Попутчик

Полночь. За окном было темно настолько, что даже летучая мышь, пожалуй, не смогла найти бы дорогу домой. Было тихо, только громко шуршал кем-то забытый пакет, перелетая от одного крыльца к другому. Лампы уличных фонарей горели редко, освещая только маленькие клочки улиц, а шторы, часто открытые вечерами в больших городах, были задернуты везде и всюду – район пользовался дурной славой.
Мэрроу Хилл, профессор Бирмингтонского университета и вообще человек в своих краях достаточно известный, так досадовал по этому поводу, что временами лишался сна. Здесь, в провинциальной глуши, нельзя было даже выйти ночью из дома, а о занятиях так любимой им астрономией и вовсе не могло идти и речи.
Научный совет отправил его, старшего на кафедре, в округ Телфорда, как они выразились “в исследовательских целях”, объяснив это многочисленными сообщениями от местных о необычном поведении небесных светил. Никакие возражения ими даже не рассматривались, да профессор и не пробовал: знал, что те обязательно припомнят ему прошлогоднюю командировку в Инвернесс, в которую тот так и не поехал.
Вещи как-то сами собой не лезли в сумку, расческа несколько раз выпала из рук, а ключи, которые Мэрроу благополучно забыл дома, каким-то образом оказались под тумбочкой в прихожей. Тем временем со двора начало доноситься неприятное гудение: то был таксист, ждущий профессора уже двадцать минут.
Погрузив тяжелую сумку в багажник и ещё раз окинув взглядом свой старый дом, он негромко вздохнул и сел в машину. Тронулись. Внутри было так душно, что салон постепенно становился похожим на небольшую каменную печь, в которой скоро должен был приготовиться сам Мэрроу. Казалось, даже асфальт под колесами начал дымиться, как хорошо прожаренный свиной стейк.
— “Кажется, я проголодался...” — подумал он, когда услышал некстати проснувшийся желудок.
Дороги были свободны – добрая половина города уже уехала в отпуска на всевозможные курорты, оставив обычно забитый до отказа город полупустым. Не в силах больше переносить жару, профессор решил слегка приоткрыть окно.
Мимо одно за другим серой чередой проносились здания так быстро, что начинало рябить в глазах. Скоро у Мэрроу начала кружится голова: он даже было собирался одернуть таксиста, уже представляя как тот влетит в какой-нибудь столб, но решил не обращать на это особого внимания.
Профессор поднял взгляд: в небе над машиной куда-то в даль тянулись серые облака, закрывая собой почти всю видимую часть неба. Припомнив, как живущая по соседству старушка доказывала ему, что по ним можно прочитать судьбу, Мэрроу усмехнулся: то где-то среди них ему почудится его старый пес, гоняющийся за соседским котом, то внук той самой старушки, убегающий из его сада с охапкой яблок, то пришедшая с извинениями бабушка, принесшая с собой яблочный пирог.
— “Да уж, от такой судьбы никуда не уйдешь.” – подумал он и улыбнулся.
Словно вняв его мыслям, облака постепенно стали приобретать очертания фикуса, который он недавно купил в цветочной лавке: теперь все выглядело так, словно пес, озорливо виляя хвостом, пытается стащить его на пол. Это было совсем на него не похоже, но продолжить разглядывать облака Мэрроу не дали:
— “Приехали.” — прозвучал с переднего сиденья ворчливый голос.
Порывшись в карманах Мэрроу нащупал кошелёк, протянул таксисту нужную купюру и, добавив, что сдачу тот может оставить себе, закрыл за собой дверь. В лицо ему ударил порыв горячего ветра. Поняв, что через пару минут он и сам может превратиться в ещё недавно мучавший его воображение стейк, профессор решил поскорее зайти внутрь.
