Брокен гл 26. последняя

И небо не рассыпалось на тысячу крошечных осколков, и не треснула земля. И не рухнули старые стены когда отступила черная ночь, сменяясь тихим холодным утром. Только одна девушка, одетая в серое и простое учительское платье поднялась на рассвете, доверив все свои слезы горечи и обиды подушке, склонив на несколько минут лицо к старенькому зеркалу. Лицо ее было бледно, а лихорадочные покрасневшие глаза выдавали беспокойную ночь. В руке ее блестел веер из черного лакированного дерева и перьев. С ним она не расставалась ни на минуту. Даже во сне его сжимала тонкая нежная рука.
Девушка накинула теплое пальто и вышла в сад . Что можно было поделать? Завтра должно было свершиться то, о чем шептались ведьмовин Грабаш и усталая госпожа директор, то, о чем деревенские говорили вечером у ворот, то, что Злата слышала словно бы сквозь пелену, словно бы разговоры велись на чужом, смутно знакомом ей языке. И не было ни смысла, ни жизни во всем этом. Перед сном Злата то паковала свой потертый коричневый чемодан, то прекращала, присаживаясь на корточки у окна, и, сдавленно рыдая, вцеплялась пальцами в непослушные волосы. Изнутри она закрылась на задижку, и, потому, слыша стук и царапанье в дверь, с радостью и каким-то особенным остервенением продолжала рыдать, ругаться и слать всех к черту.
Виновником всего был Мрак. И именно он все время пользовался ее беспомощностью, вводя в заблуждение, притворяясь Марцеллием- самым совершенным человеком на свете, самым добрым и самым лучшим. Но Марцеллия никогда не было в жизни Златы, и именно этот образ любила она долгие годы, как ускользающую мечту, исступленно, до умопомрачения, до истерик, что она тщательно скрывала ото всех. Марцеллий был Мраком, возможно, частью его, или же удачной ролью, сейчас Злата наверняка сказать не смогла бы, был ли в действительности такой человек. Только черный веер приятно холодил ее ладонь. Но было утро следующего дня- время, что все расставляет на свои места продолжало идти.
И небо не обрушилось, и не раскололась земля когда увели Мрака и когда Грабаш положил ей на колени маленький страшный сверток. Злата чувствовала боль сродни физической, там, где не может болеть ничего- в верхних левых ребрах, и было это от обиды, горечи и унижения. Мрак обманул ее бесчеловечно, прикрываясь своими целями, дал ей надежду и раздавил, точно сухой цветок из альбома Августа.
Что ей оставалось делать теперь? Злата радовалась через слезы, радовалась, точно беснующаяся вакханка. Участь подлого Мрака решена- его казнят по закону его короля, и то будет справедливый приговор мерзкому обидчику, и пусть он испытает всю ту боль, и все те муки, что испытывала Златана всякий раз, когда он появлялся где-то рядом, вторгаясь в ее чудный и хрупкий призрачный мир грез и сновидений и реальности, наполненной многоцветными огоньками самой древней и самой могущественной силы- магии и любви.
Да будь же он проклят, подлый обманщик, проведший ее через все муки ада. И в эти минуты черных мыслей обиженной женщины, обобранной на мечту в Злате поднимала голову древняя черная ведьма.
Кто-то прикоснулся к ее плечу пока Злата рисовала на калиточке в саду новый ключ, чтоб незаметно выйти на малую брокенскую дорогу, а оттуда в живительный лес, в самые темные и самые спокойные его чащобы, прочь ото всех. Лес тянул ее как продрогшего странника манит пуховая перина и теплый очаг. Злата не стала оглядываться. Запах слабеньких цветочных духов был знаком и столь же неприятен, сколь и сам человек, так бездумно опрыскавший себя ими. Злата прикрыла веками усталые глаза, и, шепча какие-то неведомые ей слова, что сами приходили в ее распаленный гневом и яростью мозг, повела человека в лес, но самой короткой из известных ей дорог. Она чувствовала и теплое дыхание за своей спиной, и слышала хруст веток и опавшей листвы, и треск гравия и щебенки, что устилали дорогу.
Минуя пустую деревню двое вошли в лес- Злата и загипнотизированный ее словами человек, что невольно попал в эту петлю желания побега.
