Лев Толстой как зеркало семейных отношений

Все, наверное, кто учился в советской школе, помнят ставшую бессмертной фразу Толстого: «Все счастливые семьи похожи друг на друга...» Собственно, я и теперь ее не забыла – я просто с ней категорически не согласна.
* * *
...Вы знаете, с возрастом я полюбила выходные. Вот раньше – нет, раньше меня угнетало, что все дома, что всех как-то слишком много, что я не могу спокойно продолжать заниматься делами: платяной шкаф, например, перебрать или белье перегладить, начиная от носовых платков и заканчивая пододеяльниками, а родня – это враги человеку, вот верно подмечено! Ведь вечно кто-то из них снует туда-сюда, вечно кто-то мешается под ногами, попадается под руку, отвлекает от запланированных на выходные дел.
А теперь нет. Теперь мне все равно. Дела я себе давно отменила – ну, так, по мелочам только оставила, а такие глупости, как окна перемыть или плафоны на светильниках перетереть – это уже только по мере необходимости, самое бОльшее – два раза в год, знаете, как это у нас, у православных положено: к Рождеству и к Пасхе. И будя. Полы тоже редко мою. А самое главное, с возрастом куда-то исчезла легкость ранних подъемов. Теперь встать в шесть – это мука смертная, и поэтому когда наступает суббота... верней, когда заканчивается пятница, я уже заранее радуюсь жизни.
И сижу я себе тихонько на диване, чего-нибудь почитываю, или с собакой по лесу прохаживаюсь, или – ну это уж в крайнем случае, если только погода подходящая – ковыряюсь в своей клумбе. И все. И этого вполне достаточно. Но самое приятное, конечно – это когда на диване, а верх наслаждения – когда еще и с книжкой...

- Юлечка... – как-то слишком ласково протянул мой муж и умолк, не договрив фразы, словно обессилел, назвав меня ласковым именем.
Предчувствуя худшее, я оторвала взгляд от книги и посмотрела на него. Он молчал.
- Ну? Дальше-то что? – довольно невежливо спросила я.
Я, кстати, просто не выношу эти его паузы. Я с его паузами вечно попадаю впросак. У нас скорость речи разная, и, когда он делает паузу, чтобы обдумать следующую часть предложения или просто перевести дыхание, это, с моей точки зрения, тянется так долго, что я каждый раз уверена, что человек закончил говорить, поэтому сразу начинаю ему отвечать – и, конечно же, выясняется, что он еще не договрил, а я его, сответственно, перебила. И так – каждый раз, каждый! Уже третий десяток лет никак не привыкнем.
- Э... послушай, а помнишь, ты покупала мне катушку суровых никток и иголки к ним?
Я подумала, постаралась припомнить, но безрезультатно, и чтобы он понял, что милостей от природы – в данном случае от жены – он не дождется, решительно помотала головой и опять переключилась на чтение.
- Ну как же! – не отступал муж. – Эти нитки были для нашего бота!
Бот – это лодка. Лодка – это священная корова, существо сакральное, поэтому лодкой лодку нам называть запрещено. Она – бот. Ну, вообще-то она не бот, а боот, но в русском нет удлиненных гласных. Поэтому бот.
- И что с нитками? Я их купила, а тебе их не отдала?
Муж обиделся на мою короткую, прямо-таки бесстыжую память, так и оставшуюся девкой. Я выросла, а память – нет. (Кстати, меня это устраивает, а мужа – возмущает, такой вот парадокс!)
- Ну ты что! – забасил он. – Я ж ими лодочный чехол зашивал!
- А, - ответила я с облегчением, - значит, они у тебя! Поищи получше.
Тут муж окончательно обиделся: его голос превратился из ласкового в суровый, а взгляд из вопрошающего – в стальной.
- Юля, - отчеканил он, - ты что говоришь! Эти нитки с иголками я потом сразу же отдал тебе!
- Но ведь в коробке с нитками их нет!
- А я о чем! Так где они, куда ты их положила?
