Встреча 4. Сказки дедушки Миши о Домовом Диме

На этот раз Домовой Дима Димович появился у меня в квартире, как всегда неожиданно, однако он не испугал меня. Зная некоторые его повадки, и зная то, что он умеет открывать все-все двери, я даже обрадовался его появлению. Хотя после его последнего исчезновения прошло уже четыре дня, и я, честно говоря, даже заскучал по нему. Он был в чистой одежде, руки и лицо его было вымыто — видно подействовали мои советы по поводу того, что все должны быть чистюлями.
— Здравствуй, дедушка Миша, — коротко поздоровался Домовой Дима Димович. И сразу же, не стесняясь, спросил:
— А ты конфеты шоколадные припас для меня?
— Ну, конечно же. Пойдем в мой кабинет. Они в конфетнице лежат, тебя ожидают.
— Вот это и хорошо, — с облегчением сказал Домовой Дима Димович. — Пойдем в твой кабинет. Хотя, а жена твоя, впервые увидев меня, не испугается? Хотя, думаю, ты уже все рассказал ей обо мне ведь так?
— Конечно, рассказал, но не всё. А её нет дома — она сегодня у дочери. Внуки заболели, помогает там ухаживать за ними.
— Так ты один? Это, хорошо, дедушка Миша. Лишние свидетели нам незачем.
— А ты что, Дима Димович, будешь мне сегодня о каких-то секретах рассказывать.
— Может это уже и не секреты, но все равно, я же говорю, лишние свидетели нам незачем. Пойдем в твой, как ты говоришь, рабочий кабинет.
— Погоди, Дима Димович, я чаю согрею. Ты же тоже будешь чай пить?
— Буду, но только с шоколадными конфетами.
Я кивнул, налил в электрочайник воды и включил его. Пока в нем закипала вода, приготовил чашки, пакетики с чаем и понес все в свой писательский кабинет. Домовой Дима Димович тут же увязался за мной.
Зайдя в мой рабочий кабинет, Домовой Дима Димович, тут же подбежал к столу, взобрался на табурет и потянулся рукой к конфетнице. Затем, все же пересилив себя, повернулся ко мне, спросил:
— Можно, конфету, дедушка Миша?
Чайник подал сигнал, что, мол, кипяток готов.
— Погоди, Дима Димович, я чаю налью, и мы будем пить его с конфетами.
— Ладно, — вздохнул Домовой Дима Димович. — Подожду. Иди за чайником, и наливай быстрее чай. Уже и в горле пересохло.
Когда  я вернулся с чайником, Домовой Дима Димович уже уселся за столом и терпеливо ждал меня. Затем он молча наблюдал, как я разливаю  по чашкам кипяток и завариваю чай.
— Осторожно, Дима Димович, не обожгись, —  сказал я, пододвигая чашку. — Кипяток очень горячий.
— Да я это знаю, дедушка Миша. Однажды я, когда был маленький, уже обжегся. Знаю, что лучше подождать, чтобы чай остыл.
— Ну, вот, и хорошо. В предыдущий раз ты говорил мне, что тебе нужно было обязательно быть в школе домовых и волшебников, потому, что в тот день у тебя должны быть проверочные уроки. Ну и как, ты со всем справился?
— Ой, — Домовой Дима Димович так громко крикнул, что я подумал, что он обжегся чаем, но он еще не пил чая, поскольку чай еще не остыл как следует.
— Что случилось? — спросил я, взглянув на Домового Диму Димовича.
— Да, так, — отмахнулся Домовой. — Лучше я тебе позже расскажу про те проверочные уроки.
— А о чем ты мне расскажешь сегодня? — я поймал Домового Дима Димовича на слове.
— Я лучше сегодня расскажу, как меня отобрали в школу Домовых и Волшебников.
— Ну, рассказывай, — заинтересовался я, надпив из чашки чай.
— Ну, после конфеты с чаем. Хорошо?
— Да, конечно.
Домовой Дима Димович быстро хапнул из конфетницы две шоколадные конфеты, одну развернул и тут же отправил в  рот, другую положил рядом на стол. Быстро пожевав конфету во рту, Домовой Дима Димович отхлебнув из чашки чая, запил, и тут же начал рассказывать, но как-то быстро и путано, что мне несколько раз пришлось его останавливать, чтобы понять самому, о чем же это он рассказывает.
Были у Домового Димы Димовича папа и мама. Они не были Домовыми, как вы могли подумать. Они не были и волшебниками тоже. Оказывается в той местности, где живут все Домовые и волшебники, их родители и друзья. их учителя и знакомые, жили не только волшебники и Домовые. Из жителей один раз в год, летом и выбирали из родившихся мальчиков будущих волшебников и Домовых, а из девочек будущих фей. О, это была большая радость для родителей, когда их дети попадали в стены школы волшебников и Домовых. В этой огромной зеленой школе учились только мальчики. Чему учили девочек в соседней огромной, голубой школе фей, Дима Димович не знал. Знал он лишь то, что потом из них выходили разные феи. И добрые, и злые... Так и в школе волшебников и Домовых. Были добрые волшебники, были и злые. Кого как учили, и как они учились тоже. Разве что Домовые всегда были добрыми и порядочными. Никогда из школы не выпускали злых Домовых. Так уж было заведено в зеленой школе.
