Короткометражные сценарии. Мистика 3

                1.    Цветок.

Сценарий к/к фильма

Оля маялась. С Костей ей было скучно. Как-то предсказуемо. Юноша мялся и стеснялся у нее в гостях и Оля предложила.
- Нарисуй на мне цветок.
- Зачем?
- Как-то скучно.
- Где?
- Вот  тут.
Оля обнажила плечо, Костя оглядел его, как будущий холст.
- У тебя есть краски?
- Гуашь.
- Давай.
Когда Костя закончил рисовать, Оля подошла к зеркалу. Нарисованный Костей тюльпан не впечатлил.
- Мда.. не боунаротти. Дай мне ножницы. Я хочу его вырезать.
- Не понравился? Его же  можно стереть.
- Ты хочешь сказать, чтобы ничего не было?
Костя неуверенно улыбался.
- Как ты вырежешь?
- Думаешь, шучу? Ножницы в серванте.
- Давай я перерисую, если тебе не понравился.
- Он не не нравится, он не мой.
- Нарисуй ты.
- Это как-то шизоидно.
- А резать не шизоидно? Неси сама ножницы.
Оля пожала плечами и пошла за ножницами. Сходила на кухню за водкой, сполоснула железо, протерла кожу вокруг рисунка, глотнула из горла. Костя тихо наблюдал за приготовлениями, смущался.
- Оля, перестань. Это как-то ненормально. Будто я виноват.
- Я сама виновата, не надо было просить.
Оля подошла к окну, сделала надрез над рисунком, потекла кровь. Костя схватил Олю за руку.
- Не надо! Хватит! Или я пойду! Извращайся сама тут!
Оля со снисходительным  удовольствием посмотрела на Костю.
- А куда ты пойдешь? Я вырезала твою дорогу.
Костю перекосило.
- Не знал, что ты съехала.
Он медленно пошел в коридор, стал одеваться. Оля промокала рану бинтом.
Костя вышел в подъезд, спустился, открыл дверь и на него хлынул ужас. За дверью ничего не было. Дрожащими руками, он закрыл  дверь, поднялся на второй этаж, поглядел в окно.
За окном бледнел летний, прохладный день.
Предвкушая недоброе, Костя снова спустился, открыл дверь подъезда. Черная леденящая пустота беззвучно охнула перед ним.
У кости похолодело внутри. Оставалось одно – возвращаться к Оле.
Оля не закрывала за Костей  дверь, ждала его, улыбаясь с жестокой ласковостью.
- Что, ничего не видно?
- Не видно.
- А ты положи ножницы на глаза – увидишь, приоткрой, смотри только на дорогу, только не отрывай ножницы, а то пропадаешь.
Видя бледного Костю, Оля ободряюще приобняла его.
- Так ты вернешь мой цветок, так он станет лучше.
Оля протянула ножницы Косте. Трясущимися руками он молча взял их и на неверных шагах вернулся на лестницу. У дверей подъезда Костя  прислонил ножницы к своим глазам и, замерев от ужаса,  открыл дверь.
Звуки летнего дня донеслись до него. Асфальт привычно серел под ногами. И Костя пошел вперед. Он  держал ножницы перед глазами и боялся их отвести.
Впрочем, когда Костя слегка отводил ножницы, почти случайно, чудовищная чернота стояла за ними.
Костя ввалился домой и почти упал на диван. Ножницы он продолжал сжимать в руке. Ноги держали плохо, что делать дальше – было непонятно. Он потянулся к телефону, набрал  номер Оли.
- Я вернул тебе цветок?
- Не важно, теперь тебя убьют – ты нанес серьезное оскорбление.
- Как я нанес? Чем?
- Ты прошел там, где идти нельзя.
- И что мне делать?
- Ударь себя  ножницами  сам, ты себя не убьешь, а мщение  утолишь.
Косте уже было все равно. Не понимая происходящего, он размахнулся ножницами и ударил ими по руке. Не было ни крови, ни боли.
- Ударил?
- Ударил. Но крови нет.
- Включи телевизор.
Как во сне, Костя проплелся к телевизору, включил его. Там была Оля. Она напряженно вглядывалась в экран, стараясь разглядеть Костю.Костя удивился.
- Оля, я вижу тебя.
- А я вижу тебя у себя.
Оля отодвинулась от экрана и Костя увидел кого-то  в ее комнате, сидящим в кресле.  Незнакомец был трудноразличим, сидел неподвижно.
- Но я не вижу себя.
- Поверь – это ты.
Косте стало противно и он выключил телевизор. Силы покидали его, откуда-то справа и слева к нему потянулись чьи-то руки. Костя включил телевизор, руки пропали. В телевизоре по-прежнему маячила Оля с телефоном.
- Ко мне тянутся руки – что мне делать?
- Ты стал моим цветком, но ты можешь стать моей землей. Для полного цикла.
Костя  догадывался, что окружен  смертными силами. Бороться за жизнь приходилось, как во сне – бессильно. Костя ударил телевизор ватной ногой и его потянуло вовнутрь.
Он куда-то провалился, где-то забрезжило и он высунул голову уже в комнате Оли. Оля с тревогой наблюдала за ним.
-  Где здесь тот, кого ты называла мной?
Силы вернулись к Косте, он решительно вылез из телевизора к Оле. Та глядела трусовато.
- Он от тебя прячется. Ты   хочешь его вытащить? Он под кроватью.
- Не хочу.
Костя чувствовал, что с Олей надо что-то делать, чтобы страшный сон прекратился. Он потянулся  к ней и стал ее целовать. Оля захрипела, принялась отталкивать его, извиваться.
Костя быстро потерял  к  Оле интерес, полез под кровать.
Под кроватью действительно кто-то был. Костя вытащил его на свет невзрачного, ладного мужчину в сером, поношенном костюме.
- Это наверное  твой любовник.
Оля растерянно стояла посреди комнаты, ее трясло. Из-под костюма мужчина обильно потекла кровь. Костя пытался ее удержать, но это было бесполезно.
- Оля, у него  идет кровь.
- Она – теперь не остановится. Она ему нужна.
Костя не понимал – за что ему все это, какая разгадка того страшного ребуса, в который он попал так неожиданно.
- Он вампир? Помоги мне. Она же вытекает из него, а не втекает.
Оля смотрела на Костю с ненавистью и омерзением.
- Ты все сделал сам.


