошёл в тень его могучей кроны и прикоснулся ладонью к шершавому стволу. И тут же... что-то зашумело в его голове... Вайделот зажмурил глаза, а в сознании вдруг возникли картины из прошлого... Вот он, мальчишкой, куда-то идёт с отцом, Скамбо ведёт его за руку... Вот мудрый Жол укоризненно качает головой, мол, не ту траву ты выбрал для лекарства, не ту... Вот Барт обнимает Дуону, а затем он - в окружении своих детей... Все смеются... И вдруг... Локис вновь видит себя, но теперь он - на коне, в его руках - то меч, то палица. Он сражается с крестоносцами, а вокруг - дым пожарищ...
«О, Боги... Вы показали мне прошлое и будущее?..»
Но ни Перкуно, ни Потримпо, ни даже Патолло не ответили ему. Похоже, эти видения дал ему кто-то иной. И этот «кто-то» не парит в листве Гридижалиса, а спрятался в его корнях.
Домой Барт шёл в глубокой задумчивости. Значит, скоро придётся брать в руки оружие... Хотя он совсем не умеет владеть мечом, дубина в его руках - наиболее удобное и привычное оружие. Или палица... Но не это важно, а то, что он теперь твёрдо уверен в скором прибытии в Самбию людей с чёрными крестами!
«Спасибо тебе за предупреждение, великий Гридижалис!»

Дома всё было спокойно. Старая Анни, Дуона и маленькая Пролис возились на огороде, сыновья рьяно натирали спину деду, лежавшему на лавке, мазью от боли. Изготовили её Барт и Дирбо вместе, используя луговые травы и пчелиный яд. Скамбо кряхтел и посмеивался.
- Э, малыши, ну и горячая же у вас мазь!
- Так надо, дед. Пусть как следует прогреет поясницу! - важно отвечал Дирбо. - Тогда все ломоты сами от тебя убегут!
- О, да ты, видать, весь в отца! Тоже хочешь стать лекарем?
- Конечно, хочу! Разве это плохо - лечить людей?
- Людей? Хорошо! А животных тоже будешь лечить?
- И животных! Они же тоже страдают!
- Вот добрая душа! И зверей ему жалко! - усмехнулся Скамбо. - Видать, сами Боги взяли тебя под своё покровительство!
- А я стану витингсом, - пробурчал маленький Беркун. - И тому, с кем я сражусь, твои лекарства уже не помогут!
- Вот когда сможешь натянуть дедов лук, тогда и поговорим! - ответил Скамбо. - Чтоб стать витингсом, нужно иметь силищу!..
- Как у батюшки? - спросил Беркун.
- Ну, у вашего отца силушки на трёх витингсов хватит, - усмехнулся старый Скамбо. - А всё потому, что он в детстве с удовольствием ел репу и капусту!
- А вот и он сам! - обрадовано воскликнул Дирбо, увидев шагающего Барта.
Тот с улыбкой обозрел своё семейство.
- Что же вы старца на солнцепёк положили? - укоризненно произнёс Барт. - Давайте-ка я перенесу его под навес...
Он подошёл к лавке, на которой возлежал его отец, и, подняв её двумя руками за оба края, легко перенёс в тень.
- Чтобы лечить, нужно ещё головой думать, - нравоучительно изрёк Локис.
- А мне на солнышке хорошо было, - вступился за внуков дед. - Моим старым костям лишний жар не помешает...
Барт заботливо накрыл спину отца льняным полотном.
- А чем там наши мужчины заняты? - послушался голос матери. Женщины, с тёмными от загара лицами, возвращались с огорода. - Что там с нашим дедом творят?
- Его лечат, бабушка, - ответила Пролис. - Вон, как он смеётся... Наверное, выздоровел уже!
- Ну, у нашего Барта, да не выздороветь..., - ласково усмехнулась Анни, - такого не бывает! Нашему Барту помогают Боги! - мать Локиса едва не сказала «Господь», ведь втайне она молилась на католическую икону, которую забрала много лет назад из Польши. И считала, что её Бог по-прежнему помогает ей. А здешние, «местные» языческие Боги... Она так и не приняла их. Ну, пусть люди верят в кого привыкли, ей-то что?
Вскоре вся семья собралась за обедом. В своём доме Скамбо не отсаживал женщин за отдельный стол, и так места было маловато. Все умещались за одним. Домочадцы давно уже не замечали, как перед едой Анни тихонько крестит рот, справедливо полагая, что христианский Бог вполне может «ужиться» с прусскими Богами.
