Операция Кот в мешке. Глава 3. 1962г. Октябрь

                ОПЕРАЦИЯ
                “КОТА В МЕШКЕ”
                Кубинский дневник    

                ГЛАВА 3 1962 ГОД ОКТЯБРЬ
   Командир не отстает от нас с переселением, действуя при этом через Дурнева. Я разговариваю с Белкиным, решаем поставить для нас имеющуюся у него в запасе лагерную палатку, предназначенную для штаба. У нас нет желания переселяться к Белкиным — трудно себе представить две семьи в одной маленькой палатке. Ставим палатку. Не дооборудовав ее, я уехал в дивизион, Таня же заболела москитной лихорадкой. В это время командир показывает свою власть; не без участия Пети (для медпункта понадобилась третья палатка), ее быстро снимают и ставят у санитарной части. Дальше упорствовать бессмысленно, да и жить на кухне нельзя, так как там полно тараканов и очень шумно. Скрепя сердце, переселяемся к Белкиным.
   В это время я разочаровываюсь в фельдшере Сомове, которым когда-то восторгался. Парень стал зазнаваться, мы ему как начальники не нравимся. По поводу лечения своих лишаев устроил настоящую истерику. На каждое наше слово отвечает десятью.
   Чувствую, что это неформальный лидер в санчасти и что мы с ним еще намучаемся. Фельдшер Ликаренко Витя — грамотный, безотказный работник. Фельдшер Войтенко Сергей — ни рыба, ни мясо, ленив и многословен. Медсестра Язепова Клава, длительное время не работавшая, всё перезабыла, не спешит с овладением инъекциями и другими процедурами, подхалимка. Медсестра Петрова Надя работает хорошо и добросовестно. Санитарный инструктор Мирошниченко Коля — трудолюбивый, добросовестный парень. Начальник аптеки Ворона Саша чудит, очень неразворотлив, не пробиваем, всех раздражает. Вот люди, с которыми мне придется работать, несмотря на их недостатки и достоинства.
   Таня не ладит с Дурневым — это началось еще с поезда. Этот мелочный, обидчивый, мстительный человек ничего не забыл и теперь потихоньку ее жалит. На две недели Таня уезжала в дивизионный лазарет на учебу к стоматологу, после чего приступила к работе. После такой «длительной» подготовки да с тем примитивным оборудованием, которое у нас имеется, надо иметь мужество рискнуть работать зубным врачом. Чего только стоит ножная бормашина! Я очень переживал за нее, но она оказалась на высоте положения. И вот Петя в этот очень трудный для нее период становления предъявляет к ней какие-то повышенные требования, высказывает недовольство. Очень «деликатный» начальник!
   По прибытии на Кубу среди наших началась мода наряжаться под кубинцев: отращивать бороды, носить соломенные сомбреро, брюки в сапоги. Но русские лица безошибочно просматривались через этот наряд. Вскоре на таких «кубинцев» начались гонения начальства — мода закончилась.
   Между тем, с середины октября над Кубой начали сгущаться черные тучи. Американцы с большим опозданием, наконец, убедились в том, что здесь имеются советские войска. Больше того, они узнали о размещении на Кубе наших стратегических ракет среднего радиуса действия и бомбардировщиков ИЛ-28. В США началась паника, газетная истерия, бегство населения с юга на север. Наши выступили с заявлением, что на Кубе действительно имеется оружие оборонительного характера и некоторое количество военных специалистов, помогающих овладеть им. Началась перебранка между Стивенсоном и Зориным в ООН, где американцы продемонстрировали фотографии наших ракет на Кубе. О наличии здесь стратегических ракет заявил и президент Кеннеди, что Зорин назвал «большой ложью президента». Военный психоз в США нарастал. Впервые за свою историю американцы почувствовали, что война стоит у их собственного порога. В США запахло порохом.
   К двадцатым числам октября на подступах к Кубе, на юге США, началась форсированная концентрация крупных соединений военно-морского флота, военно-воздушных сил, парашютных частей и морской пехоты. Прибыло пополнение на военно-морскую базу США на Кубе Гуантанамо. Начались крупные военные маневры в Карибском море.
