Однажды вернуться глава седьмая часть вторая

Ну, а потом? Застывшая белизна потолка над головой, вонзившаяся в запястье игла капельницы, взамен туалета ~ "утка". И долгое забытье вперемешку с адскими болями, да такими, что зубы стирались от скрежета. Лечащий врач, дородный, бородатый, в бело~синей вязаной кипе
ежедневно спрашивал о самочувствии, на встречные вопросы отвечал вроде ободряюще, но между слов так и проскальзывало: отходил ты, Стасик Глейзерман, обеими ногами по земле грешной, прыгать теперь тебе на деревяшке, как одноногому пирату Джону Сильверу. И ничего против этого не попишешь, хоть кричи, хоть умри, хоть лопни.
Правая нога, пускай и переломанная, все еще оставалась на месте, но Стас, будто воочию видел, как отсекает ее хмурый сосредоточенный хирург, как ловко орудует то скальпелем, то ланцетом, затем в тонких холеных пальцах проворно мелькает игла. И все, кранты: не играть теперь по субботам в теннис и не бегать по самарийским холмам с "Никоном" наперевес. Да и Ленка: захочет ли она обхаживать калеку? У нее и так на уме сама любимая, Стас убеждался в этом все больше и больше. Одна радость ~ Анжелка, уж она~то папаню родного в любом виде примет, хоть без ног, хоть без рук. Пожалуй, только дочь удерживала его от последнего шага, да толку~то ~ повеситься, так не встанешь, а до окна попробуй дотянись...
Кроме Стаса в палате находился еще один пациент. Смотреть на него было страшно до одури ~ скрюченный, пожелтевший, весь какой~то высохший (ну, ни дать, ни взять, живой труп), он круглые сутки валялся пластом, почти не разговаривал, лишь что~то мычал, когда к нему приходила жена. Это било по нервам еще сильнее, тем паче, что годами сосед был совсем не стар, Стас интуитивно догадывался, что этому несчастному нет еще и шестидесяти. А ведь был же, был живой человек и трудился в поте лица и детей растил и внуков, наверное, на руках качал. И вот, на тебе!
Чтобы не сойти с ума, Стас вдавливал затылок в подушку и переносился в...
Гиват~ха~Хамиша. Подумать только, собственная квартира в Нетании не снилась ему ни разу, а какой-то крохотный ишув ~ пожалуйста, даже не верилось, что он когда-то отговаривал родителей поселиться в нем. Оказывается, все гениальное просто: зажмурь покрепче глаза ~ и ни койки, ни паралитика, да и своя боль улетучилась, как не бывало. Шагаешь себе вдоль неширокой, чисто подметенной улицы (сколько помнил, ни разу не видел в ишуве битком набитых мусорников, да и бумажки с окурками на земле не валялись, не то, что в Нетании), фотоаппарат болтается на плече, а глаза так и шарят вокруг, нет ли чего новенького, так и просящегося в кадр. Новенькое, как правило, находилось: то багровая полоса заката над холмами, то купол мечети в Умм~эль~Джемаль, выкрашенный почему~то в голубой цвет, то бродячая собака, настороженно и, одновременно с любопытством взирающая на целящегося в нее объективом двуногого. Частенько попадала на снимок и детвора на площадке (Анжелка с сыновьями Андрея в первую очередь) и солдаты на фоне джипа, обхватившие друг друга за плечи. А уж сколько пленки потрачено на родителей и на жену с дочерью ~ со счета собьешься.
Именно Гиват~ха~Хамиша и не давал Глейзерману~младшему взвыть по~волчьи. О магазине думалось, конечно, но как~то вскользь. Лена приезжала редко, ссылаясь на занятость (еще бы, одной лямку тянуть) и по ее словам он догадывался, что дела без хозяина
