Пощечины 3 Режиссёр Аня

Вот вы думаете, только мужчины к женщинам пристают. А у меня в жизни бывало и наоборот.

Лето не лето, если не сходишь в поход. С ночёвкой да на берег Катуни. А когда я пристрастил к отдыху на природе Галину Ивановну, руководителя нашего танцевального коллектива, дело вышло прямо на иной уровень. Сначала, правда, нас ходило 5-6  человек, на следующее лето 7-8, ещё через год больше десяти, а когда появились «Ангелы», новый ансамбль, да детский коллектив «Прелестинка» подрос, то в походе на одной поляне в одну ночь могли оказаться почти тридцать человек.

Вставали мы обычно у водопада, или на полпути к нему. Но в тот год, на второе лето после моего поступления в Москву, решили встать ближе к острову, к Чуйскому тракту. Аккурат на том месте, где сейчас проходит новый участок дороги, в объезд старого моста, и в левый берег Катуни упирается новый мост. А тогда на этом месте была неплохая поляна, рядом тропа-дорога ведущая от бывшего лагеря Огонёк к Камышлинскому водопаду. Сосны. Внизу, под обрывом, Катунь. Небольшие каменные холмы, поросшие мхом и папоротником, вблизи. Протока огибающая большой остров, и в этой протоке тихое место, вполне пригодное для купания.

В общем, не слишком далеко от цивилизации, и в то же время природа почти дикая.

Планировать поход собрались у Галины Ивановны. Расписать, кто что возьмёт. Кто вёдра, котелки, кто картошку, кто сахар, кто крупы, кто макароны, кто лук, огурцы, соль, морковь, и много ещё чего. И скинутся надо на тушенку и сгущенку. Ну, а пацаны, отдельно от девчонок и Г.И., решают проблему алкоголя. В те времена в очень скромных количествах.

Вхожу в избушку нашего хореографа. А там незнакомое лицо. Аня – статная девица, лет на пять младше меня, сантиметров на пять выше. Русая, зеленоглазая, с толстой косой. И прямо она уже свой в доску парень в нашей компании. Оказалось – приехала проходит практику из Барнаула от института культуры. Г.И. познакомилась с неё на каком-то фестивале, где Аня курировала наш коллектив. Собственно для девушки поход не был просто прогулкой, а  целым культурным мероприятием с хореографическим коллективом, которое она занесет в своё портфолио.

У меня настроение сразу как-то немного подпортилось. Я вообще тяжело с людьми схожусь. Посторонний человек. Какой тут может быть отдых полноценный? Матерные частушки не попоёшь, голый не побегаешь, оргию не устроишь. Шучу. Ничего такого в наших походах не бывало. Всё проходило очень по-пионерски, целомудренно.

А тут я еще заметил неладное: предложит эта самая Аня (без пяти минут режиссёр культурно-массовых мероприятий и руководитель любительского творческого коллектива) какой-нибудь необычный продукт в поход взять, или какую-нибудь затею там устроить, и после этого сразу зыркает на меня своими огромными глазищами, да ещё с улыбкой, и даже немного с вызовом, мол, а ты как одобряешь или нет? Я же делаю кислую мину и не реагирую.

А тут ещё Г.И. со своими полу шуточками, полу серьёзными намёками свахи: «Смотри, какая девочка! Смотри, как на тебя смотрит! А профессия какая, тебе близкая, будете вместе работать!» Это меня ещё больше злило и настраивало против Анны. Хотел даже отказаться от похода, но потом подумал что «не испортят нам обедни злые происки врагов».

Естественно на берегу Катуни всё обострилось. Теперь мы все были рядом двадцать четыре часа в сутки. Идем, за малиной, там целая плантация была вдоль линии электропередачи. Аня наберёт горсть и предлагает мне: «Хочешь?» «Нет, - говорю, - я малину вообще не люблю». И иду гулять один по лесу. А сзади крик: «Ой! Мамочки!» оказывается Аня пошла за мной, наступила на какую-то ветку, та подошву ей проколола и в ступню впилась. Неглубоко, но до крови. Что делать, из здоровых мужиков я да Макс Бурцев, несём болезную Анну, подхватив под плечи до лагеря. Светлые длинные волосы так и норовят попасть мне в глаза и в рот, щекочут нос. Запах женского тела, мыла, тепла, солнца, пота, малины, грибов, крови, лимонада, раздавленных комаров, дыма.

За ужином наливает Аня мне супчика погуще. Хлебушка подносит. Сгущеночки подлевает. Садится близко. Над глупостями мною сказанными смеётся. Ну другой бы на моём месте обратил всё в шутку. Например, Женька У., просто сказал бы: «Ну, что Анна, экзамен ты прошла, беру тебя в жёны, будешь моей главной женой». А я нет, не тот характер, не то отношение к жизни, серьезное. Не существует для меня такой девушки как Анна. Все остальные Таня, Лена, другая Таня, Света, Женя, Айнура, другая Аня, Алёна, Катя – существуют, а Анны из Барнаула – нет.