   Надо сказать, что в это время мы переживали напряженные дни. После прибытия на Кубу нам было приказано за 10 дней стать на боевую готовность, что мы и сделали. Не всё поначалу ладилось в техническом дивизионе с ракетами, которые не хотели взлетать в этом жарком влажном климате. Проблема эта была решена. Началась подготовка к сухопутной обороне, рытье окопов и траншей. Петя нас уверял, что самое главное на войне, в частности, во время бомбардировки — это укрытия, окопы и траншеи. «Американцы умеют бомбить», — говорил он. Мы тоже отрыли за санчастью траншею, которая вскоре наполнилась водой, по поводу чего было много шуток. Ночью приходилось спать с оружием, в командировки ездили с оружием и обязательно с кубинской охраной, а Петя брал с собой еще целую свиту, вооруженную карабинами. Поговаривали об активизации контры. Кубинский водопроводчик, работавший в одной из частей нашей дивизии, хотел взорвать наш склад с вооружением, но был вовремя разоблачен.
   22 октября Кеннеди объявил об установлении морской блокады Кубы. Кроме того, американцы привели в полную боевую готовность все свои вооруженные силы, в том числе войска в Европе, Шестой флот в Средиземном море, Седьмой флот у Тайваня. Для нападения на Кубу было выделено несколько парашютно-десантных, пехотных и бронетанковых дивизий, насчитывающих около 100 тысяч военнослужащих. К берегам Кубы было выдвинуто 183 корабля с 85 тысячами морских пехотинцев. Высадку должны были прикрывать несколько тысяч боевых самолетов. В воздухе постоянно находилось около 20 % стратегической авиации США с водородными и атомными бомбами. В вооруженные силы были призваны резервисты. В полную боевую готовность были приведены войска союзников США. Перед лицом всего этого наше правительство поручило Министерству обороны привести все наши войска в полную боевую готовность. Наши подводные лодки заняли указанные им места. Было задержано увольнение старших возрастов из стратегических ракетных войск, войск ПВО и военно-морского флота, были отменены отпуска. 23 октября Советское правительство сделало заявление в связи с морской блокадой Кубы, в котором было сказано, что мы не будем мириться с пиратскими действиями американских кораблей в открытом море и в этих целях примем должные меры. Однако нашим кораблям с войсками, идущим на Кубу, пришлось всё же повернуть назад4. США не унимались. Между Хрущевым и Кеннеди произошел обмен посланиями.
   Скажу при этом, что многого из описываемого мною здесь мы тогда не знали. Мы слушали одно тревожнее другого сообщения нашего радио, жили в напряжении и ожидании, в то же время нас не покидала мысль о благополучном исходе. Никто не впадал в панику, кроме отдельных шкурников типа нашего Пети. Он дошел до того, что перед нашими ребятами начал извиняться за свои «грубые неуместные замечания». Мне же он как-то сказал: «На войне пули часто летят с тыла». Чувствуется опытный фронтовик! Нам для подкрепления дали всех женщин части. Мы потешались над этим подкреплением. Участились тревоги, усилилась боевая готовность. Мы, молодые, не нюхавшие пороха и успевшие позабыть прошлую войну, всю эту остроту воспринимали спокойно, даже с гонором. Сыны погибших в Отечественную войну отцов без раздумий готовы были принести себя в жертву черт знает чему. Особенно всё это ощущалось в ракетных дивизионах, где ребятам не терпелось испытать наши ракеты на американских самолетах.
   27 октября за несколько часов были отмобилизованы сотни тысяч кубинцев. Тогда же поступила информация из кубинских и других источников, что в течение 2-3 дней будет осуществлено нападение на Кубу. Мир подошел к грани ядерной катастрофы. Наш народ стоял у края пропасти, не зная об этом.
   Хрущев направил послание Кеннеди с согласием убрать наступательное оружие взамен на обязательства не нападать на Кубу и вывести ракеты с Турции. США согласились снять морскую блокаду и не вторгаться на Кубу, о ракетах же в Турции пообещали вести переговоры в будущем.
