Сонеты ушедшего лета

                ( Пьеса в двух частях)


                ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА:

Анатолий Забродин – биолог, в прошлом комиссар студенческого строительного отряда « Цитолог»
Геннадий Пойманов – биолог
Валентин Свирин – командир стройотряда «Цитолог»
Василий Кондаков – боец стройотряда «Цитолог»
Ирма Костенко – врач стройотряда «Цитолог»
Сергей Сорокин – мастер отряда «Цитолог»
Юрий Озеров – боец стройотряда, преподаватель физкультуры в университете
Надя Валдаева – повар
Дыбашкин Николай Тимофеевич – директор совхоза
Саша Данилов – боец стройотряда «Цитолог»
Гриша Панов – боец стройотряда
Леша Слободырев – боец стройотряда
Дед Степан – пасечник


                Д Е Й С Т В И Е   ПЕРВОЕ.

                Картина 1.

     Номер гостиницы. Звонит телефон. Из ванной появляется Анатолий Забродин, на плече полотенце, одна щека его в мыле. Снимает трубку.

ЗАБРОДИН. Да?
ГОЛОС ПО ТЕЛЕФОНУ. Ты готов?
ЗАБРОДИН. Почти.
ГОЛОС. Слушай, барышня, если через четыре минуты ты не будешь готов, я пойду один.
   Слушая это, Забродин берет со стола телефонный справочник, крутит его в руках.
ЗАБРОДИН. Не шуми.
ГОЛОС. Уверен – ты еще не побрился.
ЗАБРОДИН. Побрился.
ГОЛОС. Все.
    На другом конце провода вешают трубку. Забродин тоже вешает трубку. Покрутил в руках телефонный справочник. Раздается телефонный звонок. Забродин снимает трубку.
ЗАБРОДИН. Да?.. Слушаю?..
   Никто не отвечает. Забродин вешает трубку, повертел справочник, положил его на стол. Снова взял, вертит справочник в руках. Начал его перелистывать, наткнулся на одну из букв. Теперь рассматривает более внимательно, садится в кресло, оторвался на мгновение от справочника и вновь, уже более уверенно ищет нужную фамилию. Находит. Задумался ненадолго, затем набрал номер.
ГОЛОС ПО ТЕЛЕФОНУ. Да?
ЗАБРОДИН. Гена, я, старик, извини, не пойду.
ГОЛОС. Что значит «не пойду»? Я уже как манекен наряжен.
ЗАБРОДИН, Извини, старина.
ГОЛОС, Ты что, серьезно?
ЗАБРОДИН. Более чем.
ГОЛОС. Позволь поинтересоваться, почему?
ЗАБРОДИН. Живот разболелся.
ГОЛОС. Понятно.
ЗАБРОДИН. Ну, вот видишь?
ГОЛОС. Ладно, буду смотреть телевизор. Сегодня как раз программа «Время».
ЗАБРОДИН. Иди сам, на кой я тебе нужен?
ГОЛОС. Это, Толик, не по-товарищески.
ЗАБРОДИН. Завтра в половине десятого я за тобой зайду, будь здоров.
   Вешает трубку. Открывает справочник на нужной букве.
ЗАБРОДИН. Сколько вас здесь. /Отрывается от справочника, вспоминает./ Улица…Улица… Ивановская. /Ищет в справочнике./ Костенко…Костенко, Ивановская 24, кв. 7, телефон 2-12-74. / Вытирает лицо полотенцем./ Костенко В.П., военные приключения.
                Набирает номер, идет длинный гудок.
ЗАБРОДИН. Никого.
                Длинный гудок продолжается, затемнение.


                Картина 2.

    В лучах прожектора Ирма Костенко. Голос Забродина.

Мой топор не вцелуется в бревна
И пила ничего не споет
И девчонка в коротенькой юбке
Мимо уже не пройдет.

И я не брошусь в опилки,
Мне некого больше в них ждать.
Все, Мое кончилось лето
И по блату его не достать.
ИРМА./в луче/. Почему я мокрая курица?
ГОЛОС ЗАБРОДИНА. Потому, что у тебя глаза, как у мокрой курицы.
ИРМА. Разве у мокрой курицы глаза не такие, как у сухой?
ГОЛОС ЗАБРОДИНА. Не знаю, но у тебя, как у мокрой.
    Свет гаснет, Ирма исчезает.
ГОЛОС ЗАБРОДИНА:
Я снова, я снова задет за живое,
Меня снова пробрал коры аромат,
 Я хочу к вам вернуться в лето былое,
Но время размыло дорогу назад.

     На сцене свет. Студенческий строительный отряд «Цитолог». Бойцы отряда носят доски, кто-то их сколачивает, строя времянку для кухни. Идет устройство лагеря.

СВИРИН. Вася! Подойди к Сорокину, поедешь с ним за кроватями и скажи ему, чтобы двухэтажные не брал.
ВАСЯ. Где он?
СВИРИН./Указывая на дом/. С той стороны.
      / Вася пошел./
СВИРИН. Вася, позови его, вообще-то, сюда.
ОЗЕРОВ. Валя!
ВАСЯ КОНДАКОВ. Хорошо.
СВИРИН./ Озерову /. Да?
ОЗЕРОВ. Досок не хватит.
СВИРИН. Хватит.
ОЗЕРОВ. Я говорю, не хватит, надо кухню меньше колотить.
СВИРИН. Не надо, хватит.
ОЗЕРОВ. Вот увидишь. Зачем такая огромная? Я бы вообще только склад сделал, а над печкой навес.
СВИРИН. Тебя вон ребята ждут.
СОРОКИН. Валек, я здесь.
СВИРИН. Сережа, оставайся, наверное, тут – я сам съезжу за кроватями. Делай кухню, как наметили, если досок не хватит, пусть лучше останется недоделанной, завтра еще выбьем леса.
      Появляется Забродин с девушкой.
СВИРИН. Ну, как?
ЗАБРОДИН. Вот, знакомьтесь, Надя – наш повар.
СВИРИН. Понятно.
ЗАБРОДИН. Никого больше нет, все заняты.
СВИРИН. Так.
ЗАБРОДИН. Она говорит, что справится. Сперва будет приходить помогать ее мать.
СВИРИН. А вы, Наденька, готовили когда-нибудь на коллектив?
НАДЯ. Нет.
СВИРИН. Ну, а как же?..
ЗАБРОДИН. Да чего тут готовить, справится, подумаешь?
СВИРИН. Вы в школе учитесь?
НАДЯ. Да, в десятый перешла.
СВИРИН. Понятно.
ЗАБРОДИН. Вообще были бы без повара – лучше?
СОРОКИН. Не робей, Надюха, все будет отлично.
СВИРИН. Да.
ЗАБРОДИН. Я там крупу привез, макароны, картошку. Завтра нужно за мясом съездить. Ладно, я пойду разгружу.
СВИРИН. Ну что ж, Надя, в общем-то, стройотряд у нас маленький.
НАДЯ. Да, мне Толя говорил.
СВИРИН. Так что вы в курсе дел?
НАДЯ. Да.
СВИРИН. Ну прекрасно.
ОЗЕРОВ. Валь, не хватит досок.
СВИРИН. Завтра еще привезем.
СОРОКИН. А продукты куда? Надо ж запереть на ночь.
СВИРИН. Ладно, давай всех сюда.
СОРОКИН. Орлы!!!
СВИРИН. Надо за кроватями бежать.
   / Забродин тащит мешок с картошкой./
СОРОКИН. Толик, да куда ты один схватил? Саня, ну-ка помоги.
СВИРИН. Подождите. Ребята, идите все сюда. Толя, давайте, давайте. Вот, познакомьтесь – наш новый повар Надя, по фамилии..?
НАДЯ. Валдаева.
СВИРИН. Валдаева. Наденька учится в школе, так что прошу разговаривать соответственным образом, сдерживать душевные порывы и выражаться без выражений, пусть даже в ущерб производству.
ИРМА. А при мне можно было бы выражаться?
СВИРИН. Ни в коем случае.
ИРМА. Спасибо.
    / Появляется Дыбашкин./
ДЫБАШКИН. Можно?
СВИРИН. Конечно, Николай Тимофеевич, заходите. Николай Тимофеевич Дашкин.
ДЫБАШКИН. Дыбашкин.
СВИРИН, Простите, ради Бога, Дашкин – директор нашего совхоза. Пожалуйста.
ДЫБАШКИН. Я просто зашел узнать, как устраиваетесь, что нужно. Продукты получили?
СВИРИН. Да, спасибо, Николай Тимофеевич. Кровати осталось получить.
ДЫБАШКИН. Кровати вам на складе уже отобрали.
СВИРИН. Двухэтажные?
ДЫБАШКИН. Нет, простые.
СВИРИН. Спасибо. С машиной все в порядке?
ДЫБАШКИН. Да, через полчаса будет у склада.
СВИРИН. Отлично.
ДЫБАШКИН. Еще вопросы есть?
СВИРИН. Пока нет.
ДЫБАШКИН, Ну что ж, друзья, мы с Валентином на первый случай все обговорили. Если будут в процессе неясности, будем решать в рабочем порядке. А сейчас разрешите вас поздравить с первым днем на нашей земле, разрешите пожелать вам успехов в нашем общем деле, нашем общем труде. Думаю, что ваша работа очень поможет нашему совхозу. Еще раз поздравляю вас с началом, дерзайте, вам все в руки.
    / Аплодисменты./
СВИРИН. Спасибо, Николай Тимофеевич. Ура!
ВСЕ. Ура!!!

                Картина 3.

  Затемнение. Идет длинный телефонный гудок. В луче света появляется улыбающаяся Ирма. Звучит голос Забродина:
  И я хотел из рук твоих, наградой,
  На губы, пальцев холод получать.

ИРМА. Ты в этом комбинезоне похож на Карлсона. Еще бы только моторчик на спину.
ЗАБРОДИН. А от тебя пахнет больницей.
ИРМА, Не говори так никогда. Не говори так никогда. Никогда.
    / Затемнение. Длинный телефонный гудок./

                Картина 4.

     Лагерь стройотряда «Цитолог». Появляется Забродин, вбегает в дом, тут же появляется на крыльце.