                2.    Фонарь 3.

Сценарий к/к фильма

Осенний день выдался ясным. Деревня сонно расстилалась вдоль дороги. Матвей, одинокий сорокалетний мужчина, шел не торопясь. Он заметил Игната, копошащегося возле фонаря,  рядом со своим домом. Фонарь горел, Игнат раскладывал веревки, прилаживал какие-то приспособления к столбу. Матвей заинтересовался и сошел с дороги.
Игнат заметил его, улыбнулся, закричал издалека.
- Вот, фонарь не погасить никак, выключатель сломался, не реагирует. Так я решил по-простому – лампочку вывинтить.
- А обратно ввинчивать будешь?
Матвей подошел и они поздоровались.
- Обратно? Да может и не надо обратно. Мне он ночью не нужен, только счетчик крутит. Взял вот у Михалыча «когти», думаю из веревок пояс сделать, дело плевое.
- Тряпку возьми – лампа горячая.
- Это понятно. А может и не надо пояс – еще запутаюсь.
- Одной рукой вывинтишь?
- Вывинчу.
- А спускаться как с лампой?
- Ладно. Вот подержи, отрежу.
Матвей протянул  Игнату веревку, отрезал ее ножом, обернул вокруг пояса, закрепил.
- Никогда не лазил, Михалыч показал, как «когти» надевать. Гляди, нормально смотрятся?   
Игнат оперся рукой на Матвея, закрепил приспособления для лазанья по столбам  на ногах.
- Нормально.
- Так, веревку сюда, тряпку в карман. Ну, я полез?
- Давай. Если свалишься, я тебе помогу.
Игнат усмехнулся, привязал веревку к столбу, проверил, как она держится,  полез. Столб был невысокий и Матвей не волновался за Игната. Игнат  был  крепкий дядька,  лет пятидесяти. Игнат проворно лез по столбу, протягивая за собой веревку, привязал ее наверху. Он вытащил тряпку, осторожно потянулся к лампе.
- Горячая?
- А то.
Игнат медленно вывинтил, лампу, показал ее Матвею.
- Всё! Нагорелась! 
Он бережно  спустился, развернул тряпку и с удовольствием, словно новорожденное животное, показал лампу Матвею. Тому  было грустно от того, что фонарь больше не будет гореть. Деревня будто поблекла перед ним.
Игнат встревожился, заморгал.
- Черт, что-то ослепило меня, какое-то бельмо маячит в глазу.
Он снял «когти», протер глаза.
- Не проходит.
Матвей заглянул в глаза Игнату.
- Все нормально вроде.
- Пройдет, наверное.
Игнат замялся, ему было неудобно из-за своих волнений.
- Придешь сегодня вечером ко мне?
- Зачем?
- А вдруг не пройдет.
Игнат с тревогой взглянул на Матвея – не станет ли он смеяться над ним. Матвей был серьезен.
- Хорошо.
Матвей вышел из дома, когда уже смеркалось. Он нервничал из-за того, что участвовал в ослеплении фонаря.
Игнат встретил его испуганным. Он бросился к Матвею, поделился с ним недоумением.
- Не проходит!
Игнат для убедительности потер красные глаза, поморгал.
Матвею было ясно, что делать.
- Надо лампу обратно ввинтить.
- Зачем?
Игнат от удивления  засипел.
- Ну, все пройдет.
Игнат недоверчиво вгляделся в Матвея, пошел в сени. Вернулся он с веревкой и «когтями», бросил их на пол.
- Сам полезешь.
Они стояли возле темного  фонаря. Матвей уже обмотался веревкой, аккуратно взял лампу, размышляя вслух.
- Тряпку не надо, она не успеет нагреться.
Игнат с беспокойством следил, как заползает Матвей на столб. От этого зависело его зрение. Матвей медленно ввинтил лампу и она загорелась. Спускался он быстро, несколько раз неудачно опирался «когтями», чуть не сорвался.
Игнат ждал его, вертел головой проверяя зрение.
- Ну как?
- Вроде нормально стал видеть, пропало бельмо. Колдовство какое-то.
Игнат смотрел на Матвея подозрительно.
- Ты что? 
- Да вот, когда на тебя смотрю, снова что-то такое возвращается,снова вижу плохо. А так, - Игнат повертел головой, - нормально. А ты как?
Игнат заглянул почти в Матвея, беспокоясь и волнуясь. Матвей смутился. Его мутило, видел он с трудом, деревня плавала в белесой дымке, Игнат был неразличим.
- Что-то мне не очень. Наверное, как у тебя. Я только себя  вижу.
Матвей смотрел на свои руки и показывал их. Игнат тревожно замер. Наконец, он решился предложить.
- Ну, вывинти обратно.
Матвей еще не снял «когти» и рванулся к столбу.
- Тряпку возьми.
Голос Игната был скрипуч и грузен. Подниматься второй раз было легче, знакомо. Матвей напряженно потянулся к фонарю, стараясь не глядеть на свет, медленно вывинтил лампу. Лампа сквозь тряпку грела руку, спускаться  было  неудобно.
Внизу волновался  Игнат.
- Матвей, не слезай, ввинчивай.
Матвей замер на середине столба, спросил с раздражением.
- Тебе опять плохо?
- По-другому совсем, но плохо. Опять не вижу!  Ввинчивай!
Игнат  кричал с  ненавистью на Матвея.  Матвей полез наверх с тяжелым сердцем. Он уже ненавидел эту лампу. Она загорелась бешено и ярко. Спускаясь, Матвей уже знал, что будет внизу – он будет плохо видеть.
Игнат радовался, не смотрел на Матвея.
- Ну, вот теперь порядок. По-другому было не видно, хуже гораздо, глаза  зарезало, как ножом. Пусть горит. Фонарь на то и фонарь, чтобы гореть. Давай сюда «когти».
Матвей сел на землю, вяло стянул приспособления, распутал веревку. Игнат не выдержал.
- Тебе не очень? Видишь как? Плохо?
Тошнота подступала к горлу Матвея, он кивнул. Черствая суетливость Игната была неприятна. Тот ободрительно похлопал Матвея по плечу.
- Приходи завтра. Посмотрим. Может, отойдет. Ты ж еще молодой. Не то, что я.
Голос его звучал лживо и равнодушно. Взяв «когти» и веревку, Игнат заторопился домой.
Матвей не узнавал родную деревню, ноги не слушались его. Дома казались пустыми, дорога виделась стеной. Все окружающее чудилось  Матвею чужим, насильственным.
Вечером следующего дня Матвей был у фонаря вместе с сумерками. Он ждал  Игната. Игнат шел нехотя, неохотно,  покачиваясь.
- Не стало легче?
Матвей замотал головой. Игнат с досадой плюнул.
- Сволочь фонарь. Угораздил. Сила ебитская!
Он зло пошел домой, быстро вернулся, принес снаряженье.
- На! Вывинчивай.
Матвей робко поднял голову.
- А ты как?
- Как? Мордой об косяк!
Матвей засопел, продолжал сидеть. Игнат задумался, успокоился, решил.
- Ладно, сейчас вывинтишь, а днем  ввинтишь.
- Я так и буду каждый день лазить по столбу?
Игнат опять взвился.
- А ты что хочешь? Что?
Матвей осекся, улыбнулся через силу.
- Может, я потерплю ночь и вывинчу днем. Так будет нормальнее.
Игната было уже не успокоить.
- А если ты ослепнешь за ночь? Можешь?
Матвей заинтересовался.
- Могу.
- То-то. Залезай.
Игнат махнул рукой, пошел к дому. Матвей смотрел вслед ему с благодарностью, почти с обожанием.


