Лабиринт, глава 7

Глава 7
----------------------------------------------
- Нет, девчонки, давайте сначала поедим, - говорит Катя, пока мы разбираем вещи.
- Да мы разомлеем и больше никуда не пойдем, - отвечаю я ей, выкладывая зубную щетку и пасту.
- А что тут за воздух! Прелесть, - мечтательно щурит глаза Машка. – Просто не надышаться.
- Кто-нибудь включил отопление?
- Конечно, - теперь я вытаскиваю шампунь и раздумываю, куда бы его поставить, чтобы на полочке осталось место для других. – Ты бы уже околела. Без отопления-то.
- Очень смешно, - ворчит Катя. – Ага.
- А я разве шутила?
- А разве нет?
- Нет, конечно. Просто отвечала на прямо поставленный вопрос.
- Кто открыл в спальне окно?!
- Я. А что?
- Тебе жарко?
- Да воздух же застоявшийся. Что ты?
- Вот перед сном и проветрили бы. Еще и не нагрелось ничего.
- Прикинь, она картошку чистит, - заговорщически сообщает Машка, появляясь со своей порцией туалетных принадлежностей.
- Кто?? – вытаращиваю я глаза.
- Дед Пихто! – продолжает она. – Будто нас тут целая дюжина.
- Катя! – тут же бросаю я свой шампунь. – Кать, ну ты чего, в самом деле?
- А что такое? – Катя в фартуке в мелкий синенький цветочек деловито орудует ножом. – Вон и вода уже закипает. Сейчас перекусим, и вперед.
- Блин, - хватаю я другой нож и тоже принимаюсь за картофелину. – Договорились же, что поужинаем в кафе, чтобы время не тратить. А потом погуляем на сон.
- Да ну их к черту. Есть хочется, - она взглядывает на меня. – Шла бы ты вещи разбирала. Сейчас ведь всю кофту замочишь. Ведь не взяла фартук? Не взяла?
- Ну, не взяла, - честно говоря, такая мысль даже в голову мне не приходила.
- Ну вот. В мокром гулять пойдешь?
- Сейчас поедим, винца захочется. Свечей. Камин вон зажечь, - входит Машка. – И точно не до свежего воздуха будет.
- Слушай, ты обедала, а мы с Васильной нет. Неужели ты не голодная? – оборачивается Катя ко мне.

Тщательно прислушиваюсь к своим ощущениям. Похоже, что в животе бурчит.

- Вот видишь, - показывает язык Машка. – Ничего она не хочет.
- Васильна?
- Да нет. Вообще-то хочу. Но в кафе было бы быстрее. И там бы мы точно не остались возлежать на диванчике.
- А кто-то возлежит? – Катя открывает банку с тушенкой и принимается озабоченно выкладывать ее в кастрюльку с кипящей картошкой.
- Мням, как пахнет вкусно, - вытягивается Машка в сторону варева.
- Ага-а? – оглядывается на нее Катя.
- Да разве я против похомячить? – Машка строит уморительную рожу, и мы не можем удержаться от смеха. – Только вернемся, и опять жрать захочется. После свежего-то воздуха.
- То есть винца тебе уже не захочется? – изображает осуждение Катя.
- Да все ей захочется, - говорю я и показываю Машке язык. – Конфеты получше припрячь, - перехожу на свистящий полушепот. – А то недосчитаешься.
- Ну все, - снимает кастрюльку с плиты Катя. – Уже готово. Девчонки, накрывайте на стол.


После ужина мне с трудом удается собрать подруг на прогулку. Одна валяется на диване, другая в кресле. Обе пузом вверх и удовлетворенно цыкая зубами. А на мои понукания отвечают вялыми протестами. И только когда я в полном обмундировании собираюсь открыть входную дверь, чтобы отправиться в ночной мрак в одиночестве, сначала одна, а потом и вторая с оханьем и причитаниями начинают одеваться.