- Саш, ну почему сразу я? Почему бы не предположить, что ты оставил их у себя? Почему бы не поискать получше? И, наконец, почему этим надо заниматься, когда я, покормив вас обедом, вот только-только устроилась с книгой на диване? Почему раньше этого нельзя было выяснить? Что ж это за садизм такой!
- Раньше нельзя было выяснить, потому что я ел, а ты нет. Ты позвала нас обедать и слиняла наврех. К компьютеру. А потом, когда мы поели и я покурил, потом ты уже разлеглась на диване. Вот я к тебе сейчас и обращаюсь, как только у меня появилась возможность задать тебе этот вопрос! А задаю я его, уж извини, тревожа твой покой, потому что сейчас самый разгар дня и светло, и мне видно, где и как молнию на чехле зашить. Но если ты не хочешь мне помочь, значит, я собираюсь и уезжаю в магазин! И я потрачу два часа только на то, чтобы добраться до этого магазина и купить одну катушку и одну иголку! И все это лишь потому, что моя жена не хочет напрячь свою память и вспомнить, куда она по своей дурной привычке засунула лодочные нитки! А самое главное, время, когда есть дневной свет, будет упущено, а смогу ли я в следующие выходные подшить эту молнию, я не уверен, потму что у меня тоже есть различные планы на жизнь, и я не могу быть бесконечно привязан к одной катушке. - И он развернулся и сделал вид, что уже собирается уезжать. А может, и вправду собрался.
Но, поскольку и двигается он тоже медленно, у меня было достаточно времени, чтобы вскочить, встать у него на пути и толкнуть экспрессивно окрашенную речь:
- Знаешь, что! Это, в конце концов, просто нечестно! Я всю жизнь положила к вашим ногам, и поэтому угрожать мне тут принципиальным отъездом в магазин – это не по-мужски!
- Я не угрожаю! – с готовностью возразил он. – Но у кого мне еще спрашивать про нитки, как не у женщины! Но если тебя так раздражает это – пойти и найти их – ну хорошо, я решу эту ситуацию так, как смогу. Только потом не говори мне, что изгородь не подстрижена, что лампочка не вкручена, что еще чего-то там не сделано. Потому что все полезное время я потрачу на такую вот фигню, а моя жена будет лежать и читать книжку, конечно.
И он опять сделал вид, что собирается в магазин.
Я оскорбилась до страшной жути: подумайте, это он попрекает меня тем, что я нерадивая женщина! Навешивавет на меня какие-то нитки, открыто выражает недовольство тем, что я не подскакиваю, чтобы немедленно начать их искать, и отвергает варианты предлагаемых мной разумных действий! Как же я его распустила все-таки!
- Стой! – скомандовала я. – Во-первых, немедленно прекрати давить на меня морально!
- Я не давлю! Я взываю о помощи!
- Во-вторых, ты когда курил?
- Час назад, что ли.
- Тогда иди опять курить.
- Ничего страшного, покурю, когда пойду к машине, - ответил он, тем не менее беря при этом сигареты и в тапках направляясь к крыльцу, где стояла его пепельница.
- И третье: вот прямо сейчас дай мне пять минут покоя.
- Зачем?
- Я буду думать!
- А! – засмеялся муж. – Ну думай!
И он пошел курить, а я села за стол и действительно начала думать. Верней, мыслить логически.
Итак, сказала я себе, муж – счастье всей моей жизни.
Произнеся это необходимое заклинание, я подождала чуток – и почувствовала, как в душе разливается запрограммированное удовлетворение. Отлично. Продолжаем логически мыслить, подбодрила я себя.
Его лодка – это наше всё. По его просьбе я купила ему эти суровые нитки, а к ним – набор крупных иголок. То, что я этого не помню, еще ни о чем не говорит.
Предположим, он действительно отдал их мне. Что я буду делать в этом случае? Положу в коробку? Нет, это на меня не похоже. Скорей всего, боясь потерять такие важные для лодки предметы, я засуну их в какое-нибудь удачное место.
Тут я с тоской обвела взглядом гостиную: она буквально целиком состояла из тысячи удачных мест! И, главное, я действительно могла запихнуть этих дурацкие нитки в любой угол, в любой ящичек, на любую полку...