                3.    Птицы.

Сценарий к/к фильма

Борис сидел безмятежно в гостях у  Дарьи, они подружились недавно и еще присматривались к друг другу. Дарья была немногим старше Бориса,  ей льстило внимание молодого человека. Она  принесла в комнату чай и они его пили, говоря понемногу и обо всём. За окном стоял светлый летний день,  Борису было неспокойно.
- Даша, тебе не страшно, что птицы пролетают мимо твоего окна?
Даша смутилась неожиданной алогичности этого вопроса.
- Что тут может быть страшного?
- Они пролетают, пролетают и потом вернутся все разом и разобьют твое окно.
Мрачные фантазии Бориса не обрадовали Дашу.
- Хичкока насмотрелся? Почему разобьют?
- Захотят.
- Птицы? Зачем?
Борис повертел  головой  в поисках  аргументов.
- Оно мешает им лететь.
Даша посмотрела на окно, усмехнулась.
-  Нашел препятствие. Ты чего? Они же летят и оно им не мешает. Я бы сказала даже, что ты их видишь потому, что оно им не мешает.
Борис дышал ровно и размеренно, будто совершал какую-то работу. Даша обрадовалась, что не  еще связалась с ним короче.
- Оно им не дает остановиться.
Даша пожала плечами.
- Это другое дело. На то они и птицы, чтобы пролетать и останавливаться там, где им ничего не мешает.
Борису стало неуютно рядом с Дашей.
- Ты их как будто посылаешь.
- Ты чего так озаботился птицами. Ты здоров?
Борис смотрел в упор на Дашу и не видел ее, моргал.
- Ты пользуешься ими.
Даша начала  волноваться всерьез, насмешка покинула ее, пришло раздражение.
- Как я пользуюсь ими?
Борис оглядел Дашу,  оглядел как-то искоса, напряженно.
-  Ты пользуешься тем, что они пролетают, создают ля тебя ощущение полета, неба. Ты этим пользуешься, а потом отгораживаешься от них стеклом, чтобы пользоваться дальше.
Даше стало неприятно.
- Ты  за птиц и против окон?   
- Нет, я за птиц и за окна. И те, и другие позволяют нам видеть больше, больше представлять.
- Тогда в чем конфликт? 
- В том, что ты отгоняешь птиц.
Тон  Даши стал сухим, деловым. Надо было  выяснить суть  претензий гостя и попросить Бориса вон. Она встала, зашагала с чаем по комнате.
- Окном? 
- Ну, да.
- У тебя тоже окно и ты тоже их отгоняешь.
Борис почувствовал, что задел Дашу.
- Ну, ты же мне не говоришь про это.
Даша повернулась к  Борису.
- Ну, хорошо, я тебе говорю про это – у тебя окно и ты отгоняешь.
- Ты не говоришь, ты повторяешь за мной.
- А у тебя патент на эксклюзив?
- Повторять не хорошо.
Даше было   удивительно, как это раньше она  не замечала сектантских интонаций  Бориса.
- Хорошо, я не повторяю, но у тебя тоже окно.
- Там птицы не летают.
- Так ты мне завидуешь?
Борис  замялся.
- Завидую.
- И хочешь разбить мне окно потому, что у меня летают?
Бориса удивил агрессивный тон Даши.
- Я не хочу, я тебя предупреждаю.
- Ну, не птицы мне завидуют, а ты. И мешаю я им так же, как ты. Ты, наверное, даже больше - у тебя они не летают.
-  Они могут разбить потому, что ты большее ответственна перед ними, у тебя они  летают.
Борис пытался подольститься, но было уже поздно.
- Может, хватит мне голову морочить? Что ты хочешь сказать? Давай я окно бумагой заклею, шансов у птиц будет меньше.
Даша почти кричала. Борис, казалось,  не замечал ее волнения.
- Давай заклеим.
- Ты чёкнулся? Я пошутила.
Сомнения в том, что Борис сумасшедший отпали. Борис пытался что-то еще объяснить.
- Если ты заклеишь окно, ты будешь  учитывать намерения птиц. Это какая-то параллель с ними. Это тебя предостережет.
-  Мрак какой-то. Я не думаю, что птицы настроены разбить мне окно. Ты меня не убедил. И заклеивать не буду. Не нужны мне параллели.
В  комнате  воцарилась тишина. Борис показалось, что нужно разрядить обстановку, он улыбнулся.
- Ну, ты же радуешься, что у тебя летают.
- Ты надоел.
- Ты мне не веришь?
- Нет.
Даша не заметила, что голос Бориса изменился, она стояла у окна, краем  глаза уловила какое-то шевеление в комнате.
- А так?
Вся комната Даши была усеяна перьями. Множество их лежало на полу, некоторые еще оседали. Откуда они  взялись,  Даше было непонятно. Она восторженно охнула.
- Вот это да! Да ты Кио! Невероятно. Как ты это придумал? Ты разыграл меня! Разыграл?
Борис сидел торжественный, уставший, потусторонний.
-  Нет. Здесь нет розыгрыша. Я хотел, чтобы ты мне поверила.
Даша восхищенно ходила вокруг Бориса. Перьев лежало очень много, рукой их вбросить было невозможно.
- Ну, говори, как ты это сделал? Я не поняла. Гипноз? Какая-то ловкость?
- Смешно. Ты думаешь, что я могу тебе внушить перья и не могу внушить то, что птицы могут разбить твое окно.
- Ну  что это было?
- У тебя теперь за окном  не будут летать птицы.
Восторг Даши улетучился.
- Это ты конечно круто устроил. Когда-нибудь объяснишь мне как, но с птицами ты что-то путаешь. Ты ими не управляешь, они никуда не денутся, короче, я тебе опять не верю. Будут летать!
- Я не про это. Летать будут, но стекло не разобьют.
- О! Спасибо тебе за это. Ну, то есть теперь я тебе верю.
Борис понял, что снова потерял  внимание  Даши.
-  Ха-ха. Теперь ты мне не веришь потому, что ты хочешь, чтобы они тебе разбили окно.
Борис стал снова неприятен Даше.
- Ты конечно великий иллюзионист, респект и все такое, но  всему есть объяснение, даже чуду. Но почему ты за меня весь день все решаешь? За меня и за птиц?
Даша стояла перед Борисом, что с ней делать, он не знал.
- Ладно, извини, что надоедал, запутал. Я пойду. Перья уберешь?
- Да не вопрос, спасибо за представленье. Ты все сказал?
Борис  засобирался, выглядел  расстроенным.  Даше стало жалко его.
- Все.
- Ну, не строй из себя обиженного.
- Наоборот, ты и так много терпела меня.
- Ах, ах…какие мы тонкочувствующие. Ладно, заходи, ну только как-нибудь без птиц, ну или с телегами попроще.
Они стояли в коридоре и шутили.
- Их еще надо изобрести.
- Ааааа, я знала, что тут не обошлось без механизмов.
- Конечно.
- Не обижайся.
- Ты тоже.
Молодые люди вежливо расцеловались, и Даша осталась одна. Пол комнаты был устлан перьями, ощущение чуда снова вернулось к Даше. Она подошла к окну, удивилась.
- Летают. Мда. Наплел. Как он это придумал? Черт!
Даша отошла от окна, недоумевала, не верила себе.
- Я хочу, чтобы они разбили мне окно. Да! Хочу! Удивительно.
Птицы мелькали в ее окне.
- Но они  уже, наверное, не хотят.
Перья лежали на полу. Даша чувствовала себя легкой, почти пропавшей.
-  В, самом  деле, какой-то мистик.  Жаль.
Она сходила в кладовку, вернулась с бумагой, стала заклеивать окно. Крест накрест, чтобы оно не разбилось.      


                4.    Ошейник.

