Кулюмбинский аргиш

                Вертолет – хорошо!          
                Снегоход – хорошо!
                А олени лучше!


В Красноярском крае за полярным кругом есть р. Кулюмбэ, относящаяся к бассейну р. Енисей. В верхнем и частично среднем течении река существенно горная, а затем она протекает по типичной зоне тундры и лесотундры, впадая в Хантайское водохранилище.

Площадь бассейна р. Кулюмбэ была определена в качестве перспективной на обнаружение сульфидных медно-никелевых руд. Геологи ищут богатую руду, как на месторождениях Норильска. Недра не спешат отдавать свои сокровища. Вот и продолжаются поиски, бурят скважину за скважиной.

Местность относительно безлюдная. Стоят по берегам рек и озер редкие рыболовно-охотничьи точки, кочуют по тундре оленеводы. В нескольких десятках километров от бурового участка находится небольшой поселок Хантайское озеро. Пожалуй, это все народонаселение.

Зима. Солнце лишь краешком выглядывает из-за горизонта. Природа Севера сурова, но жизнь идет своим чередом. На буровой, стоящей на одном из притоков р. Кулюмбэ, смена вахты, которая происходит вертолетом раз в две недели. Основная часть необходимых для буровой грузов доставляется по зимнику из Игарки.

Ближе к вечеру в буровой поселок пожаловали гости. Это были оленеводы из кочующей в районе р. Кулюмбэ оленеводческой бригады. Они частенько приезжали на буровую в день вахты. Дело в том, что между буровиками и «людьми тундры» наладились бартерные связи. По их заказу из Норильска или Игарки привозили необходимые товары. Заказывали они спортивные костюмы, спецовку, часы, батарейки и т.д. Особым товаром являлась водка. Без нее никуда. Взамен жители тундры везли оленину и камус. Так было и в этот раз. Оленеводы приехали на двух упряжках и привезли тушу оленя. Оба были молодыми парнями возрастом около 20 лет. Одного из приехавших звали Саша (Саня).

Обычно, напоив гостей чаем, старались отправить оленеводов с буровой, чтобы не провоцировать ситуацию. Немного выпили за успех предприятия под жареную оленину. Кому пришла в голову идея поехать в стойбище уже трудно сказать. По их словам это было недалеко. На карте место своей стоянки они показать не смогли. Топокарты  им ничего не говорили. Местность ребята и так хорошо знали.

Собрались быстро. Дизелист Семен несколько самоуверенно вызвался управлять одной из упряжек. Жители тундры прочли ему краткий курс «молодого оленевода» по этому вопросу. Семен даже и одеваться не стал теплее. Как был в промасленной телогрейке и валенках на босу ногу, так и поехал. Недалеко ведь. Мы должны были ехать с Саней на другой упряжке. Его напарник предпочел остаться на буровой. Привычным движением мой «оленевожатый» на ходу ловко завалился на нарты. Тронул оленей хореем и наш «аргиш» (олений обоз) отправился к месту своего назначения. Семен двинулся следом за нами. Никогда еще не приходилось видеть «белого» человека, управляющего оленьей упряжкой.

Олени неторопливо бежали вдоль реки по заснеженной тундре. Саня отчего-то начал читать стихи Сергея Есенина. Это выглядело весьма оригинально в данном случае. Вопреки сложившемуся стереотипу, он не пел песни о том, что видел вокруг. Другие времена. Бесконечная заполярная тундра настраивает людей на философский лад, иногда «пробивает» и на стихи.

Семен где-то безнадежно отстал. Это начинало тревожить. Его «водительский стаж» в отношении  данного транспортного средства нулевой. Саня махнул рукой почти как в том анекдоте: «На обратной дороге подберем!». Проехали уже не менее десяти километров. Саня что-то гортанно крикнул и резко бросил хорей на снег. Олени встали как вкопанные. Он припал ухом к снегу и стал слушать. Странно! Это же не рельсы, а оленья упряжка не поезд. Ничего не слышно. Предложив подождать, он зачем-то вручил мне недопитую бутылку водки. Саня вознамерился ехать искать пропавшую упряжку один. Ночь. Безмолвная тундра. Яркие звезды Заполярья и сорокоградусный мороз. Перспектива не из лучших. В результате решили ехать вместе. Минут через десять увидели темный силуэт оленьей упряжки. Это был Семен. Он рассказал, что остановился по малой нужде. Повод упряжки намотал на рукавицу. Олени, увидев, что их собратья продолжают бежать вперед, последовали за ними. Так они воспитаны. Рукавица снялась с руки вместе с поводом. Догнать упряжку, проваливаясь почти по колено в снег, было нереально. Помогло новоявленному погонщику оленей то, что они застряли в кустах, зацепившись упряжью. Здесь их и нашел Семен, а затем с горем пополам продолжил свой путь.

Далее, если не считать крепчающего мороза, аргиш шел без приключений. Cколько еще ехать? Непонятно. Саня говорил о каком-то «чумовище», старом «копанище», подъеме на гору и т.д. По его словам все было рядом и мы должны скоро приехать. Это «скоро» растянулось еще часа на два. Где-то залаяли собаки и показалось стойбище. Было уже далеко за полночь.

За четыре часа дороги продрогли мы основательно. Семен находился в каком-то одеревенелом состоянии. Саня отвел нас в «балок-общежитие». Здесь было тепло. Горела керосиновая лампа. Подтянулся «тундровый» народ. Быстро организовали незатейливый стол, напоили горячим чаем. Далее все происходило как в стихотворении таймырского поэта-промысловика Александра Слижевича «Ода для оленевода»:

Я в гостях. А гостю рады.
Свет улыбок от добра.
Для кочующей бригады
Гость дороже серебра.
Но еще дороже водка,
Если  вовремя она -
Не нужна метеосводка,
Даже баба не нужна.