Когда к ним домой ранним летним утром прилетели два преподавателя из школы Волшебников и Домовых и просто появились в комнате, Дима Димович уже знал. Он даже видел, как они появились. Вербовщики постояли немного у небольшого окошка, о чем-то поговорили, и несколько пассов руками, и  через это небольшое окошко и появились сразу двое в комнате, в которой жил Дима Димович. В это крохотное окошко  даже Дима Димович не пролез бы. Хотя не раз и старался это сделать — интересно было не через дверь войти в комнату, а через окошко. Но ничего у Димы Димовича не получилось. А Вербовщики были куда толще и больше и мамы Димы Димовича, и его отца, да и мальчишки тоже. Вербовщики на улице превратились в один миг из огромных мужчин в комаров и влетели в комнату. А потом, немного пожужжав и полетав по комнате, снова стали обыкновенными преподавателями школы домовых и волшебников. Они были с длинными волосами на голове, которые росли почти до пола, и огромными седыми бородами.
Мама, правда, перепугалась здорово, а Дима Димович — ну, не очень. Он даже хотел произнести заклинание, чтобы неожиданно появившиеся у них люди сгинули, но у него ничего не получилось. Старенький толстячок так на него посмотрел, что Дима Димович лишь несколько раз хлопнул своими большими глазищами, и не мог больше даже и слова сказать.
А вот прилетевшие говорили в тот день много. Маме пришлось даже два раза их кормить. Даже отцу Димы Димовича Диме Кешевичу ничего на ужин не осталось — все съели командированные Вербовщики за мальчиком. Даже постную кашу, ну, без масла и варенья, и ту за обе щеки уплетали. Да так, словно отродясь каши не ели...
А какой сложный экзамен устроили будущему Домовому, Дима Димович и сейчас с содроганием вспоминает. Прибывшие за ним мало того, что все мозги выкрутили своими бесконечными вопросами, но еще и бесцеремонно влезли в мозги мальчиками, и стали там копаться, как у себя дома.
— Ты знаешь, дедушка Миша, у меня все кверху дном перевернулось, когда толстячок запустил под мою черепушку свои грязные прегрязные руки. А больно-то как было. Просто жуть!
Я не подгонял Диму Димовича, а он вдруг надолго замолк.
Наконец я не выдержал и спросил:
— Ну, а дальше что было?
Дима поднял на меня глаза:
— А дальше... Да ничего не было. Эти двое даже не дали мне как следует с мамой и отцом попрощаться. Вечером, когда на улице начало темнеть вдруг засобирались. Бородатый коротышка схватил меня за руку, что-то шепнул, превратил меня, себя и своего помощника в комаров и мы втроем вылетели через то же окошко. И больше я родителей не видел. Я даже не видел, плакала ли мама? Отец, ясное дело, не плакал. Я никогда не видел, чтобы он плакал. А вот мама, бывало. Это когда моего старшего брата тоже определили в школу.
— В школу волшебников и Домовых?
— Нет, в другую.
— В какую же?
— В школу скрипунов и стукачей.
— Я никогда не слышал о такой школе. — сказал я. — Расскажешь?
Дима Димович согласно кивнул.
— Ну, так вот, тогда, когда моего брата Гешу Димовича забрали в школу скрипунов, мама долго плакала. А отец — ни-ни. Даже слезы не проронил. Только сказал маме как-то вечером, что так нужно, что Геша попал в школу, а это очень неплохо. Разве что, папа жалел, что Геша, ну, брат мой, попал не в зеленую школу волшебников и Домовых, а в фиолетовую, где учили тому, как быть скрипуном и стукачом. На чем он там будет скрипеть или уже скрипит, Дима Димович пока не знал, да и на чём всех в этой школе учили стучать — может, даже, по голове своим соседям, тоже не знал.
Я же пока остался дома, потому, что был еще маленький. Но не надолго. Потом, как я тебе, дедушка Миша, и за мной прилетели. И  сказали, что забирают и меня. И забрали. Я вот сейчас здесь, на практике.  А где мой брат сейчас — не знаю. Может после этой практики я увижу и брата. Я бы, конечно, наведался и сам домой, но не помню, где мой дом. Там, где я сейчас учусь уже давно стоят зеленая школа волшебников и Домовых и голубая школа фей и больше ничего нет. Пустое пространство. Там даже леса и гор нет. Можно сказать, больше ничего нет.
Ну вот, забрали меня, превратили в маленького-маленького. Даже крылышки у меня появились, и я сначала вспорхнул к потолку своей комнаты, а потом... А потом те, кто за мной прилетели, приказали мне  лететь за ними. Я даже с мамой и папой как следует  не успел попрощаться. Да и как попрощаешься — я же стал таким маленьким, что меня даже трудно было увидеть в комнате...
...Летели мы долго. Я даже устал.
— Да? — удивился я.
— А то, как же! Я ведь никогда до этого комаром не был. А попробуй с непривычки, долго-долго помаши крыльями. Вот. Ну ладно, дедушка, я уже с тобой очень задержался, поэтому расскажу об остальном в следующий раз.
Сказав это, Дима Димович, поставил пустую чашку на стол, взял со стола конфету, бросил в рот и вдруг попросил:
Отпусти меня, дедушка, я приду. Обязательно. Нас учили в школе тому, что, если дал обещание — обязательно нужно выполнить. А я обещаю, что приду. Значит, приду... Ты хороший, и слово держишь… И я его, ну это слово, всегда пытаюсь держать, но, если по правде, иногда не получается, но больше получается это слово держать. Вот так… Только, если тебе не жалко, я возьму с собой в дорогу несколько конфет из конфетницы. Может, и моего друга угощу, если останутся.
— У тебя, Дима Димович, в школе Домовых и Волшебников естьдрузья? — спросил я.
— А то как же. Без друзей нельзя жить, дедушка Миша. Без них скучно и не с кем поделиться интересными новостями и всем-всем другим. Ну, ладно, спасибо тебе, дедушка Миша. Я исчезаю, чтобы вскоре появиться у тебя еще раз, если ты не против.
— Конечно, не против, — ответил я, но не знаю, услышал ли это Домовой Дима Димович, поскольку он, как это всегда происходило, исчез.