Сценарий  к/к  фильма

Песок на пляже скрывал что-то. Полина ждала, что из-под него вот-вот вырвутся неизвестные духи  и набросятся на лежащих вокруг людей. Рядом сидел Олег.
Полина видела, что он не замечает  ничего особенного вокруг, произнесла голосом пифии.
- Безмятежные готовят войну.
Олег стеснительно улыбнулся.
- Чего?
Олег был   спокоен, это злило Полину. Ей хотелось взбудоражить его,  отправить  далеко, в какое-нибудь путешествие, чтобы он пропал и вернулся иным… с добычей.
Хотелось быть резкой в этом тихом месте, взрывной.
- Ты знаешь что-нибудь о сухопутном водолазе?
- Что?
Олег был не готов к беспокойству Полины, был чужим, медленным, неотзывчивым. Таких  много и это надоедало.
- Сухопутный водолаз…тот, кто делает внутреннее внешним,написанное сказанным.
Полина говорила с   трудом, Олег  заулыбался еще сильнее и еще смущеннее.
- Ты придумываешь стихотворение?
- Я ничего не придумываю. Сухопутный водолаз…. – тот, кто появляется там, где никого не ждут.
- Ты кого-то ждешь?
Олег не понимал Полину и чувствовал себя глупо. Полина нервничала.
- Я ничего не жду…Мне плохо с тобой, Олег. Мне кажется, что ты меня душишь.
Это признание Полина сделала, выпрямившись. Олег округлил глаза. Полина мягко улыбнулась  недоумению Олега, сглаживая резкость своего голоса. Олег виновато  забеспокоился.
- При чем здесь сухопутный водолаз?
- Он меня не душит.
- Он – не я?
- Он – не ты.
Олег начал что-то понимать, сделал движение к Полине.
- Мне надо им стать?
Полина облегченно выдохнула.
- Вроде того.
Олег тревожно оглянулся, спросил вкрадчиво.
- Поля, тебе скучно?
Полина поглядела свысока.
- Мне  тревожно.
- И…что ты хочешь?
Полине трудно было объяснить Олегу, что ее здесь не устраивает. Ей хотелось, чтобы Олегу было так же больно, как ей, чтобы он умирал и обнаруживал свою неуязвимость одновременно.
Это и был бы сухопутный водолаз, но как все это объяснить Олегу без пафоса, вызвать доверие?
- Я хочу, чтобы ты здесь вырыл ямку.
Слезы навернулись на глаза Полины, и это спасло ее от лишних вопросов.
Олег осторожно спросил.
- Глубокую?
- Ты простой рой, я скажу, когда хватит.
Полине нравилась покладистость Олега.
- Руками?
Ей стал смешон испуг Олега и она прыснула.
- Ногами.
Полина вытянула ноги к Олегу, и тому стало легче, понятнее состояние Полины – шутила. Олег потянул свои ноги к ней, и они начали рыть песок вместе.
Однако, Полина быстро стала серъёзней и ноги убрала. Олег поскучнел, принялся  рыть песок руками.
Он уже вырыл где-то пол-метра  и устал. Его стесняли посторонние люди на пляже, резкость и заполошность Полины.
- Достаточно?
Полина оглядела яму. Дышать стало легче. Ей не нравилось недовольство Олега.
- Теперь ты понял, что такое сухопутный водолаз?
Олег  опять растерялся, ему было досадно  исполнять капризы Полины, но обижать ее не хотелось.
- Это я?
Полина сверкнула глазами, захлебнулась от возмущения, неожиданно закричала.
- Я не рыла эту яму!
Олег осекся, неприятно было видеть девушку злой.
- Не рыла.
Полина успокоилась мгновенно, у нее во рту стало внезапно сухо, сосны над ними, казалось сыпали не иголки, а тоже – песок.
Полину охватило отчаяние. Олег, сидящий рядом, пытающий угадать перемены ее настроений был жалок, как ненужные  родственники.
Полина взмолилась, обратившись к Олегу.
- Ну, ты же рыл эту яму, рыл!
Олег устал от приступов Полины. Ему хотелось помочь ей и не потерять  уважения к себе.
- Рыл.
Полина бессильно выдохнула, ощутив себя пустым футляром. Олег почувствовал, как жизнь уходит из него. Может быть, это была жизнь Полины?
Он еще раз поинтересовался.
- Так кто же – сухопутный водолаз?
- Его нет.
Полина резко мотнула головой, словно сдерживая рыдания, резко поднялась, взяла свое платье и пошла прочь. Олег растерянно глядел ей вслед.