 На поляне с раскиданными камнями Злата остановилась, обернулась на свою спутницу и испустила зловещий сдавленный смешок, похожий на клекот совы и шелест ручейка, что не достиг своей реки, оборвавшись внезапно.
Веер покоился в ее тонкой бледной руке.
-Я все думаю, как же он там.- девушка нарушила тишину. Злата повернулась к ней. Девушка была совсем молода, чем-то даже мила и трогательна светлыми косичками и большими, теплыми нежно-голубыми глазами.
-Его казнят.- со злорадством сказала Злата.-Он освободил преступников, наплевав на законы и Кодекс, ослушался воли Лунного Короля, осудившего двадцать четыре души.
-Я знаю.- ответила девушка.-Но, может быть, есть еще какая-то возможность спасти его?
Злата зло и хрипло рассмеялась. Будь у них всех хоть какая-то малейшая возможность, Злата заставила бы всех позабыть о ней, усыпила бы их до того дня, как свершится казнь. А эта юная особа, что уже два месяца портила ей нервы, как бы невзначай оказываясь рядом с ней и хозяином Белогрудок, вызывала у Златаны только презрение. Пустить бы ее к Мраку- он поиграется ею и бросит, как поступил с Арсением, с нею, и, возможно, с кем-то еще.
То, что должно было случиться с Мраком он заслуживал вполне, и Злата готова была отдать половину своих пальцев чтобы утроить ему предстоящие муки.
Крис, сцепив руки в замок, сидела на камешке, поросшем мхом, том самом из двух, что остался в земле после вскрытия печати и принадлежал некогда Августу. Злата хорошо знала этот камень, второй от молодой сосны, всегда теплый, каким был и сам Август.
-Мрак совсем не тот, кто тебе нужен.- переборов, наконец, злорадство, продолжила Златана.
-Я знаю, вы тоже любите его, по-своему.
-Любила какое-то время.-ответила Златана.-Но сейчас мое чувство к нему обратилось в ненависть столь огромную, что не ведает берегов. Мрак изменил мою судьбу, и я не уверена, было ли то верным решением.
-Вчера в столовой сами летали чашки и разливался чай.-проговорила Крис.-Мы думали, это сделал тот человек, с бородой.
-Грабаш. Это друг его.
-Оказалось, это учитель, господин Моро.
-Сандбах.- поправила Злата.-Уверена, он вас еще не раз удивит чем-нибудь хорошим.
-Госпожа Мореш, я знаю, что вы знаете обо всем этом гораздо больше, чем я. А я всего лишь человек.-Крис облизала пересохшие губы. Голос ее дрожал.-Я заклинаю вас всеми святыми, я умоляю, спасите господина Сварта.
Златана присела на соседний камень, похожий на старый гнилой зуб и уставилась на кончики своих остроносых ботинок.
-Я тоже всего лишь человек, и мои эмоции столь же сильны, сколь твои. Мраку я ныне не желаю ни счастья, ни избавления от большой беды, в которую он попал сам. Имя его мне ненавистно теперь. И потому обещать что-то тебе я не могу.
-Что же он сделал вам? Потому лишь вы сердитесь, что он предпочел меня?
-Что-что?
-Я думала...думала, вы видели, как мы целовались на этой полянке.
-Этого я не знала.-ответила Злата. Голос ее посуровел.-Пусть же Лунный Король решит его участь, и если он сочтет, что вина Мрака не слишком велика, он вернется к тебе.
-Спасите его, госпожа Мореш. Я откуда-то знаю, что в вас есть большая сила и благородство. Я отдам вам все, что имею. Хотя по правде у меня нет ничего.- девушка упала в ноги Златане.
Небо сотряс нежданный раскат грома.
-А почему он выбрал тебя, Крис?
-Он честно рассказал, что вы ему очень нравились. Но также он рассказал мне, что вы все время на него ругались то пьяницей, то клептоманом и не замечали его чувств. Глорие не выдержал.
-Ах, Глорие...вот значит, как он разрешил себя называть.
-Глорие удивительный, светлый, добрый человек.
-Циничный, наглый и беспринципный.
-Нужно уметь видеть в других не только недостатки, госпожа Мореш. Тогда и люди к вам потянутся.
-Нет уж, избавь меня от людей и от избитых фраз.
-У Глорие множество достоинств, что не видны на первый взгляд. Я слышала, в чем его обвиняют. Он, госпожа Мореш, хотел только хорошего, я уверена.
