Собака моя первая

     Как-то зимой, наверное, все-таки с разрешения отца, а не по собственному хотению, отправился я к дяде Володе Окорокову за щенком от его собаки. Окороковы жили на противоположном берегу реки Шешупы, так мы называли нашу речку, а правильное ее сохранившееся немецкое название Шешуппе. Их усадьба, располагавшаяся на возвышенности, была сплошь окружена вишневыми и сливовыми садами, и в мае месяце, когда эти сады расцветали, напоминала белое облако, зацепившееся за зеленый берег.
      Выбрав из шевелящейся кучи щенят самого крупного и шустрого, я под строгим пристальным взглядом мамы-суки сунул это попискивающее существо за пазуху и отправился домой. Путь был неблизкий, более двух километров, практически без дорог. Да еще надо было перейти по льду замерзшую реку, выбрав место, где течение поспокойней и лед крепче, ведь на перекатах река почти никогда не замерзала, если в только очень сильные морозы.
     Изрядно замерзнув, я добрался до дома и, достав тихонько попискивающего щенка, протянул его отцу и с гордостью заявил: «Вот, смотри, кого я принес. Какой он крепкий и красивый. Я назвал его «Джульбарс». Отец взял щенка за шиворот, повернул животом к себе и сказал: «Молодец, только это не Джульбарс, а Джулька!» Меня это особенно не расстроило, ну Джулька и Джулька, все равно это моя собственная собака.
     Так в нашей семье появилась, как я ее называл полугончая, то есть неизвестных кровей собака. Хотя экстерьером ( это я сейчас такое умное слово знаю) она была очень похожа на настоящую русскую пегую гончую.
      Излишне говорить, что она стала моей неизменной спутницей в нескончаемых походах в лес за грибами-ягодами, на речку за рыбой. Пока мне не исполнилось двенадцать лет мы с ней на пару помогали отцу на охоте. Прочесывали кусты и бурьяны, пытаясь выгнать зайцев под выстрел. Наперегонки плавали за сбитыми утками на реке и в озерах, отыскивали добычу в густой траве. Ищейкой Джулька была прекрасной, смело забиралась в любые заросли и болота, легко распутывала заячьи малики, и, коротко взлаяв, остервенело гоняла русаков. Но у нее был огромный недостаток, точнее порок – она гоняла зайцев без голоса. Но так как зайцев в ту пору было великое множество (зимой в лесу можно было ходить по заячьим тропам,  не проваливаясь в снег) некоторые из ушастых попадали под выстрел. У местных охотников было такое негласное правило – пока по зайцу на брата не добудут, домой не идут.
     Была Джулька незлобива, но подранков ловила и моментально душила. Хотя никогда не рвала и не сжирала втихаря, как это нередко случалось с другими гончими. Но вот кабаны вызывали у нее неописуемую ярость. Она смело бросалась на зверя любого размера, норовя закрутить, постоянно прихватывая за гачи. Эта звериная страсть однажды чуть не привела ее к гибели.
     Атакуя секача в зарослях мелких елочек, она бросилась секачу на спину, а постоянный напарник отца по охоте Алексей Китаев выстрелил по силуэту через кусты Выстрел картечью почти в упор достиг цели, кабан завалился набок, но три картечины попали в собаку. Две картечины в ногу, а одна в туловище. Скорее всего это были картечины, отрикошетившие от веток, так как ни одна из них не пробила собаку навылет.