Он почувствовал, что ему тяжело уйти отсюда, словно Полина никуда не ушла, осталась здесь – в яме. Олег пнул песок ногой, как будто  тот был виноват  в случившимся, будто Полина ушла и оставила ему свой взгляд на вещи.
Пляж был слишком сух и пустынен, несмотря на  некоторое количество людей вокруг. Олег откинулся назад и беззвучно закричал, раскрывая рот в немой ярости. Злоба охватила  его.
Он  увидел, что он является препятствием для жизни и не знал, как ему преодолеть себя, что жизнь появилась снова.
Олег  всхлипнул, замер. Время тянулось медленно, но тем не менее легко оставляло его за собой, он был медленнее.
Наступающие сумерки обещали какие-то изменения и Олег решил дождаться их.
Полина была уже дома, сидела перед зеркалом. Она снова была в том же купальнике, который был на ней днем. Ей казалось, что ее отражение  слишком бледное, она вглядывалась в себя и видела, что исчезает. Ей хотелось заговорить с кем-нибудь, но она была дома одна.
- Олег, посмотри на меня.
Полина обращалась к своему отражению, словно оно было ее приятелем, которого она  оставила одного.
- Посмотри на меня, Олег.
Полина задергалась, ей не сиделось на месте, хотелось  себя  душить – настолько бессмысленным было ее присутствие пред зеркалом.
Но больше присутствовать было не перед чем. Полина взвыла.
Сумерки принесли  Олегу  прохладу. Стало зябко, и Олег полез в яму, продолжая ее рыть ногами, бормоча что-то.
Полина снова вгляделась в свое отражение, но не нашла там себя. Сначала она удивилась, потом обрадовалась, позвала, словно он был в соседней комнате.
- Олег.
В зеркале никого не было.Даже Полины.
К утру Олег устал, он казался себя источником прохлады, которая уже ушла, уступая теплу дня. Олег хмуро огляделся вокруг и  разглядел кольцо, присыпанное песком.
Это было кольцо Полины с какой-то надписью на  внешней стороне. Олег скривился, отчаянно замычал, словно это кольцо сдавило его горло.
Он  быстро засунул кольцо себе в рот и попробовал сглотнуть его. Кольцо не шло в Олега, он захрипел и выплюнул его.
Олег торопился, скоро должны были появиться люди. Он вздохнул поглубже и резким движением протолкнул  кольцо сильнее.
Олег больно сглотнул, сглотнул сильнее и замер, ожидая, получится ли у него дыхание. Глаза его выкатились от напряжения, воздух входил в горло с трудом, Олег стал делать частые глотательные движения, помогая кольцу уйти дальше.
Стало легче и Олег успокоился. Дышать получалось не без помех, но кольцо мешало все меньше.
Олег застыл.
Его спокойствие  выглядело удивительным на фоне его недавнего беспокойства. Он встал, сделал несколько шагов и почувствовал себя уверенно. Ему показалось, что он, наконец, попал обратно в тот день, который принес ему столько неприятностей.
Олег понял, что теперь он не допустит никаких экспериментов над собой.
Зеркало слепило Полину. Возможно, за ночь она отвыкла от солнца, которое светило в зеркало слишком  ярко.
Полине по-прежнему казалось, что она не одна в комнате.
- Олег, не гляди на меня.
Уговорить солнце не слепить было не просто, и Полина рыкнула.
-  Олег, не гляди.
Блики гуляли по лицу девушки и это взбесило Полину. Она вцепилась в стол перед зеркалом и захрипела.
- Не гляди.
Полина опустила голову, затрясла ей и заметила, что ей что-то мешает. Она приподняла свое лицо, повернулась и увидела, что ее горло охвачено небольшим обручем-ошейником.
Полина сглотнула, повела головой – обруч оставался на месте, давил на нее. Полина замотала головой, схватила обруч руками и остановилась. Обруч был похож на ее кольцо, слишком похож. На нем были те же буквы.
Полина успокоилась и закрыла глаза. Время больше не уносило ее.


