Синеглазка

Из каюты доносился женский крик и стоны. Это место обходили стороной.
Когда была война, Анна Сергеевна Ноткина, бывшая пианистка Московской филармонии, была беременна. Пятый месяц шел, когда всех артистов собрали на станции «Театральная» Московского метрополитена. Ее еле-еле вперед протолкнуть, чтобы не дай Бог не повредить плод ребенка, который в ней начинал свою жизнь. Спустя еще четыре месяца и родилась Катя.
Роды были тяжелыми. Метро только начинало что-то осваивать, чтобы совсем не скатиться в первобытное общество. На «Театральной» было трое врачей, на удачу, один из них оказался опытным акушером и, не смотря на то, что роды были тяжелыми, ребенок родился здоровый, а мама осталась жива. Отец хотел мальчика, чтобы было интересней на рыбалку ходить, бегать по утрам, да и учить его всем «плохим», то есть, хулиганским штукам, например, как снежки на потолок вешать, чтобы к учителю-географу за воротник упало и тот орал потом, как оперная певичка. Но это было до войны. Но родилась девочка, которую назвали Катей.
Долго же он праздновал в баре ее рождение! И рад был, и плакал.
- Да чего ты, Володя? – спрашивал Алексей, молодой сталкер, который был его подчиненным.
- Я же мальчика хотел… А родилась…
- И что? Радоваться надо! Может, хоть сейчас мир будет. Девочки родятся к миру.
- Да сам знаю. Зато на меня похожа, вылитая я в детстве. И глазки голубые.
После последнего предложения Володя еще больше заплакал.
- Только вот жаль мне, Леха.
- Чего жаль?
- Она не увидит солнца и пения птиц. Эх, ну… Еще по одной?
Детства с игрушками у Кати не было. А нет, у нее были игрушки: две машинки, которые Володя добыл, находясь на поверхности, на которую специально вышел, чтобы дойти до магазина «Детский мир» и хотя бы несколько игрушек набрать. А также – мягкий мишка, которого смастерила ее мама. Да и детство у нее было хорошее. Росла она, на удивление, здоровой и жизнерадостной девочкой. Родители называли ее Синеглазкой. Она очень похожа на отца, лицом полностью в него пошла: и синие глаза, и носик, и щечки – все папино.
- Гляди, мать! – обращался к Анне Володя. – Какая у нас дочь жизнерадостная растет.
- Это да. – улыбалась в ответ она, а потом печально: – Жаль, что она солнца не увидит.
Услышав разговор их, дочка сразу заинтересовалась:
- Мама, папа, а что такое солнце?
- Солнце?
- Солнце, - начала мать. – Ну, это такой большой круг, который излучает тепло и свет. Он есть жизнь. Это большое счастье его видеть. В некоторых странах оно было, как Бог. С утра и до вечера.
- Не уж то! Каждый день видеть Бога! А что такое Бог?
- Это ты потом поймешь. – ответил ей Володя.
- А где оно, солнце?
- На верху. – ответила Анна, немного с сожалением.
Шестилетняя на тот момент Синеглазка была удивлена, что есть другой мир, помимо туннелей метро.
- А мы где живем? Где метро находится?
- Внизу. – ответил Володя.
- Внизу?
- Да…
- Вот бы раз увидеть солнце! – замечталась Синеглазка.
- Нам всем хочется увидеть его. – сказал ей отец, обняв за плечо и Анну, и ее.
Прошло четырнадцать лет. Синеглазка уже повзрослела и теперь она не просто Катя, а Екатерина Владимировна. Она многому научилась: читать, писать грамотно, шить и также начала вести кружок рукоделия, тем самым помогала присматривать за детьми сталкеров, а также обладала очень хорошим зрением, за что в тире ее прозвали Меткой. Она изменилась, стала очень сильно похожей на мать, но единственное, что осталось неизменной в ней, так это две вещи: голубые глаза и мечта увидеть солнце.
К тому времени она уже знала многое о поверхности, но только из рассказов своего жениха, сталкера Димы. Он ей рассказывал о мутантах, которые бродят по Москве, об аномалиях, особенно любил рассказывать о перестрелках с бандитами, но больше всего она просила рассказать о солнце.
- Ты, как маленькая, ей-богу! – подмечал Дима.
- Ну, пожалуйста, расскажи! – умоляла его Синеглазка. – Расскажи.
И он рассказывал ей о солнце. К сожалению, он не обладал даром красноречия и про солнце сказы были более чем однообразными, но Катя слушала его во все уши и все время думала про себя: «Вот бы увидеть вживую».
Дима замечал, что она мечтает увидеть солнце. Ей не хватает живого света, хотя она и не видела его никогда. И не мог больше смотреть на то, как она любуется горением свечи из керосиновой лампы, представляя, что так светит небесное светило.
В один из таких дней он все же решился. Она сидела в тот момент в своей палатке и заканчивала вышивку, как вдруг Дима вошел с мешком, в котором что-то гремело.
- Катя, собирайся.
- Куда?
- Я тебе тут принес одежду на вылазку наружу. – он достал из мешка новенький бронированный костюм сталкера. – На солнце смотреть будем. Только возьми пистолет.
«Вот это да!» - удивилась Синеглазка. Для нее это было сюрпризом.
- Дима, ты серьезно? – переспросила она. – Я не сплю ли…
- Не спишь. – усмехнулся Дима. – Могу ущипнуть.