-Он, прежде всего, наплевал на закон и будет наказан.
-Я слышала, как человек с бородой говорил учителю Моро, что Глорие грозит смертная казнь.
-Ты слишком много слышишь. Это не всегда ведет к добру.-съязвила Злата. Она постучала подошвами по сухой земле, встала и повернулась на каблуках. Все не так и все не то, словно бы она забыла что-то. Губы ее беззвучно шептали имена, древние, как сам мир. Над головой ее было высокое белогрудское небо, ели протянулись  в его синий сатиновый купол, в бесконечную синеву острыми макушками точно дула охотничьих ружей, целящиеся в облака. А в ушах Златы зазвучал голос- нежный, бархатный и низкий, повторяющий ее имя, звенящее и легкое, словно горстка монеток *Злата-Злата-Злата*.
Златана прикрыла глаза. Лицо его было ясно и мило, и нежно и мужественно, а фиалковые глаза чище и ярче самых синих на свете сапфиров следили за нею, не давая сорваться и замкнуться, почувствовать себя одинокой и бесповоротно уйти в себя. С ним она не чувствовала себя покинутой или ущемленной. С ним она могла быть самой собой, могла открыться до конца и не бояться быть неловкой и неуклюжей, не выбирать слов и не смущаться ходить в чулках с зацепкой, или даже без чулок. С ним она радовалась и летнему солнцу и хмурому дождливому деньку, и горсточке гравия, что ударялась в рамы ее окна на верхнем этаже, и подснежникам, что находил он в лесу и под большим секретом показывал только ей одной, и золотистым бабочкам, что кружили подле его руки, и чистому студеному ручейку, и горячим источникам, и ярко-розовому, сумасшедшему букетику кипрея, что приносил он ей, возвращаясь с прогулки, и маленькой чашечке из пепельно-серого, очень ценного фарфора, что он подарил ей на семнадцатилетие, и увеличительному стеклышку, что Злата как-то нашла под его столом, маленькому славному стеклышку, оправленному в рамку из тончайшей медной проволоки, и самому первому яблоку августа, что выросло на старом дереве, за оградой графского кладбища, такому же сладкому, как запах его одеколона и его рук, что натирали волшебной мазью ссадины на ее руках и лице.
С ним она была легка и свободна, точно не весила ровным счетом ничего. С ним она краснела часто-часто, и могла ничуть не смущаться этого. С ним было легко смеяться над самой собой, слизывать с пальцев крем и сахарную пудру. С ним было просто жить не думая ни о чем, ведь он всегда был рядом, и даже уезжая в город, он порой привозил ей занятные безделушки: набор открыток с видами собора Святого Миколаша и Моста Желаний, или бусики из авантрюрина, или маленькую шкатулку, отделанную раскрашенными индиго и кобальтом ракушками, плоскими как лепестки роз. И в каждой мелочи, и в каждом поступке был весь он- лето, солнце, август, Август Сварт.
Как редко мы замечаем подлинное счастье, что ходит совсем рядом. Мы ищем, ищем что-то, стремясь найти волнующее, бесконечно далекое Эльдорадо, устремляем взор на соседний берег, опрометчиво надеясь, что вот именно там жизнь и лучше, и чище и мудрей. И яблоки с дальних веток кажутся крупней и краше тех, что висят у самых наших рук, и солнце за горами светит как новенькая золотая монетка, а не как тусклый фонарь, и слаще чужой муж, и сильнее манит чужбина.
А у нее всегда был он- стоило только протянуть руку, и тогда белый сухой цветок непременно стал бы свежим.
Что есть любовь, если не поиск этой самой любви? И кто эта юная девушка, что склонилась перед ней? Она любит, и, возможно, все-таки любима непостоянным ветреным человеком- маленький укол в сердце Златаны. Но Мрак никогда не целовал ее, Злату, в губы, он всего лишь осторожно касался ее запястий, изредка подавал ей руку, проводил как бы невзначай пальцами по ее волосам, разжигая огонь, что, похоже и не намеревался погасить, с редкостной наглостью лез в ее мысли, чтобы затем обидеться на то, что сам там нашел.
