Ступень I Лимб. 1
Лимб.
Нет места страшнее чистилища в твоей собственной душе.
В глаза ударил свет фонаря. Я зажмурился, но мы уже проехали. Ночью на приличной скорости яркие огни всегда кажутся слепящими вспышками.
Долгий день.
И ещё более долгая ночь.
– Нормально?
Я посмотрел на водителя нашего минивэна. Он спросил? Вроде бы. Хотя с виду весьма сосредоточен на дороге.
– Жить будет, – ответил вместо меня сидевший напротив светловолосый тип бандитской наружности.
В буквальном смысле бандитской. До крайности потрёпанный вид, щедро украшенный ссадинами, дополняли мерцающая ещё влажными бурыми пятнами майка и подпаленные местами брюки. Что творилось с его обувью, я даже описывать не стану.
Пока я любовался его видом, машина налетела на кочку. Скачок отдался колючей болью немного выше поясницы. Я сморщился. Чёртова шпала…
– А ты охpенеть какой врач-диагностик у нас, я гляжу, – процедил я.
Светловолосый криво усмехнулся, отворачиваясь к окну:
– Умирающие не язвят.
– Ты это Уальду скажи*.
– Обязательно. Как только встречу.
– Придётся постараться. Учитывая, что он умер больше века назад.
– Вы, может, заткнётесь уже?
Я глянул через плечо. Четвёртый член экипажа бравой "калифорнии" на нас даже не смотрел. Кажется, она так и не смогла найти удобное положение, поэтому просто забилась в угол, баюкая травмированную руку. Видимо, онемение в простреленной кисти начало спадать.
Я уже упоминал о том, сколь чудесной выдалась ночь?
– А то что? – поинтересовался светловолосый.
– А то поползёшь собирать остатки зубов по салону сломанными пальцами, – огрызнулась девушка.
– Пообещай мне ещё что похожее – и доедешь до места в неполной комплектации.
– Тебе зубы жмут, или чё, я не пойму?
– Так, успокоились! – рявкнул водитель. – Начнёте драку в салоне – остановлюсь и навешаю всем! Никому мало не покажется. Сидим и едем тихо! Доберёмся – хоть поубивайтесь друг об друга.
Светловолосый снова усмехнулся – теперь уже издевательски, явно намереваясь выдать очередную едкую реплику. Я глянул на него исподлобья. Это подействовало. Почему – не знаю, главное - результат. Не время накалять обстановку.
– Агрессивные все… – деланно безразлично бросил светловолосый.
Да, агрессивные. Агрессивные, обозлённые, раненные и вымотанные. Моя разбитая спина в сравнении с травмами других членов группы даже стыдно признаться как смешна. И будет просто прекрасно, если никто никому ничего больше по дороге не сломает.
А зная нас, я в этом сильно не уверен.
"Калифорния" притормозила у моего подъезда спустя ещё минут пятнадцать. Как всегда, первый на очереди. Остальные отправляются в офис дружно пугать медиков. Я с удовольствием выбрался наружу и втянул носом воздух. Он пах утренней росой. Через час-другой рассвет, судя по небу. Дни стали длиннее. В этом имелся свой плюс: лишние несколько часов ни одна сволочь не посмеет потревожить мой честно заработанный сон.
Но до того, как устроиться на долгожданный отдых, надо ещё кое-что доделать.
Едва слышно щёлкнул замок, звякнул на вешалке ключ. Никогда не замечали, как быстро приходит состояние лёгкого приятного отупения в родных стенах? Иногда мне кажется, что именно собственное жилище – опаснейшее место для любого человека. В нём теряешь последние капли бдительности. Это и понятно: что в нашем общем понимании более вероятно – встретить маньяка за дверью магазина или найти его под собственной кроватью?
А ведь раз в дцать лет и такое может случиться.
Сонно зашуршал системный блок. Свет я включать не стал, опасаясь, что забудусь и просижу весь день. К шороху куллера добавился низкий гул переносного жёсткого диска. Я так надеялся, что на родном диване смогу расслабить спину. Размечтался. Похоже, всё же придётся показаться хирургу.
