Глава 6. Срочное задание

     Непосредственный начальник геолога Блоха, того самого, что полтора года назад вернулся с Острова, отдыхал редко и безо всякого удовольствия. Вечно погружённый в заботы Петрович обычно крутился и вертелся, кого-то принимал, кого-то отечески распекал, кому-то давал задания. Петрович всем, за исключением самых-самых, говорил «ты». Время для него, как и для всех, измерялось минутами, часами, сутками, но сказать, что он вёл им какой-то счёт, замечал, было бы большим преувеличением. Полтора года пролетело со дня прибытия с Острова маленькой экспедиции, как промелькнуло, и вот опять, как снег на голову, возникла необходимость посылать «ковбоя» на берега студёных вод.
     Секретарь, дама строгая, с вечно поджатыми губами, не поленилась, доставила в его крохотный кабинет-клетушку официальную бумагу очень серьёзного ведомства с резолюциями непосредственных начальников Петровича выполнить и доложить. Петрович разгладил бумагу ладонью и призадумался: кого задействовать, если все при деле. И опять его выбор пал на того самого, что имел фамилию Блох, и который был у него в зависимости от обстоятельств ко всякой бочке затычка. Но быть затычкой понравится не каждому. Петрович, естественно, об этом догадывался, но, будучи не слишком чувствительным человеком (должность у него была, к сантиментам не располагающая), распоряжения давал без колебания. Однако, если бы кто-то стал утверждать, что совесть в нём умерла, совершил бы грубую ошибку. Умирать она и не собиралась, и поэтому, давая задания, от которых исполнитель по крайней мере мысленно морщился, говорливый весельчак Петрович становился мрачноватым, смотрел букой, становился до странности косноязычным.
     «Блох, кто же ещё? — мысленно подвёл черту своим колебаниям Петрович. — Во-первых, деловит, во-вторых, знающий, в-третьих, сговорчив». Было, однако, обстоятельство, затрудняющее принятие окончательного решения: кандидат на исполнение задания только что закончил очередную плановую работу и, будучи относительно свободным, строил планы на отпуск. У Блоха имелось несколько неиспользованных отпусков, и по закону приказывать ему не полагалось — расчёт мог строиться только, ориентируясь на добровольное согласие. Петрович сидел в своём крохотном кабинете, где умещались письменный стол, шкаф для бумаг и имелось свободное пространство для пары стульев, и машинально включал и выключал настольную лампу: грани многочисленных образцов горных пород на полках, прикреплённых к стенкам и просто размещённых на подоконнике, реагируя на свет, периодически испускали светящиеся искорки.
     Вызванный по телефону дисциплинированный Блох не замедлил появиться в кабинете и с напряжённым, явно отражающим неудовольствие от визита лицом, присел на краешек стула и замер как изваяние. Опытный Петрович понимал, что новое задание не сулит геологу, поднаторевшему на решении сложных геологических задач, особого удовлетворения, и даже более того — в какой-то степени своей рутиной унижает как классного специалиста, способного на большее, и поэтому перебирал в голове подходы, позволяющие подсластить пилюлю. Искал — и нашёл. Простоватый на вид, но хитрый, проницательный по природе Петрович знал, с кем имеет дело. Догадывался Петрович, что крепко сидит в сердце его подчинённого дух исследовательского беспокойства, и ещё ведал он о тайной мечте своего любимца. Спрашивается, а какой талантливый геолог не носит в голове заветную мечту? Таких, пожалуй, не найдёшь. Но не с неё, не с мечты, начал хозяин кабинета беседу.
   - Дело одно есть. Дело срочное, важное. Лететь нужно и опять на север. Срочно. Сам бы туда рванул, да грехи не пускают, — начал Петрович, отводя в сторону глаза. — Дело такое, что не всякому можно доверить.
     Посетитель нахмурился и заёрзал на стуле.
   - И Вы решили упечь на это дело меня? Но ведь я же без пяти минут в отпуске.