ЗАБРОДИН. Валя! Валя!
  / Из кухни появляется Надя./
НАДЯ. Он за водой пошел.
  / Появляется Свирин с двумя ведрами воды./
ЗАБРОДИН. Валя, ты можешь мне что-нибудь объяснить?
СВИРИН. Что?
ЗАБРОДИН. Полдня уже сидим, песок ждем. Что за ерунда?!
СВИРИН. Не кричи, пожалуйста.
ЗАБРОДИН. Извините.
СВИРИН. Что, ни одной машины не было?
ЗАБРОДИН. Конечно.
СВИРИН. Что ж ты только сейчас пришел?
 ЗАБРОДИН. Я виноват?! Ждали, фундаменты рыли, все остальное делали, чтоб время не терять. С дуру-то думали, вот-вот привезут.
СВИРИН. Может, уже привезли?
ЗАБРОДИН. Сбегать узнать?
СВИРИН.  А другим как?
ЗАБРОДИН. Никому не подвезли.
          / Появляется Ирма./
СВИРИН. Ладно, иди на фундамент, ждите. Я в правление схожу. Или подождите – вместе пойдем. Постой, я оденусь сейчас.
      / уходит в дом./
ИРМА. Что случилось?
ЗАБРОДИН. Да ну их в баню.
ИРМА. Кого?
ЗАБРОДИН. Песок не взят, сидим целый день.
ИРМА. А почему не взят?
       / Появляется Свирин./
ЗАБРОДИН. Свинка у директора открылась, закостенелая.
СВИРИН. Пошли. Ирмочка, помоги, пожалуйста, сегодня Надюше.
       / Затемнение. Телефонный гудок. В луче света Ирма./
ИРМА. Дубравы дикие стоят,
Мне страшен их тяжелый взгляд.
Их кожа скручена в жгуты,
Их соки древние густы.
И вижу я через кусты –
Дубравы дикие пусты,
Дубравы страшные пусты.
 ГОЛОС ЗАБРОДИНА. Господи, что за чушь, откуда это?
ИРМА. Дубравы, милый мой, пусты.

                Картина 5.

     / Свирин, Забродин, Дыбашкин./

СВИРИН. Вы же заверили нас, что песок утром будет уже лежать, и далее его будут подвозить целый день беспрерывно.
ДЫБАШКИН. Верно, хлопцы, все верно кажешь. А ну, глянь, что там за окном? Глянь, глянь.
СВИРИН. Что?
ДЫБАШКИН. Что, что? Ты глянь повнимательнее.
СВИРИН. Что?
ДЫБАШКИН. Это я тебя спрашиваю, что?
СВИРИН. Николай Тимофеевич!..
ДЫБАШКИН. Не чуешь?
СВИРИН. Не чую.
ДЫБАШКИН. А я чую – дождик будет, сено надо убирать. Все машины заняты, все трактора в бою, дорогой ты мой товарищ.
ЗАБРОДИН. С чего вы взяли, что будут дожди? Небо чистое.
ДЫБАШКИН. Чую, дружок, чую.
ЗАБРОДИН. Что же вы вчера не чуяли?
ДЫБАШКИН. В общем, хлопцы, нет машин. Потерпите немного, управимся – тогда.
ЗАБРОДИН. Тогда неустойку платите.
ДЫБАШКИН. У нас тут одна неустойка – погода наша.
СВИРИН. Когда будут машины?
ДЫБАШКИН. Денька через два, три.
ЗАБРОДИН. Четыре, пять. А нам что делать?
СВИРИН. Подожди.
ДЫБАШКИН. Эх, хлопцы, вы же студенты, биологи, натуралисты. Речку нашу видели? Природа какая, а?! Купайтесь, собирайте гербарии всякие, отдыхайте от конспектов своих. Значит договорились, как только появится малейшая возможность – сразу же дам вам машину. А сейчас, хлопцы, все, на ферму еду. Да, хлопцы, что это значит, название ваше, не ругательство, надеюсь?
СВИРИН. « Цитолог»?
ДЫБАШКИН. Во-во.
ЗАБРОДИН. Не ругательство. Цитология – наука о клетке. Цитолог – тот, кто занимается этой наукой.
ДЫБАШКИН. А то вся деревня всполошилась, что за циклопы?
   / Свирин и Забродин одни./
ЗАБРОДИН. Гад.
СВИРИН. Тише.
ЗАБРОДИН. Ну и что теперь?
СВИРИН, Как что, работать. Чего смотришь?
ЗАБРОДИН. Я не понимаю тебя, Валя. Или ты действительно не видишь, что ничего не будет?
СВИРИН. Все будет. Хитрит Николай Тимофеевич.
ЗАБРОДИН. И что ты намерен делать?
СВИРИН. Подумаем.
     / Идут длинные гудки. Затемнение./

                Картина 6.

   Вечер. Саша Данилов играет на гитаре и поет. Здесь же во дворе Свирин, Кондаков, Сорокин, Забродин, Валдаева, Панов, Слободырев.

ЗАБРОДИН. Вась. / Кивком головы предлагает оглянувшемуся Кондакову отойти в сторону. Отошли./
ЗАБРОДИН. Вась, пора.
КОНДАКОВ. Давно пора. А что пора?
ЗАБРОДИН. Как что? Ты меня удивляешь, Вася – освещать бытие наше, газету зафуфырить стенную. Вот и стена есть, смотри, какая большая. И можно читать, не отрываясь от борща. Бери, вон, Сашку Данилова и давайте еженедельник.
КОНДАКОВ. А может не надо?
ЗАБРОДИН. Что я слышу, ты ли это, Василий?!
КОНДАКОВ. При условии полной свободы.
ЗАБРОДИН. Свободу печати гарантируем. Как назовете?
КОНДАКОВ. В названии половина успеха, тут спешить не надо.
ЗАБРОДИН. Послезавтра повесите, к празднику?
КОНДАКОВ. А что за праздник?
ЗАБРОДИН. Как, что за праздник? Триста лет русской балалайки.
КОНДАКОВ. Можно. Идет.
ЗАБРОДИН. Давай.
      / Через двор быстро пробегает Ирма и скрывается в вагончике./
ЗАБРОДИН. Что с ней?
КОНДАКОВ. Бог его знает.
  / Свирин встал, ушел вслед за Ирмой./
КОНДАКОВ. Озерова нет.
ЗАБРОДИН. Угу, а где же он?
КОНДАКОВ. С ней, наверное, ходил.
ЗАБРОДИН. Думаешь?
КОНДАКОВ. Коню понятно. Не видишь, что он ее клеит?
ЗАБРОДИН. Как клеит? Она же замужем, по-моему?
КОНДАКОВ. Вот и разволновалась. А вообще, Толян, между нами скажу, Озеров – жук. Вот попомни, он еще выдаст на-гора.
ЗАБРОДИН. Чем он тебе насолил?
КОНДАКОВ. Ничем, вижу.
ЗАБРОДИН. Кстати, Василь Василич, ты тоже подкрадывался к красному кресту, все ошивался у вагончика.
КОНДАКОВ. И ты отирался.
ЗАБРОДИН. Я по службе.
КОНДАКОВ. А я и говорю, по службе.
ЗАБРОДИН. Пришел.
КОНДАКОВ. Кто?
ЗАБРОДИН. Пылкий вьюноша.
     / Появляется Озеров и присоединяется к группе с гитарой./
КОНДАКОВ. Вообще это как-то не солидно.
ЗАБРОДИН. Ты про что?
КОНДАКОВ. Про Озерова. Стройотряд студенческий, значит, должны в нем быть одни студенты. Ну, я понимаю, он, как преподаватель, командиром бы поехал, а так, просто бойцом, как-то…не знаю.
ЗАБРОДИН. Подумаешь – физкультурник. Молодой парень, нет, в этом как раз ничего страшного нет. Ну да Бог с ним.
КОНДАКОВ. / Указывая на вагончик./ Что-то Валек наш долго задерживается у нее.
ЗАБРОДИН. Ой, Васька, бдительный ты наш. Зайди, посмотри, что там?
КОНДАКОВ. Свирин тоже жук еще тот.
ЗАБРОДИН. У тебя все жуки.
КОНДАКОВ. Биолог.
ЗАБРОДИН. Слушай, Вась, ты этого деда еще увидишь?
КОНДАКОВ. Степана?
ЗАБРОДИН. Да, пасечника.
КОНДАКОВ. Не знаю, а что?
ЗАБРОДИН. Наташка просила для своей матери медвежий жир поискать, может быть, у него есть?
КОНДАКОВ. А зачем ей?
ЗАБРОДИН. Матери для язвы.
КОНДАКОВ. Не знаю. Давай сходим к нему.
ЗАБРОДИН. Когда?
КОНДАКОВ. Пошли завтра. А его что, - делают, что ли?
ЗАБРОДИН. Кого, жир? Не знаю, наверно.
КОНДАКОВ. Охотник, если делают, должен быть. Я знаю, рыбий есть, а про медвежий не слышал.
ЗАБРОДИН. Про рыбий и я слышал.
       / Появился Свирин, подошел к ребятам./
СВИРИН. Что ты слышал?
ЗАБРОДИН. Валь, ты видел когда-нибудь медвежий жир?
СВИРИН. Видел. Только, по-моему, называется «сало». Медвежье сало. Белое такое, крупиночками. А что?
КОНДАКОВ. Толяну для тещи необходимо.
СВИРИН. Поспрашивай у местных, у кого-нибудь наверняка есть. Ну что, ребята, время позднее, отбиваться будем? Рано вставать.
ЗАБРОДИН. Все равно на работе делать нечерта.
СВИРИН. /всем./ Ладно, ребята, сворачивайтесь. Вась, ты когда-нибудь мотопилой работал?
КОНДАКОВ. Не то чтобы работал, но пилой пробовал, а что?
СВИРИН. Да так просто, подумал.
КОНДАКОВ. К чему это ты подумал?
СВИРИН. Да просто так, потом узнаешь. Все, давайте спать. Иди гасить костер, я еще с Толей не завтра планы обсужу.
    / Кондаков пошел к костру./
КОНДАКОВ. / кричит./ Гаси огонь, ломай гитару!!!
СВИРИН. Первое: ты кто? Комиссар. Должен что? Меня поддерживать. Что это за разговоры: «нечерта делать»? Мне это не нравится.
ЗАБРОДИН. А мне нравится?
СВИРИН. Не перебивай. Это они пусть психуют, нервничают, бунтуют – мне это во как хватает! А мы с тобой должны в одну дуду, твоих психов мне еще не достает.
ЗАБРОДИН. Валя…
СВИРИН. Слушай. Не перебивай. Это еще только раз. Теперь два: я думаю, нам надо дом строить.
ЗАБРОДИН. Какой дом?
СВИРИН. Жилой, двухквартирный.
 ЗАБРОДИН. Не понял.
СВИРИН. Вместо подрывной деятельности лучше бы выход искал из положения, а то только: ля-ля-ля, ля-ля-ля-ля.
 ЗАБРОДИН. Слушай!
СВИРИН. Ты слушай, потрудись, пожалуйста, я еще не кончил. Директор совхоза нам предлагает дом строить. Я чувствую, с фундаментами мы прогорим. Песок будем ждать до победы над раком. А лес есть, уже готовый. От железной дороги на подводе довезем, тут всего километр. И расценки будь здоров, это тебе не фундамент заливать.
ЗАБРОДИН. Да ты что, дом строить, ничего себе!
СВИРИН. Попробуем.
ЗАБРОДИН. Ты знаешь, как его строить?
СВИРИН. Нет. Научимся – есть план, проект типовой. Сорокин знает, как надо его строить.
ЗАБРОДИН. Сорокин тебе его настроит, языком.
СВИРИН. Возьмем мотопилы, Кондаков  спец по этому делу: жик-жик и готово.
ЗАБРОДИН. Нет, ты это что, серьезно?
СВИРИН. Серьезно, Толик, серьезно – делать нечего. Выход один – надо пробовать.
ЗАБРОДИН. Не знаю.
СВИРИН. Выйдет, Толя, должно получиться, ну а не выйдет, так не выйдет.
ЗАБРОДИН. Не знаю.
СВИРИН. Ладно, ночью на досуге подумай, и третье тебе на закуску. Дело такое… Как тебе наша Ирма?
ЗАБРОДИН. Что значит как?..
СВИРИН. Я видел, ты к ней заглядывал несколько раз?
ЗАБРОДИН. Что значит, заглядывал?
СВИРИН. Вот я тебя и спрашиваю?
ЗАБРОДИН. Не понимаю, что ты спрашиваешь?
СВИРИН. Я, Толь, вот к чему веду: видел, она сейчас прибежала?
ЗАБРОДИН. И что?
СВИРИН. А ты не догадываешься?
ЗАБРОДИН. О чем?
СВИРИН. Толя.
ЗАБРОДИН. Валя, что ты вола крутишь, говори уже, в чем дело, ей Богу.
СВИРИН. В общем-то, это ерунда, я собственно так просто, как… Нам надо делом заниматься, работой, а не семейными драмами и любовными бурями. Озеров этот  идиот…
ЗАБРОДИН. Что такое?
СВИРИН. Иди сюда.
    / Отходят в сторону./
СВИРИН. Чтоб я еще взял бабу!
ЗАБРОДИН. Так что случилось?
СВИРИН. Она толком не говорит, но как я понял, этот кретин повел ее погулять и стал затаскивать в кусты, понятно зачем, еле вырвалась. Жлобина, не может даже с девчонкой обойтись.
ЗАБРОДИН. Ничего себе, преподаватель физкультуры. Хорошо, а я тут при чем?
СВИРИН. Во-первых, ты – комиссар.
ЗАБРОДИН. А во-вторых?
СВИРИН. А во-вторых, что ты об этом думаешь?
ЗАБРОДИН. А что я могу думать? Ну их всех в баню. Сами пускай разбираются.
СВИРИН. Все?
ЗАБРОДИН. А что еще? Детский сад, что ли? Это их личное дело.
СВИРИН. Я понимаю, если бы так говорил Вася, но от тебя странно слышать.
ЗАБРОДИН. А ты что предлагаешь?
СВИРИН. Давай подумаем. Есть такая книжка « Семнадцать мгновений весны», там шеф Гестапо говорит: « Логику профессионала не возможно предугадать. Умный профессионал не пошел бы в приют».
ЗАБРОДИН. Можно без преамбул?
СВИРИН. Не спеши. Мы все студенты – братья. Лучше, хуже – но думаем уже по определенной логике. Общей логике, развившейся от многих факторов и от нас самих. И мы уже подмяты ею, в свою очередь, развиваясь от нее.
ЗАБРОДИН. Не знаю, с чем мы вернемся из стройотряда, но ты – с диссертацией по психологии.
СВИРИН. А что ожидать от этого физкультурника или докторши, я не знаю. Во-вторых, я их самих не знаю.
ЗАБРОДИН. Поживем – увидим.
СВИРИН. Я не собираюсь ждать. Она сама пойдет завтра с ним в кусты, а потом напишет Галке Галкиной что ее изнасиловали и ее муж подаст в суд на стройотряд или зарежет Озерова.
ЗАБРОДИН. Только так и будет.
СВИРИН. Молодой ты еще, Толя.
ЗАБРОДИН. Выгони Озерова из отряда.
СВИРИН. За что? Он еще ничего не натворил.
ЗАБРОДИН. Так что ты хочешь, я не понимаю?
СВИРИН. Откровенно говоря, она мне нравится чем-то, она, по-моему, хорошая девченка. Вид у нее конечно, извиняюсь, женщины, я бы сказал, излишне легкого поведения, но это, по-моему, только вид. Дома у нее наверняка ерунда какая-нибудь. Да в принципе и Озеров парень не плохой. Я к чему веду: мне казалось, что ты тоже к ней хорошо относишься. Как-то ты так вот, что ли, дружелюбно, я бы сказал, ходил вокруг да около, а?.. Понимаешь, Толян, может, ты бы уделил каким-нибудь образом ей внимание, а? Мне кажется, ей хочется какого-то внимания, добра, что ли. Она сейчас всех с Озеровым отождествила. Здесь оставаться не хочет, да и домой, по моему, тоже… Шутки шутками, а черт его знает, что у нее там на душе да в голове – возьмет, повесится.
       / Забродин внимательно посмотрел на Свирина. Затемнение. Длинный гудок телефона./
               
