Однажды вернуться глава восьмая часть вторая

А дальше... Дальше Семен Исаакович и счет потерял подъемам, поворотам, выбоистым тропинкам, на которых и ясным днем за милую душу свернешь шею. Андрей шагал впереди твердо, без запинки, словно крейсер во главе эскадры. "Эскадра" больше напоминала
пыхтящий пароходик времен Марка Твена, но ничего, поспевала, не отрываясь далеко от "линейного корабля". Когда становилось совсем уже невмоготу, Михасевич сбрасывал с плеч рюкзак и ронял отрывисто: "Ну, что, дядя Сеня, привал?"
Дорога домой... Знать бы Семену Исааковичу еще тогда, каким в один прекрасный день окажется путь к родному порогу. Раньше~то все было просто: вкатишься на верной "Даяцу"
в ворота, кивнешь замершему у будки солдату, переключишь передачи и ~ под горку. Обогнешь водокачку, руль вправо, вот и красная крыша, третья справа от угла, живая изгородь и тоненькая не по годам Люсина фигурка: едва услышав рокот мотора, она бросала все дела и бежала навстречу, хотя муж и звонил ей с дороги. Ну, а потом он войдет в прихожую, сменит пропотевшие за день туфли на комнатные тапочки и ~ к столу. Вымоет руки, а Люся разливая по тарелкам борщ, выложит, как на духу, все, что случилось за день, начиная с плохого. А таких вестей тогда носилось с избытком ~ то машину, если не обстреляют, то забросают камнями, то камикадзе подорвется где~нибудь в кафе или на тахане мерказит, а то и окатит толпу свинцовым дождем. Выслушав подобное, Глейзерман обычно моршился: "Ну~ну, Люсьен, лучше не надо печалится, я это уже по дороге слыхал, по радио. Давай не будем о грустном."
"Так было. Нет больше моей Люси, осталась лишь гранитная плита с двумя лаконичными датами:1945~2003. А дом? И цветы, что мы с ней сажали, наверное, повывелись, розы ~ не бурьян, без хозяйского глазу расти не будут. А я все иду и иду сквозь темень... Хоть и на пепелище, но все же домой... Домой..."
~ Ну, как, уже скоро, Андрюша ~ спросил Глейзерман после очередного привала.
~ Дык скоро ~ Михасевич поправил сползающие лямки рюкзака ~ еще разок поднимемся и, считай, дома. Что с вами, дядя Сеня?
~ Как ты сказал?! ~ кадык на шее Глейзермана судорожно заходил вверх~
вниз ~ глаза набрякли от предательских слез ~ ты сказал "дома"?
~ Да, дядя Сеня, дома.
В гробовом молчании прошло минут десять, не меньше. Михасевич жадно курил, сизые клубы кольцами плыли вверх, к самой вершине, которую надо было одолеть во что бы то ни стало. А иначе, на кой ляд тратить время и силы?!
Андрей сплюнул окурок, посмотрел на часы и вдруг, неожиданно для себя, взялся за телефон.
~ Ты кому звонишь, Андрюша? ~ настороженно подал голос Глейзерман. Тот показал ему сжатые пальцы, погоди, мол. Зубчатые полоски на индикаторе то сжимались, то разжимались, два сиплых прерывистых гудка, в трубке щелкнуло и раздался встревоженный, совсем не сонный голос Стаса:
~ Алло, Андрюха, ты?! Как там батя?
~ Все в норме, братка, все в норме ~
Андрей на миг запнулся, но продолжил бесстрастно ~ вот что, Стасик, понимай нас как хочешь. Мы с твоим батькой поднимаемся в Гиват~ха~Хамиша.
~ Что~о~о?! ~ Стас, казалось, поперхнулся услышанным ~ в~вы... в~вы... вы что там, совсем чокнулись на пару, а?!
~ Я все сказал, братка. Уж не суди строго.
~ Совсем уже охренели! Вот что, Андрюха, дай~ка папе трубку! Сам потолкую с ним по душам, ясно?!
~ Потолкуешь, потолкуешь, не нервничай. Вот он, рядышком ~ Михасевич протянул Семену Исааковичу мобильник в мембране которого звенел,срываясь на хрип тенорок сына:
~ Папа! Алло, папа! Ты меня слышишь?
~ Слышу тебя, Стасик, не кричи , пожалуйста ~ Глейзерман до хруста стиснул черный корпус "Нокии".
~ Да как же не кричать~то, елки зеленые?! Ты что ж это творишь, папочка? Себя и меня в могилу раньше срока загнать хочешь, а?
~ А при чем тут могила?!
~ Все при том самом же, папочка дорогой, все при том же! Если уж себя не жалеешь, сына единственного пощади хотя бы! И так всю ночь из~за тебя глаз не сомкнул! Возвращайся, слышишь, прошу тебя! Ну, хочешь, на колени встану! Папа!
~ Уж так сразу и на колени ~ слова застревали у Глейзермана в гортани, он выдыхал их с трудом ~ лучше вот что ответь: ты знаешь, что такое вернуться домой?
~ Опять двадцать пять! Что ты со мной, ну, как с недоумком каким, ей~Б~гу?! Я, может не меньше тебя болел за ваш ишув! Оранжевая ленточка вон до сих пор в машине болтается...
~ Ну, вот уже "ваш ишув". А разве он не твой, Стасик?
~ Еханый бабай! Не задавай идиотских вопросов! Левак я тебе какой, что ли? Или, может, шаломахшавник?!*
~ А левак тут и ни при чем, сынок. Протестовал ты, кто ж спорит. Но не твой же дом разрушили... Нет, не твой...
~ Ты... Ты... Соображай, что мелешь! Демагогия какая~то, честное слово! Гиват~ха~Хамиша надо восстанавливать, конечно, но не так. Не такой партизанщиной. Зачем же приносить себя в жертву, папа?!!
~ Нет, Стасик, родной, нет. Коней на  переправе не меняют.
"Коней на переправе не меняют"...
Не это ли он сказал тогда, пятнадцать лет назад, решив сменить благополучную Нетанию на неспокойный
Шомрон? Глейзерман еще не держал в руках ТАНАХа**, само понятие Эрец Исраэль***  ему ни о чем не говорило, казалось чем~то абстрактным, расплывчатым, но этот помеченный едва заметной точечкой на карте клочок Самарийских холмов уже манио к себе, притягивал невидимым магнитом. И, предложи кто Семену Исааковичу роскошную виллу где~нибудь в Северном Тель~Авиве или Герцлии, он не задумываясь ответил бы: "Нет, только Гиват~ха~Хамиша!"

       (продолжение следует)
* шалом ахшав (ивр)  мир сейчас ~ крайне левая проарабская организация
** ТАНАХ (ивр. аббр.) ~ Пятикнижие, Пророки, Писания
*** Эрец Исраэль (ивр) Земля Израиля