Глава 11

К августу вдруг резко похолодало. Подошёл 23-й день рождения Амалии. Подумать только – минул целый год! Целый год дикой, непредсказуемой, замкнутой жизни. Если бы раньше кто сказал о том, куда её занесёт, она бы плюнула тому в лицо. Год жизни… А она до сих пор ничего толком не знает о Силе и о том, каков его истинный возраст. И почему он не заикается о своём дне рождения.

Она с тревогой и волнением ожидала, что скажет ей Силь в её день? Как поздравит? Не случится ли очередной страшный срыв? За два дня до даты Силь утром, в столовой, после позднего завтрака, спросил её, ласково обнимая и заглядывая в глаза: - Амалия, ты станешь моей женой? Я хочу искупить свою вину и жить с тобой по законам вашего мира.

- Как ты себе это представляешь, Силь?

- Очень просто. Мы уедем к моим друзьям в Норенштир, и там пройдём эту церемонию в один день. Билеты уже заказаны, мы уезжаем завтра.

- Ты так спешишь?

- Я хочу сделать тебе подарок ко дню рождения. И ещё – я хочу, чтобы к моменту Открытия нас соединяло большее, чем просто жизнь вместе, соединяло таинство вашего замечательного Бога.

- Да, Силь, да, я стану твоей женой. Но я хочу, чтобы ты серьёзно занялся своим здоровьем.

- Ты имеешь в виду раны? – Силь потемнел. – Это бесполезно. Ни одна пластика не помогает, я пробовал: откачивается энергия – и всё возвращается.

- Силь, я имею в виду не только раны. Меня беспокоит твоё душевное состояние.
- Ты считаешь, что мне надо лечиться? – его удивление казалось неподдельным.

- Поверь, это необходимо. Ну хочешь, я тоже схожу с тобой, мне тоже… бывает нужна пси-помощь…

- Ты сама – врач и целитель, Ами, - тихо возразил он, мучительно морщась. – Ну подумай, что они смогут нам предложить?

- Например, снотворное?
- Снотворное не берёт меня. Успокоительное тоже. Антидепрессанты ещё больше угнетают.

- Есть множество новых средств – почему бы не обратиться к хорошему врачу, в клинику?

- К врачу? Не желаешь ли ты упрятать меня в сумасшедший дом? Неужели я настолько плох?

Фабер закрыл глаза, уголки его губ задёргались. И Амалия поспешила припасть к ним: - Милый, милый, я совсем не хотела тебя обидеть…

Но Фабер вдруг захохотал.
- Хочешь, я выпью сегодня полпачки амиртилина? Или – целую пачку, мне это без разницы?

- Полпачки? Они свалят слона!

- Я не слон. Я – Силь Фабер. Где твои лекарства? Я же знаю, ты прячешь их в спальне! Ведь так? Зачем?

- На всякий случай… Нет, Силь стой! Не смей! Нет!

Но Фабер уже шагал по коридору. Амалия вцепилась в полу джемпера: - Силь, ну пожалуйста, не шути так!

- Какие шутки? Я абсолютно серьёзен.

Так они вошли в спальню, и Фабер слегка оттолкнув Амалию, повисшую на его локте, начал шарить по самой верхней полке дубового платяного шкафа. Нашарил упаковку, извлёк, поднял высоко над головой.

- Девочка, не подпрыгивай так высоко. Хотя ты и тренируешься, но тебе не достать.

Не опуская рук и не обращая внимания на причитания и мольбы Амалии, он свинтил колпачок, запрокинул голову и высыпал в рот всё содержимое – пятьдесят крохотных розовых шариков. Затем взял с сервировочного столика недопитую бутылку минеральной воды «Словяника», допил её и с отвращением отбросил пустую эко-упаковку, которая без содержимого тут же съёжилась, приготовившись к распаду. Амалия смотрела на него с ужасом, зажав рот рукой и чувствуя себя убийцей.

- Вот увидишь, - сказал он, криво усмехнувшись. – Теперь я стану совсем несносным. Меня успокоит только смерть, баронесса, но она должна быть куда настойчивей, чем тот костёр – ибо я прошёл огонь, и он больше не возьмёт меня. С твоей душой рядом я неуязвим для огня. Ты хочешь стать подобной мне? Иди ко мне, детка, твои успокоительные возбуждают меня, я хочу тебя – слышишь? Хочу целовать, как тот огонь целовал меня. Хочу забрать тебя целиком, как тот костёр мечтал забрать меня и превратить в пепел. Сегодня мы взлетим особенно высоко, полетим особенно быстро – ведь ты так любишь летать над моим миром. Смотри мне в глаза… Что ты видишь?

