3. Наказание

Джиму было тяжело смириться с провалом. Но ещё тяжелее стала невыносимая мысль о том, что ожидало впереди. За самовольный побег со сцены во время зрительского развлечения разъярённый мсье Табарнак пожелал расправиться с непокорным мальчишкой.
«Двадцать ударов плетью этому мерзкому отродью!» — Вынес он приговор, совершенно красный от бешенства и злобы. С его губ слетали слюни, едва ли не шла пена изо рта, глаза вращались с бешеной скоростью, а руки так яростно размахивали в стороны, что создалось впечатление, будто Табарнак хочет взлететь.
Схватив кнут, который использовался в цирке для особенно необузданных артистов, импресарио подошёл к свернувшемуся в клубок Джиму. Глаза его горели ненавистью, побагровевшее лицо всё сильнее наливалось кровью.
-Гарри! — Гаркнул он, оскалив зубы.
Огромных размеров мужчина, покрытый странной кожей, похожей на слоновью, встрепенулся, вскочив со стога сена. Табарнак небрежно швырнул ему кнут, кривя губы.
-Двадцать ударов, Гарри, — процедил директор сквозь зубы. — Приступай.
Мужчина неуклюже подошёл к усатому импресарио, неловко переваливаясь с ноги на ногу. Его жирное тело колыхалось, странная слоновья кожа сморщивалась и расправлялась, когда он попытался выпрямиться, выпятив вперёд огромный живот. Подняв кнут с грязного песка, Гарри опустил взгляд на скорчившееся тело Джима, лежавшего среди поваленных им же ящиков, и что-то невнятно промычал.
-Я сказал «приступай», — прошипел директор цирка, хмурясь. Его левый глаз нервно дёргался, губы сжались в узкую, плотно сомкнутую линию.
Гигант скривил недовольное лицо, как будто его заставили прихлопнуть самое отвратительное в мире насекомое, сильнее сжал жирными короткими пальцами рукоять кнута шагнул ещё ближе к распростёртому на земляном полу юноше. Рука его метнулась вверх, желая нанести удар, но человек, похожий на слона, не смог щёлкнуть кнутом слабое тело и безвольно замер, кривя обречённые и сосредоточенные рожи.
Джим сжался в комок, зажмурив глаза. Он всё ещё с трудом мог прийти в себя, но уже понимал, что мерзкий импресарио не поленится наказать его со всей строгостью, на какую только мог быть способен. Гарри снова попытался замахнуться, и снова потерпел поражение. Безвольно опустив руку, он издал тяжкий полустон-полувыдох и помотал головой.
В бешенстве мсье Табарнак в два прыжка очутился рядом и неожиданно сильно толкнул человека-слона, который тут же повалился на песок и взревел, не в силах подняться. Импресарио выхватил тяжёлый кнут из рук циркача и начал наносить удар за ударом на беззащитную спину молодого человека, что не в силах был даже отползти или закрыться. Джим с трудом сдерживал вскрики и лишь судорожно выдыхал при каждом ударе. Табарнак с силой бил по окровавленной коже спины, разорвав ткань платья для выступления. На его лице играла безумная улыбка, он был невероятно рад, что сможет в очередной раз растоптать ненавистного щенка.
Джим готов был умереть прямо здесь и прямо сейчас, он ожидал лишь жалкой кончины от рук негодяя, думавшего лишь о своей ненависти и выгоде. Он просто зажмурился и молился, молился, молился, чтобы этот кошмар быстрее кончился.
-Стой!
Удары неожиданно прекратились, лишь оглушительный хлопок оплеухи прокатился под куполом и застыл в воздухе. Поражённые циркачи отпрянули от мсье Табарнака, который ошарашенно смотрел на человека, давшего ему пощёчину.
-Марта… — Испуганно прошептал Джим, с трудом разлепляя сухие потрескавшиеся губы, с которых давно сползла краска грима и косметики.