                5.    Гнездо.

Сценарий к/к фильма


Валентина несла топор перед собой, острием к лицу. Ей казалось, что так  лес расступается перед ней. Иногда раздавался грохот, что-то валилось, но деревья стояли – возможно, Вале казались эти звуки.
Валя  шагала широко, но  кто-то  позвал ее.
- Валя.
Валентина глянула и обмерла. Под деревом, придавленная им, лежала Таня.
Валя закричала чрезмерным голосом, будто это могло помочь подруге.
- Таня!
- Помоги мне выбраться.
Таня шептала еле слышно, ее шепот стоял в ушах Вали.
- Как же ты туда попала?
Валя задосадовала. Она прошла вдоль дерева и глянула на его основание. Основание было сломанным. Удивительно было, что сломано было оно давно.
- Ты сколько здесь лежишь?
- Не знаю. Давно.
Валя оглянулась. У нее был топор, но бить им по дереву, под которым лежала Таня, Валя не решалась. Таня молчала, не подбадривала.
Валентина с подозрением  вгляделась в Таню. Ее охватило раздражение, подруга казалась неискренней.
- Как ты туда забралась?
Таня глядела на Валю с недоумением.
- Мне кажется я здесь уже проснулась.
Валентина деловито  заглянула под дерево, попыталась вытащить Таню за ногу.
- Ааааа….мне больно.
Таня говорила извиняющимся голосом.
Валентина выпрямилась. Ей было непонятно, с какой стороны подойти с топором. Со стороны ног Тани была так же неудобно бить по дереву, как и со стороны головы.
- Что ты медлишь?
Таня начала злиться в свою очередь.
- Бей!
В ее просьбе было что-то ненавидищее  Валентину, и Валя тут же размахнулась, словно хотела отрубить злой голос  Тани.
Та тут же заорала.
- Ааааа!
Голос ее был настолько чужой, что Валя застыла, озираясь. Таня кричала откуда-то из леса, чужим, сиплым криком, но рот она открывала здесь, под ногами Вали.
- Ты чего орешь? Я же только начала.
- Больно.
Валя вгляделась в Таню. Похоже, подруга не врала, было видно, что она хочет избавиться от дерева. Валя показала Тане топор.
- Я же не тебя им бью.
Таня  жадно  кивнула  головой и повторила.
- Больно.
Раздражение вновь нахлынуло на Валю, она стала лупить топором по дереву, не останавливаясь. Таня сначала мычала, затем снова стала кричать, почти визжать. Звук был неприятный и Валя остановилась.
- Ты чего?
Таня умоляюще молчала. Валя поглядела еще раз под дерево и похолодела – из-под дерева текла кровь.
- Как так?
Валя  сказала это неизвестно кому.
- Тебе больно?
Это она уже говорила Тане.
Таня охотно кивнула – наконец-то Валя стала ее понимать.
Валя придирчиво осмотрела дерево. Оно определенно не было Таней.
- Мне продолжать?
Губы плохо слушались Валю, но Таня в ответ только жадно кивнула. Валя  скривилась.
- Давай я буду бить не над тобой, а чуть в стороне – так ты тоже можешь вылезти.
Таня слабо улыбнулась -  забота подруги вызывала умиление. Валя отвернулась и снова застучала топором по дереву.
Она старалась не  вслушиваться в звуки вокруг, ей хотелось, чтобы кошмар, в который она попала, прекратился.
Ее прервал хрип.
Валя судорожно оглянулась и увидела посиневшее лицо Тане.
Та хрипела. Из-под дерева продолжала течь кровь.
У Вали опустились руки. Удушливый морок сдавливал ее.
- Я так не могу.
 Таня смотрела на подругу с мольбой, умоляя не останавливаться. Ее губы что-то шептали, Валя наклонилась ближе.
- Там, наверху  - гнездо – посмотри, что там.
Пугающее недоумение снова охватило Валю. Ей было непонятно положение подруги, ее ситуация.
Было непонятно даже – Таня ли это?
Валя пошла к вершине. И в самом деле – там было гнездо, Валя заглянуло в него. На стенках гнезда слабо шелестели перья.Несколько.
Валя вернулась к Тане.
- Там – пусто.
- Бей!
Таня заорала во все горло, будто это известие лишило ее какой-то надежды. Валя опешила.
- Бей! Бей! Бей!
Таня  орала и Валя подчинилась ее неистовости. Она схватила топор и принялась рубить им дерево дальше.
Таня клокотала. Что-то хрустнуло, и Валя остановилась.
Ей показалось, что она отрубила кусок дерева. Не успела она обрадоваться, как Таня сказала с ледяным облегчением.
- Ты мне отрезала ногу.
Валя не могла понять – как это. Она с усилием глядела вниз, и ей было не разобрать – что там – нога или дерево.
- А ты потрогай.
Таня глумливо улыбалась. Валя присела, и дышать ей стало нечем – дерево было мягкое и податливое - как нога.
Валя  захрипела и уловила какое-то новое ощущение в себе. Она пригляделась и заметила, что из-под мышек у нее появились перья.
- Таня, у меня – перья.
- Значит, ты найдешь теперь не пустое гнездо.
Таня уже успокоилось и лицо ее прояснилось. Вале хотелось лететь, но пока у нее это не получалось.
- Я пойду?
- Иди, но только постарайся, чтобы у тебя было не одно гнездо.
Эта просьба не удивила Валю.