«Мелания. Возьми меня к себе! Позволь около жить, только бы видеть тебя
каждый день... слышать тебя... Я - богата, все возьми! Выстрой себе кабинет
для науки твоей... башню выстрой!  Взойди на высоту и живи...  а я внизу, у
двери,  день  и ночь буду стоять, и  никого к тебе не пущу... Все мои дома,
земли - всё продай... и всё возьми себе!»

Да не плохая она девушка, ну чуть грубовата, ну навязчива, зато, сколько идей, и с девчонками сдружилась и с парнями нашими. Со всеми, кроме Сергея Г., который с ней постоянно вступал в спор или обменивался колкостями. А я просто окутал её плащом-невидимкой моего невнимания. Кстати, по закону кармы, потом в будущем вернётся такое же отношение от другого человека, при других, конечно, обстоятельствах. Но это другая история.

А сейчас, ну просто житья мне не стало в лагере. Пошли с пацанами рубить сосну. Кто-то её ещё до нас уже на половину подрубил, всё равно погибнет. А нам дрова не лишние будут. И тут девушки нарисовались. Ой, да зачем вы это делаете? А вдруг она на вас упадёт. Ой, перестаньте, а то мы всё Галине Ивановне расскажем. И тут Аня убеждает девочек никому ничего не рассказывать. Спасибо, конечно. Всё бы хорошо, но Аня начинает лезть со своими советами. Мол, надо взять верёвку, накинуть на ствол повыше и раскачать. «Тогда, - говорю, - мы точно не будем знать, куда сосна упадёт». «Ну как хотите, я просто хотела помочь». Понимаю я всё, веду себя как свинья, но всё же не могу остановиться. «Уйди, - говорю, - Аня, не мешай».

Рубим дальше, сосна уже потрескивает, крениться начинает, отбегаем в сторонку, сосна уже почти падает. А на месте предположительного падения стоит Аня, улыбается. Да, ёшкин кот! «Беги отсюда, дура!» Обиделась на «дуру», отвернулась и стоит там же. Бегу к Ане. Сосна продолжает своё падение на нас. Не такой это быстрый процесс, как кажется. Вокруг же другие сосны, у сосен ветки, наша сосна на эти ветки падает, ломает, падение замедляется. Хватаю Аню, а она ещё и сопротивляется. Укладываю девицу на землю. Лежу на ней. Жду удара в спину. Но срубленный ствол застревает на раздвоенном стволе другой сосны. Аня смеётся. Грудь трясётся, я трясусь, словно лег на желе. И моё предательское мужское естество даже реагирует на эти колебания. Ай, ай, ай!

Все живы, встаем, отряхиваемся. Пацаны, как муравьи, вытаскивают сосну из развилки, волокут в лагерь. «Спасибо, - говорит Аня, - можно я тебя поцелую?» Фу, фу, фу, не в смысле противно от поцелуя, а сама ситуация мелодраматичная, из кино. Аж передёргивает. А Аня, наверное, принимает на свой счёт. «Аня, я тебе не подхожу, давай не будем… ты человек неплохой, но ничего между нами быть не может». «Хорошо», - подозрительно спокойно отвечает Аня.

Вечером игра у костра в «Мафию». И кого в первую очередь предлагает убить Аня? Ну, конечно, меня. И так раунд за раундом. Раньше я сам так делал, испытывал на человеке, который мне нравился, доставал его, чтобы он обратил на меня внимание, вышел из себя, а ненависть и любовь это же горячие чувства, одно в другое быстро переходит. В теории. И в голове подростков. Но мы-то уже не подростки. Выхожу из игры. Надоело. Иду спать.

Утром Аня говорит: «Ну чего мы ссоримся и дуемся. Давай поговорим откровенно». Настроение у меня хорошее. Человек я отходчивый. И стыдно мне немного, уж слишком я резок по отношению к этой ничего мне плохого не сделавшей девушке. Соглашаюсь поговорить. Аня говорит: «Приходи на полянку что за скалами. Ну, там где маленький остров заканчивается, напротив большого. По тропинке вдоль берега».  «Да знаю я. А чего так далеко идти-то? Здесь нельзя поговорить?» «Да не бойся ты». «Вот ещё, я и не боюсь».

Через полчаса иду в условленное место. Ну конечно, тут сценаристом не надо быть, чтобы угадать: купается Аня голышом… ну почти.  Да она и так все дни ходила в облегающих шортиках, в узких топиках. Ноги длинные, грудь о-го-го, фигура атлета, метательницы молота. Но это не Вика. Хотя Вика так же купалась. А я наблюдал на берегу. Но какая же разница по эмоциям! История повторяется в виде фарса.