Темнокожая женщина, на голову ниже усатого импресарио, смотрела на него как будто бы свысока, возвышаясь над ним, покоряя, как мелкую горную вершину. Она сжала ладони в кулаки и прищурила глаза, показывая своё презрение ко всем присутствующим.
На белом напудренном лице Табарнака алел отпечаток ладони, так любезно оставленный воинственной женщиной.
Дотронувшись тонкими пальцами до места оплеухи, он поднял глаза на Марту.
-Ты… — Процедил усатый сквозь зубы, снова краснея. — Да как ты посмела, отродье? Я дал тебе кров и пищу, я спас тебя от гибели, неблагодарная тварь! Как же ты платишь мне?! — Его голос сорвался на поросячий визг, глаза превратились в узкие щелочки. Ярость клокотала в нём так сильно, что можно было её не только видеть, но и слышать металлический скрежет её зубов.
-Ты поднял руку на моё дитя, Табарнак! — Женщина оскалилась, повышая голос: — Никто не имеет права унижать его! Слышишь, никто!
-Молчать!
Визг импресарио перекрывает свист кнута. Задев кипу с сеном и повалив её на песчаный пол, мсье Табарнак ударяет извивающимся кончиком плети по лицу чернокожей женщины, заставляя её отшатнуться. Кровь брызнула с раны на щеке, окропляя белый воротничок её старого платья, украшая его алыми разводами.
-Марта! — Джим попытался встать, но изуродованная спина и отсутствие рук не позволили ему сделать этого.
-Не лезь, Джим! — Она выпрямилась, гордо и непокорно смотря в глаза директора цирка.
Воистину, этой женщиной можно было восхищаться. В её глазах блестел дикий огонь африканских просторов. Её зубы были подобны оскалу тигрицы, а взгляд как взор орла, смотрящего на убегающую добычу.
Мсье Табарнак отступил, его руки дрожали. Но замешательство быстро сменилось вспышкой гнева. Взревев, он размахнулся и начал наносить удары, осыпая тело Марты, разрезая плоть, будто тысячи осколков впились в тело несчастной женщины. Она стояла, покачиваясь и закрыв глаза, пока мужчина избивал её, издевался, глумился. По щекам её не катились слёзы, она не кричала. Всё безропотно вытерпела она, пока ярость импресарио не утихла.
Сбивчиво и неровно дыша, мужчина отбросил кнут, поправил выбившиеся из общей причёски напомаженные локоны, оттянул фрак и прошёл мимо истерзанной женщины.
Но когда она опомнилась и хотела подойти к сыну, мсье Табарнак схватил кочергу, которую использовали для того, чтобы заставлять животных выходить на сцену к циркачам, томившуюся и нагревающуюся в крохотной печи, и с силой прижал конец её к открытой и искалеченной спине Марты.
Взвыв от поражающей боли, она выгнулась и повалилась на песок, потеряв сознание. Табарнак расхохотался, потом искривил улыбку и довольно произнёс:
-Не давать ей пищи и воды неделю. Кто поможет этому отбросу, будет иметь дело со мной. Всем ясно?
Испуганные и притупленные удивлением циркачи молчали, дрожа и опуская глаза в пол.
-«Всем ясно», я спрашиваю?! — Завизжал директор, швыряя кочергу в кого-то из подчинённых.
Лишь когда все согласно замычали, Табарнак фыркнул, развернувшись на каблуках, и вышел на улицу, небрежно откинув ткань шатра на входе. Какое-то время циркачи не решались двинуться с места, но когда всё окончательно стихло, они разбрелись в стороны и занялись своей рутинной работой.
Джим лежал слишком далеко от Марты, поэтому не мог приблизиться к ней. Он смотрел на неё, свою прекрасную и смелую чернокожую мамми и винил себя за то, что родился слабым уродом без рук, не способным даже защитить то, что ему так дорого. Он плакал, но смотрел на неё сквозь пелену слёз.
Больше всего на свете ему хотелось никогда этого не видеть.