На Мандриково

                На Мандриково

     Я знаю, город будет, я знаю, саду цвесть, когда такие люди в стране советской есть. Сашку трясло, и он в тумане сознания про себя чеканил Маяковского. Маяковского Сашка любил за его мужское мужество и стихи. Клацало всё, что может в человеке клацать.
    - Вот здесь и здесь, показал пальцем место в бланке начальник партии Игорь Седов, молодой, бородатый симпатяга, распишись, и не тяни. Буровая уже вчера там должна была быть.
- Так она вчера уже и есть – подытожил Сашка Игореву просьбу. Считай уже там.
     Как-то так получилось, что буровую на базе Газ 66, некому было перегнать. А из Мандрикова уже ругались вовсю – срываете, срываете…  И Игорь решил на это дело поставить своего универсала – Александра Панкова, инженера- геофизика. Весь Сашкин универсализм собрался в его умении много чего руками делать. Как-то так нахватался с детства, крутясь около старших, кто или мотоцикл ремонтировал или машину. Машины все, какие в отечестве водятся, знает и водит, и катера и даже самолёт. Опять же с семи лет, как ему подарили гитару, с ней не расстаётся. Вернувшись из армии, стал печататься робко так, но в газетах.
      Буровая, которую надо было перебросить почти в цент Чукотского полуострова, стояла в огромно боксе, с опущенной на опору мачтой. В боксе, как водится на Чукотке, было тепло. Сашка включил свет и подошёл к буровой и вполне серьёзно спросил:
- Ну что, поедешь? Буровая дипломатично промолчала. Не жалея ботинок, потыкал носком по баллонам, надо ли подкачивать, задрал кабину, внимательно посмотрел, что там водители оставили, проверил щупом масло, помял ремешки за вентилятором. Смотрел внимательно. Не капает ли с краников, все ли гайки на месте, у большого патрубка заметил деревянный клин, подумал, зачем, но трогать не стал, стоит и стоит… Утром Александр слал сводку, целый день обещают минус сорок семь. Да так и есть, жмёт, аж покрякивает, и ехать на чужой, незнакомой машине.  Сашка обошёл буровую, позаглядывал, куда и не надо бы было! Примерно как лётчики перед вылетом оглядывают машину – мало что! Опустил кабину, защёлкнул на крюк и полез на бампер, смотреть воду в радиаторе. В кабине нашёл десятилитровую пластиковую канистру – отметил -  молодцы, искать не надо, покачал её – полная, пощёлкал тумблерами мотор печки, дворники, всё работает.
- Прямо невеста!, а не машина подумал Саша и произнёс это вслух, но буровая стесняясь, что ли, но вторично промолчала. Проверил нажатием, тормоза и вытянув подсос, запустил движок. Двигатель как будто только этого и ждал. Бокс затянуло дымом и плотным ровным звуком доведённого двигателя. Сашке это очень понравилось. Пока двигатель нагревался, Саша спрыгнул на пол, открыл ящик с инструментом. Необходимое есть – опять же молодцы. Открыл огромные ворота, выкатил на буровой на улицу, отчего выхлоп в свете из гаража заклубился белам паром. Закрыл ворота, залез в кабину, да и покатил.
     На заправке знакомой тёте Клаве похвастался, что вот командируется на Мандриково – буровую отогнать послали.
- Ну, ты поосторожнее, буркнула в ответ заправщица, перевал там скажэнный.
     Заправка светила одиноким фонарём на краю посёлка, в выходе в долину невеликой речки Встречной. Дальше в полумраке, слева и справа белели покатые сопки. Солнца не было – не сезон ему светить. Сашка долил сизый в полумраке бензин, покрутил опять же на всякий случай краники на баках, и одного должно бы хватить, закрыл поплотнее крышку бака и вырулил на дорогу. Печка уже давала тепло – впереди несколько часов относительного безделья, когда можно было подумать-помечтать. Вспомнить былое! Буровая тяжёлая, качается как корабль на волне, рессоры под ней так и ходят. Ну да, не для гонок же, доехать до устья скважины можно и не торопясь. Сашке нравилось, когда тепло, и когда всё хорошо работает, когда вот так предоставляется возможность оторваться от привычных дел. Мотор делал своё дело уверенно, и дорога сама калилась под колёса. Зимники на Чукотке, да и вообще на северах, хороши тем, что дорога как-то так лучше, чем асфальтовая, роднее, укатаннее. Ветер, чаще всего, всё с них выметает, и они блестят в лучах фар как новенькие. А если уж совсем буря-вьюга, то пройдёт волокуши и опять как асфальт! Кабина нагрелась, и Сашка остановился и снял с себя тёплую курточку, шапка давно лежала на капотной крышке, на дисках манометров воздушного давления. Без курточки рулить просторнее.
