Часть первая. Разведчик. Глава 1

Сжимая в каждой руке по револьверу, Данил вжался в угол и бессильно сел на корточки. Белая штукатурка, едва различимая в темноте, сыпалась с потолка, и пыль оседала сединой на его спутанных, давно не стриженых волосах. Ласковая, смертельная усталость смеживала Данилу глаза, и он впился зубами себе в руку, отчаянно отгоняя от себя дрему. Наверху шумели и топали механизмы, заставляя дрожать стены. Эти механизмы – они не были похожи на роботов, которых творит человек. Они будто бы были детищем эволюции стали, закономерный результат развития металлоидных, псевдоорганических предков.
Вдруг что-то зашевелилось в дальнем конце коридора. «Стоп! – сказал себе Данил, -  здесь нельзя думать». И принялся судорожно перемножать в уме трехзначные числа. Шевеление поутихло, но не прекратилось. Перейдя на четырехзначные, он проверил барабаны револьверов. Четыре в левом, три в правом. Пошатав языком разболтавшийся зуб, пересчитал количество оставшихся. Когда он дошел до перемножения единиц, держа в уме три числа, шевеление прекратилось. Отметив это в глубине сознания, Данил двинулся дальше по коридору.
«Четыре в левом, три в правом, десятая дверь налево».
По другую сторону двери обнаружилась маленькая комната. Здесь было светлее – окна выходили на мрачную улицу, и луна освещала старые развалины города, затихшего под плащом ночи. Все в комнате дышало страхом. Разбросанные книги вокруг сваленного на пол шкафа. Куча тряпья в одном углу – халаты, куртки, трусы, шторы, сорванные вместе с гардинами. Отгороженный столешницей другой угол, из которого воняло мочой и фекалиями. А около дальней стены – старое кресло с зеленой обивкой, вокруг которого валялись куски хлеба, которые еще не успели утащить крысы, фантики, клочки бумаги и другой мусор. А в кресле сжался комок страха – мальчик с широко открытыми глазами. В джинсиках, футболке, черно-белых изорванных кедах, прижимающий к груди бутылку и тряпичную куклу, сшитую из лоскутов. С пуговицами вместо глаз и широкими стежками ниток вместо улыбающегося рта. Комок страха. Страха, и больше ничего.
Никаких больше эмоций не остается в таких детях, которые живут месяцами, забившись в какой-нибудь закуток, довольствуясь во время острых приступов голода той нехитрой снедью, которую оказывается способен вообразить их неокрепший мозг. А после кратковременного насыщения голод вновь уступает страху. Данил не в первый раз встречал здесь людей. Не всех удавалось спасти. Но он никогда не навещал их. Большинство из них так и оставалось в психиатрической клинике. Медлительные, беспомощные, с пустым взглядом, они внушали Данилу непреодолимое отвращение, хотя он и понимал, через что им пришлось пройти. Отлично понимал. И многократно укорял себя за бездушие и цинизм, но побороть себя был не в состоянии. Куда уж тут навещать, а они, спасенные люди, зачем-то тянулись к нему, со своими благодарностями, подарками. А внутри были пусты. И сейчас мальчишка возбудил в Даниле лишь легкое раздражение и ноющую боль в затылке.
Медленными, плавными движениями Данил подошел к мальчику и достал из нагрудного кармана короткий шприц с транквилизатором. Мальчик вздрогнул, но не двинулся. «Теперь главное не промахнуться в этом сумраке», - сказал себе Данил. Тьма откликнулась и сгустилась, превратившись во мглу. Выругавшись сквозь свои редкие зубы, он ткнул по памяти в тонкую мальчишечью шею. Тот тихонько вскрикнул и, зажмурив глаза, вскоре обмяк. «Вот и славно», - пробормотал Данил, а теперь надо спешить. Взрывчатки не было. Ее пришлось возложить на могилу шагающего робота-танка, который спрыгнул на него возле входа в корпус. Не рассчитал, видимо, хоть и робот, и сломал одну свою ходулю при приземлении. Вот и не успел отползти от взрыва.
