Пов. страт-х. хввку. гл. 8. Злая зарядка

Только слегка сойдет снежок с тротуаров, а у нас уже с подъема объявляют форму № 2, то есть опять зарядка с голым торсом. Снова из теплой панцирной солдатской кроватки тебя выгоняют на холод, где сразу покрываешься синеватой гусиной кожей, и только после километровой пробежки синева начинает медленно сходить, превращаясь в розовую бледность. Это кровь, наконец, разогналась сердечным насосом и начала прогревать сонный застывший организм.
Какие-то обрывки мыслей и снов крутятся в голове. В тупом оцепенении надеваешь бриджи, наматываешь портянки в сапоги, занимаешь свое место в строю и думаешь только об одном, когда же это, наконец, закончится.
А потом бежишь изо дня в день поутру в составе своего третьего учебного отделения и видишь впереди себя только голые спины ребят второго отделения. Смуглые и бледные, мускулистые и дряблые. Спустя годы, может быть, и лица всех не вспомнишь, а вот спины почему-то стоят перед глазами. Наверное, потому что запоминал их поутру на свежую голову, да еще и с адреналином очень бодрящего холодка. Так многих соратников и запомнил на всю жизнь по голой спине.
В утренней тиши гулко стучат сотни сапог по асфальту прилегающих улиц и аллей парка, тревожа сладкие сны еще спящих горожан. Думается, что многие легко экономили на будильниках. Грохот сапог и громкие команды сержантов и старшин в одно и то же время вполне заменяли звон будильников или кукареканье утренних петухов.
Хотя курсанты и ворчали из-за длинных забегов на зарядке в полуголом состоянии, но думается, что нам еще повезло, потому что наши предшественники бегали еще больше. Об этом легко можно было догадаться, изучая в музее училища экспонаты прошлой жизни.
Общий вид нашего курса явно отличался легким подкожным сальцем от курсантов первых наборов пятидесятых годов. Это было видно по старым фотографиям курсантов тех лет на зарядке, одетых также по форме № 2. То ли нас в конце семидесятых кормили лучше, то ли мы бегать стали меньше. А может быть, произошли генетические мутации поросячьего толка. Уровень радиационного фона и химического загрязнения крупных городов постоянно возрастал. И мы, прослушав курс лекций по оружию массового поражения (ОМП), это хорошо понимали, потому что на тех самых лекциях по ОМП основное внимание уделялось ядерному и химическому заражению.
Пока размышлял об особенностях современной жизни, уже и добежали до места разминки. Одна из аллей городского парка.
— Курс, стой! Раз, два. Интервал, дистанция — два метра. Первый комплекс вольных упражнений начинай.
Это командует старшина курса и сам выполняет этот комплекс перед строем. Потом — второй комплекс, потом — третий и четвертый, и все под монотонный счет.
 Упражнения только по названию вольные. На самом деле они не вольные, а вполне конкретные, утвержденные на самом верху руководством Министерства обороны. Наверное, какой-нибудь НИИ физкультуры их разрабатывал, и профессора этой самой физкультуры диссертации на нем защищали. Эти мысли проносятся в голове, пока ты нехотя размахиваешь руками и ногами по ходу этого дурацкого комплекса. Дурацкого — потому, что надо соблюдать последовательность этих простых упражнений, то есть подключать к ногам еще и застывшую голову. Если перепутаешь, то весь курс из-за тебя может этот комплекс начать с начала, чтобы довести его до конца слаженно и красиво. При этом дополнительное бестолковое повторение дурацкого комплекса раздражает уже не только тебя, но и сотню твоих сокурсников, что вдвойне неприятно.
Если не жил в суворовском училище, то к зарядке тяжело сразу привыкнуть. Особенно в начале твоей военной карьеры, в нулевом лагере в Сокольниках, до принятия присяги. До того, как стать полноценными курсантами, нам устраивали как бы курс молодого бойца в живописном пригороде Харькова. Это время прекрасно еще тем, что если «сломаешься», можешь попроситься домой к маме. Пока не принял присягу, ты свободен и по отчислении иди куда хочешь. После присяги отчисленный из училища неудачник направляется только в войска — дослуживать срочную службу солдатом.
В нулевом лагере зарядка ошеломляет в первый день, потом все как в тумане. От непрерывного непривычного стресса войсковой подготовки организм притупляет восприятия, оберегая нервную систему, и ты переходишь в щадящий режим биоробота. Просто и тупо выполняешь команды, стараясь не вникать ни во что глубоко и, соответственно, не расстраиваться и не огорчаться по пустякам.
