Дебора Гл. 2

   - Если бы, этот стол, или нет, этот стул, до которого можно дотянуться с кровати, был сделан из хлеба – думала она, теряя рассудок от голода – я бы отломила вот эту ножку и съела, а потом эту…
   Странно, почему не хочется ничего, кроме хлеба.  Ни мяса, ни конфет, ни молока...   Наверное, потому, что я забыла их вкус. В памяти, остались только названия.
  А хлеб, хоть и серый, как земля, и с опилками, такой родной, желанный и вожделенный...
 Одно воспоминание о нём наполняет рот слюной и в желудке начинаются голодные спазмы.
   Папа так и не вернулся из города...
 Наверное, попал под бомбёжку. И я уже  не помню сколько дней  не ела. Он приносил пайку хлеба, сто пятьдесят грамм, которую получал на иждивенца.
   А может, он так, только, говорил?  Может свою отдавал.      
   Бедный, такой худой и старый, как будто ему сто лет...
Ему шестьдесят исполнилось, когда война началась. Ни на фронт, ни в эвакуацию... Это мама моя молодая была, на двадцать лет его младше. Какой красавицей она была...
  Мамочка моя дорогая, как я тебе завидую, что ты умерла полгода назад от воспаления лёгких. И голод, через желудок, не высасывает теперь тебе мозги.
  А мне уже и помощи ждать не от кого.  И  эта кровать станет моей могилой.
  Мамочка, как я тебе завидую…
  А может,  сейчас счастье улыбнётся?  Может получится покончить со всем этим? - блеснула в голове искра надежды. Вдруг весеннее солнышко подсушило набухшую после зимы раму и окно откроется...
   Она взялась, обеими руками за простынь, привязанную к противоположной спинке кровати, и  потянула на себя изо всех сил. 
  Потом, ещё, несколько раз перехватила руками и села.
   Переждав приступ головокружения свесила на пол ватные от голода ноги и держась руками за стенку начала смещаться в сторону окна.
    Она изо всех сил дёргала и трясла оконные ручки, но створки  даже на миллиметр не сдвинулись с места.
- А может разбить стекло? -   осенила её новая  идея.
-Точно, как это я раньше не додумалась?
 Она взяла со стола фарфоровую вазу, вложила в размах все оставшиеся силы и бросила.
От напряжения у неё потемнело в глазах, но звон разбитого стекла показался   приятней любой музыки.
- Да! У меня получилось! – закричала она от радости.
 Сердце бешено колотилось, руки и ноги дрожали от усталости, а душа торжествовала.
- Ничего, ничего. Сейчас всё пройдёт, и зрение тоже вернётся. Уже миллион раз такое случалось.
 Однако радость была преждевременной…
 Когда в глазах прояснилось, она увидела лишь небольшую дыру,  в заклеенном  газетной бумагой крест накрест  стекле.       
  Она заглянула в обрамлённое острыми осколками отверстие и не поверила своим глазам.
     На  территорию военной базы за металлической оградой, по пояс голые моряки  играли в футбол консервной банкой вместо мяча.
- Наверное, их на флоте хорошо кормят,  если есть силы играть - подумала она вслух. - И они, совсем не худые…
   А вон тот,  рыжий как огонь с белой кожей, вообще  был похож на статую Давида. И рисунок у него на всю спину такой красивый, церковь с куполами, наверно верующий.
   А если?.. – родилась новая идея в её затуманенном  голодом рассудке.
-  Они ведь мужчины, а она девушка . Значит, у неё есть то, что она всегда может им предложить в обмен на хлеб .
  Хоть и не знает,  как это на самом деле происходит, но ради хлеба…
     Она  вспомнила, как на неё смотрели мальчишки на выпускном вечере.  И даже подрались, не поделив очередь  с ней потанцевать…
    По стенке  добравшись до шкафа,  она надела  мамино вечернее платье,  чёрные чулки в крупную клеточку и туфли на каблуках.
  Волосы заплела в косу и собрала колечками  на макушке. Макияж тоже делала на скорую руку, что нашла в верхнем ящике  комода, тем и накрасилась.
  -  Вроде всё, ничего не забыла, ах да, сумочку.   Наверное возьму чёрную, под цвет платья.
   
     Спуск с третьего этажа, занял целую вечность.  Но мыслей о том, как она поднимется обратно, не возникало.
 - Только бы успеть, только бы успеть – повторяла она как мантру. – Только бы они не закончили играть.

               
               

    Выйдя из подъезда,  она попробовала отпустить стенку и  удержать равновесие.
  Но на каблуках это оказалось для неё непосильной задачей.  Как будто сотни рук тянулись к ней с разных сторон и каждая  тащила к себе или наоборот, толкала прочь.
     Она пошла в сторону военной базы, держась за фасад дома.
   Пройдя метров двадцать, остановилась и задумалась, как перейти на другую сторону улицы.
   Однако  быстро сообразила, что способ есть, только один.
   Она встала на четвереньки и поползла.
 - Главное, что машины не ездят, а этим Ленинград не удивишь, он и не такое видал – бормотала она себе под нос.
   Из последних сил, запыхавшись,  она доползла до фонарного столба и облокотилась о него спиной.
    Отдышавшись,  открыла сумочку и достала зеркальце, из которого, на неё посмотрела живая мумия. Она тут же спрятала зеркальце, и достала губную помаду.
   - Нет, такого не может быть – бормотала она вслух – даже мертвецы выглядят лучше.  Наверное, это что-то с глазами случилось от яркого солнца.
   Подведя  ещё раз,  наугад,  губы, она поползла дальше к металлической решётке ограждения военной части.
   Преодолев последний отрезок пути,  держась за железные прутья решётки ограждения, она встала на ноги и заглянула на площадку.
   Там моряки продолжали с азартом гонять  консервную банку.
 - Прямо, как в кинотеатре, – забормотала она -  как из другого мира.  Все такие весёлые, здоровые красивые. Особенно тот рыжий.  Даже в кино, не бывает таких красивых артистов.
   Вдруг, банка отскочила от чьей то ноги и со звоном тарахтя по асфальту, покатилась в её сторону. А следом за ней  побежал рыжий моряк.
   
