Белоруссия родная. Глава 5. 1981 г

                БЕЛОРУССИЯ РОДНАЯ
                Дневник военного врача

                ГЛАВА 5 1981 год
   Медсестра Соркина, прославившаяся в госпитале своими разоблачениями взяточников в хирургическом отделении, на днях сама опростоволосилась. Поставила она больному солдату банки на спину и забыла о них, а когда вспомнила, то обнаружила, что вся спина у него превратилась в сплошную рану в пузырями. С криком и плачем она прибежала в ординаторскую. Пришлось ей самой оказывать срочную медицинскую помощь. К счастью, рана оказалась поверхностной, похожей на ожог второй степени. Через две недели после соответствующего лечения она зажила. Над Сор- киной же ещё долго все потешались.
   В Бобруйск приехал замечательный русский певец Штоколов. Говорят, что он перед тем, как уйти на покой, делает прощальное турне по стране. В своё время я слышал его пение в опере в Ленинградском театре оперы и балета. У меня на магнитофоне записаны в его исполнении русские романсы. Я очень люблю этого певца и поэтому сидел на его концерте в первом ряду. На этот раз он исполнял исключительно русские романсы. Интересно было наблюдать за этим певцом, имеющим такую широкую грудную клетку и принимающим во время пения очень своеобразную позу. Академик Фёдор Углов из 1-го Ленинградского мединститута, большой приятель певца, рассказывал как-то нам, студентам, что у Штоколова он мог осматривать голосовые связки без никаких инструментов. Меня поразило то, что на его концерте зал был полупустым. По-видимому, народ хуже знает этого в основном оперного певца, чем некоторых раскрученных эстрадных бездарностей.
   Возвратился с недельных сборов анестезиологов-реаниматоло- гов округа, проходивших в окружном госпитале. Там я познакомился с работающими в округе своими коллегами, а это уже хорошо.
   Впервые за пятнадцать лет работы в госпиталях моё начальство решило за неделю повысить мою квалификацию, отставание в которой у меня наметилось. Осуществить это на практике невозможно, так как до гарнизонных госпиталей не доходят новейшие средства для наркоза и реанимации. Сейчас уже повсюду в крупных лечебных учреждениях при операциях применяют нейролеп- танальгезию, а я о ней только читал и слышал. Ведь у нас снабжение медикаментами и аппаратурой кремлёвской больницы не такое, как захудалой районной больницы. Качество лечения каждого зависит от его социального положения.
   Решили нас также научить, как организовывать а госпитале службу крови, но ведь эту службу я без никакой учёбы возглавляю уже пятнадцать лет. В конечном счёте получается так, что качество работы каждого из нас в основном зависит от самого себя.
   Во время сборов нам организовали экскурсию в Хатынь. Впечатление от неё у меня осталось тяжёлое. Навела она меня на грустные размышления. Во время Великой Отечественной войны погибло свыше трёх миллионов жителей Белоруссии, в то время как на фронтах войны их воевало не более одного миллиона. В уничтоженных населённых пунктах Белоруссии в основном погибали старики, женщины и дети. Фашисты расправлялись с ними во время карательных операций в ответ на акции партизан и подпольщиков и за связь с ними. Немало при этом погибло и самих народных мстителей. Никто до сих пор не подсчитал, сколько людей было уничтожено в Минске и его окрестностях в ответ на убийство главного немецкого карателя в Белоруссии Кубе. На его место поставили ещё более жестокого карателя. Но никого в то время не интересовали такие мелочи, важно было показать, что у немцев в Белоруссии земля горит под ногами. Важна была международная реакция на это.
   Надо прямо сказать, что и в Российской империи, и в СССР никогда не жалели и не берегли своих людей. Все победы у нас достигались большой кровью. В ответ на огромные людские потери во время Великой Отечественной войны Сталин как-то сказал:
   — Бабы ещё нарожают.
   Что можно было ещё ожидать от этого жестокого и коварного человека. Под его мудрым руководством у нас погибли миллионы людей во время коллективизации, голодомора, репрессий тридцатых годов и Великой Отечественной войны. Другие государства за каждого своего гражданина готовы перегрызть глотку. Свои победы они достигают малой кровью. Примером этого являются США и Англия, людские потери которых во время второй мировой войны не сопоставимы с нашими. Хорошие дипломаты очень часто приносят больше пользы, чем великие полководцы.
