Невероятные приключения липунов. СинеокаГл16, 17

                Глава 16. Снова побег, снова погоня.
          Услада спешит на помощь липунам и проигрывает битву с Буслаем.
                Шуст прощается с жизнью.

Буслай услышал звук осыпающихся камешков в пещерке. Это Шуст отпрянул от щели, оступился, упал и наделал шума. В щели появились злые настороженные глазищи Буслая. «Доброе утро, дурик! Пора сбривать усы!» – с издевкой сказал Буслай.

Шуст оценил обстановку – щель была настолько узка, что в неё не пролезла бы даже лапа Буслая, иначе их с Синеокой давно бы не было в живых. Но, им тоже отсюда не выбраться. Буслай как настоящий охотник за добычей способен высиживать и выжидать часами. Ясно, что он будет сторожить выход до последнего. Как же обидно и глупо, что Буслай просто уморит их голодом в этой маленькой дурацкой пещерке! Шуст совершенно растерялся, он не знал, что делать и запаниковал. А в узкую щель на него, не мигая, смотрели враждебные глазищи.

Проснулся Синеока, тоже увидел страшные глаза и начал плакать, тоненько мяуча. Время шло, мыслей по спасению не прибавлялось. У Шуста мелькнула надежда, что может их начнет искать Услада. Но, что она сделает одна против огромного хищника? Потом, Шуст понятия не имел куда и как далеко их занесло, когда он ночью удирал, бежал, лишь бы бежать…

Сидеть в ограниченном пространстве под пристальным взглядом хищного зверя, жаждущего кровавой мести, становилось невыносимо. Буслай видел это и предпринял ещё одну психологическую атаку, на которые он был большой мастак. Он просунул когтищи в щель и начал скоблить ими по камню, приговаривая: «Федька Крюгер пришел!!! У-у-у!!!». Это было ужасно!

Вдруг Синеока схватил камешек, запустил его по когтям Буслая и, ведь, попал! Котяра отдернул когтищи и прорычал: «Тварь поганая! Больно же! Ну-ка вылезай маленькая козявка!». Он ещё долго изрыгал ругательства и проклятья, но когти больше не совал.

Шуста клонило в сон, скорее в забытьё, которое тут же превращалось в кошмар с надвигающейся тушей Буслая, огромными лапищами с загнутыми когтями и висящим на этих когтях окровавленным Синеокой. Он вздрагивал, сердце замирало, готовое вот-вот остановиться.

Обстановка становилась всё напряженнее. Хорошо хоть Синеока немного отвлекал сам себя. Он перебирал камешки за спиной Шуста, игрался с ними. Даже в такой дикой обстановке он оставался наивным детусей. Вдруг малыш увидел в дальнем уголке пещерки настоящее живое существо, серенькое с тонким длинным хвостиком и с глазками-бусинками на острой мордочке. Это был грызунчик-мышонок. Он бесстрашно уселся рядом с Синеокой, встал на малюсенькие задние лапки, понюхал воздух и начал смешно начищать мордочку, совершенно не смущаясь близостью котауси. Синеока осторожно потрогал мышонка лапкой, тот юркнул в дырочку между камешками и исчез. Синеока стал искать милейшее существо, разбирая камешек за камешком и, наконец, увидел тоненький хвостик. Он подцепил его коготком и легонечко потянул к себе. Хвостик вытягивался из-под камешков и становился всё длиннее и длиннее. Синеока сильно озадачился и начал расчищать от камешков место, куда у него на глазах смылся мышонок, а теперь торчал один хвостик, причем, удлинившийся невероятным образом. «Интересно, - думал любопытный липунчик, - этот хвостик бесконечный?». Хорошо, что спина Шуста надежно закрывала его от глаз Буслая. Мышкин хвостик, наконец, закончился и оказался вовсе не хвостиком, а веревочкой, привязанной к небольшому металлическому колечку. Колечко же было укреплено на крышечке-лючке. Надо было срочно показать всю эту замысловатую конструкцию Шусту. Но Синеока сообразил, что ни в коем случае нельзя, чтобы это увидел Буслай. Малыш стал выжидать момент и, этот момент вскоре случился.