                Картина 7.

    День. Надя чистит картошку. В калитку входит Свирин, в его руках два ведра воды. Слышится крик Забродина « Валя! Валя!» Свирин оборачивается, вбегает Забродин.
ЗАБРОДИН. Воду носишь?
СВИРИН, Ношу.
ЗАБРОДИН. А ты знаешь, что армянам песок возят?
СВИРИН. Не надо кричать.
ЗАБРОДИН. И им его все время возили.
    / На крыльце появилась Ирма./
СВИРИН. Надюша, дай, пожалуйста, кружку.
    / Надя уходит в кухню за кружкой./
ЗАБРОДИН. Ну?
СВИРИН, Ты мне?
ЗАБРОДИН. Что скажешь?
     / Надя вынесла кружку, дала его Свирину./
СВИРИН. Спасибо. / Забродину/. Пить хочешь?
ЗАБРОДИН. Нет.
СВИРИН. А я попью. / Зачерпнул из ведра воды, пьет. Выпил воду./
ЗАБРОДИН. Попил?
СВИРИН. Попил.
ЗАБРОДИН. Ну и как?
СВИРИН. Вкусно. Толя, вылей, пожалуйста, воду из ведер в бак и принеси еще.
    / Свирин направился к калитке./
ЗАБРОДИН. Может быть, ты и меня возьмешь с собой?
СВИРИН. Нет, я один.
        / Свирин уходит./
ИРМА. Что там случилось?
ЗАБРОДИН. Бригада армян - шабашников строит коровник, и им все это время возили песок, а нам нет, якобы машины нет.
ИРМА. А почему?
ЗАБРОДИН. Вот и я говорю, а почему?
ИРМА. Не везет, да? Надя, если меня кто-нибудь будет спрашивать, я в больнице.
НАДЯ. Хорошо.
ЗАБРОДИН. Зачем ты в больницу идешь?
ИРМА. Мне предложили там поработать временно, пока мы здесь.
ЗАБРОДИН. До колодца по пути.
    / Забродин выливает в бак воду из ведер. Затемнение. Длинный гудок. Забродин в луче света./
ЗАБРОДИН. Как иногда в полдневный зной невольно
                Пытается беспечный мотылек
                Впорхнуть в зрачок, где блещет огонек,
                И гибнет сам, и глазу очень больно.

                Так и меня несет мой рок
                В огонь очей столь властно и раздольно,
                Что ум желаньем смят непроизвольно
                И зоркого упрямый превозмог.

                Я знаю хорошо, что блеск обманет,
                Что смертью он грозит моей судьбе,
                Что добродетель бедам не преграда,
                Но все ж меня мой рок так сладко манит,

                Что плачу о другом, не о себе
                И умереть душа слепая рада.

ИРМА.  / в луче прожектора./ Это чье?
ЗАБРОДИН. Это Петрарка.

                Картина 8.
 
/ Собрание./

СОРОКИН. Думайте, конечно, сами. Я только хочу сказать, - на фундаментах мы ни шиша не заработаем. Парни, это ведь только кажется так: ах, дом построить! Куда там?! Ничего тут страшного нет. Тем более есть проект, в нем абсолютно все указано, вплоть до того какую доску каким гвоздем приколачивать. Материал есть, что еще нужно? Я же строил – знаю, правда, немного, другие дома, но суть-то та же, разберемся. Все они однотипные, по одному принципу. Надо браться, я вам гарантирую, что построим.
ОЗЕРОВ. Валь, сейчас это все на арапа: ура, побежали! Ты сам подумай своей головой, что такое – дом построить?! Да даже если построим с горем пополам, то сколько мы с этим будем ковыряться? Никто ведь понятия не имеет, как все это делается. Про каждую ерундовину будем бегать распрашивать. А в конце что-нибудь перекосится и хана твоей работе.
СОРОКИН. Да что у тебя там перекосится?
ОЗЕРОВ. Не у меня, а у тебя же и перекосится.
ДАНИЛОВ. Правильно он говорит. Фундамент дешевле, зато проверено, все знают, что к чему, раз-раз и забросали.
СВИРИН. Я же вам говорю, что с фундаментами мы будем возиться до второго потопа. Неужели не понятно, что до самого конца то песка не будет, то цемента, то еще чего-нибудь?
ОЗЕРОВ. Вот этого, Валек, я не пойму никак. Почему это у нас не будет? Почему у армян все, а у нас ничего?
СВИРИН. Да потому. Сам не понимаешь, что ли? На кой мы здесь нужны? Нальем этих фундаментов и что дальше с ними делать, кто на них строить будет?
ПАНОВ. Зачем же они нас звали?
СВИРИН. А их особо и не спрашивали, нужно, чтобы студенты работали, вот и все. А ереванцы хоть и шабашники, зато совхозу полностью льют бетонный коровник. И потом, кто мы? Студентики – лоботрясники, а там бригада проверенных строителей. Да к тому же, ребята не дураки, в договор включили пункт об оплате простоев. Так что лучше, чтоб они не простаивали, ясно? Толя, что скажешь?
ЗАБРОДИН. Я, Валя, не знаю. Я дома не строил. Если Сорокин гарантирует, то может быть и стоит рискнуть, Бог его знает.
СВИРИН. Понятно. В общем, решили – будем строить.
ОЗЕРОВ. Это ты решил.
СВИРИН. Это мы решили.
ОЗЕРОВ. Я такого не решал.
СОРОКИН. Большинство – за.
ОЗЕРОВ. С чего это ты взял? Вон ребята еще ничего не сказали и не голосовали. Вася? Саша?
КОНДАКОВ. Я не знаю.
ДАНИЛОВ. Надо строить.
ПАНОВ. Леша?
СЛОБОДЫРЕВ. Я – за.
ПАНОВ. И я думаю, надо строить.
СВИРИН. Значит, будем строить. Мастером, я думаю, будет Сорокин, возражений, надеюсь, нет?
ДАНИЛОВ. Нет.
СВИРИН. Вот и славненько.
        / Затемнение. Длинный гудок./

                Картина 9.