Барт с удовольствием осушил ковш с квасом, настоянным на лесных ягодах и травах. Затем с аппетитом принялся за еду. Сегодняшний обед состоял из каши, овощей и рыбы, которую мужчины наловили в Прегоре, благодаря покровительству Потримпо и Пушкайто.
- Повидал я твою спасительницу, Дуона, - заметил Барт, наворачивая холодную похлёбку из овощей, вприкуску со свежим пахучим хлебом, выпеченным женой.
- Как она, жива ещё?
- Не только жива, но и воспитывает своих котят. Кстати, обосновалась в той самой землянке, в которой мы жили с Жолом. Видимо, решила, что люди навсегда покинули её...
- Ох, если бы не она....
- Ладно, забудь об этом. А с Литисом я ещё разберусь!
Едва покончили с обедом, как на пороге появился посетитель. Старик Тейбо пришёл просить вайделота помочь его дочери по имени Лейство, которая задыхалась от безудержного кашля.
- То вроде держится, ничего... а потом начинается удушье и - всё... Кашляет до рвоты... и после... Мы уж молились, и жертву приносили... Пособи ей, травник... Ты же это можешь?
Тейбо выглядел совсем стариком - лицо морщинистое, жёлтое, ноги подкашиваются... Хотя он будет помоложе Скамбо...
- Сначала я должен осмотреть её. Лечат не сам кашель, а ту хворь, которая его вызывает... Дирбо, принеси мне мать-и-мачеху, и липовый цвет! Да собирайся сам, вместе пойдём помогать дочери Тейбо.
Старик, услышав это, сразу прослезился.
- Да помогут тебе Боги, вайделот! Тебе и твоим детям!
По пути к дому, где травника ожидала больная девушка, её отец рассказывал, какую цену он готов заплатить, лишь бы его дочь выздоровела. На это Барт ответил так:
- Погоди, Тейбо, разбрасываться своими богатствами... Ты ведь, насколько я ведаю, много лет служил в дружине Майжо?
- Да, - ответил тот. – И, пока был молод, частенько ходил в походы, бился с поляками и литовцами... Ну и что?
- Я надеюсь, что Боги мне помогут выходить твою Лейство. А ты взамен научишь меня владеть мечом. Идёт?
- Научить? - удивился Тейбо. - Конечно, научу, хоть это нелегко....
- Не волнуйся, я буду прилежным учеником...
- А ты что, разве собрался в дружину?
- Скоро все мы, - вздохнул Барт, - будем дружинниками. К нам идёт враг, сильный и беспощадный... А свою веру, как и землю... надо отстаивать с мечом в руках!

Тем временем Тевтонский орден продолжал покорение Пруссии. В 1239 году начался третий крестовый поход в Ульмиганию (73). Армия крестоносцев огнём и мечом прошла через Погезанию, Вармию и приблизилась к землям натангов. Всё шло так же, как и прежде - у язычников отнимали их веру и навязывали свою, у людей забирали землю, а у вождей прусских племён - власть.
Наконец, чаша терпения переполнилась, и покорённые пруссы восстали против крестоносцев! Но этого Барт, разумеется, пока не знал.
Основные боевые действия разворачивались довольно далеко от Самбии, в Кульмской земле и Помезании. Неожиданно на помощь пруссам пришёл поморский князь Святополк, который ещё не так давно сражался на стороне крестоносцев против язычников.
Восставшие действовали сообща, большими группами, дрались они самоотверженно. Поэтому им удалось добиться существенных успехов. Многие из орденских замков, только что сооружённых крестоносцами, были захвачены пруссами.
Однако в 1246 году был объявлен четвёртый крестовый поход, который стал переломным моментом в борьбе с пруссами. И вновь с германских земель потянулись вооружённые люди, жаждущие наживы.
Крестоносцы вторглись в Померанию и, проходя мощным тараном, за несколько дней опустошили её, не оставив без своего внимания ни одного уголка. Вскоре Святополк признал свое поражение.
В 1249 году с жителями Помезании, Вармии и Натангии был заключён Христбургский мир (74), позволявший Ордену укрепиться в захваченных прусских землях.
Перед Орденом лежали новые земли с лесами, полными дичи, с бескрайними полями и лугами, по которым текли реки, стояли полные чаши озёр, богатых рыбой...