- Куда это ты? – слабым голосом интересуется Катя, и ее криво надетая шапка смотрится особенно нелепо в неверном свете раскачивающего от ветра фонаря. – Аллейка ведь там.
- Да зачем нам аллейка? – парирую я, таща обеих за руки. – Погуляем по дорожке. В лесу.
- В ка… В каком еще лесу? Темно ведь.
- Там светло. Дорожка широкая, и луна, смотри, светит. Да скажи же ей, Машка! Ты ведь не один раз тут была.
- Ну была, - лениво замечает та. – Ты, небось, нас еще и через трубу потащишь?
- Какую трубу? – резко тормозит Катя. – Не согласна я ни на какую трубу. С таким пузом мне ее не перелезть.
- А набивать надо было меньше, - солидно говорю я. – Пузо-то. Кто полбанки огурцов сожрал? – со зловещим выражением оборачиваюсь я к ней.
- Ага, будто я одна ела, - сопит она. – И потом, огурцы – не мясо. Машка вон чуть не всю тушенку перетаскала из кастрюли. И ничего.
- Ну и перетаскала, - с независимым видом отвечает та. – Вкусно же было. С картошкой-то. А вы якобы и не таскали?
- Так, красавицы, - останавливаю я их. – Здесь нужно встать на вот эту приступочку, и с той стороны – так же.
- Что еще за приступочка? Ничего не вижу!
- Да видишь ты все, - начинаю я сердиться. – Дорожка-то освещена. Сейчас вот брошу вас тут и пойду одна.
- Давай я первая, - вмешивается Машка. – Я тут сто раз лазила.

Мы гуськом переходим через трубу и оказываемся в полосе лунного света. Как в тоннеле, где по обеим сторонам высятся стены темных деревьев.

- Нет, девчонки, - констатирует Машка. – Какой, все-таки, воздух. Прямо не надышаться. А у нас? Кошмар, чем дышим.
- Здесь, что ли, жить хочешь? – у Кати не только шапка, но и куртка надета как-то криво, и замечаю я это только сейчас.
- А почему нет? - на лице Машки опять появляется мечтательность.
- Тут работать негде, - возвращает ее к реальности Катя. – За свою квартиру ты здесь купишь трешку. Но после этого будешь сосать лапу. Или торчать продавщицей в каком-нибудь ларьке. И это, заметь, в лучшем случае.
- Как-то по-дурацки все устроено, - вклиниваюсь я в их диалог. – Либо работа, либо экология. Нет, чтобы все в одном флаконе.
- И вовсе тут не сыро, - Машка бодро шагает впереди нас. – И совсем не грязно. Чего этот мужик плел?
- Водитель, что ли? – Катя вновь принимается цыкать зубом.
- Ну.
- Да идиот какой-то. Цену себе набивал. А ты и распустила уши.
- А ты будто не распустила, - топает Машка ногой.
- Всех этих мужиков вижу насквозь, - продолжает цыкать Катя. – Никакой хренотык меня не проведет.
- Девчонки, - притормаживаю я. – Вы чего ссоритесь? Глядите, как красиво!
- Ссоримся? – изумляется Катя, и кажется, что ее шапка еще больше съезжает набок. – Ну, ты, Васильна, даешь. Будто первый день нас знаешь, ей-богу. Прикалываемся мы, прикалываемся. Веселим, так сказать, себя на лоне природы.
- Смотрите, - показывает рукой Машка. – Тут даже болото не замерзло. Лунный свет мерцает по воде.
- Болото? Надеюсь, через болото-то ты нас не потащишь? – Катя подозрительно щурится в мою сторону.

Мне становится смешно и донельзя хорошо на душе. Что за счастье идти вот так, через лес, вдыхать чистый воздух, любоваться небом, деревьями. И знать, что рядом только близкие друзья,  а впереди – почти два дня отдыха.


- Ну вот, практически готово, - Катя заканчивает нарезать тонкими ломтиками сыр. – Ты свечи вытащила?
- Нет. Я включала сауну. А теперь, - вожусь я у раскрытой заслонки камина. – А теперь вот пытаюсь разжечь дрова.
- Дрова, говоришь? Влажные, наверное, подсунули.
- Наверное. Черт!
- Чего ты там? – выглядывает Катя из кухонного закутка. – Не обожглась?
- Да нет. Плохо загораются, зараза.
- Да ты возьми газету. Специально же привезли. Интересно, а где Машка?
- Машка? – разворачиваюсь я и от резкого движения падаю на задницу. – Ф-фу, черт! Сейчас Машку и припрягу. Машка! Маш!
- Чего? – мгновение спустя царственно появляется она из спальни с бокалом вина.

Мы с Катей несколько обалдеваем. Потом Катя хмыкает, чешет нос.

- Ты чего это там зашухерилась, а? Мы тут делом с Васильной занимаемся. А ты что?
- И я. Хм-хм, делом, - она совершает изящное движение кистью руки, и мы обалдеваем еще больше. – Вино вот открывала.

Катя несколько секунд иронически вытягивает губы, затем интересуется:
- А ты его, случаем, там до донышка-то не наоткрывала?
- Хорошее, кстати, вино, - Машка садится в кресло и ставит бокал на подлокотник.

Мы с Катей переглядываемся. Я делаю попытку подняться с пятой точки.