Прожора Буслай проголодался и решил, не упуская из вида вход в пещерку, где прятались липуны, поискать в округе обед. На какое-то время наблюдательная щель осталась без «всевидящего ока». Малыш-липун кинулся к пребывающему в оцепенении Шусту. Молча, одними глазами показал на веревочку с колечком на лючке. Шуст потянул за веревочку, крышечка откинулась, открывая ход в подземелье. Ход был узкий, но вполне достаточный, чтобы пролезть в него.
Медлить было нельзя, это была единственная надежда вырваться из заточения. Хотя нырять опять пришлось в неизвестность. Но размышлять и прикидывать было некогда, Буслай в любую минуту мог вернуться на свой пост.
Синеока нырнул первым, Шуст протиснулся через узкое «горло» подземного хода и попал в свободное пространство. Здесь уже можно было вполне прилично двигаться и, беглецы устремились по подземному тоннелю, пытаясь найти долгожданный выход. Вот потянуло свежим воздухом и вскоре липуны выбрались наружу.

Первое, что сделал Шуст, он вскарабкался на высокое дерево и внимательно осмотрел окрестности. Есть! Он заметил плоскую крону дерева-маяка. Направление движения было определено. Шуст также отметил, что заветное дерево находится довольно далеко от того места, где они сейчас находились. Это означало, что не все ещё закончено. Нельзя было терять ни минуты. Синеоку опять прицепили на загривок Шусту и липуны рванули прочь от злосчастного места.

В это время Буслай вернулся с обеда, вернее с третьего завтрака. Он так сытно перекусил, что не удосужился сразу заглянуть в щель на пленников. Это дало ещё небольшую фору удирающим.

Буслай разомлел, развалившись на шелковистой травке в тенёчке. Через некоторое время он как-то заволновался, что-то его забеспокоило, что-то было не так. Его настораживала тишина, из пещерки не доносилось ни звука. Лень было раздирать осоловевшие глазья, но годами выработанная настороженность, не давала покоя. В своей дрёме Буслай не мог достигнуть высшего предела сладости. Он с трудом заставил себя подняться и направился к пещерке. Заглянув через щель внутрь, он не поверил своим глазам – пещерка была пуста! Ещё, не веря в то, что случилось, Буслай стал ощупывать недоумевающим взглядом каждый камешек пещерки, закатывал глаза кверху, чтобы исследовать потолок. Липунов не было, точно не было!

Вдруг он заметил дыру и откинутый лючок. Пазл сложился – его провели, подлые везунчики-липуны «сдрыстнули»! Буслай шустро обежал вокруг, стараясь найти тайный выход из пещерки. Выхода не было. Он взял радиус побольше, потом ещё побольше и, наконец, обнаружил выход, через который удалось улизнуть пленникам. Буслай был отличный следопыт. Он быстро взял верное направление и пустился в погоню за беглецами.

А, что же наши удирающие липуны? Шуст старался, как только мог, но силы иссякали. Измученный физически и особенно морально, он двигался всё медленнее, и медленнее. Липкий, пронизывающий насквозь страх ещё сильнее ослаблял его. Шусту казалось, что он топчется на месте. Вместо того, чтобы реализовать неожиданно подаренную судьбой фору, он практически не продвигался вперед. Малыш Синеока, прилипившийся на закорках казался неимоверно тяжелым. Шуст решил передохнуть, иначе лёгкие могли вот-вот разорваться от боли. Сейчас они находились на небольшой полянке, впереди на пути следования – подъем по каменистой тропке. Без отдыха Шусту не преодолеть даже такой пологий подъем. Синеока слез со спины Шуста, примостился рядышком. Шуст оперся о гладкий валун и пытался привести срывающееся дыхание в норму. Сейчас он отдохнет и с новыми силами рванет по тропке вверх, а там…Он очень надеялся, что за подъемом он  вырулит на знакомую тропу, которая быстро приведет их к космолету Самуила Аркадьевича. Это был бы идеальный вариант, о котором так мечтал совершенно измотанный Шуст. Надо было только немножко отдохнуть…

Вдруг Шуст услышал хруст ломающихся веток, на поляну из леса выскочил Буслай. За время погони он окончательно озверел, ему даже не хотелось как всегда придуряться. Буслай сделал мощный прыжок в центр поляны и издал дикий торжествующий рык зверя, настигшего свою добычу.

Шуст увидел, как Синеока рухнул на землю, зарывшись испуганной мордочкой в траву. Наружу торчала только пушистая попка с треугольным хвостиком, дрожащим мелкой дрожью. Шуст механически схватил малыша, подсадил его повыше, спрятав за камень, и крикнул: «Синеока, беги, чеши, ползи, удирай, улепетывай, родной! Ори, зови на помощь! Наши близко!»

