Неподражаемое подражание

    (на рыбьих правах пародийной рецензии)

__________ Он — саксофон-подражатель воплей в ночи
__________ и режиссер-постановщик точек над «И».
__________ (Семен Г., «О нем»)

__________ сознание вчерчивается в глубину состояния,
__________ в стену осоки над промышленным озером;
__________ толкование размещает дом на краю района,
__________ вызывая лифт тела в шахту представления;
__________ глубина малого места, держась за занавеску;
__________ интерфейс в стачке с потерянным временем
__________ промышленный череп поднятый над домом,
__________ раскрытые половицы; она продолжает говорить
__________ по телефону и собирать вещи девушки,
__________ он затемнен — ближе к стене
__________ (Г. Рымбу, «Жизнь в пространстве», журнал «НЛО», № 146)

    В целом еще ясное, но капельку помутненное незаурядным юмором СОЗНАНИЕ по жизни улыбчивого рецензента-подражателя-саксофониста нежданно-негаданно ВЧЕРЧИВАЕТСЯ, врисовывается, вписывается, ввинчивается и, наконец, внедряется в ГЛУБИНУ, в ширину, в высоту кризисного СОСТОЯНИЯ журнальноопознанного литературного объекта артикул 146-НЛО, а также в СТЕНУ, в фундамент, в непременную санкт-мансарду петербургского творца, виртуально живущего почему-то в японском городе Осака, рядом с вымышленным ПРОМЫШЛЕННЫМ ОЗЕРОМ, воды которого, к сожалению тамошних зеркальных карпов, обогащены нешуточным плутонием;
    ТОЛКОВАНИЕ читательских кривотолков, опрометчиво вызванных к жизни и теперь вынужденных жить в надоевшем трехмерном пространстве, РАЗМЕЩАЕТ ДОМ-мыслеобраз, построенный, естественно, на японском песке, на самом КРАЮ центрального РАЙОНА вышеуказанного урбаноида, хаотично ВЫЗЫВАЯ из небес бескнопочный грузовой ЛИФТ с гуманной целью одновременного перемещения бренного ТЕЛА и соответствующего ему вечно живого духа в ШАХТУ-преисподнюю извращенного ПРЕДСТАВЛЕНИЯ насмешника Г., обусловленного его бытовыми заботами в пенсионном планктоне N-мерной неокапиталистической реальности с галопирующей инфляцией.
    Неглубокая ГЛУБИНА воздействия МАЛОГО причинного МЕСТА современного литератора и некомфортность его перманентной большой нужды в печатных публикациях с физиологическим упорством ДЕРЖАтся ЗА кисточку — за скукожившуюся и основательно проржавевшую железную ЗАНАВЕСКУ, квазиразделяющую две непримиримые псевдоавторские системы: «Добро» (суть «Каштанка» Чехонте) и «Зло» (суть «Фосфор» Драгомощенко). Так с кем же вы, молодые мастера древней литературы? Быстренько, быстренько, быстренько определяйтесь, но помните, что одним седалищем на двух стульях Ионеско не усидеть, а белый носорог потокосознания давно застрелен папашей Хэмом.
    И вот еще что: на слегка прищуренный взгляд рецензента-режиссера-постановщика, красивый, но малопонятный ИНТЕРФЕЙС В СТАЧКЕ лионских ткачей с ПОТЕРЯННЫМ на Одетту ВРЕМЕНЕМ Свана лингводудосно напрягает отнюдь не ПРОМЫШЛЕННЫЙ, а экзистенциональный ЧЕРЕП небезызвестного Йорика, необычайно высоко ПОДНЯТЫЙ одним драматургом над Белым и другими государственными ДОМами, в которых о жестокий 21-й век перманентно, без перерыва на ленч, разбиваются даже самые жестокие сердца...
    И только теперь, закончив преамбулу, переходим к главному: бывшая девочка, а при содействии неумолимого Хроноса ДЕВУШКА, совсем молодая женщина и женщина уже пресловутого Бальзаковского возраста, ходит туда-сюда по скрипящим ПОЛОВИЦАМ незабытого дома на песке и, треща по ТЕЛЕФОНУ, собирает фестивальные ВЕЩИ и вещественные доказательства старомодного потока верлибрового сознания, стареющая логично складывает их у Великой китайской СТЕНЫ Контекста, поскольку Поднебесная совсем недалеко от Осаки, и одной ногой — то бишь неудержимой мыслью, выскользнувшей из смирительной ночной рубашки, — ОНА уже там...
    В добрый путь!