   26 октября, в самый пик напряженности, начальство додумалось меня, одного из двух врачей части, направить в ненужную по существу командировку в Банес, в дивизион Герченова. Там я стал свидетелем того, как 27 октября, кстати говоря, очень не вовремя, в начале только что начавшихся переговоров с американцами, был сбит американский самолет У-2. Потом не могли толком выяснить, кто же дал на это команду: Москва, наш командующий Группой или командир дивизии. Сделано это было, по-видимому, не без нажима кубинцев.
   А дело было так. Только собрались мы уезжать домой, как в дивизионе объявили тревогу. Мы решили подождать и посмотреть. Полил дождь. Вдруг одна из ракет срывается с пусковой установки. Мы в недоумении. Через 40 секунд вторая ракета уносится в облака. Самолета не было не видно и не слышно. Играют отбой тревоги. Бежим к станции наведения. Узнаем: летел самолет на высоте 21000 метров, была дана команда его сбить. От первой ракеты он заколебался, но продолжал лететь, от второй частями полетел вниз. Поздравляем офицеров с победой. Едем домой, по дороге встречаем две машины ГАЗ-69 с русскими и кубинцами. Нас спрашивают: «Что случилось в дивизионе?» Мы всё рассказали. Нас приглашают посмотреть место падения ПРД (пускового ракетного двигателя). В небольшой деревушке полно народа, метрах в трех от магазина лежит ПРД. Кубинцы сначала приняли его за самолет. Поехали искать второй ПРД и самолет, а мы — домой. Потом нашли самолет и останки 35-летнего пилота ВВС США майора Рудольфа Андерсена. Его прах позднее был передан американцам5.
   Шума и радости этот самолет наделал много. К Герченову потянулась вереница начальства. Начали раздавать подарки: кому много, а кому — ничего. Несколько человек были представлены к правительственным наградам.
   В период после установления морской блокады мы в шутку беспокоились лишь о том, что нам из Союза не будут подвозить продукты и что придется перейти на банановую диету, прелесть которой мы перед этим уже немного испытали.
   После согласия США острота кризиса миновала, все вздохнули с облегчением.
   29 октября в Нью-Йорке начались переговоры между представителями СССР с США при участии Генерального секретаря ООН У Тана. От нас там был заместитель министра иностранных дел СССР Кузнецов.
   Начался вывоз наших ракет, атомных боеголовок и самолетов ИЛ-28.
   Кубинцы были возмущены таким поворотом событий, осудив единолично принятое Хрущевым без их ведома, за их спиной решение. Они считали, что СССР больше обеспокоен решением вопросов своей безопасности — выводом американских ракет с Турции. Гарантии американцев о ненападении на Кубу они считали ненадежными. Фидель Кастро выступил со своими «5 пунктами» урегулирования конфликта, потребовав от США полного прекращения подрывной деятельности против Кубы и возвращения отторгнутой от нее военно-морской базы Гуантанамо. Американцы отвергли требования Фиделя. Наши расценили возмущение Фиделя как желание, образно выражаясь, сидя на ракете, делать свою внешнюю политику, строить свои отношения с американцами.
   В Москве было принято решение направить в Гавану Микояна для ведения переговоров с кубинским правительством параллельно с переговорами в Нью-Йорке. Микоян, оказавшийся на Кубе во время смерти своей жены и не сумевший уехать ее похоронить, долго уговаривал кубинцев, но так до конца и не смог их переубедить.
   На Кубу прилетел У Тан. Он просил разрешения посмотреть наши демонтированные ракеты, что не представляло из себя ничего особенного. Это ему не разрешили. Пришлось с целью своего рода инспекции пойти на облеты американцами территории Кубы на низких высотах, что мы и наблюдали потом, возмущаясь такому нахальству американцев. Реактивные американские самолеты на бреющем полете проносились над нашими военными объектами, которые были ими все засечены. Было жутковато. Кроме того, мы разрешили посмотреть демонтированные ракеты уже в море, на кораблях.
               
                На фото-личный состав части с кубинскми солдатами.В центре-
                автор книги с женой Таней слева.