Шуст четко осознавал, что сам он находится всего в одном прыжке от разъяренного чудовища, и он, Шуст – на данный момент его главный враг. Потом настанет темнота, небытие, конец! Почему-то он перестал бояться за себя. Ужас пронзал его при мысли, что вместе с ним гибель ожидает и маленького, всеми любимого липунчика. Он так и не смог ему помочь. Хуже того, это он, Шуст, фактически отдал его на растерзание дикому зверюге. «Когда же всё закончится?» - Шуст уже торопил конец, который избавил бы его от невыносимых терзаний совести.

Буслай сиганул на Шуста. Шуст наблюдал, как в рапиде, вытянулось в воздухе мощное тело котяры и торпедой двинулось в его направлении. Однако, одновременно в прыжком Буслая не менее мощный прыжок совершил ещё кто-то. Это была Услада, примчавшаяся на оглушительный рык. Подобно снаряду она врезалась в летящую тушу Буслая. Удар о железные мышцы Буслая был сродни удару о бетонную тумбу. Правда, Услада вовремя выпустила когти и вцепилась ими в подвернувшееся буслаевское бедро. Буслай взвыл от неожиданности и боли и рухнул на землю, не долетев до очумевшего Шуста буквально несколько сантиметров. Услада еле успела отскочить, рискуя быть раздавленной. Тут же подпрыгнула и напала ещё раз. Второй бросок получился крайне неудачным. Буслай огромной лапой, как битой, с неимоверной силой отбил летящую на него Усладу. Та, кувыркаясь в воздухе, отлетела, ударилась о ствол дерева и шмякнулась на землю.

Шуст окаменевшим столбиком наблюдал за бойней. Страшнее всего было видеть, как Услада, поторопилась и ошиблась в прыжке, попала под лапень Буслая, полетела кувырком, врезалась в дерево и плашмя рухнула на камни уже без чувств. Бедная, побитая Услада лежала в неестественной позе с вывернутыми лапками и разодранным в кровь боком. Из ноздрей и полуоткрытого рта пузырилась кровавая пена. Шуст с горечью подумал, что его подруга мертва. Вряд ли можно было выжить от такого удара. Красавица Услада, отважно вступившая в неравный бой со страшным экзальтированным зверем, погибла…

Шуст устремил прямой решительный взгляд на Буслая. Он не даст просто разорвать себя на куски, он примет смертный бой и, хотя бы одной раной на теле котяры, отомстит за Усладу! Буслай был готов к очередному прыжку. Дикий неуправляемый зверь победил в нем остатки сарказма и злой шутливости. Сейчас перед Шустом в напряженной стойке стоял «чистой воды» Зверь, который жаждал кровавого убийства.

Буслай издал рык, огласивший окрестности далеко вокруг поляны и заставивший замолчать всё живое. В повисшей над поляной смерти тишине не было слышно ни единого звука. От мощного рыка осыпались листья с ближайших деревьев. Шусту показалось, что он оглох и, он очень удивился, когда услышал ритмичный звук. Это Буслай начал рыть землю всеми четырьмя лапами. Клочья выдранной травы с комьями земли летели в разные стороны. И без того злой котяра ещё больше разжигал себя, готовясь к последнему решающему прыжку. Шуст понял, это – конец, реальный конец! Через мгновение и он превратится в такие же клочья и разлетится по поляне отдельными окровавленными частями  своего бренного тела, не успевшего вволю пожить. Он перейдет в состояние больших и маленьких кусочков шерсти и мяса.

«А, как же вся жизнь, как кинопленка?» - глупо подумал он. Кинопленка его молодой жизни не хотела мелькать перед глазами, как положено в таких случаях. Перед затуманенным взором всё время вставали огромные зеленые глаза с миндалевидным разрезом, её глаза, любимые глаза Млады. Только Млада никогда не узнает, что была последним видением в жизни Шуста, грустно! Она всё смотрела и смотрела на него зелеными огоньками, закрывая своим милым образом разъяренного Буслая и, на душе у Шуста становилось спокойно и легко…

      
        Глава 17. Вовремя подоспевшая помощь. Буслай обезврежен доброчелами.
               Долгожданное спасение липунов. Скорее домой на Землепланету!

Вдруг на поляну легла огромная тень и что-то, что отбрасывало эту тень, начало опускаться с неба. Шуст почему-то подумал, что это Самуил Аркадьевич на своем космолете решил пойти на таран Буслая и погубить себя и чудовище во имя спасения друзей-липунов. «Неужели всем перед смертью лезет в башку такая бредятина?» - вяло подумал он.