- Чего вопросы игнорим? – Катя засовывает руки в карманы фартука и принимается выразительно шевелить там пальцами.

А я внимательно смотрю на Машку, на ее раскрасневшиеся щеки, несколько осоловелые глаза, томную позу. И понимаю, что эта порция у нее уже не первая.

- Пойду-ка я действительно проверю, осталось ли нам хотя бы по рюмке.
- Правильное решение, - комментирует Катя. – Может, рыбки еще открыть?
- А ты есть опять хочешь? – оборачиваюсь я уже от двери.

Она усмехается и приглаживает косу.

- Я о будущем думаю. О нас часика через полтора.
- Часика через полтора ты будешь уже в саунке париться.
- Ну ладно, как хочешь. Ох ты, боже мой, уже девять. Пора Толстика контролировать, - Катя оставляет свои кухонные занятия и тянется к сумке.

В спальне полумрак, горит одна прикроватная лампа. И от этого неверного света пространство кажется таинственным и склонным к изменениям. Мне даже не по себе становится. Вдруг выйду обратно, а там – никого. Или только кто-то один. Или у кого-то снова пятно на щеке. Да вообще может случиться, что угодно.

И тут на глаза мне попадается явно початая бутылка. Да, подруга наша постаралась. Хорошо хоть, что про нас не забыла.

Тень падает на кровать, и я вздрагиваю. Резко оборачиваюсь.

Но это оказывается Машка, появившаяся бесшумно и улыбающаяся грустно.

- Что-то я совсем, - говорит она и крутит пальцем у виска. – Катя вон не забыла проверить мужа, а у меня Светка совершенно из головы вылетела. Как же так?

Это она верно заметила. Ладно мы про ее дочь забыли и не напомнили, но ей-то самой разве все равно?

- Так позвони сейчас. Где у тебя телефон?
- Да в сумке, где ж ему еще быть. Но сам факт, - она садится на кровать и принимается рыться в рюкзаке. – Слушай, - поднимает она голову. – А у тебя нет ощущения, будто все переменилось, едва мы въехали на эту базу?
- В ка-каком смысле? – не сразу реагирую я.
- Ну, словно все вокруг стало иным. Не так, как прежде. А прошлое отдалилось и сделалось ненастоящим. Не зря ведь я про Светку забыла.
- Н-нет.
- А я вот даже тебя вспомнила. Как ты тогда вышла из комнаты, а вернулась в совершенно другой мир.
- Может, и неправда все это, - сажусь я с ней рядом, вглядываюсь в лицо; и оно кажется мне донельзя потерянным. – Провалы в памяти, или еще что-то в этом роде.
- Словно прошлого нет. Но нет и будущего. А есть только этот краткий миг, выделенный нам для каких-то целей.
- Слушай, чего ты такое несешь? Ну-ка, прекрати, - я стискиваю ее руку так, что Машка морщится.
- Что это вы тут спрятались? – появляется в проеме Катя. - Все готово. Стол накрыт. Камин пылает, - она щурится, всматриваясь. – Да что это с вами такое?
- Машка считает, что, переступив ворота базы, мы перешли черту другого мира, - поясняю я.
- Это какого? – тут же интересуется Катя. – Загробного, что ли? – она немедленно садится. – Ой, нет. Я с вами реально чокнусь.
- А ты разве ничего не почувствовала? – Машка с силой выдергивает кисть из моих пальцев и выпрямляется.
- Нет, конечно, - Катя ерзает в нетерпении. - Блин! То у одной бзик, то у другой. Вы бы передышку давали, что ли. А то хоть стой, хоть падай, честное слово.

Мы некоторое время молчим. Все трое.

- Звони теть Тане, - наконец говорю я Машке. – Ведь совсем поздно будет. Она же у тебя рано ложится.
- А ты еще не звонила, что ли? – изумляется Катя.
- Представь себе, нет, - отвечаю я за нее. – У нас, оказывается, нет ни прошлого, ни будущего.
- Да ну вас к черту, в конце-то концов, - резко встает Катя. – Пойдемте, хватит дурью маяться.

Мы с Катей садимся на диван, а Машка, устроившись в кресле, принимается набирать номер.

- Ну что, как Толстик? – спрашиваю я вскрывая конфеты, пока Катя разливает вино.
- Да никак, - она нахмуривается.
- Как это «никак»?
- Мам, привет, - улыбается телефону Машка. – Как там у вас дела? Света не шалила?
- Не берет трубку, осел, - отвечает Катя, глядя на Машку.
- Так позвони на сотовый, - я откусываю конфету и зажмуриваюсь – конфета оказывается исключительно вкусной.
- А-а, ну понятно, - Машка начинает покачивать ногой. – Ну, ты ей не разрешай, что ты. Ей нельзя, да и разбалуешь.