Ко входу в вокзал вели широкие гранитные ступени; от них, подумал он, веет чем-то готическим и величественным, как от парижского Нотр-Дама, но утверждать все же не взялся – Париж он видел только на открытках, да и на тех лет десять тому назад. Над ступенями возвышались тяжелые деревянные двери, которые, он был в этом уверен, никак нельзя было открыть одному. Они давили, возвышаясь над входившими, будто бы пытаясь внушить им чувство благоговейного страха. К его счастью кто-то уже сделал это за него, оставалось только пройти через вторые двери, бывшие раза в два меньше предыдущих.
Мэрроу взялся за деревянную ручку и толкнул дверь внутрь. Последний раз он был в здании вокзала лет десять назад, но с тех пор здесь мало что изменилось: стены украшала всё та же лепнина, а в глаза бил всё тот же свет сделанных под старину газовых ламп. Только людей здесь на этот раз было на удивление мало – лишь на сиденье у дверей, набросив на глаза кепи, дремал приличного вида седой старик в кожаной куртке. Тишина прерывалась только его посапыванием, да доносившимися из кассового окошка до странного громким стуком клавиш.
Пожалуй, это место сейчас и правда все больше напоминало собор. В нем будто бы вот-вот должна была начаться месса, все приготовления к которой уже были завершены, оставалось только впустить прихожан, а место пастора занял бы висящий над цифровым табло рупор, перед которым стройными рядами выстроились вычищенные до блеска ряды деревянных лавочек. И вот, он вещал бы пришедшим вскоре пассажирам-прихожанам: одних радуя скорым отправлением, а других расстраивая, и заставляя ждать следующего дня.
Люди здесь и так собираются, с одной, в общем-то, целью, а затем расходятся, не спросив у друг друга даже имен, подумал Мэрроу. Каждый приходит сюда зачем-то, желая услышать что-то для себя, но это что-то далеко не всегда соответствует его ожиданиям. И что же изменится, если этот голос будет механическим, а над входом не будет висеть креста?..
Задумавшись над этим, профессор подошел к кассе. Сидевший в ней бородатый мужчина, кажется, уже в четвертый раз безуспешно прочищал горло, пытаясь привлечь его внимание. Мэрроу положил в кассовое окошко заранее оплаченную университетом квитанцию; в ответ оттуда раздалось неопределенное хмыканье – вероятно, тому не часто приходилось иметь с ними дело. Через несколько секунд ему протянули билет и пожелали приятного пути. Коротко поблагодарив, он неспеша направился к выходу.
Шаги профессора гулкими ударами раздавались по всему помещению, заставляя ещё раз вернуться к мыслям о соборе. Откуда-то со стороны входа донеслось шуршание: должно быть, старик тоже вот-вот должен был по достоинству оценить местную акустику. Времени оставалось немного, так что Мэрроу решил выйти на перрон.
Жара не сдавала своих позиций: воздух плыл над рельсами, двумя прямыми линиями уходящими куда-то за горизонт. Представшая перед ним картина чем-то даже напоминала странный пустынный пейзаж, отчего-то установивший свои владения прямо в городе. Над ними потрескивали провода, иногда искря так, что слепило глаза.
Поезд, очевидно, еще не пришел.
Мэрроу нахмурился. Стоять на перроне было скучно, но пропустить отправление совсем не хотелось – до него оставалось всего пятнадцать минут. Шататься по округе профессору в сединах как-то не пристало, подумалось ему, так что он решил просто продолжить стоять здесь, разглядывая узор плит под ногами.
Однако долго мучаться ему не пришлось – кто-то подошел сбоку и несмело окликнул:
— “Вы случаем не до Телфорда?” — осведомился неизвестный.
— “Да, до него.”
— “Прекрасно! Будет с кем скоротать дорогу. Меня зовут Тейлор. А вы?..”
— “Мэрроу.” – коротко, так и не взглянув на своего нового собеседника, отозвался профессор.
Тот осекся, видимо, не ожидая столь холодной реакции. Мэрроу был не в настроении для разговора, но слишком уж удручающей выглядела перспектива ехать до самого Телфорда в гордом одиночестве.
— “Погодка сегодня хорошая, верно? Давненько у нас такой не было.” — протянул он.