Нечто с неба шлепнулось прямо на застывшего Буслая. Это оказалась огромная сеть из мощного каната, которую набросили на котяру подоспевшие доброчелы из спасательного спецотряда. Самуил Аркадьевич не выдержал длительного ожидания возвращения липунов, а когда несколько раз услышал разрывающий душу рык, сообщил по рации на Землепланету о предпринятой секретной операции с участием бабусиных липунов. Отряд незамедлительно кинулся на выручку, Теперь, как мы знаем, отряд появился очень даже вовремя.

Буслай забился в сетке. Он рвал её когтями и зубами, но сеть была сделана из надежного прочного каната и выдержала. На поляну со всех сторон выскочили десять «вежливых» спасателей и окружили бившегося в бессильной злобе и орущего на все лады Буслая, предотвращая, на всякий случай, побег зверюги. Всё происходило четко и быстро. Один из спасателей, самый высокий, статный спецназовец кинулся к Усладе, стал на колени, сделал укол, наложил стерильную повязку на рану. Затем завернул Усладу в плед и прижал к груди. Шуст сквозь туман увидел Самуила Аркадьевича с Синеокой на руках. Силы совсем оставили его, он, как бы, полетел в бездонную пропасть, теряя сознание.
Остатки фраз он слышал через вату, говорившие почему-то сильно растягивали слова. Сам он соображал также медленно и по слогам. Странное ощущение…

«Жива…», - произнес доброчел, который держал Усладу на руках. «Хо-ро-шо…», - мысленно произнес Шуст, - это они про Усладу. Ему казалось, что он улыбнулся. «Пакуем…», - скомандовал, наверное, самый главный спецназовец. «Хо-ро-шо…», - опять подумал Шуст, - это они про Буслая. «Ребята, кто-нибудь, главного липуна на руки и ходу к космолету. Срочно вылетайте на Землепланету! Мы - на грузовом с «чудо-юдищем следом.». «От-лич-но…, подумал Шуст, - главный липун – это Я…». Он улыбался своим спасателям широкой благодарной улыбкой. Дальше Шуст ничего не видел и не слышал, он был без сознания. Он никому не улыбался, была просто невероятно измученная, искривленная рожица…и всё! Часть команды спасателей, а также Самуил Аркадьевич с Синеокой, которого ученый заботливо прижимал к себе, как самое драгоценное в мире, во весь опор неслись к космолету, чтобы вылететь на родную планету и успеть оказать уже квалифицированную помощь раненым.

Шуст  очнулся от резкого запаха, ударившего в нос. Он, конечно, не знал, это спецназовец, который держал его на руках в теплом пледике, сунул ему в носель ватку с нашатырным спиртом. Шуст осмотрелся, понял – они летят. Рядом огромный по своим габаритам дяденька-спасатель держал на руках Усладу, которую специально не выводили из комы. Неизвестно, что там с позвоночником и головой, как бы хуже не сделать. Усладин спасатель ритмично гладил её по безучастной мордочке и силился не плакать. Ему это плохо удавалось, слезы непроизвольно катились из добрых глаз и капали на Усладу. Спецназовец дико стеснялся своей невольно нахлынувшей слабости. Другие понимали это и делали вид, что ничего не замечают. Напротив сидел Самуил Аркадьевич с притулившимся Синеокой. Решено было перегнать его маленький космолет на территорию космодрома и временно оставить там, садиться за штурвал в качестве пилота для Самуила Аркадьевича было очень рискованно. Слишком много было пережито вчера и сегодня. А космолет можно было забрать в любое время в более спокойной обстановке.

От резкого запаха какой-то «хрени» (так окрестил нашатырь липун) Шуст начал отчаянно чихать, подряд раз двадцать. На десятом чихе доброчелы не выдержали и начали хохотать. Уж очень комично исполнял свои чихи Шуст. Наконец, он прочихался. «Спецы» уже перестали смеяться, один Самуил Аркадьевич всё никак не мог остановиться, хохотал всё сильнее и сильнее. Спасатели тревожно переглянулись. Истерика! С ученым дедусей приключилась истерика! Самуил Ар-кадьевич заметил тревогу спецназовцев и взял себя в руки. Он пробормотал: «Я в порядке, друзья мои, не волнуйтесь». И смущенно потупился. Но как только его взгляд поймал удивленный взгляд Синеоки, ученого постигла другая беда. Он безудержно зарыдал. Сидевший рядом спасатель по-тихоньку сунул Самуилу Аркадьевичу клетчатый носовой платок, которым ученый начал утирать бежавшие потоком слезы. «Я сейчас…я справлюсь…», - виновато бормотал он весь оставшийся путь и, всем было невыносимо жаль расклеившегося дедусю.

                Продолжение следует...