На морозе водка замерзла и стала напоминать глицириноподобную жидкость:

Хорошо ее кончаем,
Жарким мясом закусив.
Ну а дальше только чаем
Перебьется коллектив.

Вскоре появилось музыкальное сопровождение. От ручного генератора («гитары») заиграл магнитофон. Присутствующие в основном молодежь. Запомнилась только одна женщина лет 50-55, хотя ее возраст определить было трудно. Веселье набирало силу. В тепле нас разморило. Стало клонить ко сну. Саня предложил переночевать у него и мы ушли, оставив Семена в «балке-общежитии».

У Сани была уже семья: жена и дети. Они разместились на нарах, а мне определили место для ночлега на полу, постелив предварительно оленью шкуру. Другой шкурой укрыли. Сначала я задремал, но через час проснулся от холода. По полу здорово тянуло. Оленья шкура, служившая одеялом, была плохо выделана и напоминала какой-то деревянный щит, лежащий на мне сверху. Печка погасла. Мороз стал заметно крепчать, а до утра надо было еще «дожить». Так я и лежал, свернувшись калачиком под своим «щитом». С нар спустилась девочка. Одета она была в одну легкую рубашку. Босиком прошла по полу, сделала свои дела и снова скрылась в ворохе одеял на нарах.

На улице стало немного светать. Проснулись хозяева балка. От тонких как спицы лучин весело пыхнула печка. Через полчаса стало заметно теплее, зашипел вскипевший чайник. Теперь можно вставать. Что утро выдалось добрым, говорить пока было преждевременно. На костре согрели в казане какое-то варево. Завтракать сели за небольшим столиком в балке. Под воздействием жирной оленьей шурпы и «соточки» водки организм постепенно реанимировался. Жизнь стала налаживаться. Проснулась и девочка. Наш детсадовский ребенок от таких ночных процедур слег бы с температурой, а здесь хоть бы что. Подумаешь, сопли! Вскоре подошел Семен. Его тоже не обошли вниманием. Саня познакомил нас со своей женой, весьма миловидной девушкой, которую по его словам, он буквально выкрал из поселка и увез в тундру. Завтрак явно затягивался. Пора было думать о возвращении на буровую.

В стойбище было несколько легких балков и десяток оленеводов, включая детей. Отдельно стоит сказать о балках. Это своеобразные каркасные домики на полозьях. Каркас обтягивался выделанными оленьими шкурами. Сверху одевался чехол из плотной ткани или брезента. Внутри балок затягивался ситцем, как обоями. Спали на нарах, расположенных вдоль задней короткой стены. В «кухонной» половине балка стояла небольшая железная печка, находился умывальник, маленький столик и полка для кухонной утвари. Через застекленное окошко проникал свет.

Саня предложил помочь в сборе оленьего стада. Меня переобули в легкие унтайки. Мы поднялись на небольшой пригорок. Олени бродили вокруг стойбища в радиусе полутора километров в редколесной тундре, копытя снег. Возникал вопрос, как их собрать? На то и нужны были собаки. По сигналу Сани лайки устремились к периферии стада:

Вот и лайки крутят стадо
В индевеющей пыли.

Четвероногие помощники начали постепенно  «поджимать» стадо к стойбищу. Минут через сорок основная масса оленей уже была возле балков. Здесь возник некоторый казус. Дело в том, что зимой животным явно не хватало соли. В упомянутом выше стихотворении «Ода для оленевода» есть строки, которые наиболее точно отражают ситуацию:

Выхожу. Морозец лют.
А олени, соль почуя,
Помочиться не дают.

Для меня так и осталось загадкой, как ребята-оленеводы среди сотен оленей умеют отлавливать именно ездовых особей. Сам процесс отлова не такой уж и простой. Для этого применяется специальный тонкий и прочный аркан – маут, представляющий собой плетеную из сыромятных ремешков веревку длиной 20-30 м с костяной пластиной с двумя отверстиями:

От вчерашней пьяной лени
Отвыкает свежий взгляд.
Вперемежку на оленей
Маты, мауты летят!

Выезжать решили ближе к обеду. Погостили, пора и честь знать. Попили чайку на дорожку. На нарты Семена бросили мешок с олениной. Радушно простились с оленеводами и в путь:

Увязавшись, поелозя,
Начинается аргиш.
Поднимаются хореи,
Подрываются хоры,
Все быстрее  и быстрее
Вдоль ободранной горы.

Именно так все и происходило. Упряжки бойко бежали под уклон. Оставалось лишь беречь ноги, чтобы не удариться о деревья. К реке спустились быстро и некоторое время ехали по Кулюмбэ. Саня предложил мне попробовать управлять упряжкой, но особого энтузиазма с моей стороны это не вызвало. Поднялись на берег, далее уже практически до бурового поселка наш аргиш следовал по лесотундре. В общей сложности часа через три мы были  на буровой. По грубым прикидкам проехали где-то километров сорок.

В поселке все было как обычно. Работал дизель. На скважине шла «доходка до забоя по вывалам». Нашему появлению особо никто не удивился. Попав после стойбища снова на буровую, нам показалось, что мы в цивилизации.
Хороший получился Кулюмбинский аргиш. Рядом, однако!

Через месяц Саня прислал мне через бурового мастера  в качестве небольшого презента сухую медвежью желчь. Она особо ценилась у людей тундры и считалась панацеей от многих болезней. В то время особых проблем со здоровьем у меня не было. При случае я отдал ее знакомому рыбаку-охотнику. Ему в тундре нужнее. Сане, конечно, большое спасибо!

А теперь, как говорится:

Слов, конечно, не хватило.
Значит, точка. И число.



               

Март 2018 г.