     И вот тут я никак не могу понять поступок охотников, тем более моего отца. Они разделали кабана, разложили мясо по рюкзакам и спокойно отправились домой, а раненую Джульку оставили в лесу. Не пристрелили, не попытались унести собаку, а просто бросили, бросили умирать медленной мучительной смертью. Представляете, какими глазами глядела вслед удаляющимся фигурам предательски покинутая собака. Почему – то и на следующий день не пошел за ней. Шут с ним с мясом, его можно подвесить повыше на деревьях и забрать позднее на следующий день. Ничего с ним бы не случилось, ведь была зима. Да в конце концов это мясо можно было бросить совсем, не первый был кабан и не последний и попытаться спасти собаку. Сделать носилки или положить ее в рюкзак и нести по очереди. Нет, бросили ту, кто верой и правдой служила им несколько лет. Этот их мерзкий поступок до сих пор острой занозой сидит в моем сердце. Да, охота по зверю тяжелое и порой жестокое занятие. Гибнут собаки, а порой и люди, но нравственный аспект отбрасывать нельзя.
      Горю моему не было предела. Я перестал разговаривать с отцом, а все его объяснения только обостряли мою боль.
     Прошло несколько дней. Я учился в то время в четвертом классе, и вот однажды прямо на урок ворвался мальчишка с отчаянным воплем: «Санька! Ваша Джулька к Кузнецовым приползла!» Конечно,  я мгновенно сорвал с вешалки пальтишко и шапку и бросился к дому Кузнецовых. Кузнецов Дмитрий Гаврилович был председателем  охотничьего коллектива местных охотников. И раненная голодная собака, проделав ползком многокилометровый путь из леса, перебралась по обледенелому бревну, из которого состояла переправа через речку, а бревно опиралось своими концами на бетонные обломки взорванного в войну немцами при отступлении моста, пересекла треть поселка и остановилась только на крыльце знакомого охотника.
     Погладив исхудавшую со слезами в умных несчастных глазах собаку, я бросился домой, быстро прибил к санкам деревянный ящик, набил его сеном, и мы с мамой перевезли Джульку домой. Более двух недель мы отпаивали ее бульоном из соски, потом стали понемногу давать творог, мелко нарубленные яйца, небольшие кусочки вареного мяса. И произошло чудо – собака поправилась. Хотя картечины так и остались в ноге и боку, она только слегка прихрамывала.
      Через год в двенадцатилетнем возрасте я самостоятельно охотился вместе с ней. Она также настойчиво, но молча гоняла зайцев, прекрасно обучала молодых собак, которых время от времени к не подпускали. А на кабанью охоту я отцу ее больше не давал, вплоть до скандалов.
      Может поэтому, а может по какой другой причине, отец отдал ее кому-то из знакомых охотников, даже не сказав мне кому. Но даже находясь у другого хозяина, она сумела меня однажды выручить. Всем известно, что до двенадцати лет охотничьи билеты не выдают, и мы с приятелями охотились без каких-либо документов. Приходилось, преследуя зайца, стараться самим не оказаться в роли добычи охотинспектора. Мы ходили с оглядкой, дороги для нас не существовали, все кругами да огородами, даже по темноте. И все – таки один раз я попался. Общественный инспектор, по фамилии Янковский, подстерег меня на выходе из леса. Как черт из табакерки, он выскочил из-за большого куста можжевельника, схватился за мое ружье, разрядил его выстрелами, нажав на спусковые крючки, и за пару секунд выкрутил оружие из моих рук. Сразу же начал задавать множество вопросов: кто, зачем и по какому праву, но тут из находящегося рядом оврага выскочила моя Джулька и бросилась лапами мне на грудь. Янковский опешил, откуда ты знаешь эту собаку, а она тебя? Да ведь это моя собака Джулька, отвечаю ему. Видно отец тебе ее отдал. Так ты Косульников? Конечно, Косульников, кого же так эта собака будет приветствовать? Тогда ладно, сразу подобрел инспектор, забирай ружье, свободен, и только поосторожней. С этими словами он вернул мне ружье и пошел своей дорогой. А я пошел своей.
     Больше я никогда не встречал мою первую собаку Джульку, она же Джульбарс, но помню ее очень хорошо.
                Александр Косульников. г. Москва, январь 2018 г.
на фото Джулька со своим сыном Рябчиком