Диалоги со смертью. Имбирное печенье

- Скучно мне, Писака.
Она появилась у меня за спиной. Резко и без предупреждения. Я как раз дописывала последние строки нового стихотворения.
Гостья бесцеремонно схватила мой листок. Приблизила к своему «носу».  И начала читать вслух:
- Какие в любви мы треклятые дураки. Ни ума, ни стыда, ни жалости. Полцарства готовы отдать за любимых. Вечные попрошайки: Улыбнись мне, пожалуйста... Отпустить...А оно ремнями привязано. К коже пришито. Я наживую резала, а оно не забыто. Плавила воском, молола на жерновах. Смеется, хохочет: 'Не получается;Ах..'
Я вскочила и попыталась дотянуться до листка:
- Не читай, пожалуйста!
- А чего это не читать? Ты же писала для читателей. Вот я и читаю. Не отвлекай.
Она продолжила:
- Не получается. Плюну на свою боль. Лихо папаху из радости заломлю. Я - твой маяк и метафорический свет. Я тебя Очень. Очень. Очень Люблю.
Сердце мое временами кричит и бесится. Как говорил Маяковский: если я стану тряпкой...вытри мной пол на одной из своих лестниц.
Дочитав, она отшвырнула листок:
- Вот. Опять одно и то же.
Гостья встала в проходе между коридором и кухней. Сцепила руки в замок и заговорила:
- Что это? Скажи мне. Что это за «сопли»? Кому это интересно?
Я открыла рот, пытаясь ответить. Но, она посмотрела на меня так, что желание возражать отпало. Она продолжала:
- Я долго к тебе не приходила.
Я кивнула.
- Я долго ждала, когда ты прекратишь писать эту галиматью. Но, тебя несёт. Ответь мне: Кому. Это. Интересно?
Главным признаком того, что она начинала злиться, было дробление слов в предложении.
Получив право голоса, я «заблеяла»:
- Ллллюдям.
- Что ты заикаешься? Нормально говори.
Я проглотила комок. Это был первый и единственный раз, когда она меня ругала. Обычно только хвалила. Все два года…Взяв себя в руки (как уж смогла), я начала говорить:
- Тема любви всегда была и будет интересна людям.
- Да ты что? – Сарказма ей было не занимать. – Да каждый человек тебе столько может рассказать об этой самой любви… У любого этих историй как песка в море…На весь твой век хватит. Это скука. Понимаешь ты, дурья твоя башка. Это Скууука.
Я смотрела в пол и молчала. Мне было не страшно. Мне было грустно. Она тоже замолчала и прошла на кухню.
- Вот… Ни имбиря тебе. Ни лимона. Даже чай с тобой теперь не попьешь. – Гостья включила чайник и тут же его выключила.
- Хочешь какао? – У меня и, правда, не было ничего из того, что она любила.
- Давай свое какао. – Она махнула рукой.
Я засуетилась. Через пять минут мы сидели на диване и пили шоколадный кипяток. Она немного расслабилась и даже стала улыбаться. Осмелившись, я спросила:
- У тебя что-то случилось?
Она помолчала немного. Затем, выдохнув, заговорила:
- Да как тебе сказать. Вроде и ничего особенного. Что у меня может случиться?!...Работы только с каждым днем прибавляется. - Она опять стала серьезной. – Устала я. Устала всех за руку водить. Ни тебе благодарности. Ни тебе улыбки. Найдешь себе отдушину какую-нибудь в виде книги или музыки. И то счастье. Как уж я любила твои «рассказики». Прочитаешь и так светло на душе. Радостно. А со стихами твоими, ну прямо тоска берет. И так тягостно, а ты еще и масло на огонь подливаешь.
Я молча пила какао. Мне в очередной раз сделалось ее жалко. Она продолжала говорить:
- Главы из твоей книги новой жду-жду, жду-жду…А их всё нет и нет. И я вот не выдержала. Решила сама зайти.
- Это правильно. – Похоже, я поняла ее претензии. – В последнее время настроение у меня какое-то было не радостное.
- А вот это ты, Писака, брось! Какая тебе еще радость нужна? Жива? Здорова? Близкие здоровы?
- Да. – Мне стало стыдно. Она смотрела на меня с таааким укором.
- Вот и хорошо. Про добро значит пиши. Про смех. Ты же знаешь, как я люблю смеяться.
Это правда. Она любит смеяться. И смех у нее не «каркающий», как многие думают. Но, и не заливистый, конечно. Как бы его объяснить… От души этот смех. Как бы странно это не звучало. Она любит добрые и трогательные истории. Она любит вволю посмеяться. Только вот особо не с кем. И не над чем…
Я вдруг вспомнила кое-что:
- Слушай, а у меня печень имбирное есть! Будешь?
- Так чего ты молчала-то? Конечно, буду! – Она с радости хлопнула себя по коленке.
Я достала его с верхней полки. Сунула его туда на всякий случай. Вот он и представился.
Мы сидели молча на диване. Пили какао с печеньем. Она изредка кидала на меня хитрющий взгляд. И улыбалась.
- Ладно, Писака. Пойду я. За какао спасибо! И за то, что слушаешь тоже. Но, пиши всё-таки повеселее! Радуй старушку!
Она ушла. А я только потом поняла, что она переживает не столько за себя, сколько за меня… Она – моя ватерлиния, которая показывает, на какую глубину мне погружаться не стоит…