- Ты сейчас не шутишь? – сказала Катя. – Мы правда идем смотреть на солнце?
- Когда я шутил?
И в правду, он никогда не шутил. Он очень серьезный молодой человек. Даже не улыбался никогда.
- Пошли. – поторопил Дима ее, как будто боялся не успеть.
- Сейчас, дай переоденусь. – немного опешила его она.
- Хорошо.
Переоделась она, для девушки, довольно быстро. Даже тяжесть костюма не помешала ее мечте. «Я увижу солнце, я увижу солнце!» - повторяла Синеглазка, чуть певуче.
- Я готова! – доложила она, медленно выходя из палатки.
- Пистолет взяла? – спросил Дима. – Все же там не безопасно.
- Да взяла, взяла. – торопливо ответила Синеглазка. – Даже зарядила и еще патронов взяла.
- Молодец моя. – сказал он ей, потрепав за волосы. – А теперь одевай шлем и пошли на дрезину.
Для подстраховки они взяли Эдуарда, двоюродного брата Димы. Он был высок и телосложением крепок и постоянно ходил на краю ножа, из-за чего все его лицо было покрыто шрамами. Всю дорогу он молчал. Эдуард отличался своей молчаливостью. Два брата-акробата: Дима и Эдуард. Один не улыбался никогда, а другой молчит постоянно.
- Ах, да, держи. – сказал Дима Синеглазке, протягивая ей противогаз с фильтрами. – Тем воздухом дышать нельзя. Заражен.
- Хорошо.
- Как выйдем на поверхность, надо будет его одеть сразу.
- Да поняла я.
Они поехали на станцию «Охотный ряд», которая имела выход на поверхность. В этот день выход на поверхность с «Театральной» была закрыта по техническим причинам: «электричество кончилось», как бы выразился Косой из фильма «Джентльмены удачи». Случилось замыкание и местные мастера  приступили к починке. А пока что сталкерам приходилось ехать на соседний «Охотный ряд».
Проход на станцию «Охотный ряд» для Димы был открыт, так как он являлся гражданином Ганзы. Даже Четвертый Рейх не имел права и не мог его казнить за так называемую «диверсию». А также родственные связи ему помогли спокойно передвигаться по Красной линии. Эдуарда все знали и поэтому, кто бы с ним не шел, все знали, что с ним надежный человек.
Без разговоров троицу пропустили на станцию и даже у Кати не попросили паспорта, так как по ее лицу было написано, что она красная гражданка.
- Ладно, проходите. – сказал дозорный с родинкой на левой щеке и все остальные, по его приказу, приготовились стрелять. В такой момент лучше быть наготове, так как в любую секунду может выпрыгнуть мутант.
- Одевай противогаз. – приказал ей Дима и Синеглазка одела его.
Они вышли на поверхность. Сквозь разбитое стекло пробивался свет. Эдуард постоянно оглядывался, так как ему надо быть на подстраховке у Димы и Кати-Синеглазки, чтобы ни одна тварь не подходила к ним, особенно упыри и демоны.
- Сразу тебе скажу, Кать… - начал вдруг Дима. – От входа на станцию лучше не отходить. Сверху драконы летают, а они очень опасны. Как библиотекари. А под крышей и столбами безопасней.
- Хорошо. – послушно ответила Катя. – А солнце будет видно?
- Будет. – кратко ответил он. – Выходим. Эдуард, дуй за нами.
Они вышли на улицу. Они видели весну. Ядерная весна намного короче, чем зима и такие дни могут являться благодатью для сталкеров, так как можно найти находившиеся под снегами артефакты, по типу, запчастей, неиспользованных фильтров. Распускались цветы. Это удивительно. Природа продолжала жить не смотря на заражение воды и земли. Распускались васильки. Синеглазка их видела тоже в первый раз и тут она посмотрела на небо: а там ни одного облака, только синева и ярко-желтое солнце, которое слепило глаза. Ее глаза не привыкли к такому и она сразу прищурилась.
- Как же жжется! – сказала она, закрывая рукой стекло противогаза.
- Ты обвыкнись, а потом уже смотри. – посоветовал ей Дима.
Она снова взглянула на солнце и почувствовала необычайный прилив эмоций. То чувство, когда то, что ты видишь на картинках детских книжек, вдруг вживую перед твоими глазами встает.
- Вот оно какое… Солнце! – улыбнулась она, смотря вверх.
- Да, это солнце. – ответил Дима.
- Какое оно красивое! Живое! Ах, как же хорошо!
Она стояла и смотрела на солнце. Ее вдохновению, восторгу и радости не было предела, а Дима… А что Дима? Он впервые в жизни улыбнулся. Да и как тут не улыбнуться, когда видишь, что мечта близкого человека исполнена? Может, это и есть смысл жизни – иметь мечту, - но кто сказал, что смысл жизни не в счастье? Тогда он понял, Эдуард понял, что такое улыбаться и быть счастливым.
Было все спокойно. Живыми они вернулись домой.
Диме никогда не забыть обратный путь на «Театральную». Все также спокойно, без преследований фашистов, мутантов и бюрократической проверки документов с ее учетами и тому подобными причудами. Эдуард правил дрезиной, словно конем, а он сидел и обнимал спящую Катю. Ее синие глаза сомкнулись и сладком сне. Смотря на ее улыбку, Дима тоже улыбался и гладил ее по русо-шатеновой косе.