Капли крови. Глава III - Марсель

Здание сгорело до основания, ни о каких уликах не могло быть и речи. Мужчины дали стандартные показания, подтверждавшие, что они не имеют никакого отношения к пожару и просто проезжали мимо. Впрочем, их никто и не подозревал.

В один момент Фредерику хотелось сорваться и рассказать всё полицейским, но он понимал, что до добра это не доведет. Риски были слишком велики, и мужчины отправились домой к Кузо, чтобы забрать документы по делу и отвезти их к Жоржу.

— Чёрт возьми, этот парень все продумал, — потерянным голосом произнёс Ренье, держась двумя руками за руль. — Давай возьмемся за дело и постараемся найти картину.

— Ты прав, давай просто сделаем это как можно быстрее. Просто представь, насколько ей сейчас плохо! Одна, одна, совсем одна во власти какого-то психа! У меня была возможность получить отпечатки, если бы я забрал с собой запись, которую нашел в кинотеатре, но мне было совсем не до этого. Эмоциональный придурок, никакого хладнокровия!

— Так прояви его сейчас! Ты нужен ей, как никогда прежде! — машина выехала на встречную полосу, сделала обгон и встала обратно.
— Да, да, ты прав… — задумавшись ответил Фредерик.

«Что с ней будет, если я не справлюсь? Я никогда не прощу себе неудачи. Плевать, что она меня больше не любит, для неё я всегда буду её Фредериком, который любит её больше жизни. Господи, дай мне сил!».

Довольно иронично понимать, что-то — мысли следователя, который повидал множество мерзких дел на своём веку. Он уже давно не верил ни в какие сверхъестественные силы, но можно простить ему обращение к господу, ведь так делает большинство из нас, как только мы оказываемся в беде. Такова наша натура, и ничего с собой не поделать.

Жоржу пришлось окликнуть своего друга, которого мысли ненадолго оторвали от реальности.

— Эй! — Ренье дернул его за плечо. — Приехали. Пожалуйста, не задерживайся.

— Что? Ах, да, конечно. Но может поможешь мне? — ему не хотелось оставаться одному ни на минутку.

— Конечно, ведь без меня ты надорвешь спину «дедок», — после этой реплики последовал дружеский хлопок по спине, и друзья пошли в дом.

Пройдя знакомый первый этаж, Фредерик продолжал движение, не оглядываясь. Он словно летел вверх, пытаясь сэкономить время даже на такой мелочи. Гуляка Ренье еле-еле поспевал за ним. Не снимая обуви, следователь отправился к себе в кабинет, включил свет и увидел цифру «8», нарисованную кровью на стене, противоположной двери.

— Фух, чёрт возьми, куда ты так бежал? — Жорж открыл прикрывшуюся дверь кабинета и вошёл внутрь. — Матерь божья…

                ***

                Марсель, Франция
                16 августа 1819 года.

Морской ветер дул прямо в лицо Жуана, развевая его волосы. Он шёл с выставки, которая закрылась совсем недавно. Как и всегда, его работы имели грандиозный успех и в очередной раз наделали шумихи в городе. Там он увидел девушку, о которой никак не мог перестать думать. Низкая, с восхитительными светлыми волосами, кареглазая — эти черты не выходили у него из головы, затуманивая разум. Хладнокровие мигом пропало, осталось лишь какое-то жгучее ощущение в груди, как будто некто прижигал её факелом. Девушка вовсе не смотрела на него во время выставки, что поразило де Лакура, привыкшего к вниманию со стороны любой женщины. Возможно, именно это и подогрело его интерес к юной особе, которую, как он узнал, звали Диана де Тарильо. Она происходила из обедневшей дворянской семьи, перебравшейся в Францию из Италии около десяти лет назад, в момент расцвета империи Наполеона. Её милый акцент, маленькие губы: всем она приковывала внимание окружавших её мужчин.

Не думаю, что вы удивитесь, узнав о ее кокетстве. Ей было плевать на своих кавалеров, которые служили для неё лишь способом развлечься. Но и деньги ей были не интересны. Диана ждала любви, способной поглотить её. Поговаривали, что она, несмотря на давление родителей, отказала самому маршалу Даву, который был способен обеспечить весь её род на многие десятилетия. Девушка предпочла лицемерному богатству честную бедность, все ещё лелея надежду найти свою судьбу.

Молодой человек был в смятении. Раньше такие чувства он считал непозволительным проявлением слабости, а теперь и сам оказался во власти Купидона. Долгое время он не мог принять этого, терзая самого себя, но здравый смысл, за который можно было бы похвалить Жуана, расставил все по своим местам.

Ему казалось, что он любит так, как не любил никто до него, словно он стал прародителем любви. Жуану раньше не приходилось испытывать настолько возвышенные чувства, волновавшие каждую клетку его бренного тела. Такого он не встречал даже в тех редких романах, которые ему удавалось достать в духовной семинарии, да и не осмеливался думать, что подобное может произойти с ним. Прежние его увлечения были привлекательны чисто физически, не порождали в нем глубоких чувств.

Но кем де Лакур увлекался раньше? Он был влюблён в свою преподавательницу, которая, замечая интерес со стороны привлекательного подопечного, краснела и сгорала от стыда. Её и саму тянуло к нему, но это было непозволительной роскошью для женщины, в деятельности которой репутация играла важнейшую роль. Жуан напирал, но учительница старалась сдерживаться. Когда бастион пал, молодой человек быстро потерял интерес к ней. По таким же событиям развивались все остальные увлечения, но тогда он и не задумывался о любви, лишь хладнокровно осознавал свои потребности.

