Кундуз, Кундуз...

                "Зверь страшен, пока его не
                видишь, а как увидел, только
                и думаешь, как бы он не
                ушёл."

                "Вот так компот, три тысячи чертей!"
                (поручик Ржевский)


        Кому, зачем пишу я эти строки? Наверно, всё же сам себе.
        Когда я начинаю писать, я всегда точно знаю, чему я посвящаю ту или иную главу, потому что мне не нужно придумывать порядок произошедших событий, ибо это уже произошло, а я лишь под каким-то впечатлением просто пишу в надежде на будущее время, когда я захочу дать написанное на всеобщее обозрение. Я стараюсь заставить читателя почувствовать ту атмосферу, когда это происходило, при этом всё передаю самыми простыми словами, пишу просто и ясно, избегая словесных "излишеств", порой обращаюсь и к разуму и к чувству читателя, да и о своих не забываю.
        Пишу очень легко, " на бегу, на лету, посвистывая." (Кажется слова Бунина)
        О персонажах не пишу, потому что они все трафаретны, да и сам я не отношусь серьёзно к своему "писательству".
        Вторые сутки ведём разведку, а впереди лишь река Кундуз и зелёнка на другом берегу, а вокруг всё так красиво, уютно, сладко и слишком уж тепло, ну просто пекло "шайтана".
        Боевые порядки находятся рядом с огневыми позициями наших артиллеристов. Всё готово к завтрашнему началу операции.
        Северный Кундуз уже несколько лет мирно уживался с "ребятами" с той стороны. Мы их не трогали, а они нас обходили зелёнкой, так и жили.
        Но вот поступила команда, что на нашу территорию пришла банда, и пришла из "края не пуганных духов", если точнее то из-за нашего кольца, где наших войск не было и нет. За кольцевой дорогой они уже не досигаемы для нас. Группа подготовленных моджахедов прибыла из лагеря Марультад, где-то рядом с Пешеваром. Говорят, что там этих лагерей десятки, и готовят головорезов лучшие инструктора из США, Англии и прочих "дружественных" нам государств.
        Мы часто выходили, да и продолжаем выходить на караваны, которые идут с той стороны. Наши брали где-то порядка 20% караванов, остальные уходили и проходили. Не было и нет таких сил, чтобы контролировать всю территорию. Все войска стоят по кольцевой дороге. В центральном Афганистане стоит несколько наших батальонов. Самые подготовленные банды профессора Бурханутдина Раббани, его склады с вооружением где-то в Пакистане. Если взять во внимание нашу периодическую прессу, то в "Комсомольской правде" за 15 мая 1985 года была статья "Варварское преступление" о наших пленных в лагере Бадабер, который был под контролем этого моджахеда. Что там реально произошло, никто толком не знает, но ходят слухи, что наши военнопленные подняли там восстание и взорвали себя вместе со складами.
        Все духи с 1984 года проходят подготовку в специально созданных лагерях, и это уже не те крестьяне, которые воевали вначале, а обученные и вооружённые подразделения, которые в совершенстве знают нашу тактику ведения боевых с такими воинами Аллаха. Так что нам приходится придумывать что-то новенькое, а по-другому никак.
        Приближается ночь, но можно подумать, что занимается какой-то другой день с более мягким светом, ибо из-за зелёнки во всем великолепии всходит луна; на прозрачном южном небе нет ни единого облачка, и оно кажется голубым покрывалом, усеянным серебристыми блесками; ещё чертовски раскалённый за сутки воздух только изредка трепещет от дуновения ветерка, а на земле уже замерли все звуки.
        Разморённые дневной жарой бойцы, присев на дно окопов тихо ведут беседу в ожидании ночной прохлады, близлежащая зелёнка, опустив листву долу, стоит в сплошной тишине, даже птицы и те не пытаются летать, вероятно тоже ждут ночь.
