Тётя Роза-Шура

Эта тетя была для Тани долгое время загадкой. Жила она в Литве, почти за границей!
Все письма и открытки подписывала  : «Всегда Ваша Роза», а на конверте, там, где
обратный адрес, неизменно появлялось: »Ивановой Шуре».
Что за ерунда! Или Роза, или Шура! Таня приставала к родителям, к бабушке, но
никакого толкового объяснения не получала.
К 8-му марта пришло очередное поздравление. Тетя находила очень красивые
открытки, таких в Ленинграде не продавали. Таня вырезала из них цветы с блестками и вклеивала в свой дневник и в песенник. Тогда девчонки увлекались всякими глупостями.
На обратной стороне открытки  мелким почерком много добрых слов и пожеланий, а в конце все та же подпись.
Бабушка в тот день чувствовала себя неплохо, обед был уже готов, можно было
попробовать еще раз узнать тайну незнакомой родственницы.
«Ладно, садись и слушай.»
Таня была девочка впечатлительная, слова бабушки превращались в образы
людей, она видела румянец на их щеках, слышала выстрелы, чувствовала их
страх своей кожей.
«Немцы пришли в этот белорусский город, откуда и я родом, в первые дни войны.
Кто-то, конечно, успел бежать, эвакуировали несколько предприятий, призвали на
фронт мужчин. Но большинство-то осталось. Роза жила с родителями, а ее старшая
сестра Любочка была уже замужем, жила отдельно в другом районе. Ждала
 ребеночка. Мужа Любы сразу забрали в армию.
В июле евреев уже расстреливали без суда и следствия, просто для развлечения,
а потом начали сгонять в гетто вплавь, так как мост разбомбили наши же.
Родители послали Розу к Любочке.  Любин муж был белорус, фамилия у нее уже
была нееврейская.  Роза перебралась  к сестре. Родителей девушки больше
никогда не видели. Судьба их понятна. Или расстреляли, или они умерли от болезней,голода и страшной антисанитарии, которая царила в гетто.
Любина соседка принесла Розе паспорт своей дочери Александры Ивановой,
которая со своим женихом в первые дни войны сбежала в лес, а потом, наверное,
примкнула к партизанам. Если б не этот паспорт…Немцы же прочесывали дома в поисках неучтенных лиц еврейской национальности.
К концу 1941-го гетто практически ликвидировали. А в 42-м начали отправлять
молодежь на работу в Германию целыми эшелонами. Ну и наших девочек тоже.
Обе они были красавицы, рыжеволосые, полные. Немцы таких любили.
Сидели они друг напротив друга, а по перрону шел молодой человек. Красивый,
розовощекий, со вздернутым носом. Увидел в вагоне Любочку, узнал в ней свою
бывшую одноклассницу, разулыбался, помахал рукой. Потом подошел к немцу,
ответственному за отправку остарбайтеров в Германию и продолжая улыбаться,
что-то сказал, показав на Любочку. Девушку быстро вывели из вагона и расстреляли.
Наверное, подумали: »Минус один». А на самом-то деле, минус два. Она же беременна была. И всё это на глазах младшей сестры…
О своей жизни в Германии Роза не рассказывала. Понятно, что не сладко ей там
было. Когда война кончилась, она побежала в паспортный стол и попросила восстановить документы на ее настоящее имя. А паспортистка посмотрела на ее нечесаные рыжие кудри, на затравленные глаза и сказала:»Мало ты страдала, девка, что ли? Оставайся-ка ты Шуркой Ивановой. Может, тебе так больше повезет.»
И Роза послушалась. И осталась Шурой. Для всех новых знакомых, для новой жизни.
А для нас-то она не Шура, для нас она Роза. Муж и дети всё знают, а больше никому и не надо.»

Бабушка замолчала. Таня тоже молчала. В ее голове носилось огромное количество
вопросов. Все они начинались с «за что», «зачем» и «почему».
Но она молчала.

Светлой памяти моей тёти.



На Конкурс "Дитя войны" памяти Любови Розенфельд" http://www.proza.ru/2018/11/27/1332 Международного Фонда ВСМ