Ступень I Лимб. 2

  Кто хоть раз терял сознание, знает, насколько отвратительно ощущение, когда не помнишь, как отключился. Еще страшнее был вязкий мрак, окутавший меня со всех сторон.
  Не знаю, сколько это длилось. Кажется, никак не меньше сотни лет. Я уже почти сдался, когда мрак начал отступать. Густая клейкая чернота сползала с лица долго и нехотя, заменяясь чем-то ярким, но уже не зябким, не липнущим к векам смолой. Лишь через какое-то время до меня дошло, что красновато-коричневый рябой мир вокруг – это мои собственные веки изнутри.
  Я осторожно приоткрыл глаза.
  И едва не ослеп от утреннего света. Часто-часто моргая, я попытался оглядеться. Прямо перед носом серое полотно дороги, чуть поодаль – тополя, бурая громадина жилого дома справа, расплывчатые пока цветные пятнышки турников, скамеек, песочниц и прочей дворовой обстановки. Мир состоял из размытых пятен и очертаний и не торопился обретать положенную ему чёткость. Впрочем, общие черты предметов я всё-таки видел. И на том спасибо, зрения не лишился.
– Развелось наркоманов, валяются, куды ни плюнь! – вдруг раздалось рядом, – Здесё ж дети бегают! И не стыдно же! Срам один! А ну вставай, иди отседа, наркоман проклятущий!
  О, мои уши!
  В мозгах сразу зазвенело. Я с трудом повернул голову. Какая-то старушка весьма неприятной внешности просеменила мимо, грозно потрясая тростью и не переставая тарахтеть про позор и наркоманов. Звонкая и склочная, как те маленькие бесовидные собачки. В конце улицы престарелая блюстительница порядка крикнула что-то про милицию и спешно скрылась за углом.
  Интересно, она в курсе, что милиции уже несколько лет как нет?
  Я сморщился и перевернулся на спину, прикрывая глаза.
  Вспомнить, ни где я нахожусь, ни что произошло, пока не удавалось. Но если говорить откровенно, сейчас меня заботила не странная амнезия и не собственная дислокация, а жуткая ноющая боль в голове. И ухудшение зрения. И ломота во всём теле. Нестерпимо хотелось пить и ещё больше – домой. А посему, оставив все вопросы на потом, я заставил себя подняться и направился…
…а вот куда направился, я смог вспомнить только минут через пять. Невыносимая головная боль к тому моменту сменилась более-менее терпимой тяжестью, зрение понемногу приходило в норму. Солнце, если верить интуиции, только-только вышло из-за горизонта.
  Маршрут до дому мои ноги проделали на автопилоте, ни разу не посоветовавшись с сознанием – то было занято попытками не дать уснуть телу раньше времени. На автопилоте же я нашёл свой подъезд, поднялся по лестнице, отпер замок и зашёл в квартиру.
  Не помню, по какой счастливой случайности вспомнил, что надо закрыть дверь. Возможно, это что-то вроде записанной с раннего детства программы в подкорке: зашёл в дом – баррикадируйся. Я добрёл до кровати и рухнул как был, не раздеваясь. И отключился в ту же секунду, как голова коснулась подушки.


  Проснулся я чуть ли не к полуночи, если не позже. Голова по-прежнему была тяжёлой и слегка кружилась. Хотелось лечь обратно и проспать еще пару лет. Однако разбитым я себя уже не ощущал.
  Сон – штука волшебная, как ни крути.
  Наверное, я бы действительно лёг спать дальше, если бы не настырно требующий еды желудок. Я тяжело вздохнул и сполз с кровати. По дороге на кухню запнулся об плинтус. Это ведь ещё умудриться было надо! Вспомнилась старая шутка про мизинцы и углы. Я как следует выругался и зачем-то пнул стену. Последствия угадать нетрудно.
  В итоге, прихрамывая, матерясь, я все же доковылял до кухни. После хорошего завтрака… или ужина?.. В общем, отвратительная  слабость наконец начала проходить.
