Эмпатия

Фёдор Иванович, два дня как заведующий приёмным отделением маленькой районной больницы, с удивлением смотрел на пациентку, приближающуюся к его столу. Худенькая девушка, с длинными, светлыми, рассыпавшимся по плечам, волосами. Девушка шла медленно, пошатываясь, тело её странно вздрагивало, каждый шаг явно давался ей с трудом, каждый вызывал стон. На белом, как лист бумаги, лице, выделялись, будто нарисованные, ярко-синие глаза. Необычная пациентка смотрела прямо ему в лицо, и Фёдор Иванович почему-то не мог отвести взгляд от этих синих пятен.

Маша умирала. Лесник Степан с утра решил срубить приглянувшуюся ему сосну, заготовить дрова, чтобы эта вечно кричащая женщина, на которой он, необъяснимо даже для себя, женился, наконец-то замолчала. И Маша знала, что сегодня, после очередного запоя и взбучки жены, он доведёт дело до конца. Бамц! Внутри у Маши что-то лопнуло, и струи крови расползлись горячими змеями у неё внутри. Бамц! Грудина раскололась, разрывая связки, согнув тело Маши пополам, лишив её возможности дышать. Степан снял фуфайку. Азарт разделаться с неподатливой сосной отдавался гулкими ударами в висках. "Врёшь, не уйдёшь" - пробормотал он, закусил сигарету зубами, и замахнулся топором. Бамц! И Машу откинуло под ноги окаменевшему от ужаса Фёдору Ивановичу. Он не мог двинуться с места, слушая звук ломающейся кости в ее плече, которое вдруг неестественно вывернулось, выбросив руку вперёд и задев кистью штанину его нового светло-зелёного костюма, купленного по поводу повышения в должности. Стёпа сражался с веткой, оцарапавшей его потную раскрасневшуюся шею. Бамц! Синие глаза Маши вдруг отпустили лицо Фёдора Ивановича, и стали пустыми, как два колодца, в которых не осталось воды. Из уголка её рта текла тонкая струйка крови, вплетая в светлые волосы Маши рубиновые нити. 

Степан удовлетворённо крякнул, сплюнул прокуренной жёлтой слюной на мозолистые ладони, и победно поставил ногу на тело срубленной сосны. "Вот я и покончил с тобой, родимая". И он был чертовски прав. Он действительно с ней покончил.