   / Возникает слабый свет вечера, выхватывающий две фигуры. Это Забродин, целующий Ирму. После поцелуя Забродин посмотрел на Ирму, она стоит застыв. Забродин опять целует, снова смотрит на Ирму. Затем начинает целовать ухо, шею, плечо. Реакция Ирмы та же. Забродин, пристально посмотрев на нее, медленно отходит в сторону, Ирма идет за ним./
ЗАБРОДИН. Завтра поеду за цементом, дашь бинт, маску сделать.
ИРМА. Дам.
ЗАБРОДИН. Странный ты все-таки человек. / Ирма пожала плечами./ А может быть и не странный. И глаза у тебя.
ИРМА. Что глаза?
ЗАБРОДИН. Да нет, ничего. Не знаю. Завтра вечером с Васькой Кондаковым на пасеку пойдем.
ИРМА. Зачем?
ЗАБРОДИН. Да так, надо.
ИРМА. Не ходи.
ЗАБРОДИН. Почему?
ИРМА. Не ходи.
ЗАБРОДИН. Хорошо, не пойду, только скажи почему?
ИРМА. Правда, не пойдешь?
ЗАБРОИН. Мне очень нужно.
ИРМА. Я видела медведя.
ЗАБРОДИН. Где?
ИРМА. В лесу.
ЗАБРОДИН. Когда?
ИРМА. Вчера.
ЗАБРОДИН. Да ты что, серьезно? / Ирма утвердительно кивнула головой./Так что же ты молчишь? И где это?
ИРМА. Я вчера пошла в лес.
ЗАБРОДИН. Зачем?
ИРМА, Просто так.
ЗАБРОДИН. Ну?
ИРМА. И там, где болотце, знаешь, он лапами о дерево так вот скреб.
ЗАБРОДИН. Ну?
ИРМА. Я убежала.
ЗАБРОДИН. А он?
ИРМА. Что?
ЗАБРОДИН. Он за тобой не бросился?
ИРМА. Не знаю.
ЗАБРОДИН. Не видела что ли?
ИРМА. Не видела.
ЗАБРОДИН. Почему же ты не рассказала никому?
   / Ирма пожала плечами./
ИРМА. Ты мне обещал, что не пойдешь.
ЗАБРОДИН. Медведей бояться – в лес не ходить. Может быть, тебе показалось?
ИРМА. Ты же обещал.
ЗАБРОДИН. Ну хорошо, видно будет.
ИРМА. Ты обещал.
ЗАБРОДИН. Хорошо. /Ирма и Забродин пошли./ Видно будет. / Ирма остановилась, Забродин засмеялся./
ЗАБРОДИН. Хорошо, хорошо.
       /Затемнение./

                Картина 10.

  / Обед. В калитку входит бригада./
КОНДАКОВ. Надежда, не зевай - на стол накрывай! 
   / Появилась Надя, снова скрылась на кухне. На крыльцо вышел Свирин./
СВИРИН. Пришли?
КОНДАКОВ. Нет еще.
ОЗЕРОВ. Сорокина нет?
ОЗЕРОВ. Опять к бабе своей поехал.
СВИРИН. К какой бабе?
ОЗЕРОВ. А ты не знаешь? Доярку тут себе завел какую-то.
СВИРИН. Тише.
ОЗЕРОВ. На велосипеде себе раскатывает все время. Приехал и уехал, а мы…
СВИРИН. Тихо!
ОЗЕРОВ. Что тихо, тихо? Ты, Валя, странный какой-то. Он вообще ни фига не не делает, приходит только задание дать – и нет его: я – мастер. Ты точно дождешься, что я ему уши обломаю.
СВИРИН. Садись, ешь. А откуда у него велосипед?
ОЗЕРОВ. Зазнобы лайба, целый день педали крутит.
ЗАБРОДИН. Действительно, Валь, целый день на велике раскатывает.
КОНДАКОВ. Валя, ты обещал пилу достать.
СВИРИН. В сарае лежит.
КОНДАКОВ. Ну?! «Дружба»?
СВИРИН. «Урал».
КОНДАКОВ. Серьезно?
СВИРИН. После обеда посмотришь.
КОНДАКОВ. Давай сейчас.
СВИРИН. Ну, пойдем.
      / Все бросились за дом./
ОЗЕРОВ. Толик.
ЗАБРОДИН. Что?
ОЗЕРОВ. Погоди секунду.
ЗАБРОДИН. Что?
ОЗЕРОВ. Ты что ж, решил докторшу покрутить?
ЗАБРОДИН. Тебе что?
ОЗЕРОВ. Ты же знаешь, что я с ней?
ЗАБРОДИН, Что ты с ней?
ОЗЕРОВ. За такие дела, вообще, морду бьют. Если бы это было не здесь, и это был не ты, то я бы в рог согнул. Ты извини, старик, но это не красиво.
ЗАБРОДИН. На сколько я знаю ты к ней никакого отношения не имеешь. Ты, по-моему, сунулся один раз, что тебе еще надо?
ОЗЕРОВ. Да она же дура.
ОЗЕРОВ. Слушай ты, акробат на батуте!
ОЗЕРОВ. Ладно, Толян, не грызись, я тебе по-товарищески говорю. Она же во / покрутил указательным пальцем у виска.\ Пошли в клуб. Обратно пошли. Опять пошли в клуб. Опят обратно. Я так – все в порядке. Я в шею – все нормально, в губы – нормально. Ну, я дальше, вдруг, как дура, заверещит, и бежать, будто я ломом на нее замахиваюсь. / Забродин встал, пошел./ Ты куда?
ЗАБРОДИН. Пилу смотреть.
ОЗЕРОВ. Давай.
    / За домом вдруг раздался резкий треск мотопилы и дружный крик «Урра!»
ОЗЕРОВ. Так что смотри сам, Толян. Я просто этих дел не люблю: или, или.
             / Появилась из кухни Надя./
НАДЯ. Остыло ведь все.
ОЗЕРОВ. Ты что, Валдаева, подслушивала?
НАДЯ. Я не люблю, когда меня называют не по имени.
  / Появляются все, кто уходил к пиле./
КОНДАКОВ. Валь, так я ее после обеда беру с собой.
СВИРИН. Бери.
СЛОБОДЫРЕВ. А что эти щи такие холодные?
ПАНОВ. Ужас.
ДАНИЛОВ. Дай-ка попробую. /Пробует./ Кошмар!
КОНДАКОВ. Безобразие. Нет, это не работа, так дело не пойдет, Надежда Батьковна.
     / Надя резко развернулась, убежала в а кухню. Парни прыснули. Все прислушались к тому. Что происходит в кухне. Свирин взял внимание всех на себя и постучал пальцем по лбу./
СВИРИН. Балбесы.
ОЗЕРОВ. Надюха, ты чего? Они же трепятся. Ну, мордовороты, Надюх, они же шутят, слышишь? Обидели девченку.
СЛОБОДЫРЕВ. Надежда, нельзя все принимать так близко к сердцу.
КОНДАКОВ. Слышь, что Леха говорит?
ДАНИЛОВ. Выглянь.
ПАНОВ. Ах, какой вкусный борщ!
ДАНИЛОВ. Ах!
КОНДАКОВ. Ах!!
ПАНОВ. Вкуснота неописуемая. Надюх, спиши рецепт.
СВИРИН. Ну ладно, хватит, ешьте уж теперь.
КОНДАКОВ. Уж едим.
СВИРИН. Надя, прекащай там, давай второе.
    / Озеров вышел из-за стола, подпрыгнул и, мягко приземлившись на руки, лег на траву. Пришла Ирма, молча прошла через двор и исчезла в своем вагончике./
ОЗЕРОВ. Эх, хорошо, парни, давайте сбросимся на футбольный мяч.
СЛОБОДЫРЕВ. Точно.
    / Озеров вскочил./
ОЗЕРОВ. Слушайте, а давайте сыграем с местными, а?
ПАНОВ. На приз «Кожаный мяч».
КОНДАКОВ. Лучше сброситься на фоторужье, а с местными сыграть в козла.
ОЗЕРОВ. Во-во, давай, ха-ха-ха. От то вы и дохляки такие. Ты глянь на себя – гербарий. Какой тебе дом строить? Марки ладошкой приклеивать, и то силы не хватит. У тебя после универа знаешь, какое распределение будет? Гирькой в аптеку, порошки от поноса развешивать.
ПАНОВ. Ты зато у нас амбал за всех.
ОЗЕРОВ. Гармония. Дружище, это когда и тут /показывает пальцем на свой лоб/ и тут /показывает бицепсы./
КОНДАКОВ. Когда ни там, ни там, тоже гармония.
  / Озеров подошел к Слободыреву и приемом бросил его через бедро на землю./
СЛОБОДЫРЕВ. Ты что?
КОНДАКОВ. Силушка взгуднулась?
ОЗЕРОВ. Леха, старик, это я к тому, что в мужике сила должна быть. На то он и мужик. Поди попробуй заведи Васькину пилу. Черта с два. Хотя бы на элементарное силы должно хватать. И что меня бесит – вы не хотите заниматься собой. Это же все можно накачать элементарно. Я же говорю, давайте пока здесь заниматься, я потренирую. Утром встали – пробежечка, потом по мешкам поколотим. И ночью будете спокойно ходить, и на пляже приятно раздеться позагорать.
ЗАБРОДИН. Ну, через бедро, положим, ты его грязно кинул.
ОЗЕРОВ. Чего ж это грязно?
ЗАБРОДИН. Грязно. Не завернулся, силой просто взял.
ОЗЕРОВ. / Подходя к Забродину./ Ну на, сделай как надо. Давай, давай, чего?
   / Забродин взял Озерова за рукав./
ОЗЕРОВ. Ну?
ЗАБРОДИН. Конечно, встал, как тумба.
ОЗЕРОВ. А что я должен..?
 Ну, давай.
  / / Озеров дернул несколько раз Забродина, стали бороться. Атлетического сложения Озеров явно сильнее, но Забродин более верткий и ему удается уйти от всех попыток Озерова провести прием. Наконец они повалились на землю. Забродин пытается крутиться на спине, ему это удается. Забродин ногами описывает полукруг, теперь ноги у борцов направлены в разные стороны. Все, с самого начала борьбы, смотрят на происходящее молча. На крыльце стоит Ирма. Забродин поднял согнутые ноги и коленями сжал голову Озерова. Озеров застонал.
ОЗЕРОВ. Уши!
    / Забродин, сжимая коленями уши Озерова, отвернул его в сторону, перевернулись, Забродин оказщался сверху и локтем нажал Озерову на горло. Озеров захрипел./
СВИРИН. Хватит!! / С силой. Двумя руками, толкнул Забродина в плечо. Забродин слетел с Озерова, моментально вскочил на ноги, тут же вскочил Озеров и, сходу, попытался удаить кулаком Забродина, но на пути возник Свирин, который с силой толкнул Озерова./
СВИРИН. Хватит!!!
ОЗЕРОВ. / Забродину./ Ошизел?
СВИРИН. / Забродину./ Уйди отсюда!
ОЗЕРОВ. Идиот!
СВИРИН. Юра!
ОЗЕРОВ. Дурак!
СВИРИН. Хватит!
    / Забродин в разорванной во всю длину рубахе стоит молча, смотря в землю./
СВИРИН. Ладно, приятного аппетита, ступайте работать.
   / Все стоят./
СВИРИН. Ну! / Все медленно пошли./ Стойте, Юра, Толя!
   / Озеров и Забродин обернулись./
СВИРИН. Все в порядке? А?
ЗАБРОДИН. Все в порядке.
ОЗЕРОВ. Нормально, Валек.
СВИРИН. Ну а если что-нибудь будет не в порядке – оба поедете домой.
ОЗЕРОВ. Вот это ты зря добавил.
СВИРИН. Ну, извини.
     / Все пошли. Затемнение./

                Картина 11.

