1 МАЯ

                1 МАЯ
Естественно, что ребёнками мы не знали ни про рабочий класс, ни про солидарность, но наступал праздник 1 Мая, улицы наполнялись яркой музыкой, а дома нам выдавался один рубль, с которым мы и бежали на улицу Горького в Москве. Мы, это рождённые после войны дети.
Сегодня вернулось прежнее название улица Первая Тверская Ямская, но и улица Горького осталась, и на Первое мая становилась улыбчивой, неторопливой людским счастьем присутствия на празднике. В руках у женщин искусственные цветы, флаги и транспаранты у мужчин. Все одеты по-праздничному, и как будто отдохнувшие. У некоторых на руках маленькие дети. Всё звенит голосами и подхваченными словами песен. Улица забита шеренгами заводов и фабрик и отделялись друг от друга эмблемой завода или  института. Все шли на Красную площадь. И почему-то всегда было солнечно. А мы, дети, с нашими рублями выбирали, как их потратить. Это же целый рубль! На тротуарах у стен домов было всё, о чём можно было мечтать. Тёмные лицом женщины в широких ярких юбках сбивали с панталыку висящими на резинках разноцветными полусферами (слово много позже запомнил) шариками, оклеенных чем-то ярким и затянутых плотно нитками. Наматываешь конец резинки на палец, и шарик становится живой, летает во все стороны – 10 копеек. Тут же кто-то из продавщиц надувает через деревянную палочку связанный с палочкой шарик на котором написано Первое мая! И как только трубка вынималась изо рта, шарик тут же пел какую-то приятную на слух ноту и ещё 10 копеек уходили в тёмную ладошку продавщицы. С этим шаром и шариком, забыв обо всём на свете, кроме мороженого, вдруг наталкиваешься на то, как от неосторожного броска, этот блестящий красавец натыкается на обвязку водосточной трубы и рассыпается на тротуаре мокрыми опилками. Хочется от обиды заплакать. Приседаешь, пытаешься как-то его собрать его в это прекрасное и цветное и только что летающее, но понимаешь, что ничего не получится! Спасает невдалеке, у булочной белый на колёсах ящик, на котором синим, написано мороженое. Мороженого несколько сортов. Выбираешь в вафельном стаканчике, поднимаешь глаза и смотришь на румяную, в белом, перехваченном на поясе поясом,  халате, в выбившемся из под белого же колпака, прядью и слышишь, сейчас, сейчас, самое вкусное дам. Таких как я несколько. В кепках, в курточках и глаженых брюках. Ботинки тоже блестели чёрной ваксой. Отходишь совсем недалеко и глядя на цветы, на гордых детей на закорках, на машины, по колёсам видно, обитые разными фанерами с изображением флагов и стремления! У многих на лацкане пиджака приколоты были символы революции, красные бантики. Моя детская память не сохранила ни одного угрюмого или обиженного лица. Иногда кто-то зычным голосом уверенно кричал «Да здравствует Первое мая» И все громко кричали три раза Ура. У некоторых на рукавах были повязаны  красные полоски. Их слушали. Хотя кто кого слушал – все радовались как дети. Я осторожно хрустел вафельным стаканчиком, сначала откусывая по кругу верхнюю бровку, затем впивался в этот замечательный вкус мороженого. К слову этот удивительный вкус дольше всего сохранился в крупных магазинах, ГУМ, ЦУМ, Детский мир. Я имею в виду годы перестройки, когда не только страну испортили, но и мороженое. Грызу мороженое и смотрю на взрослых, которые после ещё одной громкой фразы - «Да здравствует блок коммунистов и беспартийных!» И все дружно отвечали Ураааа Ураааа Ураааа! Что это за блок такой я не знал, но верил, что он должен быть и да здравствовать. Доедал донышко стаканчика, и уже хотелось ещё. Осталось семьдесят копеек и разбитый шар на резинке. Я подходил к тётям и пытался пальцами помять эти шары, чтобы понять, что внутри, не развалится ли он в первую же минуту. Стоит ли его покупать. Но тут появлялся кто-то из ребят нашего двора, и уже не возможно было не купить, потому, как с кем соревноваться, кто дальше бросит этот шар. А ещё пытались попасть шарами в плечо или шар в шар. Затем шли пить газированную воду, покупали сладости, петушка на палочке и пока его сосали, оказывались уже на площади Маяковского и вместе с теми, кто в строю тоже кричали Урааа на призыв глашатая. И влекомые этим движением, идя по тротуару, где каждое дерево было обложено чугунной красивой решёткой, через которую надо было обязательно перепрыгнуть, добирались до вкусно пахнущих пирожков с повидлом, как в школе, до марцепанов и снова до мороженого. Опять кричали Урааа, бросали или крутили вокруг себя шарами и радовались Первомаю. Дальше памятника А.С. Пушкину не ходили. Боязно, и, провожая шеренги, останавливаясь, возвращались к своим знакомым улицам и магазинам. Музыка гремела бравурными маршами откуда-то сверху домов. Поток людей с флагами и цветами не убавлялся, смех и улыбки так и впечатались в память, как например, запах свежего асфальта, которым в те годы стали закрывать брусчатку на нашей 4 Тверской Ямской улице, заравнивая его широкими гребками на ручках. Во дворе у голубятни, где у самых ног топчутся и воркуют наши красивые голуби и голубки, взрослые накрыли маленький столик, с бутылкой и консервами. Где-то выше всех нас голубело небо, и бежали красивые тучки, голуби вспархивали, из окна на втором этаже играла музыка. Можно было набрать крошек на ладошку и засмеяться тому, как они коготками щекочут кожу, когда подлетают, чтобы поклевать эти самые крошки. А вечером уже с родителями отправиться смотреть, как иллюминировали Главпочтамт тысячами лампочек, вокруг замечательно красивого, вращающегося Герба СССР. И вернувшись совсем уставшим, снимая брюки, залезть в карман и убедиться, что осталось десять копеек на утренний детский сеанс в кино! И совсем засыпая, как будто из сознания тихо шепталось кипучая, могучая, никем непобедимая, страна моя, земля моя, ты самая любимая.
Александр Зиновьев.