Злата снова взглянула на Крис. Склонилась, бедняжка. Как же это унизительно и жалко. Затем перевела взгляд на веер. Как же прекрасен был Марцеллий, сыгранный Мраком! Самое настоящее произведение искусства- шелковистая кожа, резковатый и приятный запах, обжигающие точно конец мая, кипящие смолой глаза...
Лже-Марцеллий ловко обманул их всех, и даже госпожа Морбах не заметила подмены.
Пусть ведьмовин Грабаш и сказал, что не было в том злого умысла, а только необходимость, пусть Злата поддалась чарам этой части Мрака, но виновата ли она в том, что он продолжал держать ее на крючке изящными стихами, надушенными конвертами с обязательными листьями- он клал в каждое свое письмо листочек с дерева там, где бывал. Куртуазный стиль Марцеллия сбивал с толку и оставлял простор и для *да* и для *нет*. Грубоватый напор Мрака был не менее обольстителен, хоть и неуклюж, но тем странней казались его последующие действия- Мрак намекал, откровенно, словно за ним вовсе и не водилось хороших манер, и убегал, придумав себе очередное дело. Мрак мог бы быть искусителем, действуй он чуть более предсказуемо, но у Златы оставалось слишком много времени, чтобы сравнивать его...сравнивать его с покойным Августом. И, сравнение, откровенно говоря, было далеко не в пользу Мрака.
Как-то гуляя с Вилли в лесу, Злате почудилось, что она увидела вдалеке зеленую шляпу с коричневым пером, и это длилось всего несколько секунд. Злата поняла, что это был Мрак, не желавший компании, и эти мысли вдруг вызвали у нее сильный, почти животный сексуальный голод. Что об этом подумал бы Мрак? Конечно, он знал, он догадывался об этом, иногда намеренно провоцируя Злату, вставая под необычным углом, освещенный наиболее выигрышно, когда они бродили в лесу по грибы или так, без особого дела. Не знать всего он не мог- он всегда был слишком любопытен к чужим мыслям, а Злата всегда была молодой здоровой женщиной.
Но также он не мог не знать, с каким пренебрежением Злата порой думает о нем. Будь это всего лишь разговоры, ее ругательства в адрес Мрака можно было списать на скромность. Все хорошие девушки на словах питают отвращение к плохим парням, но в мыслях своих страстно хотят быть с ними. Но Злата много думала о Мраке, часто много и нехорошо. Совсем не так, как об Августе.
Когда она была совсем юна, Август появился нежданно-негаданно и статус его был выше, и та опасность, что от него веяла была не более чем скрытым и тщательно подавляемым им желанием. Но он поборол себя, зная, что дни его сочтены, и он не сможет предложить ей ничего кроме магии, запрещенной, но какой же удивительной, черт побери!
И Злата догадывалась первые недели после его приезда, оглядываясь и озираясь, удивляясь самой себе и ему- как из большого и страшного человека со сворой собак он превратился в обаятельного, ценящего мелочи и радости жизни мужчину.
Возможно, эта белобрысенькая девчушка и в самом деле нашла ключик к непростому сундучку по имени Мрак, совершила чудо, что было не под силу даже замечательному Ла Флору, а может быть Мрак, вечный эгоист заманил от скуки эту девчушку, поняв, что перебрасываться колкостями со Златой не столь интересно. Как бы там ни было, а о Мраке Злата не заплачет больше никогда. Да будет так.
Как это напоминает дешевый бульварный роман. Встань, а впрочем, валяйся сколько тебе будет угодно. Если хочешь, целуй землю. Так ли она сладка, как губы твоего драгоценного Мрака?
Первая молния ударила в землю за спиной Златаны. Воздух стал твердым и душным. Вторая молния ознаменовала собой начало бури. Злата вытянула перед собой руку, закрыла глаза и сказала нараспев, зная, помня и веря.
-Будет, будет, будет дождь. Будет дождь, что смоет с этой многострадальной земли весь прах и пепел, все, что принес с собою Мрак, всю боль и злость, всю гадость и скверну.
Глухо рыдала Крис.
-Ты прямо упиваешься своим горем. А просила ты у господина Моро помочь тебе и Мраку?
-Да.-прошептала девушка. Ей было холодно и страшно. Первые капли дождя выпали на землю и на ее голову.
-И что он сказал?
-Сказал, что Мраку ничем не помочь.
-Да будт так.-проговорила Злата, сжимая пальцы в кулак и раскрывая прямо над брокенской землей.