        И лишь внизу мелководная река Кундуз о чём-то воркует, будто сказку бормочет. А на самом деле это бурная красавица - камни перекатывает, с ног сшибает. Не река - кипень студёная. Она словно змея огибает местность, настолько извилистая, что складывается впечатление, что она и движется-то за счёт своих изгибов.
        Вот и сегодня, рано утром, веет свежестью от её дыхания, жалко только, что это совсем не на долго. Крутые берега в сплошной зелёнке, над рекой начали порхать птицы, а где-то там, на другом берегу, в зелёнке засела банда.
        Есть ли там люди, на том берегу? Или они ушли в другую зелёнку? Что там реально; деревни, схроны? Ничего мы толком не знаем. Одна лишь река Кундуз бормочет о чём-то, и кто знает, как далеко несутся её прохладные воды. Смотрю на бегущую воду Кундуз и сравниваю свою жизнь, а она как река - с истоком и устьем, у каждого - своя река. У одного, как эта - извилистая, петлистая, с мелководьем на перекатах, так что не плыть, а брести приходится; у другого - бурливая, клокочущая, несущая воды с такой яростью, будто она накопила силы, чтоб пролететь через эти горы тысячи вёрст, а там где-то встретиться с другой рекой и потерять стремительность, шумливость и начать спокойное движение вперёд к устью. Самое удивительное, что я на этой земле не встречал спокойных рек, они все резвые, дикие, бурлящие и полны рыбы.
        Нормального человека, неведомые берега тянут к себе, вот и нас тянут эти берега, но с целью другой - выбить банду, которая появилась в этих местах и стала своевольничать.
        За всю ночь, ведения наблюдения за зелёнкой, мы ничего не обнаружили, лишь где-то там далеко надрывно и горестно плакал шакал, да тянул свою заунывную скрипящую песню ишак.
        Встало солнце - громадное, рыжее, проклятое. На дальнем рубеже зелёнки тонким слоем ваты лежало ночное облако. Уже было жарко.
        Да, вчера на самом закате солнца, на том берегу, проскакали два всадника в сторону Кундуза, и больше ничего мы не обнаружили.
        Сегодня рано утром силуэты двух верховых появились на фоне зелёнки, слились с чёрной тропой по берегу. Вот уже не видно лошадей, моячат одни головы всадников. Скрылись и они. Через минуту они покажутся на возвышенности, так во всяком случае было вчера вечером.
        Двое скакали во весь опор. Длинный куцехвостый конь под первым всадником шёл уверенно, горделиво.
        На фоне зелёного массива отчётливо видны были линии конских тел, очертания всадников, даже намотка на голове, ехавшего впереди, была видна.
        Молодой всадник в тёмно-зелёном чекмене, туго стянутом пёстрым поясом, на голове огромная белоснежная чалма, второй был в чалме чёрного цвета и такого же цвета чекмень. Вот и попробуй определи какого племени "орлы"? Оба всадника имели лопатообразные черные бороды.
        Наш "толмач" (переводчик) объяснил, что если белоснежная чалма, то это означает, что он побывал на родине пророка, и поэтому может носить белую повязку, знак поломника-хаджи, а вот насчёт белоснежной чалмы - хрен его знает, но персона видно важная.
        - Дайте, я этих, на лошадях, успокою одним выстрелом, - произнёс командир батареи.
        - А что, попробуй, - произнёс Жел...
        Командир батареи стал за прицел, тщательно прицелился, выстрел громыхнул - и один дух вместе с лошадью взлетел в воздух, а потом они разделились - лошадь стала лететь в одну сторону, а всадник в другую.
        Вторая лошадь вытянувшись телом, подпрыгнула вверх; пустые стремена и брошенные поводья - в этом было что-то неестественное и жалкое, а всадник просто пропал с глаз. Лошадь мордой зарылась в песок.
        Видно оба всадника сразу попали в райские сады, потому что по их верованию: "Тот, кто падёт в бою за веру, тот попадает в райские сады, там он испытает неомрачаемое счастье и блаженство!"
