Путешествие по Подкаменной Тунгуске. Часть 1

Путешествие по Подкаменной Тунгуске

Я хотел бы представить вам реку, которая называется Подкаменная Тунгуска, реку, о которой почти все слышали лишь разве что в связи с «тунгусским метеоритом». Изредка по Подкаменной проплывают туристы, делают фотографии и пишут восторженные отзывы, их отчеты можно увидеть в сети, но их путешествия, как бы удалы и как бы наблюдательны путешественники ни были, – это путешествия лишь в пространстве, лишь как бы по поверхности, - на мой взгляд, такому поверхностному взгляду туриста посещаемая им страна никогда не откроется, не станет чем-то большим, чем коллекция фотографий…

Часть 1. Токура – Усть-Камо

Наш путь вниз по Подкаменной начнем с малого пункта, с поселка Усть-Камо, расположенного, как то и следует из его названия, на месте слияния рек Камо и Подкаменной. Когда-то Усть-Камо было настоящим поселком, чем-то вроде расположенного выше по реке Ошарово, но в начальные советские годы, как и многие другие северные поселки, пало жертвой укрупнения. В Усть-Камо раньше даже выращивали хлеб (это при зимних температурах под -60), а сейчас там лишь метеостанция. По реке Камо нет ни одного настоящего населенного пункта, пишу «настоящего», поскольку сейчас туда пришли нефтяники, курочат тайгу и где-то там при этом обитают в каких то своих бичеградах.
Несколько выше Усть-Камо есть две небольших реки, впадающих в Подкаменную – Северная и Южная Токуры, - место, где мне довелось бывать в детстве. Однажды, в школьном возрасте я как-то прожил там целый месяц один. Весь месяц я слышал только гул комаров, вяканье собак, да шум ветра, и за месяц этот умудрился соскучиться по электрическому свету настолько, что включал фонарик и смотрел на неживой его свет… Я ловил каждый день по ведру окуней, окуневые шипы искололи мне руки, и всякий раз я собирался снять сети, поскольку собаки не хотели есть рыбу. Они не хотели есть рыбу, но и идти в тайгу искать зверя, - не для хозяина, - тоже не хотели. Так я и сидел без мяса с десятком собак и полной избушкой оружия от обычных СКС-а, мелкашек и гладкостволов, до экзотических «Севера» и Белки».
А однажды, - это было в другое лето, - мы с охотником, который жил там, - Валентином Васильевичем, другом моего отца, - добирались до верховья одной из Токур. Речка, в своем начале достаточно широкая для того, чтобы можно было идти по ней на лодке, с ямами, с чередующимися перекатами и плесами, выше уходит в камень. По покрывающим ее камням можно идти как по дороге, а где-то внизу бурлит вода. Потом вода вновь выходит из под камней, но это уже река послабее. В верховье она уходит в болото, точнее, конечно же, наоборот, – выходит из него, проистекает.
Мы добрались до избушки, а ее раскатал медведь, вытащил печь и сплющил, сломал дверь и крышу, банки консервов раздавил в блины. На обратном пути мы нашли его засаду на нас. Медведь подкопал себе скрадок за поваленным стволом и ждал людей, но не дождался, поскольку мы пару дней чинили избушку, кололи доски на новую дверь, чинили крышу. Впрочем, надоедливый медведь уже до того наказал сам себя за свою пронырливость. Васильич зимой завез на «Буране» бочку с продуктами и повесил ее на дерево. Медведь решил эту бочку вскрыть, на дерево влез и повис не бочке, раскачивался там, пока не оборвал чекера и бочка всем своим весом не упала вместе с пакостником. На него же. «Вот здесь он отлеживался, а вот он рванул отсюда», - Васильевич показал глубокие борозды от лап стартовавшего в ужасе медведя.
Потом мы тащили новую печь и оказались без «Дэты», и я наивно радовался ночному холоду, потому что комары легли поспать, а потом ждал утреннего тепла, пусть и с комарами, ну их… Потом…
Ну да ладно, у меня нет цели рассказывать о приключениях, я хочу рассказать о реке и о своем отражении в ней, и, если говорю о себе, то лишь, чтобы показать, - насколько получится, - отражение реки во мне.
Усть-Камо. В  нем я провел дошкольное детство. Потом мы переехали за полярный круг, а там поселилась другая семья. Глава этой семьи был, скажем так, - не охотник. Однажды он связался по рации с жившим на  Токуре Васильичем, и попросил его избавить его от медведя, который стал обхаживать окрестности Усть-Камо на предмет полакомиться либо скотиной, либо самими хозяевами скотины, в общем не мог мишка определить с кого начать. Васильич же был охотник, каких уж больше нет, царствие ему небесное. В Сибири есть всем известная поговорка про сто первого медведя, да мало уж таких охотников, что до сотни добрались. Васильевич же был из тех, кто перевыполнил сотню вдвое (на то время, когда я был школьником). И вот, - хотя был он в плохих отношениях с этим усть-каминским обитателем, но пришел-таки на выручку. Пошли они вместе, - после того как собаки залаяли, обнаружив медведя, конечно, - чтобы с супостатом покончить. Как рассказывал Васильевич, медведя обнаружили на острове, разделились и стали заходить с разных