Безысходность

Клавдия Васильевна тяжело вздохнула, кутаясь в пуховый платок, запила водой таблетку, сняла очки и глянула в окно:

- Метёт… Хотя, уже вторая декада марта… - с грустью подумала она:
- Хватит ли дров? И так уже приходится топить печку не для того, что бы обогреть помещение, а лишь бы сварить кастрюлю супа на два-три дня.
Пустой газовый баллон уже давно стоит в сарае, всё не получается заказать новый – 1200 рублей надо, а где их взять?
Вчера только пенсию получила, а сегодня - от неё четыре тысячи всего осталось. Хлеба и макарон купила, сахарку килограмм, масла растительного, за свет заплатила, за коммуналку, кредит оплатила.
Как жить? Ещё лекарства надо выкупить…

Надо? А, может - ну их?! Чем такая жизнь, так не лучше ли..?

Женщина посмотрела на икону, висящую в углу, перекрестилась и мысленно попросила у неё прощения за крамольную мысль. Потом, взгляд её остановился на портрете, где изображены они с покойным мужем в свадебных нарядах и, глаза её наполнились слезами:

- Когда же ты заберёшь меня к себе, Мишенька? Ты же смотришь на меня каждый день, ты же видишь, как мне жить тяжело..? – всхлипнула она.

Клавдия Васильевна легла на диван и до самого подбородка укуталась в одеяло. При дыхании - изо рта шёл пар.

- Хоть бы электричество не отключили, - подумала она: - Надо бы чайник поставить, да воды вскипятить для грелки. Одно спасение осталось…  Плитка электрическая, ещё осенью перегорела, раньше она выручала: можно было на ней и суп подогреть и кашку сварить… Скорей бы уж лето…

С улицы слышался вой соседской собаки – вторые сутки воет, снова покойника напророчит… 
Умирает народ в посёлке… За эту зиму человек десять схоронили уже и, что существенно – умирают в основном мужики, скоро могилы копать некому будет.

Работы нет; школу лет пять назад закрыли – детишек в интернат, каждую неделю, за 60 км возят; почту привозят всего два раза в неделю; магазин частный - на два посёлка единственный, а цены в нём космические… Фельдшерица, бедная, тоже на два посёлка работает. Транспорта у неё зимой нет – если срочный вызов, то надо на своём транспорте ехать за ней. Летом она на велосипеде ездит к пациентам.

Клавдия Васильевна вспомнила, каким был посёлок лет тридцать назад.
Более двух тысяч человек жителей было в нём. Школа средняя, огромный клуб, амбулатория с родильным отделением, магазинов с десяток самых разных: и хозяйственный, и книжный, и строительный, и мебельный - не говоря уже о промтоварных и продовольственных…
Работы в лесопункте было полно – приезжали, даже на сезон, рабочие со всего Советского Союза. Летом студенческие отряды трудились - строили, ремонтировали, копали… 
Куда это всё подевалось?

Были бы сыновья живы, то разве бы они бросили её одну, без поддержки?
От этих мыслей, у  Клавдии Васильевны кольнуло под левой лопаткой.

Старший, Лёнечка, ушёл в армию, а через полгода его комиссовали по ранению.
Ладно бы ранение боевым было, так нет – сына избили «деды», которым он не подчинился, так как они унижали его человеческое достоинство…

В армии его немного подлечили и привезли домой в состоянии инвалидности. Месяца три сын мучился болями в пояснице, отдающими вниз живота, пока, в крайне критическом состоянии, не был отправлен в республиканскую больницу, где и скончался…
Никто даже не извинился за его смерть…

Валерик, младшенький, в лихие девяностые, вместе с отцом, взяли на откорм свиней – хотели выращивать их и сдавать на мясо, что бы как-то выжить, не имея других доходов.
Сначала всё шло хорошо, но потом про это дело узнали местные бандиты (была тут такая шайка из бывших «зэков») и потребовали «дань» за «крышевание». Естественно, Валера не стал им ничего платить, за что и поплатился: его сожгли эти гады, вместе со свинарником.

После похорон сына, мужа увезли с обширным инфарктом в районую больницу, где его пытались вылечить, но увы.

Клавдия Васильевна сама не знает, как она смогла пережить всё это. Не передать словами, сколько слёз было пролито.

А сейчас она сама, вся больная и немощная, не может даже дровами себя обеспечить на всю зиму. В прошлом году она оформила кредит на 45 тысяч рублей, купила 6 кубов дров, по 2 тысячи рублей за кубометр, а потом отдала ещё 6 тысяч рублей за то, что бы их раскололи и сложили в поленницу в сарай.
Крышу слегка подлатала - текла сильно, когда шёл дождь. Кругом деньги нужны... Даром никто ничего теперь не делает.

А с дровами и вовсе беда. Как не экономила она их, но зима выдалась холодной и, кажется, до наступления тепла  дровишек ей не хватит…




Женщина вздрогнула от неожиданности – кто-то стучался в дверь с улицы.
Клавдия Васильевна вылезла из-под одеяла, тяжело поднялась и пошла открывать.

Пришли агитирвать на выборы.
Молодая девица с накрашенным до неузнаваемости лицом; в пальто с огромным песцовым воротником  и мужчина средних лет в добротной дублёнке.

- Как же у вас холодно! Что же вы печь не затопите? – прощебетала накрашенными губками девица: - Работать невозможно!

- Доченька, мне жить здесь уже невозможно! – обиженно ответила ей хозяйка.

Мужчина, заглянув в свой список, торжественно-вежливым тоном заговорил: - Клавдия Васильевна! Мы пришли пригласить Вас, в следующее воскресенье, на выборы президента нашей страны. Вы же согласны с нами, что наш президент должен остаться на этом посту ещё на один срок?  Он так много делает для безопасности нашей Родины, что мы не можем допустить, что бы нас поработила какая-нибудь Америка. Правда? Он заботится о народе своей страны, делает всё, что бы ему жилось лучше, он...

- А куда уж лучше-то? – перебила его Клавдия Васильевна: - Разве бывает ЛУЧШЕ?
Идите-ка вы, детки, своей дорогой! Не пойду я ни на какие выборы!
Я кучу бумаги исписала во все инстанции, что бы мне оказали материальную помощь на покупку дров, я все ноги, до самого копчика, истоптала, ходя по бюрократам… Везде говорят: - Потерпите. Денег нет...
А сейчас я не могу из-под одеяла нос высунуть, что бы совсем не окалеть в своём доме.
Может о вас и заботится президент – я не знаю, но я его заботы не чувствую!




....
Вот, что бы сделал нормальный человек в этой ситуации?
Правильно! Приложил бы массу усилий,  что бы помочь несчастной старушке.

Но это нормальный…
Эти же вложили Клавдии Васильевне в озябшую руку шариковую ручку и попросили её расписаться в том, что она предупреждена о предстоящем событии...


......
O tempora, o mores!