Стоп! Полки! Полки – это мои самые последние, относительно недавно открытые удачные места: как раз после того, когда я по желанию мужа убрала с них кучу книг в подвал и расставила  на осободившемся пространстве какие-то декоративные предметы. Именно в, за и между этими предметами на полках я и наловчилась со временем запихивать многое из того необходимого, что ни в коем случае нельзя было потерять или забыть.
Я ринулась к полкам. За тарелкой с изображением ратуши нашего городка я обнаружила черные кружева. За серебряным листом – подарком из Австралии, где сейчас проживает моя сокурсница – я нашла свои часы,которые я искала уже год. В обливной мисочке – просроченный жетон в бассейн. За массивной вазой из Испании – свой прививочный паспорт. А за двумя лежащими деревяшками, которые от безделья навострилась полировать моя приятельница и которые теперь называются предметами народного творчества, я нашла четыре пары очков для просмотра фильмов в формате 3D и небольшой футлярчик для ювелирных украшений, тоже кем-то мне подаренный. Он был изящный, но слишком узкий и довольно бессмысленный: много туда не положишь. Не имея никаких определенных мыслей и даже не отдавая себе отчета в том, что я делаю, я вытащила его и открыла.
Там оказалась катушка кремовых ниток и набор крупных иголок...
- Саша! – заорала я не своим голосом. – Саша!! Ты где?
Муж с вытаращенными от испуга глазами вбежал в дом:
- Листву собираю, а что случилось?!
- Я нашла нитки!!
- Господи, что ж ты так орешь!! Где нашла?
- В потайном месте! Ты, видать, так затюкал мои мозги своей лодкой, что я действительно убрала нитки и иголки в отдельное место! Они лежали у меня как драгоценность – в шкатулке! Я не пожалела шкатулки для твоих ниток! Господи, до чего ж те меня, оказывается, довел!
Муж просиял.
- Вот это другое дело! – воскликнул он. – Сразу бы пошла и вспомнила, а то полчаса тебя уламывал подняться с дивана! Только мне сейчас уже некогда молнию подшивать, оставлю до следующих выходных – я листвой собирался заняться, пока сухо.
- Погоди! А нитки?! Я что, просто так их нашла?!
- Почему – просто так? Ничего не просто так! Запомни, где они лежат, чтобы в следующий раз, когда они понадобятся, дать мне.
- А ты не хочешь их к себе в рабочий секретер положить, чтобы наверняка знать, где они находятся?
- Юля, - назидательно ответствовал мой муж, - в секретере я держу другие вещи! Это рабочий секретер, в нем лежат документы, деловые письма и вытяжки со счетов! И вовсе незачем захламлять мое рабочее место нитками. Нитки должны храниться у женщины, потому что это – традиция, это так повелось из века в век! Я же не предлагаю держать на твоем ночном столике бензопилу, верно?
Я стояла и молчала. Не потому, что мне нечего было сказать. А потому, что сказать я хотела столько, что просто не могла выбрать, с чего начать.
Полюбовавшись на мое лицо, муж ухмыльнулся и пошел в сад - работать дальше.

А я все стояла, изо всех сил пытаясь мыслить логически.
Во-первых, сказала я себе, муж – это счастье всей моей жизни... А значит, женское счастье у меня – такое. Ни на чье не похожее. Совершенно не то, о котором мне – очевидно, по глупости – мечталось. О котором не написано ни в одном романе....
И тут-то в моей памяти и всплыла эта фраза Толстого!
«Дурацкая фраза, - с каким-то  злорадным удовлетворением подумала я, - и старикан этот аристократический тоже такой же. Да что он знает о счастье! Это все несчастные семьи одинаковы, а счастливые – они как раз все по-разному! Когда б вы знали, из какого сора!.. Ведь я за всю нашу семейную жизнь еще ни разу не треснула мужа по макушке, он, можно сказать, до сих пор невредимый ходит – это ли не доказательство, что наша совместная жизнь удалась!»

...Эх, друзья мои, переписать пора бы графа – всего да заново!