Впереди было море и открывались просторы для морских походов, торговли, охоты и рыболовства... Там же его ждали и заветные янтарные россыпи...
А непосредственно перед крестоносцами лежала Самбия.

Барт Локис сумел вылечить Лейство, дочь Тейбо, хотя на это ушёл не один, и не два дня. Он перепробовал все, имевшиеся у него травяные сборы, затем наведался к бортнику Драпсо и приобрёл у того известные только ему, вайделоту, пчелиные средства. Он, не переставая, молился Потримпо и, похоже, тот благоволил ему... При этом, маленький Дирбо тоже проявлял сообразительность и умение, он во многом помог отцу.
Сам бывший дружинник, убедившись в том, что дела его дочери пошли на поправку, и, помня о просьбе вайделота, позаботился о приобретении грозного оружия. Он порылся в кладовых своего дома и вскоре вытащил наружу завёрнутый в рогожу длинный, почти в человеческий рост, двуручный рыцарский меч.
- Держи, Локис! Старый Тейбо слов на ветер не бросает! Вот тебе оружие, как раз под твой рост! Возьми его так, как тебе удобнее. Отныне этот меч - твой. А как им пользоваться, я тебя, насколько смогу, научу! - Старый дружинник, взяв в руки оружие, преобразился - куда делась его хромота, и отчего заискрился потухший было взгляд? Тейбо словно помолодел на двадцать лет.
Пятерня Барта охватила рукоятку, некоторое время он подержал меч на вытянутой руке, затем сделал несколько взмахов.
- Ты пока приноравливайся, - посоветовал Тейбо. - Пусть твоя рука привыкнет к нему. Будет лучше, если ты с ним не будешь расставаться вовсе... А как почувствуешь, что меч - как бы продолжение твоей руки, приходи, поведаю тебе о некоторых секретах боя... Если к тому времени у тебя не пропадёт желание, - усмехнулся старый дружинник.
Барт осторожно погладил холодную сталь лезвия.
- Это - то, что мне нужно, старина Тейбо. Интересно, сколько голов слетело с плеч от ударов его бывшего владельца?
- Боюсь, что ни одной, - улыбнулся старик. - Его только изготовили, когда он попал в мои руки. Я взял его из кузницы ещё тёплым... Тебе первому придётся открывать счёт его жертвам, Барт....
               
КОНЕЦ ПЕРВОЙ ЧАСТИ

Сноски:
1 – Самбия - территория от Светлогорска и Зеленоградска Калининградской области до Калининграда.
2 – …или «сержантов», которые являлись полноправными членами Ордена (хотя и не всегда благородного происхождения).
3 – от немецкого слова Knecht, означающего «простолюдин, смерд, слуга», дословно - «коленопреклоненный», вооруженный простолюдин, ополченец, служащий в копье (отряде) у рыцаря.
4 – так пруссы называли нынешнюю реку Преголю, то есть, «река, текущая из нездешнего мира».
5 – польское ругательство, дословно – «пёсья кровь».
6 – у пруссов - звание военачальника, вождя, князя.
7 – бог-громовержец у пруссов, как Перун у славян.
8 – Норма;нны — племена, населявшие Скандинавию (Норвегию, Швецию, Данию, Ютландию) и совершавшие с VIII в. набеги на берега почти всей Европы. Великолепные мореходы, прекрасно ходившие и на веслах, и под парусом, по ветру и против него.
9 – царь богов (самый первый), повелевающий всем.
10 – Потримпо - бог молодости, цветения, источников и рек. Курхо – бог земледелия.
11 – духи, помогающие людям в их делах. Выглядят как гномы.
12 – бог, воплощающий весну, пекущийся о благополучии человека.
13 – владыка земли у пруссов
14 – бог богатства.
15 – (от лат. praelatus букв. — поставленный выше) — исторический термин, применявшийся к кардиналам, архиепископам, епископам, генералам и провинциалам монашеских орденов, аббатам и другим лицам, занимающим высокие должности в структурах Римско-католической Церкви.
16 – (от лат. scapulae — лопатки) — в католицизме название элемента монашеского одеяния, впоследствии перешедшее также на особый освящённый предмет («малый скапулярий»), носимый католиками по обету.
17 – (итал. birretta от лат. birretum) — традиционный головной убор священников латинского обряда, представляющий собой четырёхугольную шапку с тремя или четырьмя гребнями наверху.