сторон. Сквозь чагорь Васильич увидел медведя, тот стоял и смотрел в другую от него сторону, на приближающегося оттуда второго охотника. Васильич, видя, что может убить зверя в любой момент, решил не торопиться, - человек он был с юмором, - в общем, решил он дать спутнику своему убить медведя, - тот до этого ни одного не добыл. Вооружен тот был двустволкой, медведь бросился к нему, он дважды выстрелил и Васильич сделал «контрольный» из СКС-а. Зверь упал прямо у ног. Подходит Васильич, того трясет, «я убил» говорит. На что Васильич говорит, нет, вот одна твоя пуля елку срезала, вторая в дереве застряла, а в медведе только моя карабинная. В итоге рассорились они с соседом, - тот решил, что хотел Васильич, чтобы задрал его медведь, специально так близко позволил подойти. Хотя зачем тогда стрелял? В общем, как говорится: «где логика, где разум?».   
В другой раз обратился обитатель Усть-Камо к соседу (между Камо и Токурой где-то сорок километров) по поводу свиньи. Помоги, де, со свиньей справиться. Ситуация была такая, решил человек держать свинью, непонятно зачем, коли кругом зверя хватает. Свинью он держал в сарае, на улицу никогда не выпускал, кормил не досыта, выросла она большая и свирепая, стал хозяин ее бояться. Вот он и попросил, приедь, мол, помоги убить. Васильич приехал. Свиновод его поставил на крыльцо с карабином, а сам приспособился дверь открыть. Дескать, «я открою, а ты стреляй, как выскочит». Открыл он дверь, свинья выскочила, - худая, злая, прогонистая, - и как кинулась на хозяина своего. Тот бежать. Васильич говорит, - надо стрелять, а я не могу, - смешно же, ничего, де, не могу с собой поделать. Он стоит смеется на крыльце, а свинья и ее хозяин нарезают круги. Насилу справился Васильич с весельем, и таки выстрелил. Но опять же поссорились соседи после этого, тот решил, что хотел Васильич его свинье дать загрызть...
Первое, что я помню – солнечные блики на воде. Помню песни по радио - «Я люблю тебя Россия», «Лебеди», «Стальной клинок»… Летом каждый день ходил я купаться, но не в реку, она слишком холодная и быстрая даже для взрослых, а в лодку. Мне набирали воду в лодку дюральку, она нагревалась, и я купался в ней, словно в бассейне, которых тогда еще вовсе не было.
Однажды зимой отец и Васильич, -- который в ту пору жил также в Камо, там они и подружились, - ушли охотиться со всеми собаками, дома остались только женщины и дети, в числе которых был и я. Жена Васильича говорит моей матери: «собаки наши вернулись, Сергей с ними играет…» Мать выглянула, я и впрямь играю, но не с собаками, а с волками. Волки увидели взрослого человека и спокойно, с достоинством в лес удалились. Мне тогда было года четыре.
Еще был у нас кот, который ходил вместе со всеми на рыбалку, чтобы сразу у проруби получить свою рыбу, кота этого как-то раз унес коршун, но он отбился и вернулся весь в шрамах. Были собаки, был конь, который возомнил себя собакой и охранял территорию от чужих. Интересного было много, ну да речь не о том…
Выше Камо мы ездили собирать ягоду и черемшу, которая в Эвенкии растет мало где. Там находилась могила шамана. Шаманское захоронение вещь мистическая, ее можно найти случайно, но обычно, как не запоминай дорогу, специально не найдешь, поэтому слово «находилась» к нему подходит как раз наилучшим образом, - оное находится, когда ему захочется и не найдешь его, когда ему того не надо. Да, - и хоть шаманов больше нет, - но скажу таки правила ТБ при нахождении могилы шамана, которые мало кто знает, да и из тех кто знает, бывает, норовит нарушить, а потом возникают всякие события «непреодолимой силы», - в общем, чтобы неприятностей не было, с шаманских могил брать ничего нельзя. Нельзя там себя и вызывающе вести, шаманы требуют уважения, даже мертвые.
Напоследок этой части экскурсии расскажу немного про шаманов, поскольку то, что по телевизору говорят это лишь фантазии и бред (как, впрочем, и большая часть вообще всего, что по телевизору говорят). Умирал один шаман, и захотелось одному экспедишнику взять его силу, - шаман, когда умирает, свою силу передает после смерти преемнику. Умирающий шаман ждал сына, а тот не приехал. Экспедишник в нужный момент оказался рядом с умирающим, а тот уж и не видит ничего и понимает плохо, он шаману и говорит: «я твой сын, я приехал», тот ему силы свои передал, сказав что-то по-эвенкийски. Беда в том, что эвенкийского хитроумный экспедишник не знал и потому сила не передалась. 
Шаманы ушли, эвенкийский нынче не знают и сами эвенки, которые все больше теряют связь со своей землей, остались эвенкийские названия, звонкие, четкие, бьющие в точку, словно удар пальмы. И жаль мне даже, что они вытесняются русскими названиями всеми этими «Андрюшкин ручей» и т. п. Говорят, что эвенкийский - примитивный язык, но посмотришь на нашу карту, имена рек, озер, ручьев, на всё его хватило, нет ни повторений, ни длинных названий, так что, выходит не так уж он примитивен был, эвенкийский язык…