Так что в нулевом лагере меня больше всего поразила не постоянная загрузка без свободного времени, а наоборот — наличие выходного дня. Когда первую неделю, после сладкой школьной жизни, ты мечешься как белка в колесе: бегаешь, прыгаешь, маршируешь, читаешь тупые уставы и уже ничего вокруг не замечаешь и не понимаешь, а в ушах — только команды сержантов, а на ногах — кровавые мозоли от неправильно намотанных портянок, и вдруг в воскресенье, оказывается, можно расслабиться, поваляться в душистой травке, позагорать прямо на полосе препятствий.  Это очень удивляет и радует.
Старшина курса неожиданно перед строем объявляет, что сегодня полдня свободного времени. Только тогда до тебя доходит, что прошло уже шесть дней твоего военного становления, и первая осознанная мысль начинает проявляться в голове.
— Э, да тут тоже можно жить.
А когда после принятия присяги обещают увольнение в город, начинаешь понимать, что можно жить даже очень хорошо и на всем готовом, постигая науки в будни и выгуливая барышень по выходным.
Но все равно зарядка очень доставала на всем протяжении обучения. Прохладные воздушные ванны поутру закаляли организм, но вызывали хроническую сонливость в теплых уютных аудиториях. И тренированный организм засыпал в любой позе.
Думаю, для многих решение срочно жениться на старших курсах и жить у тещи не в последнюю очередь диктовалось желанием избавиться от бодрящей утренней пробежки. То есть любая вредная теща была милее и желанней постылой и злой зарядки.
И то правда. Можно было на пальцах пересчитать случаи, когда бегал с удовольствием в теплое солнечное утро. Остальные полторы тысячи дней — безо всякого удовольствия, а с постоянным стрессом для молодого организма. Конечно, удовольствие появлялось потом. Как после ныряния в прорубь. Блаженство наступало по завершению зарядки, как будто  выпрыгнул из ледяной воды. Возвращаешься в теплую казарму ты уже раскрасневшийся, бодрый и радостный оттого, что все уже закончилось и можно умываться и одеваться к завтраку.
Возможно, кому-то, не нюхавшему армии, покажется, что эпитафия злой зарядке излишне преувеличена. А таких «откосивших * отцов нации» много, особенно в политике. Для них родимых послужит примером один наш «стойкий» курсант, психологически не переносивший зарядку.
С первого курса он начал прятаться под кроватью в момент общего подъема. Иногда ему это удавалось, но потом сержанты его вычислили и всякий раз выволакивали на холод вместе со всеми.
За такие фокусы «стойкого» курсанта лишали увольнения в город, ставили в наряды вне очереди. Но наряды его только радовали, потому что дневальные не бегали на зарядку, а «стояли на тумбочке** » или занимались уборкой теплых помещений.
Он никак не мог преодолеть свою фобию, но готов был променять зарядку на любые другие неприятные обязанности. Остальные тяготы армейской службы его вроде не очень угнетали, а вот злая зарядка наводила ужас.
Почти весь первый курс начальство безуспешно боролось с ним, но потерпело поражение. Тогда его просто отчислили и отправили служить солдатом в войска. Надо сказать, всех отстающих по дисциплине, по успеваемости, или по здоровью, старались выявить и отчислить на первом курсе. Видно, была установка на экономию денег, выделенных на подготовку офицера. На старших курсах наоборот, уже старались не выявленных заранее недотеп беречь и доводить до выпуска.
Но это еще не конец истории. Отслужив год, солдатом он приехал из войск снова поступать в наше училище и поступил уже опытным бойцом. Думается, что в войсках он так же прятался от зарядки, но там кроме нарядов и караулов его ничем достать не могли и с радостью откомандировали куда-нибудь поступать.
Мы уже были на третьем курсе, а он — снова на первом. Конечно, он был у себя на курсе в авторитете, имея такой опыт и стольких друзей-покровителей с самого «борзого» третьего курса, но, к нашему удивлению, фобии остались прежние. И, несмотря на авторитет, он так же прятался под кроватью. И так же к концу его второго первого курса был отчислен и снова отправлен в войска, дослуживать опять солдатом. Наконец, окончательно уволившись в запас, он приехал к нам в училище повидаться с друзьями. На его солдаткой шинели были гордо пришиты пять полосок, обозначающих года службы, в то время как у обычных солдат бывало только две.
Вот такая поучительная история. Несмотря на свое упорство, он так и не стал офицером, а страх перед злой зарядкой обошелся ему почти в пять лет срочной службы вместо обычных двух.
*  Откосить от армии — избежать выполнения своего воинского долга, обычно путем взяток или подделки документов. Раньше для мужчины это считалось позорным шагом, сейчас среди интеллигенции — престижным.
**  Стоять на тумбочке — напротив входа в казарму всегда находится тумбочка с документацией внутреннего наряда, рядом постоянно стоит дневальный, следящий за входящими и выходящими в казарму и подающий команды при виде начальников.