Везучий невезучий

     Бывалая лохматка дала маху и попалась-таки на глаза шныряющему поблизости кобелю. Раззява и тявкнуть не успела, как пакостник бесцеремонно её покрыл и, сделав свое дело, без малейших претензий на отцовство мигом улепетнул.
     Через два быстротечных месяца из-под хвоста щенной суки шлепнулся на подстилку и заверещал единственный черный щенок с коричневыми подпалами. Не имея конкурентов при раздаче материнских молочных щедрот, последыш рос стремительно, денно и нощно наращивая костно-мускульные параметры молодого организма. И уже через полгода систематический метаморфоз успешно превратил сосунка во внушительного вида псину.
     Все в жизни самонадеянного подростка шло гладко, но тут ни с того ни с сего зловредная судьбина выкинула фортель. В один недобрый день свора местных замухрышек окружила и знатно оттюнинговала соплеменника. Просто так, чтоб знал свое место.
     Было больно и нестерпимо обидно. Но назло житейским перипетиям, по роду-племени дворняга, лишенный в неравной схватке хвостатости и вислоухости, оправившись от ран, стал похож на вызывающего почтение алабая.
     Правда, за угрожаемой внешностью таился все тот же незлобивый и доверчивый характер. Добряк даже не тяпнул за ляжку никого из шалопаев, подманивших его колбасой и сбросивших с моста в пучину на верную погибель. Просто так сбросили, для смеха.
     Впервые оказавшись на глубине, горемыка запаниковал и уже попрощался с жизнью, как тут быстрым течением за изгибом реки барахтающийся пёс был вынесен на отмель. Повезло, однако.
     Обсохнув и успокоившись, чудом спасенный заметил, что больше не хочется почесать подмышкой, извернуться в надежде поймать на зуб злодеев, атаковавших его с приходом тепла. Все ненасытные кровососы почили вечным сном во время длительного заплыва. Вот уж правда - «Бессчастье со счастьем в одной лодке сидят».
     Живя привольно и бездумно, о мамкиных невнятных наставлениях: «Бойся, сынок, гицеля», - дурашка вспомнил, когда на шее уже затянулась петля, и красномордый забулдыга запихнул сопротивляющегося насилию зверюгу в обшарпанный фургон. Дверь захлопнулась, и изловленный был быстро доставлен туда, где по приказу властей город втихаря избавлялся от расплодившихся дворняг.
     Сидя в загаженном вольере среди десятков других неудах, ждущих своей очереди на убиение, отчаявшийся смертник с горечью подумал: «Хана мне!» - как тут откуда ни возьмись появился мужик, внимательно осмотрел невзрачный контингент и сказал кому-то, указывая пальцем на черного симпатягу: «Этого возьму!» Затем, улыбнувшись, ласково обратился к избраннику: «Пойдешь со мной?» Еще не веря в удачу, тот в ответ подобострастно завилял куцым хвостом.
     - Ну и на фига мне эта свобода? Там голодно, там злющие дядьки и вредные пацаны, а тут  жратвы — хоть лопни, выгуливают, обхаживают, не жизнь, а малина, - рассуждал новосел, распластавшись в просторной клетке. Но недолго музыка играла. На пятый день безмятежного пребывания в земном раю его завели в комнату со странным названием «Вивисекторская», где от тошнотворной вони защемило в носу, поставили на железный стол, опоясали ремнями и всадили иглу под кожу.
     - Что за дела? - взвизгнуло насмерть перепуганное животное и, погружаясь во тьму, уже не увидело белых чудищ в масках и резиновых перчатках.
     - Готово? - сухо спросил главный у ассистентки и, получив утвердительный ответ, скомандовал, - начинаем.
     Все вокруг пришло в движение: засветились экраны приборов, запрыгали стрелки датчиков, ухнула помпа, звякнули инструменты — ученый люд заработал безостановочно и завзято.
     Но и на этот раз пять часов утомительных манипуляций закончились полным провалом. Подопытный с вживленными в обритую голову проводами, соединившими его мозг с энцефалографом, безжизненно повис на ремнях.
     Вивисекционист сорвал перчатки и, положив руку на спину убитой им собаки, буркнул: «Извини, друг... Не повезло тебе». За сентиментальным всплеском последовало жёсткое начальственное распоряжение: «Так, все данные мне на стол. Быстро!»
     Замученный людьми и людьми же увековеченный в бронзе, наш безымянный герой (может, конечно, и не он, но очень похож) нынче восседает на пьедестале перед Институтом экспериментальной медицины, сверкая отполированным носом. Если бы бронзовый пёс мог, он сказал бы назойливым прохожим: «Трёте мне нос? Об удаче просите? Но я уже сделал для вас все, что только мог. Оставьте меня в покое».