— “Да уж… слышал, что ее можно предсказать по движению звезд.”
— “Если бы все было так просто, то у меня с собой сегодня обязательно был зонт.” —  нахмурившись ответил Мэрроу.
Его собеседник, слегка приподняв бровь, взглянул на него.
— “На сегодня передавали дождь, не слышали?”
— “Разве? Пусть, но всё же, нельзя спешить с выводами. Быть может, мы просто еще не открыли способ, или вообще не всё знаем о звездах на небе? Кто знает?”
— “Ну, не скажите: астрономию изучают с древности. Если наши предки на протяжении нескольких тысячелетий ”не спешили с выводами” в таком относительно простом деле, то куда уж нам.”
— “Но наверняка утверждать нельзя.”
— “Нельзя.” —  бросил профессор и вернулся к мыслям о вокзале. Разговор сразу как-то сам собой прервался.
Мэрроу продолжил разглядывать плиты, узор на которых почему-то начинал напоминать ему иероглифы, причем, перебрасывая взгляд с одной плиты на другую, он каждый раз видел новый, хотя никакого восточного языка не знал и в помине.
Внезапно плиты начали покрываться  маленькими темными точками. После секундного замешательства, он почувствовал как едва ощутимый холодный ручеек стекает ему за шиворот; пошел дождь, и, судя по всему, он обещал быть сильным: на небе длинными полосами собирались черные тучи. Мэрроу повернул голову, чтобы взглянуть на Тейлора, однако их взгляды пересеклись – тот смотрел на него с нотками легкого превосходства, доставая из портфеля черный зонт.
У профессора зонта с собой, как он и сказал, не было. Возвращаться в вокзал было бессмысленно – поезд должен подойти через пару минут. Холод выводил его из себя, и, едва сдерживая раздражение, он всё-таки его дождался и начал искать свой вагон:
— “Четвертый, третий…” — едва слышно шептал Мэрроу.
— “Второй.” — отозвался кто-то из окна соседнего вагона.
Немало удивившись острому слуху неизвестного, он попытался разглядеть лицо говорившего через стекло, но не смог - его покрывал толстый слой пыли, так что ничего нельзя было увидеть. Синий вагон отбивал всякое желание в него садиться, уж больно был потрепан временем и грязен, но выбирать не приходилось.
 На полу в тамбуре лежал ещё тлеющий окурок, везде были видны пыльные следы, так, что казалось, будто недавно кто-то устроил здесь дикий танец, а у стены, выбиваясь из общего хаоса, стояла весьма чистая с виду книга, чем немедленно привлекала к себе внимание.
Первое что сразу бросалось в глаза, взявшему ее в руки, – красная надпись на обложке: “Откровения!”. Под ней был нарисован озорливого вида старик в японском кимоно – он смотрел прямо на читателя, будто подначивая его поскорее открыть книгу, но в тоже время от чего-то предостерегая.
Профессор подобрал ее, но, подумав, не стал открывать и решил поскорее найти владельца. Он вообще никогда не испытывал к таким кричащим названиям ничего, кроме презрения и даже некоторого отвращения, так что тут его выбор нам понятен.
Мэрроу прошел в вагон: по обеим сторонам на уровне глаз в нем были приклеены надписи с номерами мест. Пробежавшись глазами по рядам, он начал искать своё:
— “Тридцать шестое, тридцать пятое” — опять начал было считать он.
— “Тридцать четвертое,” — раздалось откуда-то снизу.
Переведя взгляд с приклеенных номеров, Мэрроу увидел своего недавнего собеседника сидящим на соседнем месте.
— “Вы преследуете меня?” — спросил профессор хриплым голосом.
— “Я? А зачем мне это, позвольте узнать?” — ответил тот.
— “Это я у вас должен спросить!”
— “Вы уверены?”
— “Да вы, должно быть, шутите!” — крикнул на него Мэрроу. На них оглянулось несколько человек. Профессор виновато улыбнулся и про себя подумал, что здесь, вероятно, не самое лучшее место для ссоры.