   Вечер. Ирма зашивает рубашку Забродина.

ЗАБРОДИН. Зря ты, ей Богу, чего дрянь эту зашивать? Слышишь, Ирма?
ИРМА. Слышу.
ЗАБРОДИН. Да еще так ювелирно. Раз-раз бы рубцом и все. Все равно ведь рабочая. Я же в ней бетон месю, мешу, замешиваю. Слышишь, Ирма?
ИРМА. Что?
ЗАБРОДИН. Ты слышишь или нет, что я говорю?
ИРМА. Слышу.
ЗАБРОДИН. Брось, я прошу тебя.
ИРМА. А если мне приятно?
ЗАБРОДИН. Ирма.
    / Ирма отложила рубашку в сторону./
ИРМА. Ты мне мешаешь, потом сделаю.
ЗАБРОДИН. Да Бог с ней.
ИРМА. Пошли?
ЗАБРОДИН. Куда?
ИРМА. Куда-нибудь, погуляем.
ЗАБРОДИН. Поздно уже.
ИРМА. И что?
ЗАБРОДИН. Пошли.
   / Встали. Ирма остановила рукой Забродина./
ИРМА. Ты днем такой смешной в этом комбинезоне, а вечером совсем другой.
ЗАБРОДИН. Да, днем я очень смешной.
    / Ирма развернулась, пошла. Забродин за ней./
ИРМА. Оказаться бы сейчас на другом конце света, чтоб не было ничего этого.
ЗАБРОДИН. Ничего чего?
ИРМА. Ничего чего и ничего кого. Всего этого вокруг.
ЗАБРОДИН. Я на пасеку так и не ходил.
ИРМА. Не больно?
ЗАБРОДИН. Что?
ИРМА. Комар на щеке. / Забродин трет рукой по щеке. Ирма засмеялась./
ИРМА. Смотри, звезды какие яркие. Это что, дождь будет?
ЗАБРОДИН. Как раз наоборот. Небо чистое.
/ Задрав головы Ирма и Забродин смотрят вверх./
ИРМА. Надо же, какое чистое. Какие они все тоже чистенькие.
ЗАБРОДИН. Звезды?
ИРМА. Угу. Кажется, был бы, вот так, длинный-длинный пинцет и можно раз, раз, раз – насобирать их.
ЗАБРОДИН. Вот уж человек устроен, обязательно «до сэбэ» надо. Даже уж на звезды нельзя просто любоваться, нет, нужно непременно оторвать, пинцетом вырвать, зубами отодрать.
ИРМА. Их миллиарды миллиардов. Даже если всем на земле раздать, то каждому больше чем по миллиарду достанется – и то жалко. А я хочу свою, маленькую-маленькую, звездочку, но свою. Мне не надо смотреть, как они там светят всем и никому. Мне надо, чтобы у меня была одна, согревала меня. Вот такая я неколлективистка, товарищ комиссар.
ЗАБРОДИН. Ладно, на, бери.
ИРМА. Так ведь пинцета нет.
ЗАБРОДИН. Вот то-то и оно.
ИРМА. Вот оно и то-то.
ЗАБРОДИН. /отмахиваясь от комаров/ Вот занозы.
ИРМА. Ты «Тайгой» натрись.
ЗАБРОДИН. Им на эти кремы.., еще вкуснее: кровушка с соусом «Тайга». А тебя что, не кусают? / Ирма отрицательно машет головой/.
ЗАБРОДИН. Почему? / Ирма пожала плечами/
ИРМА. Наверное, эфиром пахнет.
ЗАБРОДИН. Да, от тебя больницей несет.
ИРМА. Не говори так.
ЗАБРОДИН. Почему?
ИРМА. Не надо.
ЗАБРОДИН. Хорошо, не буду. /Взял ее руку./ У тебя прекрасные, нежные руки, мягкая бархатная кожа. / Целует руку./ И любой запах рук – самый нежный и самый приятный. Я эти дни все думаю о тебе, почему ты такая?
ИРМА. Какая?
ЗАБРОДИН. Вот тут тебя считают… И Озеров этот туда же клюнул. Наверное. У тебя просто дефицит нежности. Детство, нынешняя жизнь. Муж. Кто он? Инженер?.. У тебя потребность в этой самой нежности, как у Сорокина, пардон, в пиве. Ничего, что я так говорю? Тебе хочется с кем-нибудь гулять. Просто гулять, просто говорить о чем-то тихом и красивом. Тебе хочется того самого тепла, которого ты хотела от звездочки. Но ведь можно хотеть и другого, и ты, понимая это, даешь подачку – ну на, поцелуй меня, если ты не можешь обойтись без этого. Только говори мне о звездах, только будь нежным… А Озеров – нормальный, здоровый, живой человек, с надраенными зубами, который о своей печенке думает больше нежели о мозгах. Когда он поцелует и его не бьют в ответ по морде, то у него возникает естественное желание целовать дальше и получить все, что в таких случаях полагается получить. И разве это ненормально? Нормально, так и должно быть. Оставим рассуждения о невидимом и неосязаемом… И все твои трансы – напрасны.
ИРМА. Я не думала об этом.
ЗАБРОДИН. И кончилось все это тем, что, как видишь, стою перед тобой я, причем, с ощущением, что кто-то скребет изнутри по моему позвоночнику ногтями и чувствую по отношению к тебе больше, чем хотел бы чувствовать. Так вот.
ИРМА. Столько наговорил. Мне спокойно с тобой.
   / Забродин берет ее руки, прижимает их к своему лицу./
ИРМА. Не надо./ Пытается вырвать руки./ Они пахнут больницей. / Но Забродин крепко держит ее руки./
ЗАБРОДИН. Я хочу. Чтобы тебе всегда было спокойно.
  / Целует ее ладони./
ИРМА. Не надо.
ЗАБРОДИН. Я ненавижу запах больницы. Но они пахнут не больницей, а тобой, это твой запах, поэтому я люблю его. И дурак. Кто этого не понимает. / Целует еще раз./
  / Забродин пошел, Ирма вместе с ним./
ИРМА. Учитель.. Я буду называть тебя называть тебя учитель. Ты так весомо все говоришь.
ДЕД. Хлопец. Закурить нема?
ЗАБРОДИН. Нема.
ДЕД. Жаль. Э, да ты с дивчыной. Откуда ж вы здесь такие?
ЗАБРОДИН. А вы что, не здешний?
ДЕД. Как же, здешний.
ЗАБРОДИН. Так должны бы знать, дома у вас строим.
ДЕД. Вот на, а я и не знал. А откуда ж будите?
ЗАБРОДИН. Студенты. Работаем здесь летом.
ДЕД. А я с пасеки, вот и не знаю, что в деревне твориться. У племяша был, да вот обратно удумал.
ИРМА. А пасека далеко?
ДЕД. Да нет, верст пять.
ИРМА. В лесу?
ДЕД. А где ж ей быть?
ЗАБРОДИН. Как же вы ночью-то?
ДЕД. А что ночь? Мне что ночь, что день.
ЗАБРОДИН. Простите, а у вас медвежьего жира нет случайно?
ДЕД. Медвежьего нет. На медведя я уже давно не хожу, да и нет здесь медведя. А вот барсучье сало у меня есть. Тебе-то что лечить надо?
ЗАБРОДИН. Язву.
ДЕД. Э-э, что же ты, такой молодой и уже язва?
ЗАБРОДИН. Да это не мне.
ДЕД. А кому ж?
ЗАБРОДИН. Меня попросили.
ДЕД. Вот барсучье сало в самый раз. Лучше, чем ведмежий жир.
ЗАБРОДИН. И что, можно у вас купить немного?
ДЕД. Зачем купить, лекарства не продаю. Болен ежели, надо – так бери. Приходи ко мне на пасеку, медку моего откушаете, сало свое заберете, я приготовлю.
ЗАБРОДИН. Спасибо.
ДЕД. И спасибо нельзя говорить за лекарство.
ЗАБРОДИН. Хорошо. Так вы что, так один и живете в лесу?
ДЕД. Всю жизнь.
ЗАБРОДИН. И не скучно?
ДЕД. Эво, чего ж скучно-то, я ведь на земле. Эт вам в городе скучно может статься, ежели пристебнуться некуда, а мне – никогда. Эт кому лес – палки, тому скучно, а мне он живой. Вместе живем на этом свете, меня годы трепят и его, вместе стареем. И умру я человеком, не сожгут меня в плевательнице, а лягу я в корни леса своего и всосет он кровушку мою, и еще шибче зашумит. Ты вот приходи ко мне. Ладноть, бывайте здоровы, ребятки, поскружщу до дома.

                / затемнение/

                Картина 12.

 Утро. На стене кухни висит стенгазета. Вокруг стенгазеты стоит группа ребят, смеются. Появляется Забродин.

ЗАБРОДИН. Повесили? Ну, молодцы! (подходит к газете) Так, что тут новенького пишут? «Баня» номер один. «Баня». Ну что ж, простенько и со вкусом (читает). Праздничный выпуск к 150-летию со дня рождения Гавроша. Так (посмотрел на Кондакова). А это что за стихи? (Читает)
                - Тук-тук
- Кто там?
-Я, топор.
- Пройдите к Озерову,
У него запор.
  Забродин мрачно оглядел окружающих, посмотрел на Кондакова, стал читат дальше. Все напряженно смотрят. Вдруг Забродин сорвал газету, пошел в сторону и разорвал ее.
ЗАБРОДИН. Что это такое?! А?! /читает обрывки/  «На чужой кровати рот не раззевати. Аноним». Что это?
КОНДАКОВ. Каламбур.
ЗАБРОДИН. Совсем уже?! А это: « Рассказ о местной наивной дикой пчелке и заезжем шмельце-удальце»? А! Шмелец-удалец? /рвет остатки газеты еще раз/.
КОНДАКОВ. Ты хам.
ЗАБРОДИН. Что ты сказал?
КОНДАКОВ. Что слышал. Зарвавшийся хам.
          Забродин бросился к Кондакову.
ИРМА. Толя!!
      Забродин остановился, посмотрел на Ирму, бросил клочья газеты в лицо Кондакову, пошел в дом.
ИРМА (Забродину). Ты не прав.
   Кондаков собирает клочья газеты. Въезжает на велосипеде Сорокин.
СОРОКИН. Привет, что это тут такое? Газета порвалась? Васек, кто это так?
ЗАБРОДИН. Ты где шляешься?
СОРОКИН (указывая на газету). Твоя работа?
ЗАБРОДИН. Я спрашиваю, где ты шляешься?
СОРОКИН. А я спрашиваю – твоя работа?
КОНДАКОВ. Почитай там о заезжем шмельце-молодце, много полезного для себя почерпнешь.
СОРОКИН. Ты же разорвал. Парни старались-старались, а ты одним махом – вылез из берлоги.
        Забродин ушел в дом. Затемнение. В луче света появляется Ирма.
ИРМА. Я дом свой поставлю на самом краю
              Одичавшей от страха вселенной
               И в дом созову всех, кого я люблю
               В этой жизни моей, как монета, разменной.

              Дверь тесовая крепко завалит
               Наш дымящийся тихий уют.
               И никто среди звезд не узнает,
                Кто от жизни скрывается тут.