Катя переводит взор на меня и пару секунд изучает.

- А ты действительно думаешь, что я звонила только на городской?
- Да, мам, у нас все в порядке. Ага, просто замечательно.
- Спросила на всякий случай. Чего ты заводишься? Попробуй лучше конфеты. Не оторваться.
- Нет, мам. Ага, - Машка обводит рукой гостиную, словно показывая тете Тане обстановку. – Сидим вот с девчонками. Ага. Камин, да.

Катя медленно разворачивает обертку, откусывает. На долю секунды мне видны ее крепкие белые зубы.

- В сауну еще не ходили. Нет. Воздух – да. Не хочет спать, говоришь?
- Достал он меня что-то, - тихо, будто только себе, говорит Катя. – Все «я» да «я». А про меня – вообще в десятую очередь.
- Сказку ей почитай. Чего ты? Ну, ту – «Васютино лукошко». Ага. Она ее любит, ты же в курсе.
- Наверняка опять напились до чертиков. Специально ведь машину не взял утром. Знаешь, - она взглядывает на меня. – Иногда так и тянет сделать что-нибудь ему назло. Чтобы проучить, чтобы понял. А то до сих пор не взрослый мужик, а любимый и единственный мамочкин сынуля.
- Да мы же с тобой уже сколько раз эту тему обсуждали? – я тянусь к бокалу, но Катя меня останавливает, показывая глазами на Машку.
- Да, наверное, в понедельник заберу. Ага, из садика. Да ты что?
- Ты, конечно, молодец. Поставила вопрос ребром. Только теперь ты уже почти что свободная женщина. По сути, у вас все кончено.
- Да не по сути, а окончательно. Такое впечатление, что он лишь рад этому.
- Ну, и у меня будет что-то вроде этого. Если тоже поставить вопрос ребром. Все они считают, что стоит им просто-напросто свистнуть…
- Да, мам, пока. И тебе того же. Ага, - Машка отключает телефон, несколько секунд улыбается, а потом тянется и кладет его на стол. – Ну что? – обращается она уже к нам. – Все шепчемся? Секретничаем?
- Да нет, тебя ждем. А между делом благоверным кости перемываем.
- Хорошее дело, - соглашается Машка. – Здорово как, правда? – она окидывает взором комнату, задерживается на пылающем камине.
- Ну что, все в порядке?
- Со Светкой-то? Ну да. Только халву все у мамы выпрашивает, чуть не полкило уже оприходовала, да спать никак не ложится, капризничает.
- Халву? – поднимает одну бровь Катя. – Зря мы, девчонки, халвы не взяли. Прямо детством повеяло.
- Хватит рассусоливать, - говорю я. – Давайте, девчонки, за нас, - поднимаю бокал и строю им рожу.

Они фыркают и тоже поднимают - свои.

- Чтобы все у нас было супер. Да, подруги? – Катя водит бокалом из стороны в сторону.
- Да ты сейчас все расплескаешь, - волнуется Машка. – За нас! За самых сногсшибательных девчонок на белом свете! – она отпивает и тянется к конфетам.
- А что, девчонки, хорошо сидим. Камин так уютно горит…
- Трещат свечи, - подхватывает Машка. – Завывает за окном ветер, шумят сосны.
- А у нас тепло, светло и уютно, - заканчиваю я.
- Ага, - соглашаются они хором.
- Вкусное вино. Не зря ты его так основательно пригубила, - поддразниваю я Машку и показываю ей язык.
- И конфеты зашибенские. Ты где такие купила?
- Да и сырок неплох, - Катя причмокивает и тянется за следующим ломтиком.

Некоторое время мы просто сидим. Глядим на огонь. На его переливы и смену цветов. И каждая, наверное, думает, как замечательно, когда тебе спокойно, никто не тормошит, ничего не требует. Вот просто сидеть, смаковать вино, перекатывать во рту конфету, откусывать сыр.