А сейчас придется обойтись без взрывчатки. Риск конечно, но не зря же он шестой год по этим Мертвым Городам таскается. Засветив шашку, Данил тщательно запечатлел в памяти комнату, затем, закрыв глаза, отчетливо представил ее. «Добро», - сказал себе и ринулся прочь. Потом, хлопнув себя по голове, вернулся, подхватил мальчика на плечо и помчался вдоль коридора. Сзади грохнуло, озарив коридор отраженным светом. От выхода его отделяло два лестничных пролета и широкая, просторная зала с высоким потолком и узкими, длинными окнами. А на улице ждет мотоцикл. Перемахивая через перила, Данил быстро оказался на первом этаже, в зале, оставалось пересечь ее, но тут воздух посреди комнаты дрогнул, и из воздуха соткалось уродливое существо с кучей щупалец и огромными глазами. Мальчишка поворочался на плече и простонал что-то. Ему снился сон.
«Быстро, ох быстро, - подумал Данил, - неужто уже быстрая фаза?» Существо было черное, склизкое и противное, щупальцами оно перегородило путь к выходу. Рта не было. Прикинув варианты, Данил бережно снял мальчика с плеча и положил на пол. Чудище надвигалось. Достав револьвер, он тщательно прицелился в глаз. Благо он был крупный, размером с тарелку, на которую выкладывают в ресторанах фруктовую нарезку. Данил выстрелил. Пуля вошла в глаз как в сплошное мясо. Гнилое мясо, подсказал Данилу нос. Он выпустил вторую. Тот же эффект. «Четыре в левом, три в правом. Или наоборот? Какая разница! Может еще взрыв?».
«Соприкосновение псевдореальностей невозможно», – сказал в его голове молодой прыщавый ученый в белом халате и с линейкой в кармане. Как же, помним, помним. Он тогда важно расхаживал перед ними по аудитории и писал на доске умные фразы. Плотность мысли, энтропия образа, квадрат расстояния. Как же, квадрат! А единица, деленная на квадрат, не хочешь? Данилу почудился белый халат в дальнем углу. «Стоп, - закричал он себе. –Еще чего не хватало, тебе же потом голову оторвут, нельзя думать!» Взявшись сразу за пятизначные числа, Данил безрезультатно разрядил оба револьвера в гниющую тушу монстра.
В тот момент Данилу пришел в голову только один выход. Он сел рядом с мальчиком и, сказав «прости уж, милый», отвесил ему звонкую пощечину. Чудище вздрогнуло и как-то удивленно посмотрело вдаль. Еще пощечина, Чудище съежилось и стало прозрачным, жалкий, жалостливый взгляд устремился на Данила. «А ведь оно живое, и хочет жить», - пронеслось где-то между рядами чисел на задворках мыслей. Пронеслось и застопорилось. А застопорившись, увеличилось и засверкало, словно неоновая реклама. «Сон разума рождает чудовищ», - подумалось ему. Да, рождает. Но даже если так, эти чудовища – наши дети. Им хочется жить, и радоваться, и смеяться, но чаще – плакать и разрушать. Пробуди разум ото сна – и быть может чудовища станут прекрасными, быть может, надо полюбить их, как в старой-старой сказке. И они станут прекрасными принцами и принцессами. Боже, как нам сейчас не хватает сказки! С добрыми феями, да, обязательно с добрыми феями. А еще с глупыми королями, впрочем, этого добра у нас навалом. Но феи – это обязательно, с волшебной палочкой, легковесные, в переливающемся платье. Ох, испоганят ведь фей, испошлят, даже думать противно, как испоганят.
Данил медленно повернулся лицом к существу и, приставив пустой револьвер к голове спящего мальчика, громко сказал:
- Если ты хочешь жить – брысь отсюда, или я его убью.
Долгие секунды неторопливо отмерялись ударами двух сердец, одно билось спокойно, другое яростно билось в грудную клетку, ища выход. Данилу показалось, прошло не меньше получаса. Зашелестели щупальца по каменному полу, и монстр забился в угол, подобрав свои конечности и освобождая путь. Не спуская с него глаз, Данил боком, вдоль стены, добрался до двери. Пинком распахнув ее, вырвался, наконец, на улицу. Скользнув взглядом по часам, он понял, что со взрыва прошло не больше пяти минут. Железяки скоро отреагируют, вот уже слышно, как они завозились на верхних этажах. Уложив мальчика в мотоциклетную люльку, Данил, дав полный газ, помчался домой.