    Потянулись километры и мысли. Ни встречных машин, ни попутных, только краем света фар высвечивает склоны сопок, причудливые снежные козырьки на обрывах. Всё белое-пребелое! Ох, и красота! Даже в темноте! Вернулся к работе – несколько раз продумал, правильно ли они идут – не ожидается ли чего непредвиденного. План, годовой план, про погоду даже не догадывается – ему что. На просторах Чукотки, но в строго привязанных к картам точках, несколько бригад Сашкиной экспедиции вели буровые разведочные работы. Если всё идёт хорошо, то со временем выложится карта, по которой можно будет, судить – перспективный район или нет. И начинать ли добывать золото или погодить. Это в Лондоне унции чего-то в фунтах стоят, а у нас только труд и стоит. Сашка, когда первый раз набрал пригоршню матово блестящего золота, почувствовал его неожиданную, почти как свинец, увесистость, пошевелил пальцами, и золото как песок, посыпалось между пальцами – внутренне удивился - и из-за этого-то добра столько у людей и горя и счастья! К золоту на Чукотке, да и на приисках относились, конечно, с уважением, но та же пшёнка или куриные яйца ценились куда более чем металл. Да и звали его просто – металл! Не сталь конечно, но золото. Да и добыча его по-своему интересна. Хоть подземная, хоть вскрышная. Пока Сашка думал, дорога потянула в гору – значит, уже вёрст сто отмахал. И не заметил, только временами дорожные отражатели промелькивали красным светом. Хорошо, что стоят, всё веселее, подумал Сашка, только в пургу от них толку не густо. Переключил, перегазовав, на третью скорость, буровая под своей тяжестью на секунду осела, но пошла живее. Только мотор загудел иначе, быстрее. В машине было уже даже жарко и поэтому не верилось, что за окном космический холод. А звёздочки-то помигивают – Сашка скосил глаза влево и посмотрел в дверное стекло вверх. Ни облачка. Даже на Чукотке это признак, что ночью станет холоднее. Куда уж! И так хватает! Странно, круглые сутки - ночь, но в ночные часы становится обязательно холоднее. Как там вверху Боженька всё это улаживает? Перед самой верхушкой перевала Сашка заметил, что вода в радиаторе как-то взъерепенилась. В такую погоду и кипеть – глупость какая-то. Но надо останавливаться – смотреть, что там стряслось?! Натянул шапку, и как был, без курточки-полярки выскочил из кабины. Холод клещами охватил тело! Сашка присел, и увидел под кабиной покрывающуюся льдом  лужу. Херово однако, на чукотский манер, с тревогой подумал Сашка! Ещё не хватало! С трудом, машина стояла вверх по склону, и поднять кабину было куда как тяжелее, чем на ровной дороге. Из-под кабины пахнуло теплом и запахом парной воды, и тут же, сквозь пар, увидел, что большой патрубок, что соединяет двигатель с радиатором, слетел с двигателя. Сашка даже обрадовался, что всё так просто! Быстро насадил патрубок обратно, но он прямо на глазах стал сползать с силуминовой трубы помпы. Ага, вот зачем тут клин стоял, подпирал патрубок. Ледяной холод охватил всю Сашину фигуру, но он решил, что лучше быстрее проволокой стянуть соединение, чем опускать и поднимать кабину. Повозившись три минуты, стянул патрубок. Нырнул под двигатель, отбил изо льда клин, сунул туда, откуда его выдернуло, молотком забил его покрепче. Руки уже не хотели слушаться. Опустил кабину, залез в кабину за водой. Вот тут его уже стало от ледяного холода трясти. Тихо ругая хозяина буровой, Сашка собрался с мыслями, чтобы, уже не ошибаясь, налить воду в радиатор, закрыть пробку. Вода в радиатор текла так долго, что Александра уже трясло по-настоящему, так что вода стала плескаться мимо.