На экране замерцало окошко со списком файлов, сменившееся сначала заставкой с большой синей W, а затем белым листом. Несколько секунд я задумчиво пялился на экран.
Забавно подумать: столько времени прошло, а ощущение, будто всё началось лишь вчера. С моим чувством времени в последнее время вообще творились странные вещи. Спасали от провалов в памяти вовремя сделанные заметки –старая писательская привычка.
Вот ими-то я и собирался заняться. По свежим следам, как говорится.
1.
Что если в вашей мирной и спокойной обывательской жизни, не изобилующей криминалом, внезапно случится событие из ряда вон? Нож в подворотне, бандитская пуля, засада с собаками – что угодно. Какой была бы ваша реакция? Наверняка можно сказать одно: вы бы оказались выбиты из колеи.
Про меня же можно сказать так: будучи выбитым из неё однажды, я так и не смог вернуться в состояние, называемое "нормой".
Началось всё несколько лет назад, в одном ни разу не европейском городе. Приветливом с одной стороны, с другой – вполне самобытном. Старательно прикидывающиеся европейцами торговые комплексы бок о бок с бывшими доходными домами и памятниками деревянного зодчества (некоторым перевалило за вторую, а то и третью сотню лет). Облюбованная студентами кофейня, претенциозный бельгийский ресторан и андеграундный бар в подвале, где выступают обросшие щетиной, стереотипами и проблемами музыканты – соседствуют на удивление мирно. Здесь с одинаковым успехом можно встретить и прогуливающегося по бульвару хипповатого парня с чехлом от гитары за спиной, и толпу галдящих туристов с Востока, и выезжающего с цирковой площади всадника верхом на верблюде. И спасибо, если следом за ним не едет ещё один – на низкорослом северном олене.
Нисколько не шучу.
Первый снег тут выпадает в начале октября, последний – в середине мая, зимой от холода трудно дышать, а летом солнце едва не плавит асфальт, а заодно мозги бедных горожан. Иногда этот город напоминает мне соседского кота – прозаичного рыжего дворового засранца, с выражением снисходительной скуки наблюдающего за породистой собачкой, бегущей мимо и вопящей во всю свою мелкую глотку.
Я в то время был парнем двадцати пяти лет. Среднего роста, со светло-карими глазами и темно-русыми волосами, слегка худощавым и определённо безобидным. Столь же прозаичным, что и тот соседский кот. О внешности субъекта, который смотрел на меня по утрам из зеркала, я мог сказать лишь одно: нормальная. Не Ален Делон и не уродец. Девушек моя физиономия обычно вполне устраивала, а их вкусу я в этом вопросе доверяю больше, чем собственному.
Я жил обычной нормальной жизнью. Работал журналистом в одном местном издании – освещал быт, новости и яркие события родного города. Своей колонки не имел, писал в разные рубрики, самодовольно называя это "последствием чересчур разносторонних интересов". И, как оно ни парадоксально, не слишком любил свою работу. Пять дней в неделю по строго расписанному графику – встречи, писанина, сдача материала… Мне хотелось большего. Мне хотелось свободы. Хотелось выбрать собственный удобный ритм и график, найти занятие, способное увлечь на долгие месяцы, наладить наконец личную жизнь. К моменту событий я вот уже полгода настойчиво просился во внештатные корреспонденты. Однако пока что с переводом на "новую должность" было туго: то начальство бунтует в честь поджимающих сроков, то мне вдруг начинало недоставать денег. В общем, мечты пока оставались мечтами.
Обычно я по поводу выплаты аванса с бухгалтером не ругался. Не виноват ведь человек, что начальство под угрозой лишения премии запрещает раздавать сотрудникам их честно заработанные деньги. А начальник нынче ох как изволил сердиться. Попало всем, в том числе и мне: на носу день сдачи выпуска, а у нас, что называется, конь не валялся.
Главред выражения не выбирал.