- А давайте рассказывать страшные истории, - вдруг предлагает Катя, и мы с Машкой в изумлении выставляемся на нее.
- Чего? – первой высказывается Машка. – Вот от тебя-то сто процентов не ожидала.
- Рассказывать страшные истории давайте, - как маленькой отчетливо поясняет Катя.
- Зачем? – вставляю слово и я.
- Ну, так хорошо тут с вами. До того хорошо. Что действительно хочется вспомнить детство, - Катя смотрит то на меня, то на Машку. – Что, неужели в детстве ни разу не сидели с подружками в темной кладовке или под столом с длинной скатертью – ну, для пущего страха? И не рассказывали страшных историй?
- Н-ну, не помню, - в сомнении двигает бровями Машка.
- Здорово так – напугаться-напугаться, - Катя улыбается. – У нас Сонька как-то даже обоссалась со страху. Ну а потом вылезти на свет и побежать в кухню, где бабушка уже напекла горячих пирожков. И выпросить на всех. Да не по одному, а по два и даже три.
- А ночью? – спрашиваю я.
- Что ночью?
- Нормально ночью-то потом спала? В туалет, например, нормально выходила?

Катя откидывается на спинку кресла, ставит бокал на стол и сцепляет руки на животе.

- Ну, как тебе сказать-то?
- Скажи, как есть, - фыркаю я.
- Ну, не по себе, конечно, бывало. Только я-то ведь не Сонька, на вещи смотрю реально. И события отчетливо делю на те, которые могут быть, и те, которые не случаются в принципе. А не случаются потому, что попросту невозможны.
- Да почему невозможны-то? – Машка подается вперед и от возмущения шмыгает носом. – С чего ты взяла, что может быть, а что – нет?
- Во-первых, к области вымыслов относится то, что никогда не видела лично я или люди, мнению которых я доверяю.

Тут уже наступает Машкина очередь фыркать. А я говорю:
- Слушай, но это же чистой воды маразм.
- Это почему еще?
- Ну, вот ты никогда не видела шаровую молнию. Не видела ведь?
- Ну, не видела, - Катя принимается крутить конец косы.
- Но это же не означает, что ее не существует, что она – выдумка. Или взять какие-нибудь частицы, нейтрино какие-нибудь, например. Ты их тоже никогда не видела и не ощущала. Однако они есть на самом деле!
- Да вы не дослушали, - усмехается Катя. – Есть и «во-вторых».
- Так что же это? – воинственно интересуется Машка и ерошит вихры.
- Ну а во-вторых, не может быть того, что не укладывается в известные нам законы природы. Соответственно, все, что вне этого – выдумка или плод воспаленного или больного воображения. Расстроенная психика, наконец.
- Слушай, - Машка тоже отставляет бокал. – Ты же сама говоришь – «известные нам». Верно? А с чего ты взяла, что нам известно все? Когда-то и автомобиль показался бы бредом, и тот же сотовый телефон. Да и вообще куча всего, что сейчас мы считаем обыденностью.
- Ой, Маша, - еще шире улыбается Катя. – Но ведь тогда, когда твой автомобиль казался бы чудом, его как раз и не было. Точно? Где же тут противоречие? Все в свое время.
- Машка привела неудачный пример, - говорю я. – Я же имела в виду природные явления, а не конструкции, придуманные человеком.
- Ну хорошо. Сделаем маленькое уточнение. То, что не является фактом, многократно зафиксированным многими людьми, является выдумкой. Так пойдет?
- Да ну, ерунда какая-то, - Машка принимается потирать колено, словно она только что ушибла его. – Если ты ни во что такое не веришь, для чего же тебе эти страшные истории тогда?

Катя щурит глаза, которые без туши и теней кажутся несколько беззащитными. Причмокивает губами.

- Это интересно, забавно. Ну и неплохо убивает время.
- А я считала, что мы и так неплохо проводим его, - мне становится даже немного обидно.
- Сейчас – да. Но я же не имела в виду «конкретно сейчас». Я говорила про «вообще». Сейчас мне хотелось бы просто подбавить красок в просто «хорошо». Вот и все, - Катя берет бокал и делает глоток. – Не понимаю, чего вы обе вдруг взъелись.

И правда, чего это мы? Какая, в самом деле, разница, что именно думает по этому поводу Катя. Вокруг тихо, спокойно и замечательно. Чего еще-то нужно?

- Ну, что? Кто начинает? – Катя тянется и подхватывает кусок сыра.
- Ты предложила, ты и начинай, - бурчит, не поднимая головы, Машка.
- Я? – словно удивляется Катя. – Ну ладно. Что бы такого вам рассказать?
- Ты давай пострашней, - комментирует Машка. – Чтобы мы уж ни за что не поверили, что такое бывает. Но все равно – испугались.
- Что бы такое рассказать-то, чтобы нельзя было за уши притянуть всякие психологические выверты?
- Ну, ты подумай, раз сама предложила, - Машка морщит нос и исподтишка поглядывает на Катю.
- Чего заедаешься? – спрашиваю я у нее. – Не из-за чего ведь.
- Да я не заедаюсь. Просто, ну как так – если не видела, то и не существует. Мы за свою жизнь, по сути, вообще ничего не видим. Живем, как кроты, в своих норах. Но это ведь не означает, что наверху нет звезд, а под землей – расплавленной магмы.
- Ну ладно, ладно, - примиряюще поднимает ладони Катя. – Я вовсе не хотела кого-то кольнуть, просто высказала свое мнение. С каких это пор между нами запрещено его высказывать? И что мы за друзья в таком случае?
- Ты давай рассказывай, - Машка поднимает наконец голову. – А не юли.