                6.     Туфли2.

Сценарий  к/к  фильма

Павел недолго шел за  Катей. Он преследовал ее слишком явно, мешался под ногами,  наклонялся к ногам девушки, перебегал ей дорогу. Катя остановилась.
- Что вам надо?
- У вас что-то написано на туфлях.
- Ничего не написано.
- Написано. На подошве. Там – мое имя.
Павел выпрямился и страшно посмотрел на Катю.
- Вы нанесли  мне тяжелое  оскорбление.
Катя встревожилась, согнула ногу, обернулась на подошву.
- Ничего там нет.
- Есть, снимите.
Катя пожала плечами.
-  Хорошо, я сниму.
Она наклонилась, расстегнула туфли. Стоя на одной ноге она поднесла подошву к глазам.
-  И где имя?
-  Вот это.
- Это просто черточки, царапины.
- Нет, это имя. Смотрите  - ПАВЕЛ. Это черная магия, надо смыть.
Павел говорил  убежденно, бесповоротно. Катя  съежилась.
- И как я смою?
Павел не ожидал столь быстрой отзывчивости от девушки, задумался, решение принял быстро.
- Надо пройти по улице босиком, я буду идти следом.
- Совсем босиком?
Павел смутился, но кивнул решительно.
- Совсем. Так можно стереть мое имя. Я потом посмотрю, оно должно исчезнуть.
В раннее, безлюдное  летнее петербургское утро  Кате показалось нетрудно выполнить просьбу мешковатого чудака, похожего на встревоженную ночную птицу. Даже как-то весело. Она  резко скинула туфли, взяла их в руки и пошла  по тротуару босиком.
Павел двинулся  за нею, время от времени приближаясь к Кате, вглядываясь в подошву ее туфель. Кате было тревожно и щекотно. Что-то укололо ее, и она вскрикнула.
 - Ай! Я поранилась. Аааа….
Катя приподняла кровоточащую ногу, запрыгала к ближайшей скамейке, присела, вынула из сумочки салфетку – салфетка быстро покраснела. Павел стыдливо присел рядом, осторожно взял туфли у Кати, пригляделся к подошве. Кате показалось снова, что Павел – не совсем человек.
- Кажется имя пропало.
Павел пристально посмотрел на Катю и куда-то сквозь нее.
- Мое имя, наверное,  внутри вас оказалось. Поэтому вам неудобно, оно ранит. Но вам будет лучше, чем носить его снаружи, на подошве. Так оно защитит  вас.
Катя почувствовала, что лучше не возражать. Оставалось принять чужое сумасшествие.
-  Пока оно только ранило меня.
Павел запротестовал.
-  Нет, оно в вас глубоко  проникло. Пройдите еще, оно уйдет глубже и нога станет чистая.
Павел целеустремленно взял Катю за локоть, приподнял. Катины туфли остались у него в руках. Оставалось подчиниться. Катя  прошла немного, оглянулась – за ней шли пятна крови.
 - Я не могу так, а надену туфли, в меня лезет всякая грязь.
Катя потянула к себе туфли, Павел не отдавал их, нахмурился  досадливо.
-  Если вы оденете их -  грязь полезет в меня. И потом, я с вами – какая грязь?
Павел гордо сверкнул глазами,  Катю это не  впечатлило.
- Как какая? Я хожу по грязному асфальту, у меня может быть заражение.
Павел засопел, суетливо наклонился, стянул с себя ботинки.
- Наденьте мои, на них ничего не написано.
Катя взяла заношенную, нечистую обувь Павла в руки. Они были велики ей. Катя возмутилась.
- Мне будет неудобно!
В ответ Паша скромно вынул нож. Катя похолодела.
- Видите этот нож? Вам неудобно, а я его чувствую направленным на себя и направляете его вы.
Катя заметила про себя, что нож был направлен на нее, но ничего не сказала. Хотелось отвести острие в сторону, но трогать лезвие было нельзя. Катя решила обратиться к разуму Павла или -  что там у него было.
- Вы говорили, что я не нож направляю, а наношу оскорбление.
Павел уверенно парировал, не выпуская ножа из рук.
- Но с тех пор между нами появилась кровь.
- Она у меня появилась!
- Я же говорю вам она моя.
Павлу надоело препираться, он усадил Катю на скамейку, принялся натягивать свои ботинки ей на ноги. Катю воротило от неприязни, она шипела, но чужие ботинки на ее ногах казались ей удобнее, чем нож перед собой.