– Кто отвечал за полосу?! Вы заколебали туда-сюда по рубрикам шататься, р-раздолбаи, начинается потом друг-в-друга-тыканье-пальцами, я не я! Шац! Шац, твою мать, где статья?!.. Да меня не волнует, что фотографии не готовы, ты мне статью в электронном... Какой, к чертям, компьютер сломался?! У нас что, на всю редакцию один компьютер?! А сервер для кого поставили?! Какой еще ск… Так, где Игорь? Игорь, я спрашиваю, где?! В смысле "домой пошёл", единственный компьютерщик свалил посреди рабочего дня?! Вы охренели?!! Так, Таня, аванса никому сегодня не выдавать. Потому, что Я так сказал!!!
Это было не первое его искромётное выступление за день. Часть штата испуганно забилась по углам и встречала вопли шефа судорожным щёлканьем клавиш. Другие, успев привыкнуть к крикам за первые несколько концертов, даже взгляд от мониторов поднимать перестали. Иные успевали огрызаться – у последних за плечами имелись десятилетия стажа в профессии и святая уверенность в собственном бессмертии. Однако после заявления об авансе беспокойно зашевелились все без исключения. Бухгалтер тяжело осела в своё кресло. Девочка вообще живет от зарплаты до зарплаты, едва сводя концы с концами. Увы, даже не будучи в числе "ветеранов" редакции, я успел намертво усвоить: после подобных истерик шеф остывает как минимум пару дней, а значит, денег до выходных ждать не приходится.
Вечером помимо меня в бухгалтерию подходило еще несколько человек – ни один ничего не добился. Девчонка так боялась начальника, что сама чуть не расплакалась. Впечатлений всем хватало и без женских слез, поэтому её оставили в покое. Особо упорные остались на сверхурочные в надежде доделать свою часть и получить-таки крохи аванса, но я к ним не относился. Знал на личном опыте: без толку.
К тому же для подобных подвигов у меня слишком болела голова.
На улице было тепло и чуть ветрено – апрель-месяц, как-никак. Я полной грудью вдохнул свежий воздух. Позавчера шёл мокрый снег, зато сегодня пекло как в июле. Головная боль немного унялась, сменившись головокружением.
Небо за крышами начало блекнуть. До утра засиделся, трудоголик несчастный. Было бы за какие богатства пахать-упираться. Я свернул с главной улицы во дворы. А ведь еще надо умудриться доделать чёртову статью. Видимо, поспать сегодня не удастся. Опять.
Я ещё раз свернул и оказался в жилом дворе, окружённом с трёх сторон пятиэтажками. Мимо пробежала грязно-рыжая кошка. Да, есть у нас с ней одна общая черта – круглосуточно бьющаяся в голове мысль: как бы прожить ещё месяц.
Впереди, ссутулившись, шел ранний прохожий. Черная куртка, джинсы, темные волосы… ничего необычного. Кроме манеры движения. Я замедлил шаг, наблюдая за нетвердой походкой неизвестного субъекта. Ни на пьяного, ни на наркомана он вроде бы не был похож, но кто его знает, в конце-то концов. Нередко мы принимаем за опьянение симптомы других гораздо более серьёзных проблем со здоровьем.
Прохожий тем временем оступился и упал на колено. И я как назло был слишком близко. Мысль, что я могу оказаться тем самым прохожим, что принял внезапный инсульт или инфаркт за банальный алкогольный делирий, заставила меня остановиться. Никогда не страдал сердобольностью, но и мучиться следующие несколько дней мыслями о том, что просто прошёл мимо и, возможно, оставил кого-то умирать, я тоже не хотел.
– Помочь?
Бледный, худой, ходячая иллюстрация Освенцима. Я открыл было рот спросить, не стоит ли вызвать скорую и не собирается ли он отключиться прямо посреди улицы, но – замолк на полуслове, увидев его глаза. Они были настолько чёрного цвета, что казалось, будто зрачок полностью скрыл радужную оболочку. Я не испугался, нет. Но определённо испытал некоторый шок. Впервые я видел горящую изнутри чёрную пропасть.
– "Помочь"?
Какой странный, обволакивающий голос. Ни одни человеческие связки не способны выдать такой густой низкий тон.
Головокружение вернулось. Но на сей раз, подозреваю, свежий воздух был ни при чём.
До моих ушей донеслась тихая усмешка:
– Спасибо за предложение.
Свидетельство о публикации №218031401100