  На работу идти смысла не имело – все авансы я прощёлкал, все дедлайны провалил. Наверняка ещё и пару штрафов за прогул схвачу. Трепыхаться уже поздно, так что вполне можно ограничиться телефонным звонком.
  Удивительно, но секретарь всё ещё была на месте. Мне устроили целый допрос: где, кто, когда, почему, какая температура, где болит, вызывал ли врача…
  Господи. Мне иногда начинало казаться, что она это на автомате, просто потому что не на кого накопленную заботливость расходовать. А может, это у всех женщин такое подсознательное стремление оберегать?
  Выслушав заверения, что со мной всё в порядке и венки покупать пока рано, бухгалтер наконец успокоилась и сообщила мне довольно интересные новости. Оказывается, моё исчезновение на целые сутки серьёзно взволновало шефа. Образцовый же мол сотрудник, даже опозданиями грешивший втрое меньше прочих, а тут взял и не вышел на работу.
  Позвонить мне им в голову, естественно, не пришло – двадцать первый век же, в лаптях ходим, телефонов ещё не изобрели.
  В общем,  бедняга-шеф так разволновался, что меня уже к вечеру перевели во внештатники. Рассмотрели, так сказать, замечательное предложение, оценили инициативу и решили пойти навстречу. И, кстати, уже нашли парочку кандидатов на моё место. Да, конечно, это прямое нарушение трудового договора, но я ведь не буду против? Сам же просился.
  Прекрасно. Нет слов.
  А ведь я всегда считал своего начальника нормальным мужиком. И какая нервная лошадь его лягнула?
  Сказать, что я был ошеломлен скоростью, с которой события сыпались на мою бедную голову – ничего не сказать. Мне требовалось срочно проветриться, и открытой форточкой я явно не обойдусь. Тем более запасы продовольствия в холодильнике почти истощились. Хоть в магазин зайду, раз уж собрался.
  И – да, больше никакой помощи кому попало. Точно.


  Выйдя из дому, я с удовольствием подставил лицо ветру. Днём прошёл дождик, и вместо запаха пыли в воздухе носилась приятная прохлада.
  Чуть в стороне от проезжей части виляла пьяным юзом пешеходная тропинка. Когда-то она была асфальтированной, теперь же остались лишь щебень, песок и обломки бетона. И тополиные пеньки кое-где. Дворовый проезд – большое ли дело. Подумаешь, всё покрытие к чертям раздолбили – не чиновничьим же хаммерам по ним разъезжать.
  Жилые многоэтажки угрюмыми памятниками идеи урбанизма выстроились по обеим сторонам дороги. Прохожих почти не было. Те, что попадались, спешили поскорее убраться с тёмных улиц, втягивая голову в плечи.
  А я всё силился вспомнить, что же со мной произошло. До выхода на улицу мой мозг дисциплинированно решал первостепенные задачи: где взять пожрать и как быстрее восстановить силы. Теперь же план действий был ясен, последовательно выполнялся, вопросы выживания голову не занимали, и мысли вперемешку с воспоминаниями повыползали изо всех тёмных углов.
  Меня оглушили – это однозначно. Как именно? Шишек на голове я не нашёл. Порезов, ушибов и ссадин тоже. Да и мигрень почти прошла… Ни тошноты, ни головокружения – значит, не сотрясение и не отравление. По голове не били, химикатами не кормили – наверное, стоило бы сказать спасибо.
  Обязательно скажу – как только найду того, кто это сделал. А потом догоню и ещё разок скажу.
  Хорошо. Отложим это на минуту. С какой целью меня оглушили? Все деньги до последней монеты остались на месте. Просто вырубили и бросили? Какой-то бессмысленный садизм получается. В отсутствие смысла я не верил, потому эту теорию отмёл.
  А подсознание тем временем подсказало ещё одну – абсурдную, но всё-таки версию.
  Гипноз.
