Лесная сказка

Мне совсем не хотелось там оставаться. Проводив Машу до корпуса, я занес в вожатскую ее сумку и уже направился было к выходу, как в холл вошла громогласная начальница лагеря. Увидев нас с Машей в окружении целого отряда разновозрастных шалопаев, она сходу сочла меня за вожатого и скомандовала получить белье и вести всех на завтрак. Я встретил Машин умоляющий взгляд, но ее тут же куда-то увлекли девочки. Я развернулся и пошел к выходу, прислушиваясь к удаляющимся воплям начальницы лагеря.

Путь от корпуса до столовой я проделал перебежками между деревьев и кустов. Повсюду сновали какие-то дети. За забором лес был настоящей чащей, густым непролазным ельником. На территории лагеря деревья стояли редко, так что меня было видно. Обогнув столовую, я двинулся к воротам, но тут меня одернул властный окрик начальницы. Указав мне на полускрытые деревьями двери склада, она рявкнула:

- Семнадцать комплектов! За ключами потом зайдешь.

Пришлось идти за бельем. Заходить потом за какими-то ключами не хотелось. Хмурая кладовщица отсчитала семнадцать комплектов.

- А вожатым? - нагловато спросил я. Старый опыт подсказывал, что белье лишним не бывает. Я спросил это прежде чем вспомнил, что я не вожатый и не собираюсь задерживаться тут. Но кладовщица молча шлепнула сверху еще два комплекта и демонстративно погремела ключами. Я поплелся назад в Машин корпус.

Дети сидели в корпусе. Странный корпус. Небольшой коридор, изгибаясь буквой Г, упирался в вожатскую. По обеим сторонам шли пять палат, больше напоминавших клетушки. Дверей не было, а стены свободно двигались на роликах, и дети носились между ними из палаты в палату, громко хлопая и галдя. Внутри палат стояли двухэтажные деревянные койки, больше похожие на нары. Три палаты девочек и две палаты мальчиков. На глаз - от десяти до тринадцати лет. Большинство - явные социки, т.е. отдыхающие по социальным путевкам дети из неблагополучных семей. Дурдом, подумал я. Намается Машка с ними.

Машка маялась. Уже почти охрипнув от крика, она пыталась успокоить галдящих и носящихся. Я сгрузил белье в вожатской и пошел на выход. Проклятье, снова этот умоляющий Машкин взгляд. Кто она мне? Случайная попутчица, разговорились в автобусе, да еще сумку ей помог донести, герой. А теперь до трассы восемь что ли километров, да там еще до поселка сколько. Попутку ловить опять же.

- Скоро технический рейс на поселок пойдет. - Маша будто прочла мои мысли. - Смену сотрудников привезет, предыдущую отвезет, ты сможешь с ними доехать.

Я хлопнул в ладоши, привлекая внимание ближайших детей.

- Так, внимание! Только сейчас, только для вас! В честь прибытия в лагерь у нас состоится бесплатная раздача ништяков! Всем желающим собраться в коридоре!

Вспоминая старые навыки, я придал голосу рекламно-промоутерских интонаций. Сделал поправку на контингент и добавил немного наглости. Так, вроде заинтересовались. Те, кто были подальше, на всякий случай подошли поглядеть, куда бегут остальные. Наскоро согнав с кроватей остававшихся там троих флегматичных парней, я скомандовал:

- Для получения ништяков, прошу пройти в столовую!

Я кивнул Машке, мол, веди! Отряд вышел из корпуса и побрел по дороге. А я опять побежал через лес, мимо столовой и хозблока, к воротам. У ворот стояла телега, по другому не назвать, заставленная древними автобусными сиденьями из дерматина. Самоделка на базе какого-то небольшого грузовика, без кабины, с торчащим около переднего края рулем и табуреткой для водителя. На табуретке сидел древний небритый дед в кепке и спецовке, а на сиденья рассаживались немногочисленные работники. Рядом суетилась начальница лагеря. Я остановился как вкопанный, и она сразу заметила меня.

- Ты чего тут? У вас по плану завтрак, потом кружки! Марш работать! - гавкнула начальница и повернулась к кому-то справа. Я шмыгнул мимо нее в калитку, обежал телегу кругом и запрыгнул на левый борт. Там я сел как можно дальше от ворот и вжался в сиденье. Я сдернул с головы бандану и втянул голову в плечи, пытаясь стать незаметнее. Шли минуты, телега все не трогалась. Пассажирам, по большей части флегматичным теткам и бабкам, было на меня ноль внимания.