18 – грубая шерстяная ткань.
19 – один из титулов высшего католического духовенства.
20 – отлично (лат.)
21 – монах-бенедиктинец, миссионер. В землях пруссов Адальберт провёл лишь 10 дней. Сначала пруссы, приняв Адальберта за торговца, встретили его дружелюбно, но, поняв, что он пытается им проповедовать чуждую религию, стали прогонять прочь. Учитывая, что Адальберт прибыл со стороны Польши, являвшейся тогда главным врагом пруссов, нетрудно понять, почему пруссы посоветовали Адальберту «убираться туда, откуда пришёл». В конце концов, монах случайно забрёл в священную рощу пруссов, которые восприняли это как богохульство. За свою роковую ошибку Адальберт был заколот копьём. Это произошло в ночь на 23 апреля 997 года рядом с нынешним посёлком Береговое (Калининградская обл., неподалёку от г. Приморск.
22 – римский император в период между 193 и 211 годами н. э.
23 – впервые упоминается в 1185 г.
24 – жители Самбийского полуострова, ныне – Калининградской области.
25 – (лат. Saxo Grammaticus; ок. 1140 — около 1216 года) — датский летописец.
26 – (ок. 912, Тортоса — 966) — арабоязычный путешественник и автор путевых записок.
27 – Ромова-Ригойдо, древнее прусское святилище, располагался в пределах древнейшего на земле пруссов дружинного региона на побережье Натангии, в 1 км северо-западнее Липовка (Грюнвальде), 6 км восточнее г. Мамоново (Хайлигенбайль), на южном берегу р. Витушка (Ярфт).
28 – посланник римского сената с особыми полномочиями.
29 – Тевтонский орден был учрежден в период третьего крестового похода (1189 — 1192 гг.
30 – с 1209 по 1239 год. Великий магистр был опытным дипломатом и обладал выдающимися организаторскими способностями.
31 – территория нынешнего Израиля.
32 – французское - Montfort и немецкое Starkenberg означают одно и то же – сильная гора.
33 – (damoiseau из domicellus) — это название носили сыновья феодальных сеньоров, пока они подготовлялись, в качестве пажей, а затем оруженосцев, к принятию рыцарского звания.
34 – по справедливости и по добру (а не по формальному закону) (лат.).
35 – род башлыка, который прикреплялся к плащу и надевался на голову для защиты от дождя и ветра. Носили его обычно в дороге, или, когда не хотели быть узнанными.
36 – высшая инстанция управления монашествующих орденов, коллегиальный орган, в состав которого входят провинциалы и главы региональных объединений ордена. Генеральный капитул – это исполнительная власть, которая принадлежит высшим сановникам. В Тевтонском Ордене – Великому Магистру, поставленным им советникам и сотрудникам по различным сторонам деятельности.
37 – «Тебя, Бога, хвалим») — христианский гимн.
38 – (от фр. accolade — объятие) — церемония при приёме в рыцарский орден.
39 – священная христианская реликвия, предмет религиозного поклонения, обладающий божественной силой. Он содержит каменные скрижали с Десятью Божьими заповедями.
40 – ныне территория Полесского района Калининградской области.
41 – В 1222-1223 гг. польские князья неоднократно совершали крестовые походы на Пруссию.
42 – (от прусск. Widewuto) - великий король из легенд пруссов, правивший вместе со своим братом Брутеном в VI веке.
43 – (от прусск. – староста).
44 – Культ белого коня (лошади) связан с легендой о братьях Брутене и Видевуте, заключившим мир со славянами и принесшими в жертву богам белую кобылицу. С того времени (по легенде 550 год н.э.) белые лошади у пруссов почитались как священные.
45 – городское право. Совокупность правовых норм и представлений, распространённых в Пруссии в XIII-XV веках, основанных на Кульмской грамоте и последующих привилегиях Тевтонского ордена. Названо по городу Кульм, ныне - Хелмно в Польше. Это - публично-правовой акт, установивший правовые нормы взаимоотношений между горожанами и администрацией Тевтонского ордена.
46 – кипящая вода (лат.)
47 – С нами бог (нем.) - боевой клич рыцарей-тевтонцев.
48 – бог старости, подземного мира.