  Как иначе можно заставить человека отключиться, не оставив следов увечий или отравления веществами? В памяти непрошено всплыли сюжеты статей про самых заурядных людей, которые вдруг начинали вытворять какие-то дикие вещи. Прохожих бить, банки грабить, поезда взрывать. С ничего. То есть совсем. Безо всякого повода, без мотивов, причин. И чаще всего после происшествия ничего не могли объяснить, а иногда – и вспомнить. Помню, когда читал подобное, всегда думал: "Господи, ну и чушь". А сейчас вдруг решил – а почему нет?
  Да и вообще, кто это был? Почему именно я? Что вообще…
  Я ни черта не понимал.
  Тут мысль моя оборвалась.
  Я как раз свернул с боковой улицы на основную, гораздо более широкую. От проезжей части пешеходная дорожка здесь отделялась зелёной полосой с тополями и ивовыми кустами. Тяжёлые кроны закрывали фасады домов от света фонарей. Тень была густой, но рваной из-за ветвей и листьев, её отбрасывающих. На первых этажах зданий вдоль дороги располагались магазины и павильоны. Большей частью они уже закрылись – время час как нерабочее.
  Я едва успел сделать пару шагов, когда чуть не споткнулся: из одной из дверей метрах в тридцати впереди вышла странно знакомая фигура.
  Меня обожгло ледяным ознобом. Сердце заколотилось, отдаваясь бешеным пульсом аж в пальцах рук. Обычно так организм и реагирует на неожиданную опасность. Сознание ещё не успело ничего понять, а подсознание уже пытается придумать, как спасаться.
  Нужно развернуться и спрятаться в тенях. Удрать обратно в переулок, из которого я вышел. Скрыться с его глаз и молиться, чтобы меня не заметили.
  Стоп.
  Спрятаться, удрать… а от кого, собственно?
  Незнакомец тем временем неторопливо спустился по ступенькам невысокого крылечка, засунул руки в карманы и направился в противоположную сторону, не бросив ни единого взгляда в моём направлении.
  Тот самый тип. Без сомнений. По его вине я очнулся на голой земле утром. По его вине из моей памяти исчезло несколько часов. И если я натворил за эти часы что-то, из-за чего не смогу дальше жить нормально – это тоже его вина.
  И – вместо спасительного бегства я направился следом.
  Наверное, это не просто мазохизм – это зачатки патологического слабоумия. Но заставить себя убраться оттуда подобру-поздорову я не смог. Ненавижу неизвестность. Особенно если эта "неизвестность" напрямую касается меня. Ненавижу неизвестность – и жутко её боюсь. Поэтому-то мне и оставалось продолжать идти, стараясь быть как можно менее заметным.
  Моя, с позволения сказать, слежка продлилась недолго. Буквально через сотню метров впереди возле урны у придорожного ларька неспешно курили две колоритные личности. Спортивные куртки, худощавые фигуры, бритый затылок у одного, остроносые ботинки и спортивные штаны у второго. Мы таких зовём гопниками. Уличная шпана, зарабатывающая на бутылку дешёвого пива отбиранием телефонов у школьников и сумочек у бабушек. Дворовые шакалы. Само по себе зрелище жалкое, но в тёмном переулке с парочкой таких (а по одному они  почему-то не ходят) столкнуться не особо охота.
  В данном конкретном случае у обоих субъектов явственно читались две черты: комплекс неполноценности и склонность к насилию. Немногочисленные прохожие, инстинктивно чувствуя опасность, обходили их по широкой дуге.
  А вот мой "подследственный", без сомнения заметивший парочку, не только не свернул – даже шагу не сбавил. Просто продолжил идти вперёд как ни в чём не бывало. Практически безлюдная улица, два типа уголовной внешности и человек, со спокойствием удава в танке прущий прямо в их сторону. Возможных объяснений сему у меня нашлось немного: либо он КМС по дзюдо, либо самоубийца. Либо психически нездоров.
  Как того и следовало ожидать, едва он поравнялся с подозрительной парочкой, его окликнули. Вроде бы что-то спросили. Он рассеянно улыбнулся, пожал плечами, не вынимая рук из карманов, и собирался продолжить путь, когда был окликнут снова.
  Голоса до меня доносились смутно, однако общий смысл уловить было несложно.