— “Успокойтесь, успокойтесь, нервные клетки не восстанавливаются. Вот, присядьте лучше. Будете?” —  улыбнулся Тейлор и протянул ему персик.
— “Спасибо, конечно…” — слегка опешив от резкой перемены настроения собеседника, ответил профессор и слегка замешкался, не зная, как на нее отреагировать.
— “Да ладно, не стесняйтесь. Пустяковое же дело. Не стоит из-за такого взрослым людям поднимать шум.”
Мэрроу ничего не оставалось, кроме как последовать его словам: он сел напротив и смог впервые как следует рассмотреть своего нового знакомого — зрение его давно подводило, а очки, как он считал, ему совсем не шли.
 Одетый в клетчатый костюм, небольшого роста, темноволосый, с короткими ухоженными усами; по его внешнему виду никак нельзя было понять, азиат он или европеец, стар или молод. Любой увидевший его с большим сомнением дал бы ему лет тридцать и, скорее всего, назвал бы человеком не бедным, но и не знатным, хотя ручаться бы за это опять же не стал.
Чем дольше профессор рассматривал Тейлора, тем больше ему начинало казаться, что он где-то его уже встречал, а, может, ему просто кто-то о нем рассказывал.
— “Прошу прощения… мы, случаем, раньше не встречались? — осторожно спросил Мэрроу.
— “С вами? Нет, не думаю – я впервые в Англии, а там, где я был до этого, мы едва могли встретиться.”
— “Впервые? А ваше имя?..”
— “Псевдоним. Поверьте, местным куда легче запомнить имя Тайлер, чем пытаться произнести непривычное “Нацумэ”, да и внимания оно привлекает куда меньше.”
— “Так вы - японец? По вам не скажешь.”
— “Вам знакомо это имя? Признаюсь, я удивлён – немногие в Англии интересуются подобными вещами; однако поверьте, вы не первый и, я уверен, не последний, кто мне это говорит.” — усмехнулся Нацумэ и поднялся с сиденья.
— “Душно. Я открою, вы не против?” - спросил он, положив руку на форточку.
— “Да, конечно.” — тут он и сам ощутил, что его рубашка уже промокла от пота. Нацумэ сел обратно и откусил от персика, который все это время не выпускал из рук. Профессор тоже решил попробовать — тот оказался таким сочным, что едва не забрызгал и без того уже мокрую одежду. Он достал платок из внутреннего кармана и начал быстрыми движениями вытирать с себя липкие капли.
— “Каково, а? Мой любимый сорт, жаль только его мало где можно достать.” — улыбнулся Нацумэ, глядя на его мучения, и продолжил. — “Кстати говоря, зачем вам в Телфорд? Городок маленький, да и для отдыха, с местной-то экологией, местечко весьма скверное.”
— “Да так… дела рабочие.”
— “То-то вы с таким серьезным видом стояли тогда на перроне? Кажется, не очень-то вам по этим делам хотелось ехать.”
— “Годы берут свое, знаете ли. Когда переваливает за шестой десяток отпадает всякое желание покидать родные стены.”
— “Неужели? А вот представьте на секунду, что мне давно перевалило за пятый десяток и я как раньше, нет, теперь уже даже больше, рад переменам и не упускаю ни одного случая куда-нибудь уехать, да хоть проехаться с того же Кюсю в Токио, например.”
Мэрроу с легким прищуром взглянул на него, всем своим видом давая понять, что не понимает, что Нацумэ пытается ему сказать.
— “Не думаете, что все это… ваше нежелание навеяно по большей части вами же и, может быть, самую малость бытующими в народе стереотипами?”
— “Неужели? Знаете, я с вами, может, и согласился бы, будь вы мне хотя бы ровесником. А так…”
— “Значит, по-вашему, я не прав?” — веки Нацумэ несколько раз дрогнули, выдавая его оживление.
— “Считаю.”
— “Тогда и вы не правы, скажу я вам.” — слегка прищурившись, заметил он.
