Разорванные временем Глава 5 жизнь в сером свете

Наступил  1943 год.
Осенью окончательно освободили измученный нацистами  Харьков. Освобожденная земля изнывала  от ужасов свершенных на ней.   Пустыри и развалины целых кварталов взывали  к проклятьям   безумия варварской  войны.   Могилы жителей  требовали  отмщения.
Город медленно, мучительно  оживал. Жители возвращались.  Открывались  эвакуированные из Ленинграда институты, которым  нужны были студенты и   Лиду    восстановили   на третьем курсе в   Технологическом  институте.
Учеба вначале  шла у нее  совсем  тяжело, потом память начала стирать, сглаживать страшные воспоминания и тогда дело пошло лучше.
 За три года отогрелась в теплом, солнечном  украинском городе. Подружилась с бесшабашными однокурсниками. Война кончилась, специалистов в стране  не хватало. 
Распределили,  фанатичную  комсомолку  в Лиду в Ленинград,  направили поднимать науку,  в  ГИПХ.
Холоден  и  мрачен был   скорбный  послевоенный   Петровский   город.
Ленинград   был безлюден,  почти все его довоенные жители спали вечным сном  в наспех вырытых траншеях.  Серому от  свинцовых туч,  вечно сырому  городу, на невском берегу, требовалась  молодая  кровь:  новые  работники. Их присылали и присылали: демобилизованных военных  и зеленую молодежь  после институтов.
Лида  ехала в предписанный   ей  институт  по унылым, мокрым улицам, глядя на когда-то блестящие, теперь  давно  не крашенные  фасады  блистательных  дворцов  с обвалившейся лепниной.  Встречались в городе и обугленные фундаменты взорванных домов.  Холодный ветер, дождь и  грязь. Раненые, плачущие от горя потерь стены старых кварталов, ледяная, безразличная,   холодная река,  все  напоминало  о пережитом, а надо было весь кошмар войны  навсегда забыть. Вырвать с корнем  из памяти весь ужас блокады,  забыть потерю  родителей,  любимого, не вспоминать ни голод,  ни бомбежки, ни довоенную жизнь, что бы бытие свое настоящее  никогда  не сравнивать, а просто начать здесь книгу жизни своей заново.
  Проклятое  время  сдвинулось и  стало   другим,  свободным,   но без прежних живых красок,  время  как будто  потускнело  от огромного людского  горя.  Все было  не  таким,  как  прежде   пять лет назад, ибо был заметен некий,  невидимый  внутренний  надлом,  переживших войну  очевидцев,  от невосполнимости потерь,  ужасов бытия  и кошмара  жизни человеческой.
Окружающие Лиду  люди стали другими,  изнутри глубоко покалеченными,  исчезла их  былая  радость, осталась  в душах затаенная, глухая  боль.
Поселилась в  общежитии для молодых специалистов. Молодые специалисты химики блокаду в городе не находились.  Жизнь, молодость била в общежитии  ключом.  С молодыми людьми  было намного  веселей и живя с ними, она опять  втягивалась в  жизнь, соответствующую ее возрасту.  Старательно  работала  в научном  институте в с руководителем, но звезд с неба не хватала...
 Иногда, в  лаборатории,  она наблюдала за сослуживцам, как бы со  стороны, чувствуя себя не такой, а какой-то особой, с того света вернувшейся,  или  с другой планеты:
люди в науке работали вежливые и культурные, они мило улыбались, не ссорились,
но за этим изящным лоском скрывались и подсиживания и интриги, а может и доносы.
Перед начальством и доносами все они  были беспомощны, но тщательно  скрывали свой страх  под масками показной любезности.
А еще была в старшем поколении некая  скрытая горечь ничего не решающих винтиков, а она хоть и осознавала это но, не до конца, ибо в чем-то сохраняла наивность ребенка.
Заметила, что работы не так уж и много, увидела что начальник после обеда частенько дремлет на стуле.
- Как он может спать на работе? Думала она. У него совсем нет совести.
А тут комсомольское собрание. Кто потянул ее за язык?  Деревня, провинция, наивность  сидела в ней глубоко. Возьми и ляпни про его после обеденный отдых.
 - Ну и  глупая же  девчонка эта Лида, подумал немолодой уже профессор, когда узнал, что стал предметом критики молодежи. В науке она ничто, полный ноль, а язык как помело.
Покритиковала, а  ее, вдруг,  на верху  заметили.
Скоро предложили  вступить в  КПСС.  Лиде тогда  было все равно куда и зачем вступать  и она согласилась сразу, даже с глупой  радостью.