Я замечаю, что огонь начинает прогорать, и поднимаюсь, чтобы поправить его.

- Ты куда? – изумленно поднимает брови Катя. – Тоже обиделась, что ли? Хм. Да вы чего, девчонки?
- Дров подбавлю. А то минут пять, и останемся мы без огня в камине.
- Да, - соглашается Машка. – С ним-то лучше. Вполне понятно, от чего наши предки были так заворожены им.
- И не только предки, - говорю я. – Но и любой человек, который смотрит на пламя. Одновременно живое и неодушевленное, дающее тепло и беспощадное до жестокости.
- Ты стихи не пробовала писать? Нет? – спрашивает Катя, и в ее голосе мне чудится ирония.

Я оборачиваюсь. Внимательно всматриваюсь.

- А зря, - продолжает она. – Мне кажется, у тебя бы получилось.
- Хватит увиливать, - говорит Машка. – Маринка ничего такого никогда не делала. И она стихов-то не любит вовсе. Да, Марин?
- Ага, - отвечаю, орудуя кочергой.
- Не любит, но хорошо разбирается.
- Просто стихи – лакмусовая бумажка для способностей человека, - поясняю я и просовываю в топку еще одно полено. – Это в прозе можно дерьмо выдавать за оригинальность и гражданскую позицию. А стихи... Ну, не знаю... Они как кристалл. И ты сразу можешь отличить бриллиант от булыжника или стекляшки.
- Хорошая метафора, - говорит Катя, и мне опять что-то слышится в ее голосе. – А про огонь – я вообще скорее бы поверила, что это сказала Маша, а не ты.
- Да ты чего добиваешься-то? – поднимаюсь я и смотрю ей в глаза.

И снова мне кажется, что смотрит не она, а кто-то другой. Через нее.

- Да ничего она не добивается, - Машка сгребает сразу два куска сыра. – Не знает, что рассказывать, вот и все. Время тянет.
- А вот и нет. Что, еще по бокальчику? Да садись уж, Васильна. Чего выставилась, как на привидение, - Катя усмехается. – Их не бывает, успокойся.

Сажусь и тоже тянусь к сыру.

- Да-а, - комментирует Машка. – Скоро нам макарошки придется варить.
- Ну, так вот, дорогие подруги. Давным-давно, так что отсюда не видно, жил да был один мужичок. Жил-поживал, добро наживал. И была у него в ведении конторка одна. Небольшая такая, только он да еще один человек. И занимались они переписью бумаг. Тогда востребовано это было. Приходит к тебе кто, а ты и переписываешь его текст столько раз, сколько ему и требуется. Ни компьютеров, ни сканеров не было. Далекие времена. Темные.

Мы с Машкой переглядываемся. Такого начала никто из нас от Кати не ожидал. Машка вновь принимается потирать колено.