Наконец, все расселись, начальница ушла в лагерь, и дед завел свою самоделку. Телега не спеша покатилась по заросшей колее. Лагерь остался справа позади в густом ельнике. Очень скоро он скрылся совсем, а вокруг нас сгустился сумрак леса. Деревья плотно обступили колею, цепляя нижними ветками крайних пассажиров и невысокие бортики. Сизая дымка плыла над дорогой. Я принюхался, но дымом не пахло. Пахло стылым лесом, какой-то болотной влагой. И кто додумался строить лагерь в такой глуши?

Колея стала совсем разбитой. Телегу нещадно трясло, но попутчики сидели ровно, многие дремали. С запоздалой тревогой я вспомнил, что в лагерь мы с Машей пришли по асфальтовой дороге, а не по колее. Это был старый, разбитый, но вполне асфальт! А сейчас телега ковыляла сквозь сизую дымку по каким-то невообразимым ухабам. Пассажиры и дед, казалось, не чувствовали тряски вовсе. Пару раз нас так швыряло на кочках, что я чуть не вылетел с места. Заглянув за край телеги, я увидел, что левое колесо идет по самой кромке жуткого оврага. Дна не было видно во тьме, а редкие деревья на его краю топорщили корни и грозили рухнуть вниз. Я отшатнулся и вцепился в сиденье.

Тут телега куда-то провалилась. Была это очередная кочка, или мы все-таки рухнули в овраг, я не видел. В глазах было темно, а может я просто инстинктивно зажмурился, ожидая удара о землю. Но когда ощутил жесткий толчок, то увидел, что телега по-прежнему катит между деревьев. Вокруг что-то изменилось, я так и не успел понять, что именно - лес, направление или само пространство вокруг. Впереди за деревьями показались постройки лагеря. Дорога стала ровной. Я снова свесился поглядеть вниз. Там был старый пыльный асфальт. Телега подкатила к воротам, и пассажиры по одному стали спускаться с телеги и входить в калитку. Я тоже сошел на землю, а дед на телеге вдруг как-то быстро уехал. Сумрачное небо почему-то казалось сумрачным уже не по-утреннему, а по-вечернему. Сырости в воздухе стало ощутимо больше. Я стоял перед воротами в растерянности. Я же ехал в поселок, а приехал сразу назад в лагерь! Чертовщина какая-то!

В кронах деревьев зашумел верховой ветер. Древняя стела у ворот, с облупившейся надписью "Лесная сказка", загудела под напором ветра. По моей спине пробежали мурашки. Телега уехала, сотрудники вошли в лагерь и растворились в сумерках. Я мог бы пойти по дороге пешком, выйти в конце концов к трассе, продолжить свой путь в поселок, или поймать попутку до города. Но вместо теплого асфальта под ногами вновь бугрилась заросшая колея, и я понял, что с такой дорогой буду кружить по непролазному лесу всю ночь. Сделалось жутко, и я замер на месте в холодном поту, не зная, что делать дальше. Сумерки все сгущались, а лес, казалось, придвинулся ближе.

В лагере между деревьев горели редкие огоньки. Я решил, что пойду в лагерь и попрошусь переночевать, укрыться от этого леса, ветра и ночи. На мгновение представилась Машка, как она там одна, и этот ее взгляд. Я пошел дальше, и вскоре оказался у столовой. Голоса воспитателей сзывали детей в корпуса. Мимо меня пробегали последние дежурные. Я машинально отметил, что это наверное уже полдесятого, и только что кончился кефир. Скоро отбой. Пора идти в корпус.

В корпусе по-прежнему был балаган. Кто-то уже ревел, кто-то громко жаловался, кто-то смеялся. Около вожатской встрепанная измученная Маша в окружении нескольких девочек пыталась скомандовать отбой. Получалось плохо. Я понял, что надо непременно успеть отбой, пока не пришла ночь. То ли мое появление воодушевило Машку, то ли моя тревога передалась детям, но вдвоем мы быстро загнали всех в умывалку, а потом по палатам. Снаружи было уже почти совсем темно. Маша пошла и заперла изнутри входную дверь. Дети беспокойно ворочались, слышались смешки и шепот. Некоторые ходили за стенками. Никто не спал, потому что а чо Мишка дерется, а чо она первая, а у Захезина носки воняют, а этот, крыса, что-то жрет под подушкой...

Мы сдвинули все перегородки, открыв общее пространство в коридор. Наверное, не очень педагогично, но я в тот момент об этом не думал. Я думал, что Маша что-то знает об этом лагере и об этой ночи, и ей не хочется, чтобы я уезжал. Почему она одна на отряде? Где ее напарник? Свет давно не горел, остался только тусклый светильник, который Маша подвесила в коридоре.

- Ночник, - сказала она. - Так надо.

Я вспомнил верховой ветер в стремительно темнеющем небе, наступающий лес, и как бугрится под ногами дорога-оборотень. Что бы тут ни творилось, лучше пересидеть это со светом.

- Так надо, - кивнул я и закрыл окно ставней.