Сейчас же он шёл вдоль дороги и потихоньку приближался к зданию театра, где на сегодняшний спектакль «Падение Римской Империи» собиралась вся местная знать. Жуан узнал об этом на выставке. Молодой человек надеялся, что там будет присутствовать и Диана. Он намеренно отказался от повозки, чтобы пройтись и подумать об охвативших его чувствах. Вдалеке начали показываться контуры величественного здания, вокруг которого скопилось множество карет. Не успел он подойти ближе, как уже стал центром всеобщего внимания. Несколько проезжающих дворян приглашали его проехаться с собой, но парень был неумолим и продолжал свой пеший путь. Большинство знатных семей собралось у крыльца, где они обсуждали, впрочем, как и всегда, различные светские новости. Оказалось, что людей благородных кровей здесь живет не так уж и много. Марсель потерял свой непреклонный авторитет в списке французских городов и не играл большой роли в жизни государства. Но это никак не отменяло его шарма, который, словно магнит, притягивал сюда путников со всего света.

Дианы не было на улице, поэтому Жуан надеялся, что увидит её внутри. Его ожидания, граничившие с мечтой, сбылись: девушка действительно оказалась в здании театра и заранее уселась на своём месте, где её окружили двое кавалеров.

— Прошу вас, господа… это просто неприлично! — девушка явно имитировала злобу, что лишь заводило её поклонников.

— Действительно, Труа, уйдите! Вы лишь позорите эту благородную девушку! — саркастическая реплика вызвала у Дианы улыбку, а у того самого Труа — гнев.
— Я тебе сейчас покажу позор! — кулак парня влетел прямо в челюсть насмешника.
— Прекратите немедленно! — Диана чуть ли не завопила, но, на самом деле, упивалась этой ситуацией. Мужчины бьются за неё, какое чудо!

Упавший от удара молодой человек быстро поднялся на ноги, схватил своего соперника за фрак и повалил на пол, при этом он и сам оказался на земле.

— Достаточно, — Жуан принялся разнимать их. — Встаньте и приведите себя в порядок.

Парни послушались де Лакура и ушли в другие комнаты, бросая взгляды в сторону Дианы, которая принялась разговаривать с Жуаном. Девушка безынтересно смотрела на молодого человека, прервавшего гладиаторский поединок за любовь.

— Спасибо вам… — с лицемерной улыбкой сказала де Тарильо. — Мы с вами не знакомы, верно?

Жуан жадно смотрел на неё. Она переоделась, надев на себя платье голубого цвета. В нем девушка выглядела ещё прекраснее, чем во время выставки, именно поэтому де Лакур не мог отвести от неё глаз и растерялся. В обычной ситуации он легко бы распознал её лицемерие, но сейчас для него не было никого милее и честнее её.

— Да, к сожалению мы с вами не знакомы. Меня зовут Жуан де Лакур… — глаза девушки наигранно вспыхнули.

— Тот самый художник? Знаете, я была на вашей выставке, но судьба развела нас в разные стороны, и мне не удалось увидеть вас там. Мне очень импонирует ваш стиль, правда. Я очень рада знакомству. Диана де Тарильо, — протягивая руку сказала она. Жуан поцеловал обратную сторону ладони. Двери раскрылись, в зал начали заходить люди.

                ***

— Чья это кровь, черт его возьми? Чья это кровь?! — подбегая к надписи, орал Фредерик.

— Стой, дурак! Это краска! Ты что, не чувствуешь запаха? Совсем уже не соображаешь! — Жорж пытался его удержать.

— Чья это кровь, чья это кровь?! — в полубезумном состоянии вопил следователь.

                ***

Спектакль выдался на удивление скучным, но Жуан приходил сюда не ради него. Он смотрел на девушку, не отрывая глаз. Конечно же, Диана чувствовала на себя взгляд и точно знала, от кого он. Иногда ей становилось смешно от этого, иногда же её это умиляло.
«Ну, а что? Было бы неплохо включить в список известного художника!»

Девушка тщательно скрывала свои истинные эмоции, внимательно следя за ходом действия спектакля и проявляя те же чувства, что и другие.

В антракте, служившим спасением для уставших дворян, многие вышли на улицу, чтобы подышать воздухом. Один Жуан остался в здании, хотя девушка поспешила вместе с остальными покинуть здание. Где-то ему удалось раздобыть перо и бумагу, и он принялся писать письмо, высказывая все свои чувства. Времени у него было немного, ведь вскоре все вернутся обратно.

«Дорогая Диана. Как только я увидел вас, что-то щелкнуло внутри меня, переменив всю мою жизнь. Никогда раньше мне не приходилось встречать настолько прекрасных девушек, ни к кому раньше я не испытывал подобных чувств. Я не могу думать ни о чем другом, кроме вас! О, сколько бы я отдал за одно ваше прикосновение… Прошу вас, поймите меня, я сгораю от любви! Выполните мою просьбу, встретьтесь со мной на пирсе… А иначе… иначе я просто спрыгну оттуда.

Обезумевший от любви к вам,
Ж.Д.Л.

Едва он дописал письмо, как согнул его пополам и кинулся к тому месту, откуда Диана смотрела первую часть спектакля. Жуан положил своё любовное послание прямо на сиденье, а чего ему было бояться? Какого-то общественного порицания? Единственным страхом для него сейчас было получить отказ.