  Добежав до забора, он остановился, как вкопанный…
    На него, прямо в упор, смотрело доведённое, до последней степени истощения, существо женского пола. В вечернем платье, с черными, в пол лица глазами, размазанной по губам помадой и пыталось его соблазнить.
 - Эй, ты чего там,  заснул? - крикнул кто-то из футболистов.
  Рыжий, подцепил банку одной ногой, другой ввёл “мяч” в игру, а сам остался у забора.
- Ты куда ж так намарафетилась, глазастая?
- Я здесь живу напротив. У вас хлеб есть? 
- Подожди  здесь, – бросил он ей и побежал к катеру, который стоял на понтонах в доке.
  Через пять минут он вернулся с зелёным мешком в руках, и просунул  сквозь металлические прутья ограды. 
 - Вот смотри, - улыбнулся Рыжий и раскрыл мешок.
  Она заглянула внутрь и чуть не разревелась.  Словно ребёнок, которому пообещали велосипед, а подарили  свисток.
- А хлеба нет? – разочаровано спросила она.
- Хлеба??? Хлеба нет...
- Ну, извините. Тогда, я пойду - сказала Ева и начала перебирать руками по прутьям ограждения.
- Эй... У тебя, что, от голодухи мозги высохли? Это же, тушёнка, шоколад, галеты...  Даже вискарь...
- Это для меня не еда. Извините...
- А ну стой, глазастая – прикрикнул рыжий и перемахнул через ограждение.
- Ты где живёшь?
- Вон в том доме.
- Тогда пойдём к тебе –  он взял мешок под мышку и зашагал в направлении дома.
- Ну, ты где? Пошли я не кусаюсь...
- Сейчас – сказала она, - сейчас, -  медленно опустилась на четвереньки и поползла за ним.
- Мать - перемать… – вырвалось у Рыжего, – да ты и  ходить уже не можешь…
   Он вернулся, как ковёр перебросил её через плечо и зашагал к дому.


               

 - Ты что, одна здесь живёшь? – спросил рыжий, когда принёс её домой и усадил в кресло.
- Теперь одна. Мать, год назад умерла, от пневмонии, а отец пропал неделю назад.
- Ладно, посиди здесь, а я тебе поесть, приготовлю.
    Первый раз в жизни, Рыжий Жиган с Молдаванки,  делал что-то не для себя лично и испытывал, неведомые до сих пор чувство сострадания. Оно возникло в тот момент, кок он её увидел и усиливалось с каждой минутой.

   Разломав этажерку, и сложив из неё костёр,  рыжий вскипятил воду из крана в небольшой кастрюльке и бросил туда тушёнку с галетами. Потом содержимое перелил в большую чашку и пошёл к ней.
- Эй, ты куда подевалась? – позвал он.
- Я здесь – донеслось из спальни.
- Ииих… – остолбенел Рыжий с чашкой в руке, когда вошёл в дверь.
   Она сидела голая в постели, с распущенными волосами и изодранными в кровь коленками, кук женский скелет обтянутый кожей.
- Это со мной впервые.
   Рыжий подошёл к кровати и поставил чашку с бульоном на тумбочку.
- Понимаешь….
- Что? Я тебе не нравлюсь?
- Конечно нравишься... Но...  Мне очень не удобно об этом говорить...    Я как мужчина, только ночью могу заниматься этим. А днём, почему-то, ничего не получается…
- Аааа – понимающе протянула она.
- Тебе сейчас поесть надо.
   Он помог ей одеться и стал кормить с ложки.
Первые  она проглотила с опаской, а на остальные, набрасывалась, как дикая, пока чашка не опустела.
- А больше нет?
- Есть. Но на первый раз хватит – сказал рыжий.
- А ты ещё придёшь?
- Конечно. Ведь за тобой должок...
- А как тебя зовут?
- Я Рыжий Жиган с Молдаванки.
- Жиган?
- Это погоняло, кличка. А мать Борисом назвала, в честь деда.
- А я, Ева.
- Еврейка, что ли?
- У меня папа польский еврей, а мама русская, коренная ленинградка.
- А у меня отец хохол,  а мать финка.
   Ева ещё что то хотела сказать, но после тёплой еды её сморил сон.
- Ладно спи - сказал Рыжий и укрыл её одеялом.

http://www.proza.ru/2018/03/14/1163


Рецензии
Интересный, нестандартный персонаж. И эпоха выбрана непростая. Должно быть интересно.

Дмитрий Николаевич Гришин   01.03.2024 16:35     Заявить о нарушении
На это произведение написано 5 рецензий, здесь отображается последняя, остальные - в полном списке.