идут по плану. Жена вроде и беспокоилась о нем и дочь приводила и кульки яблок, да апельсинов притаскивала и встревоженно беседовала с врачом, но все это теперь казалось ему неестественным, словно игра бездарного актеришки. А язык так и чесался спросить, а не вильнула ли драгоценная Леночка за это время хвостиком. Тем более, что основания для такого вопроса у него были...
 Анжела ~ совсем другой разговор. Слушая ее беззаботный щебет, перескакивающий с русского на иврит, он сразу забывал и о болях и о грядущей ампутации. Ребенок~то бесхитростен, ему нужен папа, только и всего.
Родители наведывались гораздо чаще. Мать поначалу не сдерживала рыданий,
отец обнимал ее за плечи и повторял:
"Ну~ну, Люсь, успокойся. Плакать раньше надо было, а теперь ~ плясать! Стасик наш какой~никакой, а жив остался". Несколько раз приезжал и Андрей, крепко пожимал здоровую руку (вторая была переломана, но отсекать ее, слава Б~гу, никто и не собирался) и говорил с усмешкой, что
коль уж в тридцать три довелось пережить такое, то  жизни ему отмерено, как минимум, до ста двадцати, а то и больше.
"Куда уж мне до ваших ста двадцати?! ~ вздыхал с горечью про себя Стас ~ хоть бы сейчас выкарабкаться, да побыстрее". Ну, а вслух теребил друга вопросами о Гиват~ха~Хамиша, выпытывал все новости, сам удивляясь этому.
Дела в ишуве, по словам Михасевича, были в полном ажуре, недавно приняли еще три семьи и свободные дома нашлись. Жена и мальчишки, хвала Создателю, здоровы, соседи ~ кто женился, кто выскочил замуж, у кого родился сын, у кого дочь, кто~то нашел работу в Тель~Авиве и перебрался туда, пустив в дом квартирантов. С этими людьми Стас зачастую едва здоровался, а теперь спрашивал о них, словно о родне или близких друзьях.
А когда все уходили, он снова оставался один в палате (сосед не в счет ) и страх и тоска наползали изо
всех углов. В такие минуты Стас готов был завидовать водителю злополучного тендера, скончавшегося на месте, ехавшая с ним жена тоже отправилась в мир иной. Выходит, ему мучиться за обоих...
Чаша мало~помалу наполнялась, пока не перехлестнуло через край. Случилось это в полночь, когда в палате уже погас свет, а в коридоре мертвенно поблескивали флуоресцентные лампы. Мимо приоткрытой двери шуршали торопливые шаги, за окном взревела и смолкла сирена амбуланса.
"Опять привезли кого~то" ~ при этой мысли Стаса прошиб холодный пот. Он не помнил, как спасатели извлекли его из~под груды металла (все, что осталось от верного "опелька"), как вталкивали на носилках в чрево "Форда" с красным маген~давидом, как под рвущий душу на части сиренный вопль домчались до больницы. Сознание вернулось только на вторые сутки и с первым всплеском памяти до него дошло, что жизнь разрублена надвое и теперь, вспоминая о чем~нибудь, прийдется автоматически добавлять "до" и "после".
Разбитое тело тупо саднило, словно он лежал не на матрасе, а на острых булыжниках. Будто и не кололи час назад обезбаливающее...
Правая нога все еще была в гипсе, но Стас уже не видел ее ~ ведь врач точно назначил дату ампутации. Всего три дня... Еще три дня, а потом...
~ Г~споди! Г~споди, прошу Тебя! Не хочу! Не надо! Не хочу быть калекой! Прошу Тебя, ну! Не хочу..., нет!
По коридору дробно затопали. Вспыхнул свет, в палату вихрем влетел дежурный врач, а за ним встревоженная медсестра. Стас судорожно бился в их холодных объятиях, хрипел и, лишь только острие иглы впилось в вену, обмяк и затих...

     ***
Он не сразу услышал настойчивый писк мобильника. Выхватив аппарат, Глейзерман~младший нажал на "yes", даже не взглянув на индикатор. Сердце будто замерло с разбегу и вдруг бешено заколотилось в предчувствии неизбежного...

       (продолжение следует)