  Мой "знакомый" снова обернулся. Я сдержал порыв метнуться куда-нибудь в тень. Вот теперь точно заметил. Не мог не заметить! Я же тут как на ладони!
  Но он только покачал головой и что-то коротко ответил. Улыбки больше не было. Впрочем, других эмоций пока тоже. Хотя я мог ошибаться – расстояние всё ещё не позволяло судить о деталях.
  Меня заботило другое. Слишком открытая дорога. Совершенно негде спрятаться. Он вполне мог меня увидеть. И увидеть, и узнать, и ещё много какие "и". Сердце кольнуло как раскалённой иглой.
  Но даже если он меня и узнал – в данный момент моя скучная персона вряд ли сильно его интересовала.
  Я продолжал шагать. Вариантов особо не было.
–  …те чё, для пацанов жалко?
– Слушай, у меня нет желания продолжать эту хрень. Давай просто разойдёмся в  разные стороны и забудем друг друга как страшный сон.
– Чу? – первый из парочки повернулся к своему бритоголовому приятелю, молча наблюдавшему за происходящим. Голос у него был высоковат и откровенно неприятен, с характерной для часто простывающих или давно курящих людей хрипотцой. А ещё он практически не выговаривал "р". – Прикинь, чо, а?!
– Ваще, походу, страх потерял, – кивнул бритоголовый.
  Я не собирался вмешиваться. Решил молча пройти мимо, скрыться за углом и подождать конца разборок.
  По всему выходило, тип, за которым я следил, вот-вот выхватит порцию знатнейших лещей. И да, это будет мне очень на руку: избитым он вряд ли двинет мне по зубам за вопросы вроде "кто ты такой и какого лешего со мной вчера было". Редкая для меня мудрость.
  Я опустил голову, сделав вид, что погружён в собственные мысли и вообще чхать хотел на чужие разборки, и начал сворачивать в ближайший проулок, когда услышал продолжение их диалога.
– Слыш, ты откуда такой борзый? Может, поболтаем отойдём? А?
  Уже практически завернув за угол, я услышал тихий вздох.
– Ну, пойдём. Поболтаем.


  Вообще-то это был прекрасный момент, чтобы дать дёру. Прекрасный, если бы не два "но". Первое: хотя половина двора впереди утонула в тенях, в нём оставался освещённый пятачок возле ближайшего подъезда. По закону свинства – конечно же, ближайшего к углу, из-за которого я вывернул. И да, второе "но": троица за моей спиной шла слишком быстро, чтобы я смог раствориться во тьме.
  Увы.
  Едва не бегом я бросился к ближайшей тени, но успел пересечь лишь самый ярко освещённый участок и добраться до полумрака. Раздался тихий металлический щелчок. Не скажу, что часто имел дело с холодным оружием, но звук, с которым лезвие раскладного ножа встаёт в паз, узнал бы где угодно. Я обернулся.
  Мой "знакомый" шёл чуть впереди парочки. На одно колючее мгновение мне показалось, что взгляд его устремлён прямо на меня. Я очень надеялся, что показалось. Щелчок он явно слышал, но ни оборачиваться, ни шарахаться не стал. Вместо этого он сделал резкое движение локтем назад. Очень точное и очень быстрое движение. Такие точность и скорость оттачиваются не одним месяцем тренировок. Схватив согнувшегося пополам бритоголового за шиворот и, не дав опомниться, он толкнул его вглубь двора. Не в мою, слава богу, сторону. Легко, будто котёнка.
  Точно, КМС по дзюдо.
  Второй – владелец ножа – попытался замахнуться, но полоснул опасным лезвием пустоту, получил подзатыльник и полетел следом за приятелем.
– Ты чё, охренел?! – поднимаясь, прокряхтел он.
– Те чё, жить расхотелось?! – первый тоже успел подняться и теперь напоминал разъярённого быка. Разве что бритого налысо. И без рогов.
– Нет, – очень тихо ответил противник. – Жить расхотелось вам.
