Цеху каюк

Алексей вспомнил как он отплясывал на границе вместе с собакой, когда умер Брежнев, наш человек к власти пришёл Андропов. Собака конечно не понимала, чему радуется хозяин, но тоже прыгала вокруг, да и водка была не по талонам и не пять тридцать, а четыре восемьдесят, понимал человек душу мужскую. Правда Лёшка тогда вообще не принимал ни грамма, Акрихин его узел развязал. Каплан ли там в Ленина стреляла, жена Щелокова в Андропова Лешка не знал, он привык верить только тому, что видел сам, но жалко мужика не долго правил. Ух уж эти бабы, мозгов меньше чем у воробья, а ещё на курок умеют нажимать бестии. Жизнь так потихонечку в низ и катилась, жидкая щёлочь закончилась и начали выгружать остатки с фильтров на пол и таскать уретан в аппараты залитые водой, потом туда сыпали сухую щёлочь и проводили остаточный процесс. Во Лёшка думал кто-то поживится, сколько железа, а фильтры они вообще нержавеющие с тонну, наверно, каждый. Он вспомнил как поругался пограничник с собакой в аэропорту с таможенником, разрешено было вывозить двести рублей, что ли всего, так вьетнамец медных монет на двести рублей вывозил. Пограничник ему сказал он же метал в наглую везёт, а всё по закону двести. Здесь хоть маши руками, хоть не маши, всё четко по закону, здесь уже удивляться не чему если Брежнев милицию с КГБ соединил и войну в Афганистане открыл. Но об этом меньше всего хотелось думать, надо смотреть в будущее, что будет дальше, всю ли страну растащат али чего оставят. Всё шло постепенно, с омылителей в кристаллизаторы, потом на фильтры и промывка, догружали уже всё не на технический стрептоцид, а на белый. Алексею вспомнилась песня, весь мир насилья мы разрушим до основанья, а затем, мы новый, новый мир построим, что был не чем тот станет всем. Но действия не соответствовали песни, наоборот рушили хороший мир, а мир насилия и воровской демократии двигали вперёд. Это даже не разруха после революции, а постепенное уничтожение производства, а значит и населения работающего на нём. Дети росли, колхоз где работал отчим тоже дал крен в сторону, животных не стало и молоковоз стал не нужен, делал какие-то коробки. Мы со Славой ездили на велосипедах и забирали у него бумагу, потом сдавали и получали талоны на книги. Уже не устраивали забеги, всё шло к демократии и всё успешно разваливалось, прям так с горочки потихонечку. Дети потихонечку подрастали, а Вале прям не терпелось идти на работу, да сдалась она тебе, положено сидеть три года, так и сиди себе на здоровье, ругался на неё Алексей, без тебя всё развалится и помогать не надо. Но всё-таки ГКЧП пришло к власти и эта бестия отдала ребёнка в садик через полтора года после рождения. Колхоз вообще развалился и людям сначала давали коттеджи по пятнадцать тысяч за выплату, но сначала отчиму не дали, площадь жилья устраивала по численности. Но Лёшка не зря старался и численность семьи возросла на три человека, и мать взяв все документы поехала к директору колхоза, который перекочевал в Обухово. Отчим, наверное, был не на хорошем счету, да и разговаривать он с начальством не умел, просто бы послал и чтоб он подавился, так он один участок уже двинул. Но шёл развал и директору колхоза совсем не нужны были склоки о прошедшем, пожалеешь копейку, потеряешь рубль и участок дали, но какой. Если у всех нормальных людей участки были прямоугольные, то наш был клин блин, врезанный в угол и со всех сторон этого участка переулки, как остров. У Алексея было такое впечатление, что в цехе он остался один, до сушил весь белый стрептоцид и перешёл на рядом схему, там обычно работали одни женщины, да и на белом тоже. Но так как он всю эту заразу знал, да и написано всё в бумажках, сколько взвесить и, что для очистки французский уголь не идёт, а только наш очищает хорошо, ну ежу понятно конечно, хотя мешок французского ровненький, красивый такой, прямоугольный, но не очищает, а наш бумажный мешок на узел завязанный шпагатом, чистит только так, колхоз одно слово. Ну это просто чудо какое-то, кому развал этого Союза нужен был, как будто сам блоху подковываешь и на трёх гвоздях Англию на три буквы посылаешь. Уголь мы и так за женщин раньше выносили, а тут один, мастер путается под ногами, совочком надо, уйди ради бога или сама становись и совочком. Поставил воронку и подняв мешок высыпал в аппарат и так все, уголь мешок, анализы, закрутил лючок и передавил через друг фильтр на центрифуги. Всё, осталось только промыть мёртвой водой, анализы только не научился делать, а то бы вообще никто не нужен был и зачем эти женщины нужны. На следующий день уже во втором отделении он до выгружал центрифугу и разгрузил сушилку вчерашнего продукта. Оставался один фуросемид, говорили, что наши штангисты его наелись в Сеуле, а он мочегонный, полегчали и их с соревнований сняли, а я тут при чём.