- Я вижу небо и океан, - прошептала Амалия. Голова её запрокинулась, мир окружающий перестал существовать, она вошла в глаза Силя – и они взлетели…

Они уехали в Норенштир, и всё произошло, как хотел Силь. Их обвенчали по новокатолическому ритуалу, в маленьком скромном соборе при резервате Лунис, и выдали свидетельство. Силь надел ей на палец тонкое ажурное колечко, на вид – скромное, но на самом деле совсем не простое: ажурную вязь образовывали сплетённые имена: «Силь» и «Ами», изображённые латинскими буквами и в обрамлении цепочки крыльев.

Брачное Свидетельство Амалия не стала вводить в свой личный код, а – согласно моде герцогства Норенштир – «присоединила» к сиреневой капсуле в ухе: теперь клипса-капелька говорила окружающим о её статусе. Присутствовали Хончо Тырнов и его подружка Тисса. Сразу после церемонии они сели на мотоцикл и укатили назад, а Силь и Амалия позволили себе расслабиться и порадовать друг друга.

Они заказали столик в ресторане «Норманн», с аппетитом пообедали. Силь выглядел вполне респектабельно и достойно в новом чёрном костюме. Лицо было безмятежным, глаза – ясными, ничто не мутило их глубины, не выплывало со дна бурыми сгустками или серым туманом, или огненными сполохами. Мирный вечер с весёлой, беззаботной, но не назойливой ретро-музыкой. Они танцевали, и Силь вёл её легко, изящно, так, словно не касался обожжёнными ногами пола. Иногда их узнавали, самые разные люди склонялись с тёплой улыбкой, благодарно, но без подобострастия и навязчивости, и Силь кивал в ответ.

Новобрачные вернулись в гостиницу, где провели странную брачную ночь – они лежали рядом, крепко обнявшись, смотрели в окно, обращённое к горам и высокому, беззвёздному ночному небу.

И Силь, точно убаюкивая ребёнка сказкой на ночь, нашёптывал ей про Мир, который не мог существовать наяву. Про Храм Семи Дверей в незабываемое, про школу Богов и школу Демонов, которые не могут существовать друг без друга, ибо друг друга дополняют энергетикой и силой; про детей, у которых ещё не окрепли крылья, про бесчисленное множество разнообразных миров, требующих опёки и поддержки. И Амалия не испытывала смятения и тяжести. Напротив, ей было легко и покойно, она улыбалась фантазиям мужа, и всё не могла поверить, что она  - его жена, и не могла решить, хорошо это или плохо. И ощущение причастности к крылатому народу – неизбывное дежавю – не тяготило, словно она начала к нему привыкать…

Они провели в Норенштире несколько дивных, безоблачных, поистине «медовых» дней. Гуляли по прохладному побережью, брызгались чистой солёной водой, бегали вперегонки, увязая в белом песке, собирали и разглядывали многочисленных обитателей моря, выброшенных на берег суровым, несговорчивым прибоем, вместе убегали, смеясь, от больших волн. Просто сидели, обнявшись, под соснами, любуясь закатом. После танцевали в маленьком кабачке, и возвращались в номер почти под утро, приятно утомлённые и влюблённые друг в друга. Силь не вспоминал и не заикался о других мирах и скором путешествии. Амалия была почти счастлива.
Почему «почти»? Она и сама не знала. Что-то, будто соринка в глазу, мешало смотреть на мир беспечально и видеть его радужно-розовым и совершенным. Может быть, далеко-далеко, на самом дне души, где свернулась калачиком чужая, жалящая память, Амалия уже жалела о своём опрометчивом выборе?

А в четверг утром они вернулись снова в дом Тырнова.

- Ты счастлива, Амалия? Теперь ты сможешь любому ответить, что ты не гулящая девка и не глупая кошка, а законная жена. Благодаря тебе Храм стал реальностью. Хончо ведёт переговоры о покупке земли в резервате Лунис, наконец-то он сумел их убедить. Скажи, что ты хотела бы получить в подарок?

- Ах, Силь, я хотела бы летать с тобою – над синей рекой и голубыми горами. По-настоящему, на своих крыльях, а не на эко-дельтах. И чтобы ты был здоров и счастлив со мною - здесь, и видения не мучили тебя… Скажешь – глупые фантазии?