     Уже и тело окоченело. Надо в кабину забраться, а сил нет. Но залез. Втиснул полегчавшую канистру на её место, кое-как хлопнул за собой дверью. Потянулся рукой к ключу зажигания. Рука была какая-то ватная и чужая. Идиот, подумал про себя Александр, ну замёрз бы… И машина замёрзла насовсем. Кому хорошо!? Да никому. Двигатель завёлся, как ни в чём не бывало.
Замёрзнешь тут к чертям, и никто не поможет, додумывал Сашка и понял, что надо как-то закутаться, чтобы быстрее согреться. Сашка погазовал, разгоняя мотор, и вдруг снова стал трястись, только как-то совсем сильно. Посмотрел на руки, трясутся, ноги ходуном, да и всё тело тряслось странной незнакомой вибрацией. Вот тогда он стал трясущимся голосом читать Маяковского. Стрелка температуры воды слегка подалась право,  не замёрзла водица-то, ещё раз обрадовался Сашка и стал, изучая,  удивляться собственной тряске. Это от холода, подумал Сашка. Сильно замёрз, поэтому и трясёт! Мысли в трясучем теле текли хотя и медленнее, но текли, и Сашка даже ими подумал, что как-то бы собрать тепло вокруг себя. Кабина большая, пока всю кабину нагреешь, истрясёшься! Трясущейся рукой, как смешно трясётся, дотянулся до курточки, потянул на себя, повозился, трясущимися руками накинул на трясущуюся голову, и вместе с ней наклонился и трясущимся лицом лёг на руль. Рулевая баранка оказалась как-то особенно холодной, как сталь. Притянул шапку и положил её под голову. Заметил, что дальше строчки – когда такие люди в стране советской есть, стихи не шли, - стал подтыкать курточку вокруг тела! Тряслось не только тело, зубы смешно постукивали. Быстро так. Морзянка! Но благодатное тепло пошло – Сашка сначала почувствовал его губами, затем грудью. Тряска же продолжалась, но теперь не страшная, потому как тепло уже было рядом! Ну и пусть трясёт, даже интересно. Ни о чём, кроме тряски и радости тепла, не думалось. Мотор молодец, не подвёл…, и вообще всё хорошо! Сашка, не замечая, задрёмывал и провалился в сон.
     Спал больше часа. Проснувшись, вспомнил, где он, выбрался из-под курточки, снял варежки, когда одел, не вспомнил, посмотрел на дорогу, оглянулся. Всё работало, циферблаты приборов светились, и кабина была тёплой и уютной. Радостно потянулся, заложил руки за голову и подал локти вперёд – хорошо! Посмотрел на часы, мать честная, уже четыре утра… Почесал затылок, потому как подумалось, что в Мандриково должны бы уже волноваться за него. Включил скорость и медленно отпустил сцепление. Нехотя, на замёрзших подшипниках, буровая пошла в гору. До верхушки дотяну, а там вниз, перевал закончится, и ещё пятьдесят километров и Анюй, Мандриково, дома, тепло, люди. Руль был тёплым и родным. Верхняя часть мачты миролюбиво торчала над кабиной. Переключил на вторую скорость – едем! Едем, ёлочки зелёные.
     В Мандриково начальник партии Чижов Иван Егорович, старый полярный геолог, встал из-за заваленного картами и разложенной схемой участка, протянул руку, улыбнулся Сашке и спросил, чего так долго?
- Да патрубок слетел, ответил Сашка.
- Какой?
- Верхний!
- А чего слетел?
- От другого двигателя натянули и деревянным клином заклинили! Клин слетел и патрубок слетел! Объяснил Сашка.
Помолчали…
- Ладно, иди, завтракай, поменяем. Да поспи, обрат машина днём пойдёт, толкну.

Александр Зиновьев.
1 февраля 2006 года.