- Ну так вот, - Катя прикладывается к своему бокалу. – За всех нас, дорогие!
- Не отвлекайся, - направляет ее в прежнее русло Машка, но тоже делает глоток.
- Жил он жил. Не тужил. Сотрудничка своего не прижимал, с пониманием был мужичок. По вечерам ходил в английский клуб.
- В Англии, что ли, было дело? – уточняю я.
- Почему в Англии? – удивляется Катя.
- А чего тогда клуб английский?
- Ну, назывался он так. Для особо выпендристых.
- Богатый мужичок, выходит, был? – Машка берет еще одну конфету.
- Да не особо. Но деньжата водились. Он вообще не женатый был, поэтому любил иногда шикануть.
- А-а, - соглашается Машка с набитым ртом.
- Да что вы все перебиваете? – сдвигает брови Катя. – Вот не буду рассказывать, и все.
- Говорю же, хватит увиливать.
- Ну вот. Жил он так жил. Хорошо так поживал. Внизу контора, вверху его собственная квартира. Большая такая. Огромная даже, - Катя обводит нас взглядом, словно ждет, что кто-то опять подаст реплику, потом продолжает. – А ложился он рано. Ну, если в клуб не ходил, конечно, - мы киваем, но молча. – Кхе. В общем, все шло у него гладко да славно. Пока однажды ночью, сразу после полуночи, не проснулся он от настойчивого стука в дверь.
- В квартиру? – уточняет Машка.
- Нет, - отвечает Катя и начинает барабанить пальцами по подлокотнику. – Во входную дверь внизу.
- А у него были разные входы в контору и в квартиру или один? – интересуюсь я.
- Э-э, - затрудняется Катя. – Один, - наконец поясняет она. – Один и тот же вход. Да.
- То есть он в квартиру через контору, что ли, шел? – Машка подгибает ноги, словно они мерзнут.
- Да, - твердо подтверждает Катя. – Через контору.
- Мне уже страшно. Вы только представьте – идти в темноте через пустые кабинеты и коридоры. Это чтобы попасть к себе домой. И так каждый день. Нет, вы только представьте, что идете через нашу работу часиков в двенадцать ночи.
- Маш, - строит зверскую физиономию Катя. – Я сейчас в тебя чем-нибудь кину, честное слово.
- Я не издеваюсь, - ежится Машка. – Мне и правда жутковато.

Катя за поддержкой переводит взор на меня, но я только поднимаю брови. Мне тоже как-то не по себе. Все эти пустые коридоры, нежилые комнаты. Да там описаешься от страха. Тем более что вход – один. Ладно, если просто жить над нежилым помещением. Но если тебе приходится проходить там, чтобы попасть к себе. Да еще твоя дверь выходит именно туда… Машка права – ужас.

- Так вот, - продолжает Катя, не найдя во мне союзника. – Слышит он стук.
- Просыпается от него, - поправляет Машка и ерзает, глубже вжимаясь в кресло. – После двенадцати ночи.
- Да, - грозно подтверждает Катя. – И сначала старается не обращать на него внимания, думая, что постучат-постучат да и уйдут.
- Ага.
- Да вот только стук не прекращается, словно тот, кто стучит, решил во что бы то ни стало разбудить хозяина. В конце концов мужичку все это надоедает, и он, вооружась молотком, спускается вниз.
- Кошмар какой, лучше бы сразу позвонил в полицию.
- Повторяю, дело было давным-давно. Никаких телефонов, машин и другого всякого. Ездили на лошадях.
- Во дают!
- Берет он, короче, молоток и спускается вниз. И видит, что у двери маячит темный силуэт. Ну, в свете фонаря.
- Так у него еще и дверь стеклянная?? – ахает Машка.
- Э-э, ну дверь не знаю, а вот окна большие такие. Напоминаю – контора, - Катя выжидательно смотрит на Машку, потом на меня. Мы обе киваем. – И мужичок такой интересуется твердым голосом, какого, мол, черта надо кому бы то ни было у дверей его дома.
- И что? – я осторожно разминаю затекшую от долгого держания бокала руку.
- Вот дурак! – нетерпеливо высказывает свое мнение Машка.
- Вы не даете мне рассказывать, в конце-то концов. Когда дойдет ваша очередь, я так же буду поминутно встревать, - Катя закидывает ногу на ногу и поджимает губы.
- Да ладно тебе, - говорит Машка. – Интересно же.
- Ну, так вот. А ему из-за двери и отвечает приятный такой мелодичный голос. Женский, между прочим, - Машка делает попытку что-то сказать, но вовремя прикусывает язык. – Да, женский. И голос этот, голос благовоспитанной дамы, просит мужичка открыть дверь.

Машкины глаза становятся совсем круглыми, и я вижу, что ей стоит немалого труда держать рот на замке. Вот в этом она вся, любую ерунду готова тут же принять за чистую монету. Стоит только поманить неверным светом. Как мотылек, честное слово.

Мне, конечно, тоже занимательно, но если бы не обстановка и ситуация в целом, то слушала бы я краем уха, да и вообще фильтровала бы эти россказни. А так поневоле приукрашиваешь, воссоздаешь. Тишина ведь в домике, темень. Лес повсюду снаружи. Вон как бормочет кронами. Один только этот шум да треск горящих поленьев способны нагнать страху и без всяких историй. Просто если представить, что ты тут одна одинешенька наедине с грозной и непознаваемой природой. Которой наплевать на ничтожного человечка, скрючившегося у ее ног.

Глаза мои встречаются с глазами Кати, которая почему-то глядит в упор.

- Герой наш призадумывается, - продолжает она. – Но голос умоляет просто открыть дверь.
- Господи, - не выдерживает Машка. – Неужели этот идиот не понимает, что там вампир??