               Кто устал бесполезно бороться
               За беспечный свой взор на луну,
               Кто пощечиной липкой утрется,
               Знай – всех в дом свой приму.

                Вы – мои однокровные братья.
                Безответных пощечин – общая кровь.
                Открываю свои вам обьятья
                И свою отдаю вам любовь.

                Вихри звезд кружаться над нами,
                Разрываются солнца в ревущей дали.
                О, как хочется в этом сумасшедшем бедламе
                Тихой, земной и обычной любви.

   Резкий стук. Ирма исчезает. Зажигается свет.

               
                Картина 13.

    Забродин сидит в кресле с телефонной трубкой в руках. Кладет ее на телефонный аппарат, идет открывать дверь.
ПОЙМАНОВ. С кем это ты болтаешь?
  / Пойманов прошел на центр комнаты, он в трико/.
ЗАБРОДИН. Ни с кем.
ПОЙМАНОВ. Целый час ни с кем. Ты идешь сейчас куда-нибудь?
ЗАБРОДИН. С чего ты взял?
ПОЙМАНОВ. Я подумал, что ты без меня намылился куда-нибудь по своим старым связям, дай, думаю, звякну – час не мог дозвониться. Так ты идешь куда-нибудь?
ЗАБРОДИН. Нет.
ПОЙМАНОВ. Тогда пошли в буфет. Я забежал, там свежее пиво завезли. А ты говорил, здесь пива никогда не бывает. Пошли поужинаем. Давай, давай, чего стоишь? Да брось ты это полотенце, пошли. Ой, Толян, Толян, возьмусь я когда-нибудь за тебя.

ЗАБРОДИН. А где ключ?
ПОЙМАНОВ. Да вон он, в двери торчит. Уходим. Давай вперед, шевелись, я там очередь занял.
     Уходят. Слышно, как снаружи закрывается дверь. Проходит несколько секунд, зазвонил телефон. Телефон звонит настойчиво, в комнате никого нет. Свет постепенно гаснет.
                Конец первого акта.


                Д Е Й С Т В И Е    В Т О Р О Е

                Картина 14.

Свет зажигается. Комната гостиницы. Открывается дверь, входят Забродин и Пойманов.

ПОЙМАНОВ. Я тебе точно говорю, вот сам увидишь. Что ты думаешь, Мишенька так просто на всех партсобраниях выступает: потеряны все критерии,…, я не понимаю, как можно…,где же элементарные нормы? Все: « Ах, какой честный, ах, какой принципиальный, ах, ах, ах! Причем, он конкретно никого не ругает, прямой ответной угрозы не будет. Просто это все заносится в протоколы, а протоколы всех собраний читаются там  /указывает пальцем вверх/. А там читают и говорят: « Кто это у нас такой? Ах, какой принципиальный, это растет настоящий руководящий кадр». И вот, пока мы с тобой мазуриков в колбе бултыхаем, у нас за спиной растет руководящий кадр, который не знает, как ее, колбу проклятую, и держать. И думает, как бы сделать так, чтобы на все эти колбы и на тех, кто их держит, сверху смотреть.
ЗАБРОДИН. Ген, я что-то устал от пива этого, голова разболелась. Ты извини.
ПОЙМАНОВ. У меня такая морда, что все считают, что со мной можно запросто, но пока это выражается почему-то только в том, что меня можно запросто послать к черту и дальше.
           Направляется к двери.
ЗАБРОДИН. Ген, не сердись.
ПОЙМАНОВ. На тебя – никогда. Ты бы знал, кто меня посылал! /уходит/
   Забродин подходит к телефону. Сел в кресло. Набирает номер. Идет длинный гудок. Затемнение.

                Картина 15.

  В луче света Ирма.
ИРМА. Я боюсь только одного.
ЗАБРОДИН. Чего?
ИРМА. Снов. Все, что я вижу, сбывается.
ЗАБРОДИН. Всегда?
ИРМА. Почти всегда.
  / Луч гаснет. Полный свет. Свирин и Забродин./
СВИРИН. Ты не имел права рвать газету.
ЗАБРОДИН. Но ведь они пахабщину написали, а Валдаева – школьница. Прочитала бы.
СВИРИН. Ты должен был вечером проверить и заставить переделать или не разрешать вывешивать. А ты вечером Бог знает где был, а вернее сказать, все знают где. Это, дружище, твоя накладка, а рвать нельзя – это труд. Вообще, Толя, ты очень настроил всех против себя. Озерова трясет от тебя, Сорокин, почему-то ненавидит, а сейчас еще Кондакова с Даниловым настроил, это значит, и Гриша с Лешей туда же. Я тебе все это по-дружески говорю. Как дальше быть, я не знаю. Серьезно, не знаю, все обижены.
ЗАБРОДИН. Ну, значит, выгони меня к чертовой матери.
СВИРИН. Зря ты так.
                Затемнение.

                Картина 16.

  Забродин у Ирмы.

ЗАБРОДИН (рассматривая рубашку). Где шов-то? Ну, ты даешь, просто как склеила. На ВДНХ можно сходу отправлять. Здорово.
ИРМА. Носи на здоровье.
ЗАБРОДИН. Как же ее носить, надо на стену теперь повесить – народное творчество. Нет, народный промысел.
ИРМА. Толь, что там случилось?
ЗАБРОДИН. Где?
ИРМА. Ну, вообще.
ЗАБРОДИН. Что случилось?
ИРМА. Все как-то… И Свирин тоже.
ЗАБРОДИН. Что Свирин?
ИРМА. Ну…
ЗАБРОДИН. Что он там тебе говорил? А?
ИРМА. ИЗ-за меня всегда одни только неприятности.
ЗАБРОДИН. Перестань говорить ерунду. Что он тебе сказал?
     Ирма провела рукой по лбу Забродина.
ИРМА. Ты вспотел. А мне холодно. Интересно, здесь холодно или жарко?
ЗАБРОДИН. Ирма (Ирма закрыла ему рот рукой).
ИРМА. Ты успокойся. Ты прости меня. Ты всех прости. Ведь ты такой умный. Когда спокойный.
ЗАБРОДИН. Ирма, Ирма, где ты была раньше?
ИРМА. Где ты был?
                Затемнение. Длинные гудки.

                Картина 17.
Собрание.
СВИРИН. Мне, ребята, не нравится, как мы работаем.
ОЗЕРОВ. Нормально работаем.
СВИРИН. Не весело мы работаем. Климат мне не нравится, внутренний наш климат. Сорокин все на велике гоняет, неизвестно на чьем, неизвестно куда.
СОРОКИН. Не надо, Валя. Это мое личное дело.
ЗАБРОДИН. Не личное, это всех касается.
СОРОКИН. Ты бы вообще помолчал.
СВИРИН. Ты как разговариваешь?
СОРОКИН. А чего он лезет?
СВИРИН. Он комиссар.
СОРОКИН. Да какой он комиссар? Из чего это видно, что он комиссар? Работает он хуже меня.
ЗАБРОДИН. Ты вообще не работаешь. Тебя же, гада, целыми днями нет.
СВИРИН. Толя!
СОРОКИН. Видал, Валек, выражения у твоего комиссара: «гад». Я-то хоть по делам езжу, а ты без меня и гвоздя не забил. Я – мастер, я отвечаю, чтобы дом стоял правильно, я должен указывать тебе, как его строить, чтобы ты верно все складывал. И дело я свое делаю. Юрик, делаю?
ОЗЕРОВ. Делаешь.
СОРОКИН. Вон Гришка с Лешкой молча бревна таскаю, и толку от них больше. Может, ты, комиссар, климат тот самый налаживаешь? Стал с Юриком бороться – разодрался. Из-за чего? Известно. Васек Кондаков с Саньком всю ночь газету делали, упирались, душу вкладывали, пока ты по деревне разгуливал. А ты ребятам утром в лицо плюнул. Я же видел, у Васька слезы навернулись. Ты извини, Толик, я тебе по-товарищески говорю, зарвался ты. Ты сам знаешь, мне ничего не надо, вот за ребят обидно. Не довольны тобой ребята.
СВИРИН. Ты за всех-то не говори.
СОРОКИН. Валек, спроси сам. Ты знаешь, Толик, я тебе по дружбе, я все-таки старше, мне у тебя одно не нравится – ты все втихаря делаешь. Нет, прямо сказать, на собрании, так ты-то к одному подойдешь пошушукаешься, то к другому, настраиваешь людей друг против друга. А ребята этого не любят. Они тебе не выскажут, боятся, а я скажу.
ЗАБРОДИН. Это к кому же, интересно, я пошушукаться ходил?
СОРОКИН. Ты, Толик, не обижайся, я ведь по дружбе говорю. Ребята, видишь, боятся – молчат…
ЗАБРОДИН. Слушай, ты, декабрист…
СОРОКИН. Ну, зачем ты, Толик, так?
ЗАБРОДИН. Что ты все за других, ты за себя давай. Так, будем конкретно: Гриша, я с тобо й шушукался, говорил про кого-нибудь плохо?
ПАНОВ. Нет.
ЗАБРОДИН. Леша, тебе?
СЛОБОДЫРЕВ. Нет.
СОРОКИН. Ну, Толя, это уже нечистоплотно, зачем же так?
ЗАБРОДИН. Чистоплотно!
СВИРИН. Ну, хватит.
КОНДАКОВ. Тут Сорокин перегнул, конечно, палку, но в принципе он где-то прав. Бог с ней, с газетой, просто мы ведь с тобой с первого курса. Честно говорю – я просто растерялся.
СОРОКИН. Ты, Толян, сам понимаешь, что авторитета у тебя уже нет, Я думаю, что тебе надо всеми силами вливаться в бойцовские ряды и работой доказывать свое право быть в отряде. А Валек сам справится в контору ходить.
ПАНОВ. Что-то ты, брат…
СОРОКИН. Валек, я думаю, что комиссар нужен, если отряд – человек двести, а у нас он крохотный, каждый человек на счету, так что обойдемся и без комиссара.
СВИРИН. Комиссар нам положен и он будет. Другое дело, что если встанет вопрос остро, то мы можем его переизбрать.
СОРОКИН. Я предлагаю Гришу Панова.
ПАНОВ. Я отказываюсь. И вообще, я не вижу причин для всего этого разговора. Повод явно надуманный. Сорокину не нравится Забродин, потому он и пристает к нему. Нам тоже не нравится, что ты целыми днями пропадаешь у своей женщины. Ходи туда ночью, а на работе это не должно отражаться.
ОЗЕРОВ. Гриша, Сорокин хоть дело знает, а Забродин сонный целый день ходит, носом клюет. Я согласен с Серегой.
СВИРИН. Ну, что ж, давайте голосовать. Кто за то, чтобы Забродина переизбрать?
      (Сорокин, Озеров, Данилов поднимают руки)
СВИРИН. Три. Кто против?
     ( Свирин, Панов поднимают руки)
СВИРИН. Два. Воздержались?
      ( Кондаков, Слободырев поднимают руки.)
СВИРИН. Тоже двое. Большинство за переизбрание. Значит, поступила кандидатура Панова, кто «за»?
ПАНОВ. Я отказываюсь.
СВИРИН. Почему?
ПАНОВ. Отказываюсь и все.
СВИРИН. Ну, ладно, самоотвод.
СОРОКИН. Леха, давай. Я предлагаю Лешу Слободырева.
СВИРИН. Еще кого?
СОРОКИН. Леху, Леху, парень серьезный. Если что, поможем. Давай, Леха!
СВИРИН. Ты самоотвод не даешь?
                ( Леша пожал плечами)
СОРОКИН. Согласен. Голосуем. (Поднимает руку)
СВИРИН. Кто «за»?
    ( Все, кроме Свирина, подняли руки. Сорокин подошел к Слободыреву.)
СОРОКИН. Ну, Леха, держи краба. Поздравляю, давай, дерзай!
СВИРИН.  Теперь о тебе, Сорокин. Ты должен быть на работе вместе со всеми и работать столько же, сколько и все.
СОРОКИН.  Мне об этом, Валл, не надо говорить.
СВИРИН. Делаем мы, ребята, одно дело. Раньше кончим – раньше уедем. Больше сделаем – больше получим. Пошли.
         ( Все уходят)
ЗАБРОДИН.  Вась!
 КОНДАКОВ. Что?
ЗАБРОДИН. Ну, так мы к деду идем?
КОНДАКОВ. Пасечнику?
ЗАБРОДИН. Да.
КОНДАКОВ. Идем.
ЗАБРОДИН. Сегодня после работы пошли?
КОНДАКОВ. Пошли.
                (Затемнение)

                Картина 18.

