Этюд с беседкой Гончарова

 
     Весна уже освободила из-подо льдов дремавшую с ноября Волгу и принялась будить вековые дубы и клены Винновской рощи. Вспыхнули в зарослях лощины розово-фиолетовые огоньки первоцветов: медуницы и хохлатки, рассыпались вдоль тропинок желтые звездочки ветреницы, наполнилась роща птичьим разноголосьем и звоном родников.  Разлило солнце золотоносный нектар по всему правобережью: от Киндяковки до старого Венца, поторапливая природу нарядиться в сочно-зеленое платье, украсив новый наряд бело-душистыми цветками ландышей и черемухи, яблоней и вишни, в ожидании скорого лета.

      Шумный свадебный кортеж ворвался в тишину Винновской рощи, промчался по извилистой дороге и рассыпался сверкающими автомобилями и весело-праздничными  пассажирами вокруг белоснежной беседки-ротонды, нарушив ее одиночество. Хотя нет, беседка в этот час была не одинока. Почти на самом краю Волжского обрыва стоял перед этюдником художник и писал масляными красками этюд с видом на эту беседку. Задумка мастера была ясна с первого взгляда: белоснежная воздушная ротонда гордо парила в голубом воздухе среди молодой зелени рощи как юная невеста, а у ног ее припал в восторженном безмолвии морщинистый обрыв, будто богатый жених, вымаливающий прощение за свой необдуманный поступок.  Солнце ревниво следило за работой человека, внимательно осматривая тюбики, кисти и палитру, на которой художник смешивал краски, не обращая внимания на задорные возгласы, смех, хлопки дверей автомобилей и пробок шампанского.
       
     Молодожены зашли в беседку, веселая компания молодежи покружила вокруг, фотограф деловыми командами всех расставил возле счастливой парочки, отошел, наклонился, присел, встал, сфотографировал и исчез, оставив радостно-разгоряченную публику телеоператору с дорогой видеокамерой. Еще несколько пробок звонко взлетели в весеннее небо, пытаясь попробовать на прочность нежную лазурь небосвода, но быстро вернулись назад и безвольно замерли на асфальте, никому теперь не нужные. Жалкие. В стороне стояли группой водители и неспешно курили. Кто-то прижимал к уху мобильный телефон, как морскую ракушку, будто слушал  далекий шум прибоя...
 
      Жених потребовал еще бутылку, выстрелил, браво выкрикивая: «За мою любимую!» Невеста вскрикнула, брезгливо стряхивая шампанское, попавшее на ее прическу и свадебное платье. Подружки отчаянно бросились помогать несчастной, жених  замер в недоумении и легком испуге. Художник бросил кисть, наблюдая неожиданную сцену, точно на сеансе немого кино. До него почти не доносились слова, лишь по жестам и выражению лиц он дорисовывал картину происходящего.  Девушка в воздушном белом платье строптиво взглянула на  застывшего перед ней молодого человека в черном отутюженном костюме, взмахнула руками, как большая чайка крыльями и, вздернув плечами, развернулась и поплыла в сторону, увлекая за собой хлопочущих вокруг девушек-подружек.   Молодого человека окружили друзья, жестикулируя и кивая в сторону уплывающего счастья. Видимо, и солнце наконец-то заинтересовалось происходящим действием на асфальтовой площадке, в центре которой стояла изящная ротонда: вселенский софит освещал солнечным весенним светом всю сцену под открытым небом, и какой-то таинственный режиссер руководил немым спектаклем. Молодой человек вздрогнул, видимо, получив подсказку суфлера, и бросился вдогонку, забегая вперед талантливой актрисы и вставая перед ней на колени. Она, нахмурив брови, грациозно смотрела на купол ротонды, ожидая появления там амура, который поднимет лук, натянет невидимую тетиву и прострелит черствое сердце того, кто «бездушно предал ее любовь». И никакого прощения!..   Жаль, на галерке-косогоре  не было слышно монолога,  но в пламенной позе молодого человека угадывались страсть, напор и восторг. Может быть, он клялся в вечной любви, может быть, обещал построить для возлюбленной дворец, или цитировал лирические строчки известного поэта. В конце речи он взял ее руку и нежно поцеловал. «Браво!» – аплодировали зрители, явно наслаждаясь мастерством главных героев.  Героиня выдержала положенную по сценарию паузу, вздохнула, оттаяла  и улыбнулась.  Он схватил ее на руки и закружил в весеннем вальсе, на фоне живых декораций, нарисованных самой природой. Она запрокинула голову и счастливо смеялась солнцу.  Молодоженов оставили одних: пусть обменяются впечатлениями от удачного дебюта. Они прогулочным шагом обошли беседку-ротонду, спустились по ступенькам и подошли к художнику.

      – Что вы рисуете? – спросила девушка, нежно прижимаясь к суженому.

      Художник   чуть улыбнулся, делая очередной мазок, и ответил, охватывая цепким взглядом лица  молодых зрителей:

       –  Этюд с беседкой Гончарова... Смотрите, она похожа на невесту, которая вышла на высокий берег Волги, чтобы взглянуть на свое отражение и убедиться в своей красоте.

      – Мне тоже надо поглядеть в зеркальце, – засмеялась девушка.

      – Ты у меня самая красивая! – оживился молодой человек. – Посмотри в мои глаза... Они лучше любого зеркала.

      Девушка мило-счастливо улыбнулась, театрально посмотрела в его глаза и снова обратилась к художнику:

       – А почему вы рисуете эту беседку? Потому что она красивая?

       – Долгая история, – ответил художник.