     Начало было положено, и оно вдохновило Петровича.
   - Ну, из отпуска мы тебя в два счёта отзовём. Да и сама командировка всё равно, что отпуск. Конечный пункт деревня Катайка, там одно серьёзное ведомство строительство намечает. Всего-то дел: опытным глазом осмотреть, прикинуть и кое-что записать, а потом гуляй казак в своё удовольствие.
     Приглашённый покачал головой.
   - Там сейчас погуляешь. Там же ещё снега. Петрович, услышав про снега, воодушевился.
   - Конечно, там снега, но они тебе не помеха, и в конце концов растают. А главное (и тут хозяин кабинета пустил в дело главный козырь) оттуда до мыса Долгий рукой подать. Соображаешь?
     По телу гостя будто электрический ток пробежал. Мыс Долгий со всеми его геологическими особенностями давно волновали его воображение.
   - Если по-вашему сто вёрст — это рукой подать, то почему бы с Долгого и не начать? Только, боюсь, что так не получится: слишком большой крюк. Разрешения на него не дадут.
     Петрович подался корпусом вперёд, нависнув над столом.
   - Дадут, дадут. Это я беру на себя. Можешь на меня положиться. Шефа нашего подключу, а он уж своего добьётся, хоть бетонную стену поперёк пути ставь, не сомневайся. Да и как же иначе: быть в Катайке и не заглянуть на мыс Долгий, которому, как ты справедливо утверждаешь, не более тысячи лет от роду. Такой скале, кинжал торчащий в океан на пятнадцать вёрст, всего-навсего тысяча лет — это же, батенька, по геологическим меркам новорожденный — это всё равно, что родиться вчера. Неслыханное доселе дело — геологическое новообразование. Оно ведь, если даже с воздуха глянуть, свою молодость проявит. А какие геологические последствия, ёлки-моталки, оно за собой повлекло? А? Дух, парень, захватывает. Представить трудно. И ведь это если с воздуха глянуть, а если приземлиться, присесть на часок? Соглашайся, старик, соглашайся.
     Против такого соблазна, даже не веря до конца возможности в его осуществления, геологу было трудно отказаться. Он заколебался.
   - Ну, если и на Долгий завернуть — тогда, пожалуй. Петрович воодушевился и радостно потёр руки.
   - Ну коли так — не будем терять времени. Время, чтобы не говорили —это деньги. Звякнем в аэропорт.
     Рука Петровича потянулась к телефону.
   - Аэропорт?
   - Он самый, — ответил человек весёлым голосом, узнав Петровича.
   - Мне бы летуна на провод.
   - Будет сделано.
     То было время, когда собачьи упряжки уже отправили на пенсии. Чтобы отправить геолога в тундру, обходились уже без усилий хвостатых и лающих. В нужное место геолога доставлял самолёт, конечно, если в окрестности опытный пилот из-под облака мог выбрать для посадки более или менее ровную площадку. Для «кукурузника», который постоянно дежурил в городском аэропорту в ожидании команды на полёт, такое представлялось возможным. Пилот «кукурузника» Зубалов, за малый рост и неуступчивость прозванный геологами Зубчиком, в прошлую войну лётчик штурмовой авиации, среди местного населения имел неофициальный статус личного пилота Главного городского начальника. Слыл, в известном смысле, значительной персоной, о чем он может быть догадывался, а может быть и нет. Нос он во всяком случае не задирал. В ожидании распоряжения на вылет он обычно коротал время в одноэтажном деревянном домике, выполнявшем назначение аэровокзала, где обычно стучал костяшками домино со служащими аэропорта. Был он на редкость молчаливым, из таких слово клещами не вытянешь. Во время войны Зубалов пережил всякое: бывал неоднократно сбит, случалось падать на вспаханное поле, на лес, когда острые вершины деревьев однажды едва не пропороли бронированное брюхо штурмовика, однако каждый раз ему везло, кости оставались в целости. Судьба к Зубалову была если не благосклонна, то во всяком случае снисходительна, и немудрено, что, уцелев на войне, он уверовал в её предначертание и сделал для себя решительный вывод не дёргаться, дабы не наступать этой самой судьбе на хвост, и прислушиваться к сигналам свыше. Когда ему случалось услышать вопрос, о каких сигналах идёт речь, он смотрел на спрашивающего исподлобья и показывал рукой скорее в сторону, чем вверх.
