Папа, Лева и Шварценегер

Вечером обнаружилось, что кто-то съел весь ужин.
- Спроси у своего старшего сына, - сказала жена.
Лева сидел перед зеркалом голый и попеременно напрягал грудные мышцы.
- Лева, спросил я, - ты съел весь ужин?
- Тебе жалко? – сказал Лева.
- Нет, конечно, на здоровье сынок, но весь ужин. Это же очень много.
- Он посмотрел на меня безмятежно и сказал:
- Папа, я очень хотел кушать.
- Сколько ты весишь? – спросил я.
- Тебе в килограммах или в паундах.
- В килограммах.
- Сто.
- Так, ты тяжеловес.
- Здрасьте, я весь сезон в этом весе борюсь.
- Это значит, что и все твои соперники - тяжеловесы.
- Мне с тяжелыми легче бороться. Они медленные, я их делаю на скорости. Падают они от зацепа или подножки как чушки и в ноги не лезут. Я терпеть не могу, когда мне лезут в ноги.
- А тебе самому не тяжело с таким весом?
- Папа, у меня нет ни одного лишнего грамма. Это все сила.
- Ты качаешься, как штангист. Борцу не нужна такая сила.
- Папа, у меня от рывка двухметровые черные на четвереньки становятся. Я из партера выхожу на одних ногах, просто встаю и стряхиваю. Я супертяжей прогибом бросаю. Ну, чего ты расстроился.
- Я расстроился, потому что больше нет моего любимого мальчика, которого я мог взять на ручки. Мне даже поцеловать тебя некуда, кругом какие-то узлы, бугры и жилы. Ты все время пахнешь потом и все твои вещи воняют потом. Ты больше не читаешь. Ты перестал учиться в школе.
- Папа в двенадцатом классе вообще никто не учится.
- Как никто не учится, а зачем тогда ходить в школу?
Для чего мне учиться, я уже получил инвитейшен из четырех каледжей. Тренер из NYU зовет меня в команду.
- У меня нет денег на NYU, мой мальчик. NYU - это очень дорогой университет.
- Папа, они дают полный scholarship.
- Сынок, в университете нужно учиться.
- Чего ты ко мне пристал с этой учебой.
- Я не пристал. Я просто хочу, чтобы ты вырос здоровым, умным, образованным человеком. Чтобы ты чего-то достиг.
- А чего ты достиг?
Такой дерзости этот засранец раньше себе не позволял. Видно три года абсолютного чемпионства вскружили ему голову. Чтобы не выдать себя, я взял эпический тон и сказал:
- Завершая свой жизненный путь я могу с уверенностью сказать, что выполнил основные обязательства перед Богом.
И стал загибать пальцы:
- Посадил дерево, построил дом, родил сына, написал книгу.
- Какое ещё дерево ты посадил? - вцепился он в меня.
- Вот это, - я показал через стеклянную дверь на гигантскую иву, которая за двадцать лет вымахала во дворе на высоту трёхэтажного дома и каждую осень засыпала длинными зубчатыми, похожими на марихуановые листьями, всех наших соседей.
- Это не ты посадил, - сказал Лева, - это садовники посадили.
- Посадил в переносном смысле. Я санкционировал посадку, оплатил.
- Дом тоже не ты строил?
- Я его выкупил, сынок. У нас есть дом, за который не нужно платить моргидж. Тебе этого не достаточно.
- А какого сына ты родил? - спросил он с наглой усмешкой.
- Тебя, булаха.
- Меня мама родила.
- Но при моем прямом участии и здесь никакие садовники не понадобились.
- У меня скоро день рождения, - сказал Лева, что ты мне подаришь?
- Ничего! - сказал я.
- Он понял, что разозлил меня и чтобы смягчить ситуацию спросил:
- А какую книгу ты написал?
- Не твое дело.
- И кто твою книгу читает?
Этого я уже выдержать не смог и воскликнул:
- У меня на фейсбуке пять тысяч читателей!
- Тебя знает пять тысяч человек?
- Пять тысяч пятьсот.
- А Шварценегера знают все, - сказал Лева и выставил в зеркало безобразных размеров бицепс.