       – Мы не торопимся, – вставил молодой человек, желая угодить своей возлюбленной, видимо, еще чувствуя вину от недавнего, уже забавного, происшествия.
 
      Художник недоуменно взглянул на молодых, бросил взгляд на веселую публику, разбредающуюся  по роще:

       – У вас же свадьба!?.. Гости ждут!

       – Мы хотели еще съездить в северный парк, но передумали. Здесь всем понравилось. Тем более кафе отсюда недалеко, и у нас перед торжеством есть время погулять в этой роще, – ответила девушка.

       – Зачем по городу мотаться, – подтвердил молодой человек. – Послезавтра накатаемся. Едем в свадебное путешествие.

       Художник задумался. Его не торопили. Он отложил кисть, оглянулся и сказал:

        – Видите обрыв?.. Там  внизу, за оврагами, старинный пруд. Полтора столетия назад  такая же беседка, только деревянная, стояла в туманной тишине пруда, и влюбленные парочки слушали там трели соловья... Там-то  Иван Гончаров  задумал написать свой печальный роман «Обрыв».
 
        Молодые люди постояли в нерешительности, подошли к краю обрыва и с опаской заглянули вниз.

        – Ничего не видно, кустарник мешает, – сказала девушка. – Вы рисуете эту беседку, потому что это историческое место?

        –  Меня попросил один хороший знакомый... Его жизнь связана с этой рощей. Тридцать с лишним лет назад, когда беседку установили на этом месте, он познакомился тут со своей будущей супругой. Они часто сюда приходили и слушали соловья. Сейчас эти птицы почти не поют в роще.
 
         – Почему? – молодые люди бросили взгляды на верхушки деревьев.

         Художник некоторое время помолчал, оглядывая рощу, и ответил:
 
         – Шумно стало...

         В подтверждении слов со стороны Волги примчался весенний ветер, прошуршал в подлеске, покружил среди набирающих силу лип и сосенок и забрался к старожилам рощи: в зеленеющие ветки кряжистых дубов.
 
         – Скажите, а почему вы сказали, что «они часто сюда приходили»?.. Ну, ваш знакомый с супругой.
   
         –  Он не может теперь ходить. Несколько лет назад у них случилась трагедия. Супруга погибла... Так вот... Жизнь такая...  Он попросил меня написать для него на холсте эту беседку. Очень хочет, чтобы она висела перед ним на стене и напоминала о тех соловьях...

         – Печальная история, – вздохнула девушка.

         – Вам о печали думать рано, – улыбнулся художник. – У вас сегодня счастливый день. Нате-ка вот кисть, мазните в углу холста. Скажу, привет от молодоженов. Вот обрадуется-то старина...
 
         Казалось, вся Винновская роща наполнилась радостными возгласами, молодеческими восклицаниями, девичьим  визгом и смехом.
 
          – Скорее, скорее! – зазывала невеста подружек.
 
          – Камеру! Фотографа! – кричал жених, и ему помогали прибежавшие девушки-подружки. – Скорее сюда!

          –  Фотографируйте меня! Ой! Я настоящий художник, – девушка в свадебном платье держала в руках кисть и рисовала зеленой краской молодую травку.

          – Сколько раз мазнешь, столько вместе с мужем проживешь, – выкрикнул кто-то.

          – Раз, два, три... тридцать три, – считали хором вокруг. – Теперь жених, теперь жених! – Суетился фотограф, бегал с камерой на плече оператор в черной ковбойской шляпе. Невеста оживленно-радостно  восклицала:

          – Я первый раз в жизни рисую настоящими красками на настоящем холсте. Мама увидит – удивится. Ой, девчонки, как здорово!  А можно, я подрисую белой краской колонну беседки.

          Художник улыбался и добродушно кивал.

          – А можно мне нарисовать листочек, –  и кисть пошла по рукам.

          – Все! Хватит! – девушка в воздушном платье отобрала кисть и передала художнику. – Спасибо! Кажется, мы не успели испортить вашу картину.
 
          – Нравится? – спросил художник.

          – Очень!.. Классная картина!.. Можно повесить в Третьяковке, – неслись возгласы.

          Художник поднял руку вверх, успокаивая веселье. Все замерли.

           – Я хочу сделать молодым свадебный подарок. Сегодня вы начали писать самое главное полотно вашей жизни. Пусть через много-много лет вам не будет стыдно за свое совместное произведение. Пишите свою жизнь красками добра и любви! А этот этюд пусть будет счастливым напоминанием о вашей свадьбе.

           – Вы дарите нам эту картину? – удивилась девушка. – А как же ваш... знакомый?

           – Не волнуйтесь... Я другую напишу. А он еще больше обрадуется, узнав, что эта беседка будет радовать не только его. Поверьте, это так!
 
           – Горько! – ветер подхватил слова и унес с обрыва к старинному пруду, к Волге, к вселенскому простору, туда, где купались золотые лучи весеннего солнца.

         Свадебный кортеж медленно уползал за стволами молодых берез в шум и суету городской жизни. Белая беседка-ротонда сияла в солнечном свете, приветливо оглядывая рощу, косогор, пытаясь заглянуть с обрыва в  Волгу,  охватить взглядом всю речную ширь,  все благодатные берега, синеющие в дымке  от Криуш до Ундоровских  обрывов, пробежаться взглядом по левобережью, по темнеющей полосе леса, вглядеться в лазурь неба, где журавлиный клин, будто кисть художника, ставил свой весенний автограф под только что написанным  полотном «Этюд с видом на беседку Гончарова».