Отрочество. часть вторая

Сейчас, когда я пишу эти строки, на экране телевизора идёт фильм с участием
Ричарда Гира и Синди Кроуфорд. Сценка в ресторане - подают жареных улиток под французским соусом и я вспомнил, что в военные годы, живя в оккупированной немцами Ялте, я тоже ел улиток, только это были не деликатесы. В бабкином огороде было около сорока кустов винограда и я частенько ждал дождя, чтобы собрать виноградных улиток. Эти моллюски и по форме, и по величине отличаются от обычных серых улиток.
На входе в огород, под шелковицей, у нас была летняя кухня - небольшая плита с кружкАми. Я раскладывал раковины на раскалённую плиту, моллюски выползали из нагретых раковин и тут же зажаривались. Достигнув готовности, тушка отрезалась ножом от раковины и плиты, посыпалась солью и отправлялась в рот под кусок кукурузного хлеба. Такого в ресторанах не подают,хотя я, возможно, отстал от жизни - сейчас подают чёрт знает что, но из-за дороговизны я, пенсионер, теперь в рестораны не хожу. Мускулистая нога улитки, собственно, её тело - довольно вкусная вещь, ведь недаром она считается за бугром деликатесом, но тогда, в голодные военные годы это была вынужденная необходимость и многие ели их, преодолевая отвращение, но я ел с удовольствием, каким-то внутренним чутьём угадывая её особую съедобность. После освобождения Ялты от фашистов начались чистки, аресты и беспредел новых властей. Почти в каждом из побывавших в оккупации новая власть видела чуть ли ни врагов народа, предателей Родины, пособников врага и завербованных гестапо агентов. Это чувствовалось при посещении учреждений, где надо было указывать фамилию, особенно после депортации нацменов.По несколько раз надо было её повторять, ибо на тебя устремлялся удивлённый взгляд чиновника, переспрашивающего: КАК?  Обмен или получение любой справки сопровождался волокитой и бюрократическими проволОчками. Начались вызовы мамы в НКГБ для допросов и опознаний каких-либо лиц, их деятельности и степеней связи с оккупантами. Вызывались и допрашивались лица для дачи показаний о самой нашей семье и маме лично. Тут надо ещё упомянуть о том, что при отступлении немцы подожгли и уничтожили все цеха и хоз.дворы своей хозяйственной инфраструктуры,
где успели.  Я уже упоминал, что два моих дядьки работали в немецкой строительной организации MARINEBAUMSTELLE, занимавшейся береговыми укреплениями и при отступлении немцы  подожгли  лесопилку. Дядьёв сразу же забрали в рабочий батальон и отправили к чёрту на кулички.Вскоре, вслед за татарами, были высланы
 греки, а поскольку оба дядьки были по паспорту греки, возвращение их в Ялту затянулось на долгие годы. Мама была по паспорту русской - бабка Прасковья Емельяновна Немыкина, хоть и носила фамилию мужа Зиганиди, была русской даже по внешнему облику и мама при получении паспорта в графе национальность была записана как  русская, что и спасло нас от депортации. Однако, дедова фамилия
висела над нами как Дамоклов меч. Вскоре была отправлена на лесоповал в бахчисарайский район и мама  вместе с другими работниками парикмахерской, в основном, женщинами. Мама пробыла на принудработах два месяца и когда вернулась, мы возвратились в свою квартиру на Морской.
И вот маму начали вызывать в ГОССТРАХ(так за глаза называли НКВД и НКГБ, причём по ночам - на 2 - 3 часа ночи. Как потом выяснилось, дядьёв тоже таскали по Особым Отделам их подразделений и тоже издевались морально. Применялись ли к ним методы физического воздействия - мне не известно. О них у меня более подробно рассказано в опусе "Братья". Самое интересное, что маму, которая не работала в Маринебаумштелле, тоже спрашивали, действительно ли немцы сами подожгли лесопилку, может её подожгли патриоты, желая "насолить" врагу, на что мама заметила - какому идиоту это придёт в голову, если немцы уходят, а лесопилка нужна будет городу. Кто-то из начальства, видно хотел лишнюю звёздочку на погоны или выявить "героев подполья", чтобы попасть в анналы.
В такой "жизнеутверждающей" ауре мы дождались конца войны и в в первых числах июня 45-го года домой вернулся отец - живой и здоровый.
Следует упомянуть и о некоторых подробностях, касающихся нашей родни по маминой линии. После освобождения Ялты в апреле 44-го года в конце июня в Ялту вернулся
брат мамы, мой дядька Константин, тоже грек по документам. Его пропустили в город
только потому, что у него на руках была справка из госпиталя о наличии туберкулёза в открытой форме. О нём тоже есть справка в опусе "Братья".
Вот с ним мама хлебнула - его не могли прописать как грека и маме помог   прибывший с Дальнего Востока новый начальник Милиции Бартышев, у которого там работала секретарём моя двоюродная сестра по отцовской линии.
Дядьке сделали паспорт, где в графе национальность уже было указано, что он русский - на это ушли золотые часы отца, которые мама берегла всю войну, хотя были ещё более крутые времена, и его костюм. Мама прописала брата на Морской, хотя он жил у своей матери в селе Аутка, но там не давали хлебных карточек, а на работу шофёром его никто бы не взял с открытой формой, так что ложись и помирай.
К сожалению, при отсутствии диетического и усиленного питания и необходимых препаратов дядька в 47 году умер и был похоронен на греческом кладбище рядом с могилой своего отца - моего деда. Ныне это кладбище не существует, там теперь микрорайон (район Роддома). Ещё раньше начальника Милиции в город прибыл бывший
до войны предисполкома Никишин (имя ,отчество не помню)Его супруга была маминой клиенткой и он очень дружелюбно относился к маме. Как-то в приватной беседе он пообещал маме, что к годовщине Октябрьской Революции в Ялте на Набережной зажгутся все фонари. Слово своё он сдержал. К сожалению, он не дожил до конца войны - в канун Нового Года (с 44-го на 45-й) он погиб от рук бандитов - его сбросили с ул.Садовой (в районе часовой башни) на спортплощадку с высоты около 20 метров, предварительно оглушив по голове и ограбив, поздно вечером, когда он возвращался домой с работы и без охраны. На этом я заканчиваю очень важный период в истории города и нашей семьи.