Любовь - это звезды

Шафран-цветок засохший
со страниц скользнул павлиноглазкой.
Туман-обман давно ушедших дней
покой минутный растревожил…
И ожил в сердце хмелем-сказкой
утерянный, казалось, миг.
Миг безмятежности, миг тишины
в Гурзуфе, среди скал, в безлюдье…
Лик-блик ликующего дня.
И в этом неподвижном небе Крыма
непостижимы каменные груди
горы Ай-Петри…
День радостный из памяти дохнул
лужайкой, светом, тихим счастьем.
Тень-лень воспоминания подкралась
к самой душе желанным сном.
И в нем я искупался всласть…

– Власть любви безгранична. Даже от засохшего цветка веет таинственной силой. Она повсюду: в камнях, в скалах, в море… В сердце… В твоих глазах… – так он ей говорил. Она же двигалась, дышала, думала совсем рядом. Обозначалась в его сознании ничего не значащей меткой. Импульсом непризнаваемости. Вся его душа и тело были заняты грандиозной красотой и силой Черного моря, крымским ароматом акаций. Солнцем…

Насладившись первыми минутами близости с изумрудно-сверкающим простором, беспрестанно и шумно набегающим на берег вспененным хрусталем, их глаза встретились. Невидимые токи чувств столкнулись. Слились. Сжали пространство между ними в бесконечное мгновение. В ничто. В вакуум. Как восхитительна была та неумелость, наивность, которой она пыталась скрыть избыток волнения и страсти, то театральное равнодушие к безрассудной радости, вспыхнувшей в самой душе ее неосознанно, внезапно…

Тихими теплыми вечерами они подолгу бродили по просторной набережной Гурзуфа, спускались к прибрежным скалам, вслушивались в тайный плеск волн, в глубокое дыхание морской пучины. В надскальный шум кипарисов… И это чистое, неуловимо глубокое ночное небо. Завораживающее черное полотно. Какой-то великий мастер неизменно и постоянно инкрустирует его одним и тем же рисунком. Мерцающим. Звучащим торжественным величием… Он отыскивал знакомые созвездия, восторженно рассказывал о звездах, водил ее по Млечному Пути. По бесконечности.
Но она не понимала его. Эти холодные безликие бриллиантики пугали ее своей непостижимостью. Ненужностью. На третий день в ней вспыхнула неодолимая ревность к этим бесчувственным звездам, которые манили его, гипнотизировали, уводили в какой-то загадочный мир, отрывали от земли. От нее… Произнесенная однажды им фраза, афоризм, или Бог его знает, как назвать: «Любовь – это звезды», – не укладывалась в ее чудной головке, раздражала ее, отталкивала от него…
Через неделю они расстались.

Он часто видел мелькание ее пестрого купальника на пляже, слышал ее беззаботный смех. Он всматривался куда-то вдаль, где в безлунную ночь стирались границы между небом и морем. Где невидимкой двигался катер. И лишь огни на корме подтверждали его материальность…

Через два года они случайно встретились в Ульяновске. Она обозначилась восхитительным мазком на фоне шумного зала касс Аэрофлота. Он уловил в ее яркости оттенок печального, тревожного. Млечно мерцающего неба. В нем живо вспыхнули воспоминания, истомленно-радостно забилось сердце. Но это длилось мгновение. Осветило и погасло. Как падающая звезда на полночном небосклоне. Она напыщенно-весело рассказывала, как после Гурзуфа вышла замуж. Что отвратительно сложились взаимоотношения. И вот уже полгода она в разводе. Четверть часа она без умолку щебетала. Внимательно всматривалась в его лицо. Потом заторопилась, как-то торжественно вручила номер своего телефона и умчалась, кокетливо махнув изящной ручкой через витринное стекло, обернувшись из многолюдья улицы. На его щеке остался алый силуэтик ее очаровательных губ, тонкий, волнующий запах…

Но он знал, что никогда ей не позвонит.

Издана в сборнике стихов и новелл Ильи Таранова "Белая птица" в 1999 г.