  От его тихой злости мурашки по моему хребту шли боевым маршем, во всю глотку распевая, с какой именно скоростью мне надо делать отсюда ноги. Дилемма в том, что если у других всего один внутренний голос, у меня их сразу два. И более разумный зачастую проигрывает менее разумному. Потому-то, испытывая острое желание развернуться и слинять, я продолжал стоять и наблюдать.
  Тот, что с ножом, продолжал разъяряться.
– Слышь, да ты в нат…
– Как ты меня достал, а, – сморщившись, оборвал его противник.
  Глаза картавого сделались большими – не то от удивления, не то от ярости. Скорее от ярости – удивлённые люди ведь не бросаются с ножом на объект удивления.
  А "объект удивления" будто именно этого и ждал. Легко увернувшись и перехватив руку с ножом, он скользнул за спину противнику. Лезвие, так и зажатое в руке картавого, ткнулось в его же горло. Картавый задёргался, пытаясь вырваться, но безрезультатно. Лезвие вдавилось в кожу сильнее, и он затих.
  Его приятель стоял поодаль и пялился на происходящее с совершенно растерянным видом.
– Теперь поговорим предметно, – тон моего "знакомого" стал ледяным, голос низким от злости. – В последний раз советую скрыться с глаз моих. И сделать это ДО того, как мне придёт в голову передумать и порезать на лапшу вас обоих.
  Лично на меня его тон произвёл более чем ошеломляющее действие. Это был не просто расстроенный напрасной тратой времени человек. Это был человек, едва сдерживающий себя, чтоб не порезать посмевших угрожать ему малолетних негодяев на тряпки. Злость его была ощутима физически – кусачими мурашками ползла по затылку и рукам, сводя судорогой глотку, обжигая мышцы ледяным ознобом.
  Я бы на месте тех двоих поступил в точности как им сказали. Да что там, я сам был готов рвануть оттуда подальше!.. Вообще-то уже давным-давно. И рванул бы, если б не настойчивая мысль, всё это время державшая меня на месте: там, за кругом света стоял мой единственный шанс выяснить, что вчера произошло.
  Один из горе-головорезов – тот, что по-прежнему растерянно хлопал глазками, – оказался на редкость сообразительным. Он предпочёл позабыть все обиды и последовать мудрому совету. Второй – ножеман-неудачник, – едва оказавшись на свободе, отскочил подальше, бросил на противника последний испепеляющий взгляд и скрылся вслед за приятелем.
  Я боялся пошевелиться. Хотя и ежу было понятно, что моё присутствие ни для кого не секрет.
  Не знаю, как одним словом назвать все эмоции, отражавшиеся на лице того человека, но среди прочего там точно было сожаление. Такое выражение я видел у тех, кто сумел сдержать себя, но под конец чуточку жалел, что не сорвался.
  Он вздохнул.
– И какого, позволь узнать, чёрта ты тут делаешь?
  Я вздрогнул. Скорее от неожиданности, чем от ноток угасающей злости. Он продолжал смотреть куда-то в пространство, о чём-то размышляя.
  Я промолчал. Узнал он меня? Понял, что я узнал его?
– Приключений в жизни не хватает?
– Как раз вчера одно было…
  Он помолчал. Со внезапной ясностью я понял, что он пытался успокоиться. Взять себя в руки. Отвлекался разговором, чтобы не попытаться догнать тех двух идиотов.
– И, очевидно, хочется ещё, – негромко произнёс он.
  Следовало бежать, когда была возможность. Следовало вообще и ни за кем никуда не ходить. Идиот я.
– Я мало что помню.
– Соболезную.
  Безразличие. Это лучше, чем злость. Безразличие заставляет калечить людей гораздо реже.
– И?
– "И"?
– Ты… – я запнулся. Это начинало напоминать какой-то дешёвый триллер, – Кто ты такой? Ты меня ограбить хотел, порезать тоже – или что?
  Он наконец посмотрел на меня. И лучше бы он продолжал смотреть в пустоту.
– Серьёзно?
  Я судорожно сглотнул. Рефлекс.