   Посетил я во время пребывания на сборах наш знаменитый Белорусский драматический театр имени Янки Купалы, о чём давно мечтал. Я не очень люблю игру артистов театра с её театральностью и условностями. Другое дело киноактёры с их сугубо реалистической манерой игры. На этот раз в театре шла пьеса "Зацю- каны апостал" на белорусском языке. Сама пьеса оказалась не очень интересной, да и отвык я от белорусского языка. После двадцати двух лет проживания в России я обрусел, хотя белорусский язык понимаю. Разговариваю ж я по-белорусски с трудом. Вспоминаю, какие усилия пришлось приложить мне в Ленинграде, чтобы отвыкнуть от своего родного языка и избавиться от белорусского акцента. Но почему получилось так, что у нас сейчас в городах и даже в деревнях все поголовно говорят на русском языке, хотя и с белорусским акцентом. На разговаривающего на белорусском языке оборачиваются и даже иронизируют над ним. В школах белорусский язык фактически превратился в иностранный. Могут ли белорусы считаться белорусами, лишившись своего родного языка? Не приведёт ли это к исчезновению, деградации белорусской нации?
   Нашего "деда" Леонида Петровича здорово подвела операционная медсестра Камова. Решил он под всеми забытым внутрико- стным обезболиванием удалить солдату варикозно-расширенные вены голени. Для этого он под жгутом в большеберцовую кость накачал новокаин. Операция прошла под крикаином, так как больной в это время ощущал боль. После операции выяснилось, что медсестра вместо новокаина подала хирургу гипертонический раствор поваренной соли. Нога у больного вскоре стала, как колода, так как у него наступил тромбоз глубоких вен голени и бедра. Пришлось солдата комиссовать и уволить из армии. Леонид Петрович очень сильно переживал по этому поводу, мы же слегка подтрунивали над ним за его упорное нежелание оперировать таких больных под наркозом. В шутку я даже обвинил его в том, что это он виноват в отставании нашей страны от Запада в вопросах общего обезболивания.
   Недавно я сопровождал в окружной госпиталь больного, которого мы транспортировали на вертолёте. Мне не понравился этот, на мой взгляд, ненадёжный вид транспорта. Во время полёта в машине ощущалась сильная вибрация, а в ушах стоял пронзительный визг. При небольшой скорости полёта создавалось впечатление, что вертолёт не летит, а движется, как черепаха.
   Наш Астраханцев уволился из армии. Не исключено, что этому способствовали прогремевшие в госпитале события со взяткой. В то же время он уволился по выслуге лет, с хорошей пенсией. Мне даже жаль расставаться с этим весёлым контактным человеком. В то же время он отталкивает от себя проявившемся в нём двуличием. Уезжает он в Минск, где скоро должен получить квартиру. 16
   Вместо Астраханцева на его должность прибыл майор Пилип- чук из Полоцкого госпиталя.
   На вид это моложавый мужчина лет сорока трёх с добродушным лицом, часто покрывающимся нездоровым румянцем. Как оказалось, он болен злокачественной гипертонией.
   Тяжело ему будет работать в хирургии с таким недугом. А довела его до этого, скорее всего, его бывшая жена, которая, как и моя спутница жизни, ревновала его ко всем женщинам подряд. Закончилось это тем, что в один из дней, возвратившись с работы, он обнаружил её повесившейся в туалете. У него на руках осталоись две девочки семи и пяти лет. Помогает ему растить их его старенькая мать.
   С Пилипчуком я очень быстро сработался. Он всё удивляется тому, что я с большой охотой иду навстречу хирургам по всем вопросам общего обезболивания. В Полоцком госпитале такого не наблюдалось. В помощниках у него остаётся непотопляемый Хитров.
   Моя медсестра Мария влюбилась. Казалось бы, что в этом нет ничего особенного. Пора уже влюбиться этой гордой, недоступной девушке в хорошего парня. Но всё дело в том, что влюбилась она в женатого ординатора хирургического отделения Маревского, имеющего порядочную жену и двоих детей. Засиделась, видать, она в девках, перезрела. А всё началось с того, что Маревский стал настойчиво уделять ей знаки внимания. Он уже давно говорил мне, что ему очень нравится моя Мария. Этот кубанский казак уже не одной женщине в госпитале заморочил голову. Я просил его оставить в покое Марию, однако он не послушал меня и после довольно-таки продолжительной осады добился своего: крепость сдалась. Сейчас он тайно встречается с Марией, которая последнее время преобразилась, повеселела и подобрела. Вот и пойми после этого женщин!