— “Послушайте!..” — опять начал было закипать профессор.
— “Если вам кажется, что моя точка зрения не верна только исходя из моего возраста, то верно и обратное: ваша не верна по той же самой причине.” – он взял еще один персик и продолжил – “Вот, например шар для диско… он чем-то напоминает наши с вами точки зрения, не находите? Свет на него падает неравномерно, и каждый из нас видит свое собственное отражение: как наше, так и света, но ни один не способен заглянуть внутрь и увидеть скрытое там.”
— “Вы… писатель?” — спросил почему-то Мэрроу.
— “Да, был когда-то. Впрочем, насколько я сейчас известен и сам не знаю.” — сказал Нацумэ и выглянул в окно. Там, за стеклянной преградой, поля и рощи быстро сменяли друг друга, иногда пропуская между собой редкие деревянные здания.
— “Вы только посмотрите, какое захолустье! Красота да и только...” — не отрывая от окна глаз, сказал Нацумэ.
— “Хм… пожалуй.”
— “Вам не нравится?”
— “Не привык к таким пейзажам.”
— “Ну, это дело поправимое. Вы сюда надолго?”
— “Знать бы… должен управиться за пару месяцев.”
— “Определенно поправимое.” — в очередной раз улыбнулся Нацумэ, и добавил — “Человек ко всему привыкает.”
— “Кстати говоря, вы случаем не теряли…” — собрался было спросить его о найденной книге Мэрроу, но тут как на зло прозвучало объявление о прибытии на станцию Косфорд, последнюю перед Телфордом.
— “А вот и моя остановка.” — наконец оторвавшись от окна сказал Нацумэ. — “Жаль, конечно, прерывать разговор на такой ноте, но тут уж ничего не поделаешь. Всего доброго!”
Схватив свой портфель за ручку, он быстрым шагом направился в сторону выхода.
— “Да, и вам того же...” — только и успел бросить ему вслед профессор.
Мэрроу опустил взгляд на лежащую на коленях книгу: старик всё так же бодро смотрел на него с обложки, один только заголовок казался теперь каким-то более ярким. Списав это на горящую прямо над ним электрическую лампу, он открыл книгу на первой странице.
В глаза сразу бросилось полное отсутствие свободного места; казалось, каждый сантиметр бумаги был занят мелко написанным текстом. Над ним несколько большим шрифтом было написано “Японские классики”. У самого конца каждой колонки, которых на каждой странице уместилось целых четыре штуки, над каждой были написаны чьи-то имя и фамилия, после которых сразу же шло какое-то слово; очевидно, это было название произведения.
Мэрроу решил долго себя не мучать и начал с самой первой заметки: в ней рассказывалось о дебюте нового, никому ещё неизвестного автора, которого современники уже после нескольких работ стали причислять к классикам. Большое количество позитивных оценок критиков, позитивные отзывы читателей, как японских так и зарубежных стран пророчили ему славу.
Отмечалось его умение подметить как пороки старого, дореволюционного поколения японцев, так и нового, пышущего оптимизмом по отношению ко всему новому. Дальше следовал длинный анализ одной из его работ со странным названием “Сансиро”. Её Мэрроу читать не стал и собирался уже было закрыть книгу, но вдруг вспомнил, что упустил из виду имя самой знаменитости. Поискав по колонке глазами, он прочитал его имя: там было написано, с написанными рядом иероглифами имя “Нацумэ Сосэки.”
— “Так и в бога поверить не долго...” — едва слышно пробормотал профессор и тут же себя успокоил — “хотя, это, должно быть, всего лишь совпадение.”
Потеряв всякий интерес к книге, он ее закрыл и положил обложкой к сиденью, но и тут его ждал сюрприз: сзади, кроме нарисованных в обилии цветов сакуры всех форм и размеров, крупным шрифтом были написаны четыре строки:

Отпечатано с соблюдением всех установленных законом
типографических норм.

Данная книга является переизданием оригинальной работы группы японских литературных критиков, созданной в 1916 г.

Год издания: 1966