К деньгам относилась постольку, поскольку необходимо было покупать еду. К одежде, вдруг, стала совсем  равнодушна, хотя не было у нее ни одного приличного платья, а все чинены, перечинены.  Тосковала сильно  по Павлу. Но вести о нем до нее не доходили.
Удовольствий, развлечений в ее унылой жизни в после военную пору почти и не было. 
После работы мечтала  забраться под одеяло и заставить зациклившийся на довоенной жизни  упрямый свой  мозг ничего и никого   не вспоминать...Не получалось.
-Как могут все вокруг жить, не похоронив мужей,  а часто и  не узнав где они?
Мучительно хотелось хоть что-то узнать про Павла и воспоминания вернули ее к Ирине.
Где ее теперь искать? Может она хоть что-нибудь  знает о дальнем родственнике.
 Вспомнила  о госпитале из которого она пришла.  Пошла. Ирину не нашла.
Прошло еще  несколько месяцев.
Торжественно  вручали на собрании  партийный билет.
Девушке   казалось, что все эти коммунисты,  люди, на собрании, одеты в холодные серые маски тупого подчинения  какой то высшей силе, что в них  ни живой искры, ни улыбки, а только какой-то сплошной  театр абсурда. И она, здесь  тоже массовка  этого тупого, ледяного  балагана.
Как же она удивилась, когда   один из поздравлявших партийных  фронтовиков, неожиданно, на собрании,  пригласил ее в кино. Мужчина  был заметно ее старше, хромал. Высокий, статный, кудрявый  красавец.   Начали встречаться Яша
познакомил со своими друзьями и  в их  компании отлично пел.  Но, много, слишком много  пережил: контужен  изломан,  изранен  войной, потерял всю семью...
Он слишком  тяжело нес свои потери, глубоко страдал от жестокости жизни забравшей у него родителей, братьев, сестер, племянников, не убежавших из Минска.
Возраст и опыт его настораживал. Только с кем строить жизнь, если поколение сверстников  расстреляно?
Сомневалась Лида  крепко,  но выбора после войны  не было, ибо где они мальчики двадцатых?   Склевал проклятый, немецкий орел  всех  ее  женихов...Даже косточки   несчастных  ребят-однокашников  еще в лесах.  Не все мальчики  захоронены и  не в заксы, а  в книги скорби  поголовно  по записаны.

 После рабства гл.6
В самом  конце 1946  года,  в разоренном  городе " Н" словно призрак бесшумно  появился мужчина.  Не многие оставшиеся после войны  горожане видели перед собой человека им, когда-то, очень знакомого, но сильно изменившегося...  Порывистый ветер  продувал его рваное,  ветхое от времени пальто, дождь явно проникал в  прохудившиеся сапоги, через фильтрационный лагерь из поверженной  Германии, наконец, домой  вернулся  Павел.  Он выглядел измученными, постаревшим и потрепанным,  но  ура! Был живым, что случалось не часто и для земляков было чудом.   
Эта новость  жарким шепотом  разнеслась среди его родных и знакомых, переживших нашествие и оставшимся в городе. Близким  он тихонько   рассказывал и рассказывал...как попал на работы в Германию.  .  О  немецких  порядках: голоде  в трудовом лагере, о   каторжной черной работе.   Когда он там, в лагере,  совсем уже ослабел от бескормицы, его  отправили на ферму, где и встретил он  свое освобождение.  Прошел потом и  все мучения советской  фильтрации. Пришлось даже  разыскать и свидетелей:    "спасшую" его украинскую семью и девушку Оксану.  Впрочем, все, включая детей  и без него  хорошо знали, что творили захватчики  на покоренных землях.
 В глазах его застыли и горечь и боль.     С предельной ясностью  понимал он, что не смотря на всю  их  корысть,  Оксане и ее отцу   обязан сейчас  своим пребыванием в этом мире.  А  Оксана вовсе  не прочь была его благодарностью воспользоваться и  связать с ним свою жизнь.
 В эти послевоенные годы, бледные, голодные люди бродили как тени по разоренному городку. У Павла же  здесь остались родственники. Бывшие партизаны были при должностях.
Дядя  Иван, занимал в горисполкоме приличный пост, он  и  помог Павлу вернуть жилье и получить  работу. 
Павел сразу  справился о Лиде.   Никто в городе  о ней ничего  не слышал.
Дети  Голды, обосновавшись в столицах,   не приезжали больше на родину.
О Лиде  Иван тоже  знал  немного,  только, то, что она осталась  жива. Эта весть подняла дух Павла. Но больше дядя пока  ничего не знал,  он сам ее разыскивал через брата ее Мишу.  Павел  этому  удивился:
-  зачем, ты, то дядя,   ее ищешь?