   Уволился из армии мой однокашник по Военно-медицинскому факультету опальный начальник ушного отделения подполковник Семенцов. Доконал-таки его своими придирками Жеребцов. Его увольнение является для меня сигналом того, что и я могу уходить на пенсию, так как тоже имею двадцать пять лет выслуги. Вместо Семенцова из Группы войск в Германии прибыл подполковник предпенсионного возраста Лущиков. Вскоре после его появления в госпитале прошёл слух, что у него в банке на срочном вкладе лежит двадцать пять тысяч рублей. Эту сумму он накопил за время службы в ГДР. Он никогда не был женат, живёт в уединении и является большим скрягой. Он экономит даже на еде, питаясь в отделении той пищей, которой кормят больных.
   Встречаются ж такие типы!
   Из округа в госпиталь пришел запрос, удививший всех. В нём спрашивалось: желает ли майор Снетко замениться в Южную группу войск, капитан Маревский — в Группу войск в Германии, подполковник Пущенко — в Центральную группу войск на должность старшего врача — специалиста отделения анестезиологии и реанимации группового госпиталя. Снетко и Маревский тут же, не задумываясь, дали положительный ответ. Зато очень глубоко задумался я. Повторялась та же история, что и с предполагавшимся ранее моим переводом в окружной госпиталь. Мне предлагали дальнейшую службу с понижением в должности и с подчинением начальнику отделения. На новом месте я должен буду срочно наверстать своё отставание в специальности. Мне остаётся два с половиной года до пятидесяти лет, а это тот возрастной потолок, до которого может служить в армии подполковник. Не ехать же мне в Чехословакию на этот срок. Что делать? Советуюсь с коллегами, которые почти все служили в наших группах войск в Европе. Все они советуют мне согласиться на этот перевод. И самым главным аргументом при этом выдвигают тот, что я перед пенсией прибарахлюсь там, окрепну материально. В Чехословакии для этого есть хорошие условия. Прослужу я там все пять лет, так как два с половиной года после пятидесяти лет мне срок службы ежегодно будут продлевать. Там я уволюсь из армии и вернусь в Бобруйск, где у меня будет забронирована квартира. Советуюсь с Людой, которая решение этого вопроса всецело возложила на меня. Она в принципе не против. Хорошо оценив все за и против, я согласился на перевод в Центральную группу войск. Ведь Чехословакия не Афганистан, куда тоже можно невзначай попасть.
   Все в госпитале твёрдо уверены в том, что вся эта затея с нашим переводом является прямым следствием прогремевших в госпитале событий со взяткой. Мы всё же у окружного и местного начальства остались на подозрении как лица, вынесшие сор из избы. Округ решил оздоровить обстановку в Бобруйском госпитале, убрав из него неугодных ему лиц.
   Ну, что ж, как говорится, не было бы счастья, да несчастье помогло. По хорошему беспартийный, находящийся в пенсионном возрасте подполковник никогда не попал бы служить за границу.
   Получив заграничный паспорт и забронировав квартиру, а также пройдя в секретной части инструктаж о моём поведении за границей, я приобрёл себе билет до станции Милавица в Чехословакии. Люда приедет ко мне позднее по вызову.

                Примечания

   12 В 20-ти километрах от Бобруйска в лесу на сверхсекретном военном объекте "Казаково" находился склад атомного и водородного оружия. Нам об этом в то время ничего не было известно.
   13 Впоследствии я выполнил своё обещание. Однако сотрудники КГБ посоветовали мне не заниматься впредь этим делом, так как это может повредить моей службе.
   14 Леонид Петрович дожил до 92 лет. Последние десять лет он был слепой, глухой и не мог передвигаться. От операции по удалению катаракты он категорически отказался. До конца его дней за ним ухаживала его дочь.
   15 Генерал после операции прожил ещё семь лет.
   16 Через три года после увольнения он скоропостижно скончался от инфаркта миокарда.