    ( В вагончике Ирмы)
ИРМА. Это все Сорокин. Я таких противных не видела.
ЗАБРОДИН.  Противный, что и говорить. А вообще, ты знаешь, как что-то рухнуло с плеч, как облегчение какое-то. Аж легче дышать стало, честное слово. Хотя нагрузки-то никакой и не было.
 ИРМА. Конечно, все к лучшему. Сорокину тому, просто, завидно было.
ЗАБРОДИН. Да брось ты его. Тоже мне, пуп. И что мне нравится – все от имени народа. Мне, дескать, ничего не надо, а вот народ требует. Вот змей.
ИРМА. Ну его. (Забродин засмеялся) Чего ты?
ЗАБРОДИН. Вот злюка какая стала. Ну-ка, еще раз скажи так: «Ну его», а? Как ты «Ну его».
ИРМА. Да, тебе смешно, а знаешь, как я… кода узнала?
ЗАБРОДИН. Я тебе меду сегодня принесу.
ИРМА. Ой.
ЗАБРОДИН. Что?
ИРМА. Ты на пасеку сегодня собрался?
ЗАБРОДИН. Сходим с Васькой.
ИРМА. Толя…
ЗАБРОДИН. Да, что такое?
ИРМА. Толя, я тебя просила когда-нибудь о чем-нибудь?
ЗАБРОДИН. Просила: не говорить, что ты пахнешь больницей.
ИРМА. То не считается.
ЗАБРОДИН. Еще просила.
ИРМА. Не ходи сегодня.
ЗАБРОДИН. Привет.
ИРМА. Я умоляю тебя, не ходи. (Забродин засмеялся)
ЗАБРОДИН. Нет, я не могу с тобой, ты когда-нибудь меня уморишь своей многозначительностью. Не заламывай руки, я иду не в разведку. Лучше скажи, что опять тебе взбрело в голову?
ИРМА. Ты отнесешься к этому несерьезно.
ЗАБРОДИН. Я обещаю, что отнесусь серьезно, если это заслуживает серьезного отношения.
ИРМА. Я видела сон…
ЗАБРОДИН. Так, пошли сны Арины Радионовны. Это очень серьезно.
      ( Ирма встала, отошла к окну, повернулась спиной)
ЗАБРОДИН. Ну и что же тебе приснилось? Немцы заняли наш лес?
ИРМА. Посмейся, я подожду.
ЗАБРОДИН. Все, я посмеялся.
ИРМА. Я видела, что на тебя напал медведь. И ты был весь в крови.
ЗАБРОДИН. Я всегда говорил, что латышские сказки слишком страшные. Вот и на тебя в детстве они повлияли не лучшим образом.
ИРМА. В детстве, когда еще был жив мой дедушка, я видела сон, что его дом заколочен, в колодце, во дворе, плавает мертвая кошка, а окна у дома, почему-то, замазаны глиной. И когда я через семь лет попала на это место, то увидела заколоченный дом, в колодце плавала разбухшая кошка, а окна были замазаны глиной. Если тебе все равно, страшно мне или нет, если тебе все равно, грустно мне или весело – ты можешь идти. Если тебе все равното, что мне будет очень плохо – тогда ты можешь идти.
ЗАБРОДИН. Ирма, ты прекрасно знаешь, что мне не все равно. Но во-первых, все это не очень серьезно; во-вторых, я договорился с Кондаковым, ты знаешь, что это важно для меня; в-третьих, мне очень нужно барсучье сало.
ИРМА. Для нее?
ЗАБРОДИН.  Для ее матери.
ИРМА.  Хорошо, ты иди, но только не сегодня. Послезавтра, какая тебе разница? Я с Васей твоим договорюсь сама. Ты ничего не понимаешь. Ну, пусть это будет моя прихоть – уступи.
ЗАБРОДИН. Ладно. Хорошо, пусть будет так.
ИРМА.  Спасибо.
                ( Затемнение.)
               
                ( Ирма в луче света) 

ИРМА. Нет страшнее монотонно
               Стучащих поезда колес
                И дикий свет огней вагонных
                И шепот сдавленный: «Увез».

               Холодных рельс, как наважденье,
                Изломанный бегущий свист
                И жизнь дошла до оглавленья,
                Последний перевернут дист.

                И поглотит навек кого-то
                Летящей ночи полоса,
              Как ужасная бескрайняя зевота
               Ужасного бескрайнего лица.


                Картина 19.

Забродин несет на плече бревно. К нему подбегает Кондаков.

КОНДАКОВ. Я тебя ищу.
ЗАБРОДИН. Что случилось?
КОНДАКОВ (указывая на бревно). Да брось ты эту дурру.
ЗАБРОДИН (не бросая бревно). Говори, что случилось?
КОНДАКОВ. Пасечника, деда, медведь задрал.
ЗАБРОДИН. Как?! (Бросил бревно.)
КОНДАКОВ. Вчера вечером.
ЗАБРОДИН. Насмерть?
КОНДАКОВ. Почти. Пока еще жив.
ЗАБРОДИН. Как же так?
КОНДАКОВ. Прямо у дома.
ЗАБРОДИН. Тут же никаких медведей нет.
КОНДАКОВ. Шатун какой-то.
ЗАБРОДИН. Какой летом шатун?
КОНДАКОВ. А черт его знает. Как ты вчера отговорил идти к нему?
ЗАБРОДИН. Тогда, быть может, этого не произошло бы.
КОНДАКОВ. Просто бы всех подрал.
ЗАБРОДИН. И что с дедом?
КОНДАКОВ. Не знаю ничего.
      ( Забродин сел на бревно.)
ЗАБРОДИН. Надо же так.
КОНДАКОВ. И еще есть одна новость, К Ирме муж приехал, минут через десять после того, как ты уехал за бревнами. Посидели немного с Ирмой, потом он подошел к графику дежурств и, вдруг, «О, Забродин», - говорит. Мы все обалдели, смотрим на него, как идиоты. Потом оказалось, что он с твоим братом вместе учился. Вот такие пироги. Он кстати чудо-юдо еще то.
ЗАБРОДИН. Вась, ты на меня сердишься?
КОНДАКОВ. За что?
ЗАБРОДИН. Сам знаешь, за газету.
КОНДАКОВ. Толян, Толян (встает). Ну, что, потащили твое бревно, что ли?
               ( затемнение)

                Картина 20.

   Вечер. Забродин лежит на кровати. Входит Ирма, садится на край его кровати. Несколько секунд молчание.)

ИРМА. Он все понял.
ЗАБРОДИН. Где он?
ИРМА. У меня.
ЗАБРОДИН. Может быть, тебе пойти к нему?
      ( Ирма отрицательно махнула головой.)
ЗАБРОДИН. Почему?
ИРМА. Не могу.
ЗАБРОДИН. Ты ему сказала? ( Ирма отрицательно машет головой.)
ИРМА. Он сам сказал это.
ЗАБРОДИН. Как он узнал?
ИРМА. Я не смогла быть с ним. Не могу.
ЗАБРОДИН. Зачем он приехал?
ИРМА. Проведать. Соскучился.
ЗАБРОДИН. И что теперь?
ИРМА. Утром он уедет. Сказал, чтобы я решила все сама.
             (Забродин провел рукой по ее плечу.)
ЗАБРОДИН. Миленькая моя. Ты не говорила ему, что не была здесь ни с кем близка?
ИРМА. Зачем ты так сказал?

                (Затемнение. Длинный гудок.)


                Картина 21.
     Собрание.