     Петрович умел находить общий язык с начальниками, договариваться с простыми людьми, при необходимости он мог уладить спор даже с бенгальским тигром. Полётами «кукурузника» он распоряжался по своему усмотрению без согласования с вышестоящим начальством: так сложилось в повседневной производственной кутерьме, и всех такое устраивало, хотя по писанным правилам на каждый вылет полагалось испрашивать разрешение. У высокого же начальства забот было немерено — ему было не до регулирования полётов какого-то «кукурузника», и поэтому руки у Петровича были развязаны, а разного рода согласования ему приходилось выполнять только с пилотом и иногда с его механиком, пожилым косноязычным, неряшливым мужичком, речь которого понималась не сразу. Задания на полёт согласовывались в так называемой пилотской — обширной комнате все в том же деревянном одноэтажном строении барачного типа с большущей вывеской «АЭРОПОРТ» на фронтоне. Комната, не отягощённая крупной мебелью за исключением большого стола, покрытого зелёного цвета клеёнкой с многочисленными разнокалиберными пятнами от чая и кофе, а то и просто с дырками от недокуренных папирос, предназначалась как для времяпрепровождения служащих в паузах между неотложными делами, когда можно сыграть в домино или потравить байки, так и для обсуждения и согласования вполне серьёзных дел, включая разбор намечаемых полётов. В этой комнате Петрович чувствовал себя полновластным хозяином, и поэтому, прибыв на аэродром, сразу взял быка за рога. Вызвал Зубалова и, расстелив на столе карту, показал ему маршрут.
     Получая задание, Зубалов редко задавал уточняющие вопросы — просто смотрел на карту, помаргивал и кивал головой. Расстояния он оценивал опытным глазом. Решение лететь или не лететь, как предписывал авиационный кодекс, он принимал сам, причём отказы от полёта случались очень редко. На этот же раз обсуждение предстоящего полёта сразу пошло по незапланированному руслу: Зубалов вместо того, чтобы бегло на глаз оценить расстояние, склонился над столом и принялся его измерять фалангой указательного пальца. Измерив, не глядя на Петровича, он объявил.
   - Триста пятьдесят километров, князь.
     Словом «князь» он пользовался вольно, не всегда, но уж точно применительно к лицам, стоящим достаточно высоко по служебной иерархии, и опять же не всегда, а только в некоторых случаях, когда следовало утвердиться в собственном мнении.
     Триста пятьдесят штучек туда и триста пятьдесят обратно. На пределе, князь. Ты мне что бензин в карманы собираешься долить? С посадкой на Долгом и этого не хватит. А погоду ты мне гарантируешь?
     В практике Петровича такое случилось впервые. Он был ошарашен и не сразу собрался с мыслями.
   - Погоду метеослужбы полагают как лётную, — произнёс он первое, что пришло в голову, хотя последнюю сводку он видел недели две назад.
     А мне, князь, сдаётся, что будет пурга, — отрезал Зубалов и принялся неторопливо сворачивать карту.
     «Нехорошо, не складывается дело, — озаботился Петрович.
   - Незадача. Нужно что-то предпринимать».
     Но дело опять же неожиданно решилось само по себе.
     Зубалов упаковал карту в планшет и кивнул механику.
   - Макарыч, готовь ероплан.
     И, повернувшись к Петровичу, добавил:
   - А ты, князь, поспешай. Успеть нужно. Попытаемся пургу обогнать.