- Нет, не глупые, - Силь вздохнул. – Но здесь невозможные. Хотя ты и создана для  полёта.

Амалия насторожилась: - Силь, признайся, ты что-то скрываешь от меня – говоришь недомолвками, намёками. Почему не позволяешь другим быть со мною откровенными? Почему ты мучил меня столько времени, но так и не дал познать свои возможности? Ты обещал, что активизируешь мою ауру, научишь летать, по-настоящему, научишь целить, а вместо этого все силы отдаёшь беженцам и каким-то жутким виртуальным играм. Скажи, что я глупая, что всё, что ты мне обещал – ложь! Но зачем нужно было столько лишнего, чтобы завоевать меня? Не проще ли было – просто любить, безо всяких причуд, гипноза, устрашения? Или ты думал, что старая аристократия Земли погрязла в пороках, и девушку из высшего общества необходимо поразить?

- Ами, я никогда не лгу. Не умею. Потерпи ещё немного, всему своё время. Ждать недолго. Мои силы нестабильны в вашем мире. Я не выдержу двоих. А твои силы ещё не пробудились.

- Ах, ты опять о том же!

Но лицо Фабера было грустным и светлым. Амалия смотрела в его глаза – и блаженное тепло разливалось по телу, даря забвение и негу. Неужели этот человек поднимал на неё руку, неужели он насылал дикие, невыносимые сны, адские кошмары? Они оба – безумцы: она не может без него, он – без её мучений. Кажется, существуют такие извращения: любовь к боли, своей или чужой. Демоны возлюбили их и избрали для своих забав. Зато Боги – обрекли на суровое обучение жестокости. Или же – совсем наоборот?

- Силь, скажи мне, наконец, правду – зачем нужен этот страх, постоянный страх?
- Тебе бывает страшно?

- Да, очень, очень! Я перестаю быть собой. Я просто перестаю быть! Я не извращенка! Страх отвратителен! Он лишает сил и разума!

- Страх не должен сковывать, лишать силы и разума. Разве ты забыла, Ами?  Страх – это движущая сила. Ты должна научиться бояться так, чтобы раскрепощать сокрытые, древние инстинкты, которые заложили в нас забытые Боги, мгновенно ускользать от опасности. Бояться за другого так, чтобы спасти не только себя, но и его. От умения бояться зависит жизнь, и не только твоя, но и моя, и, может быть, множество других жизней. Ничего невозможного нет, если в твоём страхе есть энергия, страсть, неодолимое, мощное желание выжить: ты спасаешься из цунами, из пожара, из камнепада, из пропасти и глубины, из-под колёс и из-под ножа или выстрела. Всё в твоих руках – этому учат нас Учителя, одаривая энергией своей мудрости, этот опыт мы должны передавать.

- Ты не говорил мне этого раньше. Почему?
- Потому, что этот механизм спрятан у тебя внутри. Он спит, но мы разбудим его – вместе с памятью!

- Я бездарная ученица, Силь! Я чувствую страх и боль, и больше ничего! Они меня разрушают!

- Терпение, Ами, наберись терпения! - Силь с жалостью погладил её по голове. – Страх постепенно превратится в свою противоположность. А это есть Сила!

- Ты неправ, Силь. Страх, как и боль, не раскрепощает, он унижает и уничтожает. Он учит лишь одному – ловчить и скрываться, лгать и предавать, ненавидеть и злобиться. Учит воевать. Война давно закончилась, а ты вновь и вновь призываешь её, разжигаешь внутри и вокруг себя.

- Напротив, я учу её уничтожать её же методами. А боль, поделенная на двоих, вдвое меньше. Впрочем, у тебя ещё будет возможность открыть свой Путь и свой Метод, и при желании опровергнуть меня и старые учения – их необходимо время от времени свергать и обновлять. Иди ко мне, милая, и не бойся – я люблю тебя, я хочу сейчас любить тебя по земному, словно первый раз!..

Он снова самозабвенно дарил ей любовь и свет, почти как в первый раз – только с беспредельной нежностью и радостью, заменившими горечь и безнадёжность. Прозрачные глаза светились миром, и Амалия растворилась в нём. Ей вновь чудилось, что она летит между Небом и Океаном, и солёные волны, сплетаясь с душистыми потоками прохладного воздуха с гор, шепчут с восхищением: «Они ещё дети!..»

Вот Силь вскрикнул, точно раненая птица, его изуродованные руки затрепетали, и Амалия задохнулась от восторга и упоения – всё будет хорошо! Всё будет хорошо! Всё утрясётся…