Павел посмотрел, как смотрятся его ботинки на Кате и ему, похоже, понравилось. Он убрал нож и принялся натягивать на свои ноги туфли Кати. Туфли скрипели и вздувались, смотреть на них было больно. Катя морщилась.
Они сидели вдвоем, каждый в чужой обуви. Павел кивнул.
- Пойдем.
Катя не торопилась. Павел неестественно выпрямился, поднялся почти на носки, сделал несколько шагов, теряя равновесие, и с шумом грохнулся об асфальт, вскрикнул. Катя бросилась к нему, гремя ботинками. Голос Павла был беспомощен.
 - Я не могу ходить по своему имени. Вот, руку расшиб.
-  Вы же говорили, что ваше имя во мне.
Павел усомнился.
- Значит что-то осталось снаружи. Отдайте мне ботинки, я не дойду до дома.
Кате начала нравится ее новая история, захотелось быть последовательной.
-  Вы были так прекрасны, так…как балерина, восхитительны.
Павел недоверчиво зашевелился.
- Да? Но у меня теперь расшиблена рука. 
Катя уже поднимала Павла, поддерживая его.
- Я вам буду помогать, поддерживать.
Павел оперся на Катю, заковылял, заволновался.
- Ай, падаю, нет, давайте я сам. Ой, держите. Все, все. Аааа. Так, пускайте.
Катя медленно отошла от Павла. Тот стоял, расправив руки, не решаясь двигаться, оглянулся на Катю, заметил ее растерянность.
- Устали?
- Вы не пройдете. Давайте я надену свои туфли обратно, а на них -  полиэтиленовые пакеты – ваше имя не будет пачкаться.
Павел согласился легко.
- Давайте.
Он  сел на скамейку, с облегчением скинул туфли Кати. Катя сняла ботинки Павла, протянула их Павлу, взяла у него свои туфли... что-то ее остановило, она вгляделась в подошву.
-  На туфлях снова проступило ваше имя.
-  Вернулось?
-  Да, смотрите, ПАВЕЛ. Как теперь мне ходить?
-  А вам далеко  до дома?
-  Я не могу двигать чужим именем.
-  Давайте я на своих напишу ваше и мы будем равны.
Катя возмутилась.
- Это непорядочно! У меня ваше имя само проступило, а вы мое хотите накорябать? И потом, мое имя у вас на ботинках – это оскорбительно!
- Ага, а мое имя на ваших – это хвала мне!
- Я так не говорила.
Павел задумался, не спешил надевать свои ботинки, сидел босиком. Он молча сорвал с ног Кати туфли и начал их рвать. Катя слегка забеспокоилась, но порывистость Павла увлекала. Павел протянул ей порванные туфли.
- Вот, так вы будете и не босиком и в туфлях.
Катя с сомнением надела туфли, они ей уже не нравились.
-  А может мне носить  ваши ботинки?
-  Зачем?
-  В память о вас. И потом, в ваших ботинках я не чувствую свою рану, и, может быть моя рана появится у вас, когда я буду носить ваши ботинки. И к вам вернется ваше имя!
Катя была вдохновлена.
-   Но я не могу носить ваши туфли.
-   Не надо. Вы же дойдете до дома в пакете?
Они все еще сидели на скамейке. Катя порылась в урне и протянула Павлу два целлофановых пакета, почти чистых. Павел взял их.
-  Дойду.
Катя скинула свои порванные туфли, осторожно забрала у Павла его ботинки, надела их, поднялась.
-  Ну вот, иногда надевайте мои туфли, чтобы мы помнили друг о друге.
Павел смотрел вслед Кате, машинально надел довольно тесные пакеты, растерянно поднял Катину обувь, спохватился, бросился за ней. Бежать в пакетах было неудобно, ушибленная рука болела, но он быстро догнал Катю – той тоже было непросто идти в просторных ботинках.
-  Погодите, а как же мое имя?
– Аааааа…
Катя задумалась.
- Теперь вам надо искать, у кого оно проступит.
- Оно уже проступило у вас.
- Но вы все порвали. И зачем вам ваше имя? Оно же вам мешало. Я буду носить ваши ботинки, пока на них не проступит мое имя. Мы буди квиты.
- А я как буду ходить?
Павел был растерян, Катя воодушевлена.
- Вы же сможете иногда надевать мои туфли?
- Смогу.
- Ну, вот будете иногда в моих.
Катя отвернулась и пошла, неловко ступая. Павел озирался, мир вокруг казался ему необъятным.