        Да простит меня читающий за такие строки, но такова реальность, ведь всё в этом материальном мире, в том числе и жизнь человека не более чем пена в кофейной чашке.
        После выстрела установилась величавая, строгая тишина, предшествующая началу артподготовки по заранее намеченным целям. Тишина предшествующая смерти тех, кто попал в район целей.
        С правой стороны по течению р.Кундуз рассыпано своими мазанками селение, на наших картах его нет, а реально селение большое. Там же ближе к берегу просматриваются рисовые чеки.
        Три орудия беглым начали обрабатывать зелёнку.
        На выстрелы наших орудий где-то в зелёнке раздавались крики ишаков, иногда слышно было ржание лошадей. Крик ишака трудно приравнять по сладкозвучию к пению соловья.
        К обеду солнце уже смалило исступлённо. Земля тихо потрескивала. Воздух какой-то маревной дымкой тянулся вверх, одним словом солнце пыталось выпарить оставшиеся мозги.
        Наш реактивный взвод дал по-полному "пакету" на предельной дальности по горам, как говорится на "авось".
        И потянулось время в ожидании дальнейших указаний, а если глянуть вдаль, то на этой войне даже обычные дни тянутся выхолощенные скукой. Они выветривают из памяти всё, и ни одно событие, даже значительное, вероятно, по прошествии времени не оставит после себя следа. Будни войны сами по себе скучные, может потому что всё идёт своим чередом, война какая-то игрушечная, постреляли и паримся под солнцем, а там где-то наши разведчики продираются через зелёнку в надежде встретить воинов Аллаха.
        И снова непривычно тихо. Кажется, жар горячими волнами набегает на огневые позиции, словно в неподвижном воздухе бушует невидимая буря. Ещё жарче стало, когда поступила команда на открытие огня, зной, отражаясь от раскалённых орудий, томит людей с двойной силой.
        - Экое пекло! - роптали артиллеристы.
        - Эх-бы, нырнуть в воду - полегчало бы сразу! - шутили солдаты.
        Если в зелёнке была банда, то я не думаю, что после нашей артиллерийской обработки по квадратам, что-то там могло уцелеть, ведь кинули туда сотни четыре снарядов.
        Я уже отмечал, что наш реактивный взвод стоял позади селения, и стрельбу вели через дувалы этого кишлака.
        Наша пехота попросила огня на ближний рубеж, а мы, как всегда, вышли на боевые, в надежде на вооруженцев, и на все реактивные снаряды ни одного большого тормозного кольца, а без колец угол возвышения соответствовал полупрямой наводке. Прикинули, что на прицеле по цели снаряды не зацепят дувалы и открыли огонь.
        А дальше произошло то, что не поддаётся осмысливанию, на одной машине оборвало заднюю подвеску, а следом за ней отказал механизм стопорения качающейся и поворотной части, рессора улетела на несколько метров, и снаряды начали уничтожать всё на своём пути на высоте одного метра от земли.
        В зоне поражения оказался жилой дувал, а там дети. Погибло двое, хотя их там было пятеро и две ханонки. Как уцелели остальные?
        Когда прибыли туда, все были в шоке, все в крови, все оглохшие, но все без единой царапины, от строения-мазанки - одна пыль.
        И пусть мне кто-нибудь скажет, что Бога нет, а как его называют? Не столь важно, но он есть!
        Одно могу отметить, что после долгих переговоров с уцелевшим хозяином сошлись на том, что мы дали все материалы на строительство нового дома, а семье на пропитание рис, гречку и масло.
        Вот таким образом был улажен конфликт, в котором, вероятно, наша вина неоспорима. Подписали письменное соглашение и продолжили выполнение поставленной задачи.
        На этой ноте я закончу свои зарисовки с натуры, выводов делать не будем.


                (июль 1987 года)