Наверное, я это заслужил, какими-то неверными своими поступками-проступками. Ну, фарс, так фарс. Выхожу из кустов, сажусь на поваленное дерево. И Аня выходит из пены Катунской. «Да ты не переживай, - говорит, - это я просто роль репетирую. Мы ставим курсом спектакль, там как раз у меня такая роль добиваться молодого человека. Вот послушай…» Аня вся преобразилась, глаза её наполнились неподдельными слезами. «Господи! Почему вы не читаете лекций? Вам необходимо читать! Вы так очаровательно говорите... когда я слушаю вас, мне хочется поцеловать вам руку…» И смотрит на меня восторженно.

Ничего не понимаю, на всякий случай прячу руки за спину. Анна: «А ты такой говоришь: «Не  советую... у меня руки редко бывают чистые... знаете, возишься со всякой всячиной…» А я: Как бы я хотела сделать  что-нибудь для вас, если бы  вы  знали!  Я  так   восхищаюсь   вами...  вы  такой  неземной,   такой возвышенный... Скажите, что вам нужно? Требуйте всего, всего!» И идёт на меня в своём купальнике, сквозь который… да это и не купальник вовсе, а  сплошная провокация!

Говорю: «Не слишком пьеса безвкусная?» «Да что ты, нет, наоборот, - останавливается Анна, - это же Максим Горький, «Дети Солнца» называется». «Какая-нибудь мелодрама со счастливым концом». «Зря ты так. Конец там трагический». «Неужели?» «А я вживаюсь в роль, репетирую, а ты очень подходишь на главного героя, вот я на тебе и отрабатываю, прости». «Ну, слава богу, всё встало на свои места, теперь я пойду». «Подожди». «Что ещё?» «Ты не сказал, как я играю?» «Бесподобно». И чего я такой грубый? Обидно, что ли стало, что все эти взгляды и улыбки были не по-настоящему?

Ну, теперь я все ухаживания, намёки, взгляды воспринимаю через призму сказанного Анной. Хотя сомнения у меня остаются. Уж слишком она хорошо играет. И ещё, ведь остальные-то ничего не знают. Они думают, что всё по-настоящему и мою угрюмость не понимают, а Ане сочувствуют.

Вечером все собираются на дискотеку в лагерь неподалёку. И мне приходит идея нанести рисунки на тела моих друзей. Я думал, придется сделать два-три боди-арта, а остальные и не захотят. Как же я ошибся?! Как сел в обед в плавках на пенёк, так почти и не вставал с него до самого вечера. Между прочим, плавки были мокрые после купания. Но искусство требует жертв. Разукрасил я пятнадцать человек.

Макс в виде смерти пугал туристов, проходящих по тропе. Подвесили тарзанку к березе. И это чудо разукрашенное вылетало из кустов под визги ничего не подозревающих девушек, идущих к водопаду, а в это время из высокой травы входили ведьмы и русалки в купальниках и юбочках их веток и листьев. Такое вот бесплатное шоу, с большой вероятностью сердечных приступов. Но было весело.

А мне холодно стало к вечеру. Но останавливаться было нельзя. Плавки давно высохли, а  вот меня зазнобило. На следующее утро поднялась температура. Тошнило и болела голова. Лежал в палатке. Добрая Аня принесла мне миску с супом, хлебушка. А потом и таблетку. Причем таблетка была у неё между полных губ. Белая маленькая, между таких больших, перламутровых, где каждую трещинку было видно. «Аня, - прохрипел я, мне не до этого, меня знобит». «Хочешь я тебя согрею!», Аня стала пристраиваться рядом. И шепчет горячо:  «Ребёнок жестокий ребенок, как же ты ничего не понимаешь, я же тебя так хочу, уж моченьки нет, родной мой, миленький». И тут стало понятно, что никакая это не роль, а всё по-настоящему. И тут я чуть впервые в жизни не дал пощёчину девушке.

Но не мог, настолько был слаб. В голове мутно. Пришлось давать пощечину словами, тоже не хорошо, согласен, но вот вышло так. «Уйди, Аня, тошнит меня, температура, сейчас блевану на тебя прямо. И не только потому, что мне плохо мне противно. Пойми ты! Бывает так, ну, не мой ты человек, ну, вот просто не мой…»

«Протасов.  Да - ты ее, пожалуйста, не пускай  ко мне... я ее  - боюсь,
она  такая дикая!  Еще перебьет у меня всё...  или обольется  чем-нибудь...
Утром я  застал  ее:  мочит себе  голову  перекисью  водорода, -  очевидно,
думала, что  это одеколон…»

Никто мне больше супчика с хлебушком не принес. Пришлось самому выползать. Да и полегче к вечеру стало. А утром мы собирались домой. Это всегда хлопотно и грустно. Ещё один год прожит. А впереди осень, институт. Г.И. потом мне передала телефон Ани, на всякий случай. А я его выкинул. Надеюсь, у неё всё хорошо и она нашла своего настоящего героя, своего человека.
 
© Сергей Решетнев