СВИРИН. Ну, что, бойцы-удальцы, осталось поставить штакетник? Всё? Сергей, на сколько работы осталось?
СОРОКИН. На два дня.
СВИРИН. Дирекция довольна нами. Сегодня в конторе сказали, что никто от нас не ожидал такого и если бы знали раньше, как мы работаем, то с армянами не связывались, а дали бы нам строить коровник. Приглашают на следующий год. Выйдет у нас приблизительно по 430 рублей, минус питание, рублей по тридцать. И нужно будет по десятке выделить в фонд мира и в фонд города Гагарина. Вот у меня, в общем, и все.
СОРОКИН. И сколько остается?
СВИРИН. Все остальное. Хотя будет немного больше, мы тут посовещались с комиссаром и решили ставку командира, комиссара и мастера бросить в общий котел.
СОРОКИН. А что ж вы меня не спросили? Это может быть и верно, хотя я не уверен, но без меня этого решать было нельзя. Как-то это, Валя, нечистоплотно получается.
ЗАБРОДИН. Да не надо никому денег этого чистюли.
СОРОКИН. Я не с тобой разговариваю. И я не к тому, что я против отдать деньги в общий котел, а против того, что меня не спросили.
ДАНИЛОВ. В тебе были уверены. Я считаю, что незачем кидать деньги в общий котел. Кто сколько заработал, тот столько пусть и получит. По крайней мере, мне сорокинских денег не надо и я их не возьму.
ПАНОВ. Ну, Сорокин-то, точно, больше всех заработал.
СВИРИН. Я хочу вам еще кое-что сказать. Так случилось, что у нас было два комиссара. Во-первых, я не уверен, что было верным решением переизбрать первого. Ну, ладно, захотелось крови.
СОРОКИН. Что значит, крови?
СВИРИН. Я хочу вот что сказать – было два комиссара для нас и ни для кого больше, понятно? Всей этой избирательной компании не было. Это грязь для отряда, ЧП и это пятно для Забродина. Он и так наказан, и я убежден, ему этого достаточно с лихвой. Все ясно? Кто не согласен?
КОНДАКОВ. Все верно.
СВИРИН. Все согласились. Если кто в университете болтанет, то я из него сделаю вруна и идиота. Прошу прощения у благородного собрания за последнюю фразу. Вопросы есть?
ДАНИЛОВ. Вопросов нет.
СВИРИН. Вот и славно. Стройотряду «Цитолог» или, как говорит местное население, «Циклоп» - ура!
ВСЕ. Урра!!
ЗАБРОДИН. Можно мне? Конечно, мне все равно, дойдет куда-то или не дойдет то, что меня переизбрали, но за решение ваше спасибо. Ты там, Сережа, говорил, «зажрался» - нет, я всегда был такой и, наверное, всегда буду. Тебе, кстати, Вася, я газету как другу порвал. Будь у нас официальные отношения, я б ее не рвал. Не знаю, мне было почему-то хорошо здесь, вместе со всеми. Мы работали, ссорились. Что, из-за денег разве ссорились – нет, не из-за денег. Ну их. Кусок хлеба у меня есть. Правильно ты, Серега, говоришь, что работал я не лучшим образом, но работал, как мог. И если кричал на кого-то, так не для того, чтобы на десятку больше зарабатывать. Я мог бы продолжить, но не буду. Я отдаю свои деньги в фонд Мира. Я отдал в наш «Цитолог» часть своей, пардон за громкость, жизни и так мне будет приятней вспоминать «дела давно минувших дней». Если бы я  не оставался официальным комиссаром, то призвал всех сделать, как я. Но, как комиссар, я вас не призываю, потому, что единственный человек, который получит от этого выгоду – комиссар. Молодец – хороший агитатор. Проигрыш в деньгах – выигрыш в карьере.
КОНДАКОВ. Помимо комиссара еще кое-кто выгоду имеет от этого.
ЗАБРОДИН. Кто?
КОНДАКОВ. Н будем говорить красиво: все, кто хочет жить. Мы с тобой, Толян, всегда были вместе и здесь будем вместе. И лето это будем вместе вспоминать, хоть ты, скотина, и разорвал мой газетный шедевр. Что ж поделать, у тебя всегда была аллергия к большой литературе.
СВИРИН. Хватит лирики. Итак, три зарплаты идут в фонд Мира.
КОНДАКОВ. Почему три?
СВИРИН. Что же, вы все из себя такие хорошие, а командир – дерьмо?
КОНДАКОВ. Все, вопросов нет.
ОЗЕРОВ. Да вы что, сдурели?
СВИРИН. Конечно, в идеале было бы, чтобы весь отряд отдал все свои средства в фонд Мира.
КОНДАКОВ. Сорокин, как ты думаешь, это было бы чистоплотно, а?
ДАНИЛОВ. А законно, ребята, давайте сделаем хохму, а? Все так все. Кто «за»? Леха?
СЛОБОДЫРЕВ. Не знаю.
ДАНИЛОВ. Ты же комиссар? Как ты можешь отказываться? Не можешь. Все «за», а ты против? Ну?
СЛОБОДЫРЕВ. Не знаю.
ДАНИЛОВ. Я знаю. Пиши, Валь, «за». У него пока просто шок, сейчас отойдет.
СВИРИН. Так ты «за», комиссар – дублер?
СЛОБОДЫРЕВ (пожимая плечами). Да…
ОЗЕРОВ. Кто как, а у меня папы с мамой нет и я приехал сюда заработать, да, мои милые, заработать.
КОНДАКОВ. Ты, Юра, один не студент, один не наш – один не нашим и остался.
ОЗЕРОВ. Слушай, ты.
СВИРИН. Тихо.
ОЗЕРОВ.  Я не один. Если все будут «за», хотя это просто глупо, фраеризм – то и я буду «за».
КОНДАКОВ.  Дурак.
                ( Озеров идет на Кондакова.)
 СВИРИН (Озерову). Сядь! И ты сядь, умный.
КОНДАКОВ. В фонд Мира – фраеризм.
СВИРИН. Замолчи.
КОНДАКОВ. У меня дед без ног, на тележке, с войны приехал.
СВИРИН. Ладно, успокойся. Кто остался, Панов и Сорокин?
КОНДАКОВ. Ну, Гришка-то «за».
СВИРИН. Гриша? (Панов молчит)
КОНДАКОВ. Ты чего, Григорий? (Панов молчит)
СОРОКИН (Кондакову). Не спеши, а то уснешь. Вы поехали, чтоб осенью на картошку не отправили, а парень женится. Приехал специально заработать на свадьбу.
ДАНИЛОВ. Гришка?
СОРОКИН. А вас сейчас петух в энтузиазм клюнул и давай орать. А парню что делать? И отказаться не может, и согласиться – свадьбу отложить.
ЗАБРОДИН. Гриша, ты что молчишь?
КОНДАКОВ. Ну ты даешь, Григорий – Великий Немой.
ДАНИЛОВ. Леха, а ты знал?
СЛОБОДЫРЕВ. Знал.
КОНДАКОВ. И молчал? Настоящий товарищ.
СЛОБОДЫРЕВ. Он сам просил не говорил.
ЗАБРОДИН (Сорокину). А ты-то откуда узнал?
СОРОКИН. Я, товарищ комиссар, не с бумажками, а с людьми живу и люблю этих людей.
КОНДАКОВ. Ты лучше, Сорокин, любитель людей, скажи, как ты к фонду Мира относишься?
СОРОКИН.  Положительно, как все советские люди и с радостью отдам из своей зарплаты десять рублей.
КОНДАКОВ.  А вот тут советские люди решили все отдать.
СОРОКИН. Вас петух клюнул, а умные люди подсчитали и сказали, сколько я должен от своих трудовых денег. И я с радостью и энтузиазмом откликаюсь на этот призыв и, как честный человек, отдаю свою долю, свои десять рублей. И совесть моя чиста. А вы сейчас посидите и решите отдать свои билеты на фонд дружбы с пигмеями, и пойдете домой пешком. Но, в принципе, мне не надо больше всех и мне по душе ваш молодой задор. Если бы вопрос стоял, быть ли всему отряду отрядом, проработавшим в фонд Мира, то я со всеми. А раз вы за порывом топчете человека, его личное счастье, то я против и остаюсь с этим человеком.
ДАНИЛОВ.  И со своими деньгами.
СОРОКИН. И со своими деньгами.
ПАНОВ. Я со всеми.
СОРОКИН. Что, довольны?! Гришка, не дури. Не дури, я тебе сказал.
ЗАБРОДИН. Что ж ты, Гриша, хотел на товарищах сэкономить? Думаешь, я не понял твоего хода? О свадьбе утаил, что б никого не приглашать, не растратиться. Нет, братец, с нами такие штучки не проходят. Мы все к тебе явимся. Я со стипендии даю на свадьбу Григория Ивановича Панова – червонец в советских деньгах. Неимущие могут дать по трояку. Сволочи имеют право не сбрасываться. Забродин и Кондаков продолжат торжественные сборы в университете и создадут свадебную комиссию. Свадебные торжества состоятся на неделю раньше срока. Ура!
ВСЕ. Ура!!!
СОРОКИН. Толян, держи краба.
ЗАБРОДИН.  Нужен мне твой краб, милитарист.
СОРОКИН. Толян, неужели ты думаешь, что при таком раскладе я останусь при зарплате, тем более, когда существует такой хороший фонд?
КОНДАКОВ. Товарищ Озеров, мы как, слово держать будем или нет?
 ОЗЕРОВ. Да ну вас, черти, берите, грабьте.
КОНДАКОВ. Нет, это не разговор – принесите с улыбочкой.
ПАНОВ. Спасибо, ребята. Толян, спасибо. (Уткнулся лбом в плечо Забродина.)
ЗАБРОДИН. Глянь, ребята, Свирин слезу пустил.
КОНДАКОВ. Командир-то в слезах.
СВИРИН. Сейчас как дам!
ЗАБРОДИН. Дожили, командир драться решил. Я предлагаю его переизбрать. Ура!
ВСЕ. Ура!!!
ДАНИЛОВ. Это он по своим командирским плакал.
КОНДАКОВ. А ты думал?!

                ( З а т е м н е н и е )

                Картина 22.

( Свирин и Забродин)

СВИРИН. Толя, сегодня повезешь деньги в город.
ЗАБРОДИН. Почему я?
СВИРИН. Сам знаешь.
ЗАБРОДИН. Не поеду.
СВИРИН. Толь, мы останемся здесь еще на четыре дня, директор попросил перестелить пол у старого коровника. Так что захочешь – вернешься. Сам решишь. Не мое дело, все понимаю, но ты же видишь, как у вас вышло? У нее муж, у тебя молодая жена – поезжай сейчас, подумай, что это?
ЗАБРОДИН. Не знаю. Мы с ней ведь не были… ну, понимаешь? Какая-то она… я к ней… Она как фрезка какого-то жуткого мастера… Я без нее не смогу.
СВИРИН. Вот и поезжай, посмотришь.
ЗАБРОДИН. У меня к ней постоянное чувство какой-то патологической жалости и нежности. Мне хочется только постоянно сидеть рядом с ней, смотреть на нее и не больше.
СВИРИН. А ей ты говорил это?
ЗАБРОДИН. Нет, не могу. А может быть, я вру. Может быть все не так.
СВИРИН. Вот и поезжай, все увидишь сам. Вернешься так уж вернешься. Нет – так тоже насовсем.

                З а т е м н е н и е.

                Картина 23.

      Ирма в луче света.

ИРМА. Я все прекрасно понимаю – уезжай и прощай. Твоя мокрая курица так и не высохнет никогда. А может быть и высохнет. Зато когда ты будешь заходить в поликлинику закрывать бюллетень, то с запахом больницы к тебе буду приходить я. Прощай, мой любимый, мой нежный и умный учитель. Я жалею только об одном, что мы с тобой так и не взяли любовь от этой любви. Можно было бы это сделать сейчас, и я бы хотела этого, но это было бы глупо. Я всегда буду об этом жалеть. А может быть это и к лучшему. Прощай, мой любимый, мой смешной строитель. Я тебе ничего не дарю на память, я забираю твою память. Теперь я всегда с тобой.
Нет страшнее монотонно
Стучащих поезда колес
И дикий свет огней вагонных
И шепот сдавленный: «Увез,
                увез,
                увез».
       Длинный гудок телефона. Зажигается свет. Гостиница В кресле сидит Забродин с телефонной трубкой в руке. Гудок вдруг прерывается. Слышен голос Ирмы по телефону.

ИРМА. Да? Слушаю… Алло? Слушаю вас… это… ты..?

   Забродин бросил трубку, схватился за голову. Сидит так, затем снова снимает трубку, набрал номер.
ЗАБРОДИН (по телефону). Примите, пожалуйста, 212-й номер.
         Встал, собирает чемодан. Пришла горничная.
ЗАБРОДИН. Примите, пожалуйста. Графин цел, стаканы на месте. И еще, я вас очень прошу передать мужчине из 421-го номера, что я уехал обратно, домой. Пусть делает доклад один. Впрочем, я напишу ему записку, а вы передайте.
               
                ( Пишет. Затемнение.)

                К О Н Е Ц





1975год