49 – Старинная мера объема жидких и сыпучих тел равна объему от 30 до 300 литров, разнится в различных немецких землях. Употреблялась большей частью для зерна; в то же время шефель - это емкость для измерения жидких и сыпучих тел, что-то вроде чана, бака.
50 – котта - длинная накидка, чаще всего без рукавов, с передним и задним разрезами для верховой езды.
51 – длинная кольчуга с приплетёнными кольчужными рукавицами.
52 – Каждая прусская земля делилась на несколько т. н. полей (пулкэ/полкэ), а каждое поле (территория проживания отдельного рода - на несколько сельских общин).
53 – «простые» витязи, дружинники кунигса
54 – средневековое палубное парусное судно с высокими бортами и мощным корпусом, оснащённое прямым парусом площадью 150—200 м;. Использовалось как основное торговое, а также военное судно союза ганзейских городов.
55 – род дервишей.
56 – остров вблизи Дании.
57 – так пруссы называли свою землю.
58 – Хонеду, Пайлпайлло, Нангаст, Вустоппос и Галлоне, некоторые исследователи считают Хонеду древним наименованием замка Бальга.
59 – (от прусс. Knypabe) – окружённый водой, ныне – остров Канта
60 – бывалый, покрывший себя славой рыцарь.
61 – Быт. 2, 17
62 – (от лат. tonsuгra) — остриженное место на макушке у католических духовных лиц, символ отречения их от мирских интересов. Иногда тонзуру носили и особо благочестивые братья-рыцари и братья-сарианты.
63 – так славянские народы называли крестоносцев.
64 – на юге
65 – Пруссы, озабоченные внушительным войском крестоносцев на своих границах, направили к ним посольство. Послы дали слово, что пруссы не хотят войны с христианами и желают принять крещение. Поверив данным словам, епископ Кристиан направился к пруссам с целью обращения язычников в христианство. Пруссы, устроив засаду, неожиданно атаковали его, перебив всю свиту и захватив епископа в плен.
66 – крупное сражение войск Ордена меченосцев и их союзников против жемайтов и земгалов, 1236 г.
67 – ныне польский город Эльблонг.
68 – дракункулёз, или ришта (от тадж. нить) — гельминтоз из группы нематодозов, вызываемый самками круглых червей Dracunculus medinensis. Заболевание распространено в тропиках и субтропиках Африки и Азии. Человечеству оно известно с незапамятных времен - его описание встречается в библейских источниках, на египетских папирусах и глиняных табличках. Есть предположение, правда, довольно спорное, что древний символ врачевания - посох Асклепия, обвитый змеёй (не путать с чашей со змеем), мог появиться благодаря именно этому паразиту, а прообразом послужил метод его извлечения из тела больного, путём наматывания на стержень.
69 – (от нем. Heinrich von Weida), в некоторых русскоязычных источниках Генрих фон Вида, 1190—1249 гг.
70 – речь идёт об оспе, которую крестоносцы привезли из Святой земли вместе с проказой. Натуральная или чёрная оспа (лат. Variola, Variola vera) — высокозаразная вирусная инфекция. Летальность 20—40 %, а по некоторым данным — до 90 %.
71 – (Visitirer) - специально назначенные контролёры, которые должны «с любовью и по-братски» указывать, где требуется что-то изменить (исправить), но также со всей строгостью наказывать там, где было совершено преступление. Первой обязанностью визитаторов являлась: «отвергать любые дарения, и строгая объективность». Для визитаций отбирались образованные и не имеющие замечаний орденские братья или комтур, с ним обязательно был священник и небольшая свита. Визитатор имел неограниченные полномочия и согласно указанному маршруту, в каждом орденском конвенте строго проверялись соблюдение устава, закона и обычаев. При появлении визитаторов комтур, фогт, или пфлегер (управляющий) обязаны были беспрекословно повиноваться и отвечать на все заданные вопросы.
72 – одни из старейших и самых популярных геральдических символов.
73 – Первый - 1222-1223 гг., второй - 1230-1232 гг.
74 – 7 февраля 1249 г. Орден (его представлял помощник гроссмейстера Генрих фон Виде) и прусские повстанцы в замке Христбург заключили договор, который гласил, что принявших христианство пруссам папа Римский дарует свободу и право быть священниками. А крещённые прусские феодалы могли стать рыцарями. Крещённым пруссам давалось право наследовать, приобретать, менять и завещать своё имущество. Пруссы получили право подавать в суд и быть ответчиками...