– Да серьёзнее некуда. Ты что-то там нашаманил, а очнулся я уже утром.
– У тебя или богатое воображение, или дешёвая трава.
– Ты меня за дурака держишь?
– Ну почему держу. Ты и есть дурак.
  Он был немного выше меня. И обладал неприятным пронзительным взглядом. Меня всегда пугали люди с тёмными глазами. При плохом освещении кажется, что радужная оболочка у них совсем отсутствует. Мороз пробирает до костей от такого взгляда. А этот тип и сам по себе пугал достаточно сильно.
– Может, дурак. Зато умею добиваться ответов.
– Молодец, – бросил он. И направился обратно к дороге.
  Я растерялся. Мне недвусмысленно дали понять, что разговор окончен и возобновлению не подлежит. Мне даже ответить ему было нечем: любые дальнейшие приставания легко могли для меня закончиться тяжкими телесными. Шах и мат.
– Астрологи прогнозируют Вам обилие неожиданностей в грядущие дни… – сердито хмыкнул я, опуская взгляд. Примерно это и называется "бездарно прощёлканным шансом".
  С другой стороны, чего жаловаться-то? Жив, цел и отделался лёгким испугом – а ведь всё могло обернуться плачевнее. Куда как плачевнее.
  Когда я снова поднял глаза – едва не шарахнулся. Человек, который, по моим представлениям, уже должен был скрыться за ближайшим поворотом, стоял в метре от меня. И не мигая смотрел мне прямо в глаза.
– На сегодня с меня достаточно несостоятельных угроз.
– Эти – состоятельны.
  В следующий миг я обнаружил себя прижатым к стене. Даже не подозревал, что стоял так близко к зданию! Ручаюсь, если помру раньше срока – точно благодаря своему языку. Холодные пальцы немного сдавливали мне горло. По лопаткам и затылку растекался колючий жар.
– Неправильные слова.
  На лице черноглазого вновь появилась смесь злости и неуверенности – сдержаться или дать себе волю? Сейчас он явно склонялся ко второму. Любому терпению есть предел, а я по себе знал, как сложно удержаться дважды подряд. Особенно когда чешутся руки.
  Я прекрасно понимал, что лучшим решением сейчас было бы извиниться и как можно искреннее. Но с языка у меня снова сорвалось совсем не то.
– Чтоб тебя… черти… в аду вне очереди!..
  Под конец фразы я закашлялся. Сложновато говорить, когда тебя держат за горло. Ещё сложнее, когда стук сердца отдаётся в ушах. Безрассудно и смело? Если бы. Меня колотило от страха, как Каштанку на параде.
  Но вопреки всем моим ожиданиям, вместо того, чтобы задать мне хорошую трёпку, черноглазый расхохотался. Искренне и совершенно беззлобно.
– Ты действительно идиот. Круглый!
  Пропорции его лица были практически правильными. Брови почти не изогнуты, губы немного тонковаты, но не слишком. Лицо будто исхудало от недосыпа или переутомления, но без мешков под глазами. Казались чуть выпирающими из-за впалых щёк скулы. Но в первую очередь выделялись глаза. На сей раз смотрели они просто внимательно. Ни пронзительно, ни давяще, ни угрожающе.
  А ещё мне на миг показалось, что цвет их был не чёрным, а синим. Тёмным, практически – но всё же не чёрным.
– Можно, я тогда пойду?
  Заряд бодрости иссяк. Голос мой дрогнул, упал едва не до хрипоты. Есть такое чувство – усталость от страха. Страх тоже выматывает и ещё как выматывает. Ещё чуть-чуть, и я буду готов сдаться кому угодно, лишь бы меня прекратили пугать.
  Темноглазый посмотрел на меня задумчиво, чуточку оценивающе, без прежней злости – и наконец отпустил. Ощущение холодной руки на шее пропадать не спешило.
– Чтоб я тебя больше не видел.
  Он отвернулся и направился прочь.
  Я так и не понял, был это приказ, загаданное желание или предупреждение. Но, как бы там ни было, заставить себя последовать ему я бы при всём желании не смог.

***********