И хлынул дождь стеной.
Крис, поднявшая глаза, увидела как фигура в темном пальто поднимается, кружась, высоко-высоко. Это был самый причудливый на свете танец. И камни, двадцать четыре, раскиданные по всей поляне, стали собираться на прежнее место, образуя вечный круг, символ непрерывного круговорота жизни и смерти. Крис смотрела на свою учительницу классических языков, зависшую на высоте едва ли не пяти человеческих ростов, охнула, поняв что это ей не пригрезилось и бросилась прочь из леса.
******
Хрустел под ногами первый лед, чернела палая листва, и день стал коротким. Вилли, прижавшись к большим воротам, курил одну папиросу за другой, руки его тряслись, что за ним никогда прежде не водилось. Тихо плакала госпожа Морбах, утирая слезы вышитым платочком. Мариуш Граьаш семнадцатый, что после оглашения приговора был признан, несмотря на все его доводы, дабы смягчить вину Мрака, всего лишь свидетелем, как и Вильгельм, задумчиво мял в руках остроконечную шляпу. Плакала, прижавшись к госпоже директору Крис, что упросила взять ее с собой на суд. А в зале суда Мрак даже не обратил на нее внимания, ни единого взгляда не бросил. И только Злата молчала, не выражая ни капли сожаления, ощущая приятный холодок у левого бока, во внутреннем кармане, там, где лежал черный веер- единственная памятка о том, кого не было и нет.
Злата была спокойна, когда желающих увидеть казнь пригласили внутрь. Была спокойна, когда у самых ворот потеряла сознание пожилая и очень красивая женщина с фиалковыми глазами, мать Августа и Мрака. Была  спокойна, когда мимо нее прошел седой человек с тростью, так похожий на Мрака, которому не суждено было дожить до преклонных лет- его отец.
Только Злата, Вилли и ведьмовин Грабаш, да князь людей зашли в Судилище. Внутри было светло, словно тысячи свечей зажглись разом. Двое ввели Мрака. Пустые глазницы его были по-прежнему завязаны черной лентой. Огромное металлическе яйцо в центре зала притянуло взгляд Златы.
-Ведьмовин Глорие Ганс Сварт. Вы признаны виноным в в преступлении против Кодекса, против воли вашего короля, а также в обмане ведьмовина Грабаша, с целью использования его в своем преступном умысле и сокрытии от Лунного Короля незаконнорожденного колдуна Сандбаха. Имеете ли вы что-то сказать перед сожжением, ведьмовин Сварт? 
Мрак обернулся, не видя ничего и никого, но лицо его было повернуто к князю.
-Ступай к черту!- огрызнулся Мрак. Княжеская стража втолкнула его в яйцо и замкнула дверь.
-Но ведь он же...- вскричала было Злата, да только Грабаш быстро закрыл ей ладонью рот и вытолкал пинками из Судилища.
-Женщина не будет смотреть на казнь! Ей стало дурно!- прокричал князю Грабаш.
-Как вам будет угодно.-ответил из-за двери  князь людей.
Грабаш вытащил Злату во двор.
-Совсем с ума сошла!- прорычал он.
-Но Мрак не ведьмовин, он колдун.- сказала Злата.
-Ты лишь продлишь этим его мучения.
В половину девятого подъехал экипаж с госпожой Морбах и из ворот вышел Вильгельм. Он обнял, прощаясь, Злату.
Девушка сообщила, что выпавшие выходные проведет в городе у старшей сестры и заночует там же. Никто ее не отговаривал- шок и боль сделали свое дело.
Злата, пряча озябшие руки в широких карманах, ощупала веер. Скоро все уедут. Осенью пустили еще один вечерний поезд, что делал остановку в Белогрудках. Грабаш помахал всем рукой, обещая писать и приезжать как можно чаще, и скрылся.
Злата неспешно брела темными улицами. Жались друг к другу точно сироты закопченые домишки. Шевелились блеклые занавески на окнах, падали на землю редкие маленькие снежинки. Из прохладной темноты то доносилась тихая музыка, то заливистый собачий лай. Город готовился ко сну, собираясь, отдохнув, с новыми силами прожить еще один день.
Был вечер третьего ноября, спокойный тихий вечер в маленьком городе. А Мрака уже не было. Не было. Не было.