- Дружил я крепко и близко  с мамкой ее покойной, спокойно ответил Иван, помрачнев.
- И что с того? Не понял Павел.
- А ты сам подумай, дурья башка, раздраженно обрубил расспросы  Иван. И, вдруг, добавил:
- Возможно, она - моя родненькая  дочечка.
Паша ахнул:
-Так мы с ней  родственники? А ведь мы были близки.
- Никак нет, ведь ты мне племянник только по жене, напомнил ему Иван.
- Я рад!   Сообразив,  воскликнул  Павел.  Он, теперь, в родном городе, перед тем как ответить настырно уцепившейся за него  Оксане,  мучительно захотел  Лиду  увидеть.
Но,  связи с ней не было, за пять лет войны  девушка была для него  потеряна.  Испытания военные  как бы  притупили на тяжелое время его чувства и стерли  память. Но кошмар кончился и  из недр  сознания  всплыл, вернулся  юный Лидочкин  образ,  выбитый   из головы серым   военным  временем.
Павлу  нужна была мирная  профессия и он поступил учиться в Москву заочно, на физический факультет.
Вскоре к парню  с Украины  переехала настойчивая  Оксана она еще тогда, в войну уловила его глубокую порядочность  и  поняла, что не откажет он ей,  хотя бы из  сильного в нем чувства благодарности. Время шло, Иван через всесоюзный розыск, нашел, наконец, через год  Мишу, профсоюзного начальника, жившего  в Кишиневе и получил от него  адреса Лиды и Розы.  Розыски эти  затянулись на годы. А  Оксана добилась своего, ко времени получения заветного адреса  Павел был уже год  на ней женат, у них  родился сын.  Стоило ли ворошить старое?   Иван даже не дал Павлу Лидиного адреса, хотя уже кое что узнал о ней. Зачем это ему? Она  тоже была замужем.
-  К кому из людей  война не повернулась своей безжалостной стороной?   Думал он.
Пора было ему, не молодому человеку,  разобраться в истории Лидиного рождения.
Ему бы хотелось сказать об этом Лиде. Но как?
Сначала он  решил поделиться с Розой своими  мыслями  по поводу Лиды, ведь она знала как они когда-то  хотели еще  ребенком  забрать ее  сестру.
А  Розе было, в то время совсем  не до него, она только что  узнала, что ее ребенок глух и нем, а потому  была от своего  несчастья  на грани потери рассудка. Прочитала  выстраданное  послание и отложила.   Забыв  сообщить  о странном дяди Ванином  письме Лиде.  Потом, через пол года,  когда она  уже свыклась, смирилась  со своим горем вспомнила,  показала письмо, поделилась сомнениями.  Лида удивилась, но ей это  было  безразлично отец  Иван  ее или нет,  но, племянник, Ванин  Павел ее интересовал, где-то в глубине души она его всегда любила и  помнила... Буря чувств потрясла ее, когда из письма она узнала, что Павел жив, вернулся из Германии и женился...Впрочем,  она  тоже  была уже связана мужем и дочкой, это  останавливало,  но подавленное обстоятельствами  чувство, вдруг, обострилось.
  И она, наступив на гордость и обиду,  написала  ему.   Павел не ожидал, он  в то время уже  заочно заканчивал физический институт в Москве.
 После защиты диплома, на неделю  вырвался в Ленинград,  увидеть Лиду, стало для него навязчивой идеей,  после больше чем десяти лет разлуки.  Поселился он  у тетки своей  Ирины, позвонил. Через три дня  в гости к ним, наконец,   пришла взволнованная Лида. Он поджидал ее, стоя  у  окна. Она,  по прежнему была стройна, свежа и белокожа.
Никогда не видел он Лиду  так хорошо одетой, так похожей на свою красавицу мать
- Теперь она, моя  красавица,  принадлежит другому с тоской подумал Павел.
- Он постарел,  сух и морщинист, на нем тоже явно видны следы войны, отметила Лида.
 Ирина по хозяйски усадила всех за стол. Поговорили. Невеселые мысли пронеслись в Лидиной голове. Оставила бы она нас одних, с тоской подумал Павел.
Ирина, будто прочитав в его голове вышла. Они молчали.  Павел посмотрел на Лиду  таким долгим, таким иступленным взглядом. Его глаза кричали, что  он по прежнему любит ее. Кровь прилила к ее голове от непоправимых обстоятельств, разрушивших их любовь.