Катя усмехается, иронически приподнимает одну бровь. Я протягиваю ладонь и ободряюще похлопываю Машку по руке. Она переводит на меня абсолютно дикий взор.

- Так, - говорю я. – Машке больше не наливать. Достаточно.
- Ой, да ну тебя. Мне и самой не надо.
- Отлично, - подтверждает Катя. – Тем более что нам с Васильной и осталось только по полрюмки, - она разливает остатки вина и ставит бутылку на пол.
- Ну и что же дальше? – ерзает от нетерпения Машка.
- Короче, как истинный джентльмен, мужичок решает, что дама в беде.
- Если бы за ней гнались бандиты, они давно бы ее укокошили, - цинично вставляю я. – Пока герой просыпался, да телился, да спускался, да елозил. Успокойся, Маша, прошло не менее получаса.
- Ты не понимаешь, - говорит она мне. – Если она вампир, то ей фиолетово – полчаса, не полчаса. Лишь бы солнце не взошло.
- А ты придерживаешься традиционных взглядов на вампиров? – раньше мы с ней это не обсуждали, и мне становится интересно. – Что свет смертелен для них?
- Та-ак! – припечатывает Катя. – Вы будете слушать или нет? Может, мы все сейчас спать пойдем?
- У нас еще сауна натоплена, - напоминаю я.
- Ну, Катя, ну миленькая.
- Всё, - поясняю я. – Сегодня она не даст нам спать. Будет торчать у чьей-нибудь кровати и от страху держать за руку.

Катя начинает смеяться:
- Господи, Маш! Но ведь это просто страшилка. Просто интересно сидеть вот так и рассказывать. Как в детстве под столом.
- А я и не верю ни капли, - с вызовом заявляет Машка и деланно безразлично отворачивается.
- Ну вот. В общем, поразмыслив немного, наш герой открывает дверь и видит прекрасную женщину. А в руках ее цветок, - мы с Машкой изумленно переглядываемся. – Да, - подтверждает Катя. – Цветок, ну, в горшке. И дама слезно умоляет принять этот цветок на передержку. На месяц.
- Цветок смерти, - мрачно замечает Машка.
- Это еще что такое? Никогда не слышала ничего подобного, - поворачиваюсь я к ней, а Катя снова поджимает губы.
- Слушайте, - говорит она. – Этак мы никогда не закончим.
- Погоди, Машка объяснит, и ты продолжишь.
- Да тут и объяснять нечего, - ерошит волосы та. – Ну, есть разные растения, которые служат предвестником смерти. Или сами вызывают ее. Вообще-то это цветы.
- Ужас какой! И что…
- Так вот, - угрожающим голосом продолжает Катя, и мы невольно переводим взгляды на нее. – На растении нет цветков, - подчеркивает она. – И выглядит оно вполне невинно.
- Еще бы, - бормочет Машка.
- Женщина клянется, что через месяц заберет его. Она просто соседка, трагические события вынуждают ее срочно уехать – за углом ждет экипаж. И ей просто не на кого оставить несчастный цветок.
- Ага, - все так же невнятно комментируют Машка. – Соседка такая. Жила себе, жила, а он ее даже не видел. Соседка – вот умора.
- Маша! – останавливаю я ее.
- А он последний болван, - продолжает настаивать она.
- Мы давно уже поняли твое мнение насчет главного героя, - Катя подкладывает подушку под спину и устраивается удобнее. – Так вот, мужичок не может устоять перед красотой и просьбами незнакомки. Берет горшок, приглашает ее войти. Она, между прочим, отказывается, - Катя значительно смотрит на Машку, но та не реагирует. – Герой несет цветок к себе наверх и ставит на стол в гостиной. А потом возвращается в постель. Но ближе к утру просыпается от неясной тоски. Словно его что-то влечет или тянет.
- Ну еще бы, - Машка принимается покусывать палец.
- Проходит несколько дней, - не обращает на ее замечание внимания Катя. – И жизнь мужичка постепенно меняется. Одни и те же мысли постоянно крутятся в голове, он не находит себе места, не в состоянии сосредоточиться на работе. И не сразу, отнюдь не сразу, понимает, что все больше и больше времени проводит подле того цветка.
- Так, - возвещаю я. – Мне хочется есть.
- Что?? – изумляется Машка.
- Предлагаю прерваться и перекусить.
- А ведь я предупреждала, - въедливо замечает Катя.
- Ну ладно, ладно. Ты была права, а я нет. Пойду сварю что-нибудь.
- Только недолго, а то нашла время – на самом интересном. Я так не могу.
- Договорились.