Белая прядь

       Коридор городской больницы.
У дверей операционного блока сидят двое - он и она. Сжав зубы, напряжённо ожидают исхода операции.
Там трёхлетний сынок.
Она не может простить себе, что тогда сдержалась, не возразила.  А надо было. Всё протестовало. Нельзя, нельзя было мальчику сопровождать бабушку. Почему той так захотелось взять внука с собой на рынок?
       Муж сразу разрешил (это его мама). Она  же сдержалась, не возразила. Ну, зачем, зачем смолчала?   
      По хорошему, вроде ничъто не предвещало беды. Раннее воскресное утро, чистое небо, блестят росинки на листиках травы. Через полчаса, взяв велосипед, муж  отправился помочь маме доставить домой мешок купленных арбузов. Зимой всегда из погреба можно было поднять к столу небольшой, напоминающий о лете, вкусный, засоленный по особому рецепту, арбуз.    
      Мальчик, увидав подъезжающего папу, оставив бабушку, стоявшую в очереди, и побежал ему навстречу. Беда в виде десятилетнего пацана, ехавшего на взрослом велосипеде, догнала малыша...
     Муж молча казнил себя. Раньше мать никогда не брала внука с собой. Он даже обрадовался за свою «мутеньку». И вот... только он виноват.
    Сам схватил Алёшку, наложил шину из валявшихся рядом щепок, обеспечив неподвижность на такой маленькой, и уже  покалеченной, ножке.
Он не мог смотреть в глаза жене.   
     Она , в тот момент, ненавидела себя и всю его семью. Хотелось выть от горя.    
     Наконец вышел хирург:
   - Успокойтесь, всё прошло нормально.
    Обращаясь к мужу - добавил:
   - Вы сумели вовремя и правильно зафиксировать косточки. Мы наложили гипс.  Отправляем в шестую палату. Мать может побыть до вечера с ним.
   Вечером её попросили удалиться. В палате, кроме Алёшки, лежало ещё пять мальчиков. Самому старшему  было не больше семи лет. Двое из детского дома. Они находились на растяжках. Плакали. Пока была с ними, сумела подойти к каждому. Гладила по головке, успокаивала, подавала судна. За весь день ни разу к ним никто не подошёл.
    Оставить ребят одних она не могла. Перед уходом, пользуясь тем, что это первый этаж, в одном из окон отодвинула шпингалеты. 
   Через два часа она вернулась. В палате потушили свет. Перекинувшись через подоконник, проникла в палату.  Мальчики обрадовались. Малыши слушали выдуманные, добрые сказки. Алёшка просил погладить его ножку. Она всю ночь не спала. Каждому хотелось помочь; то одному, то другому поправляла постели, давала попить воды. Во сне многие плакали. Подходила, гладила по головке, успокаивала.
На следующее день, рано утром, муж принёс ей белый халат, термос с горячим чаем и бутерброды.
   Не окажись она там, ребятки до утра лежали бы мокрые... Маленькие дети, привычно для дежурных медсестёр, находились без присмотра. Только в семь часов утра объявилась, с градусниками в руках, заспанная медсестра .
     Осмысливая  произошедшее с Алёшей, попыталась восстановить хронологию злополучного дня.
Анатолий с арбузами уже давно должен был вернуться с базара. Обед успела  приготовить, а родненьких нет. Открывается дверь. Задыхаясь в сдвинутом на бок белом платке, перепуганная, вся в слезах, с трясущимися руками, свекровь осевшим голосом, почти шёпотом, произносит:
     - Доню...он  живый...
     Вот здесь,- что заставило её налить в ведро воду и начать мыть полы? Зачем-то со стола схватила бутылку кефира и бросилась вон. Дальше провал в памяти...  Очнулась в «москвиче». Её тормошил пожилой мужчина:
     - Зачем под машины бросалась? Куда ехать, что произошло?
     - В городскую больницу! Скорее в больницу! Ой, а у меня денег нет.
     - Какие ещё деньги?
   Выскакивая из легковой, она сунула водителю мешающую ей бутылку кефира.
  После ей рассказали, что она своим воем перепугала всех соседей. Они видели,  как она забежала в соседнюю контору. Оттолкнула дежурного, схватила телефон, набрала номер скорой помощи. А потом, как безумная, кидалась на проезжающие машины. 
      Немного придя в себя, глянули они друг на друга...
Она заметила белый иней на висках виновато стоящего мужа, а он – огромную белую прядь в каштановых, густых волосах любимой жены.