Но жизнь уже безжалостно  разорвала, разъединила  их и сейчас или через пол часа он навсегда уйдет из ее жизни и тут уж ничего не поделаешь. Обними меня, попросила Лида. На краткий миг он прижал ее к себе и она почувствовала, как он ее хочет. Не надо Павел не надо, не место, не время, прошептала она. Его лицо было таким несчастным...
Мне пора, задыхаясь выжала из себя Лида, натягивая пальто. Прощай Паша меня ждет дочь. Дверь за ней захлопнулась, а он залпом выпил пол стакана водки.
Ирина теперь частенько звонила Лиде и знала, о ее жизни, о том  что дочка у нее слабенькая.
В один из праздничных дней   она пригласила ее к себе с семьей. Лида пришла с Яшей и с  трехлетней  малышкой Галочкой. Пригласили и  Розу  с семьей.  Сестры ахнули  увидев за столом дядю  Ивана. А Ваня, вдруг, выпив беленькой, разговорился,  начал вспоминать и вспоминать  довоенную жизнь,  их  мать и поведал  о ней  такое, чего детям знать вовсе и не следовало,  о чем они обе ее родные  дети  и понятия не имели. А потом, вдруг, от всего сердца  сказал: присылайте, дочки,  ваших деток летом ко мне, что им тут в сыром, каменном мешке делать? Мы с женой  приглядим, откормим на воздухе. Сестры удивленно  переглянулись. Вот этого, такой помощи,  ни как они не ожидали.
- Как вы с глухим то Виталиком  справитесь?  Спросила Роза, подняв на Ваню печальные,  черные  глаза.
- Тяжело будет няньку наймем, мы не бедные, у меня пенсия полковничья и я работаю  спокойно ответил Иван.
Когда они вышли, Лида почувствовала забытое с войны головокружение. Поддержки такой  она от чужого человека совсем  не ожидала.
- Только очень  близкий маме  мужчина  мог взять на себя такую обузу, сказала она Розе.
- Может он и в правду твой отец. Ответила сестра.
- Вопрос вопросов, хитро  усмехнулся Яша.
Пришло холодное Ленинградское  лето. Сестры подумали, посмотрели на бледненьких, худеньких своих  ребятишек и воспользовались приглашением,  снарядили их на месяц на родину, к Ивану: там и солнца и ягод побольше. Повезла детей Лида.
Встретил их на вокзале Павел. Он зашел в поезд, что бы помочь ей с вещами.  Она, обрадовалась,  хотела броситься к нему, но дети были рядом и они оба сдержались, вдруг она заметила, что миловидная,  голубоглазая, миниатюрная  женщина пристально  смотрит на нее через окно купе. Поняла, побледнела.   На перроне Паша познакомил   ее  с женой Оксаной.
Впервые в жизни Лида подумала, что ревнует ибо ее тошнило  от одного вида этой милой, голубоглазой  блондинки. Видеть другую на своем месте, было выше ее сил... Она почти с детства мечтала быть женой Павла и до войны была ей.
 А Павел, забыв об Олесе,  думал  о том как Лида дорога ему и как рад он ее видеть.
Лида приехала всего на три дня. Остановилась с детьми  у Ивана. Ксения была радушной хозяйкой.
- Счастливая была  Голда, имея пятерых детей, пусть и нищая,  думала она, глядя на малышей.
Старики, казалось,  были счастливы возиться с детьми, хотя  Виталик говорил ужасно громко с неправильными ударениями, его никто кроме Лиды не понимал. Да, и пояснить отсутствие родителей расстроенному  мальчику  было сложно.  Неожиданно речь  его поняла Олеся, к тому же она не плохо рисовала и смогла быстро  найти с ним понимание с помощью простеньких картинок. Какая она ласковая и терпеливая   с грустью отметила про себя Лида. Сама  она не обладала таким  безграничным терпением.
Вдвоем с Пашей ей побыть в первый вечер  не удалось, но улучшив момент, он шепнул ей, что ждете ее завтра, одну  на  известном им обеим  с детства месте. Лида задрожала. С ней опять  была ее детская любовь и она забыла о Яше.
Когда они встретились наедине, она хотела  предложить ему забыть друг друга, но, когда его сильная рука нежно зажала ее рот, когда он прижал ее к себе, она растворилась в его объятьях, чувствуя что, наконец,   вернулась назад  в юность, к своим  истокам.
Она пробыла у Ивана еще день и не переставала удивляться, как Оксана сама находила общий язык с Виталиком  и как  приучала к этому общению с глухим своего сына Гошу и ее дочь Галю, казалось дети здесь  совсем ни для кого не обуза. С легким сердцем она вернулась домой.




Продолжение следует