Третий курс

     Предыдущая глава   http://proza.ru/2018/03/13/392

     На фото: 1 - профессор Тихонов Константин Кузьмич; 2 - арифмометр "Феликс"
              3 - вычислительная машина БЭСМ 4, установленная в МИИТе.

     Первого сентября 1968 года на третий курс института, да ещё после «целинной» эпопеи, мы пришли с чувством бывалых студиозов. Это равносильно армейского перехода из разряда новичков-новобранцев в «старички». Первые два курса практически во всех технических вузах и факультетах являются общеобразовательными. Примерно одинаков набор изучаемых дисциплин с некоторой дифференциацией по уровню углубления преподаваемого материала. Это высшая математика, физика, химия, черчение и начертательная геометрия, сопротивление материалов, история КПСС (в то время). А вот с третьего курса начинается преподавание дисциплин, знание которых позволяет к концу обучения сотворить из студента инженера по конкретной специальности. У нас появились такие основополагающие для нашей профессии дисциплины, как организация движения поездов на железнодорожном транспорте, станции и узлы, путь и путевое хозяйство, и ряд других. Кроме того, преподавались такие гуманитарные дисциплины, как философия, политэкономия капитализма и социализма и, вершина всего – научный коммунизм.

     Некоторые дисциплины, которые являлись для нас наиболее важными, изучались на протяжении ряда лет. К ним относятся «Станции и узлы» и «Организация движения поездов на железнодорожном транспорте». Ведь многим из нас предстояло стать начальниками станции или её ведущими руководителями (заместителями начальника станции или главными инженерами). А в части организации движения поездов занимать такие должности как начальник отделения дороги, начальник дороги и вплоть до Министра путей сообщения. А что? Известно, что каждый солдат носит в походном ранце маршальский жезл. Жаль, конечно, что в моём ранце его, похоже, не оказалось.

     Дисциплину «Станции и узлы» с самого начала её изучения и вплоть до выпускного курса нам преподавал один из лучших на то время преподавателей, доцент, а впоследствии профессор -  Иван Ефимович Савченко. Помимо умения донести теоретический материал до студентов, Иван Ефимович обладал великолепной способностью графической иллюстрации излагаемого материала на доске. В начале первой лекционной пары он начинал изображать на ней главные пути станции, а к концу второй пары на доске была представлена вся станция со всеми её парками, грузовыми и пассажирскими платформами, вагонным и локомотивным хозяйством и прочими станционными сооружениями. Схема была такая сложная, что казалось - разобраться в ней не было никакой возможности. Но, поскольку графическая иллюстрация проводилась параллельно с изложением материала, то всё было понятно.

     На третьем курсе у нас был достаточно сложный курсовой проект по этой дисциплине. Надо было, в соответствии с выданным персональным заданием, разработать схему той или иной станции, расположенной в фиксированных географических условиях местности. Схема проектируемой станции отображалась на ватманском листе сначала в карандаше, а затем с обводкой её тушью. Для выполнения этого проекта нам выдавался на складе института специальный рулонный лист ватмана длиной  метров пять. Так мы и чертили на нём станционные объекты, постепенно сворачивая его то в одну, то в другую сторону. В процессе выполнения проекта раз в неделю проводились семинары, на которых Иван Ефимович оценивал работу каждого студента.

     Наибольшую сложность представляла та часть курсового проекта, которая предполагала принципиальную проработку всех вопросов в карандашном варианте. На неё уходило примерно 80 % временных затрат по проекту. И самым почти счастливым моментом было получение визы Савченко в нижнем правом углу ватманского листа с пометкой «МО» и его подписью. Эта загадочная для непосвящённого человека абвеатура «МО» означала, что можно обводить чертёж тушью и сдавать проект. И вот на этом заключительном моменте со мной произошёл конфуз. Семинар подходил к концу и в аудитории остались, помимо преподавателя, Миша Хробар (наш одногруппник из Венгрии) и я. Впереди был Мишка. Савченко смотрел-смотрел его проект, делал попутно замечания. И вот он ставит в правом углу пометку «МП» и свою подпись. Мишкина физиономия расплылась в блаженной улыбке. Он понял эту надпись  как выход на финишную прямую, разрешающую обводку карандашной схемы тушью. Но, приглядевшись к надписи, он заметил, что что-то тут не так. И спрашивает у Ивана Ефимовича почему, дескать, у всех стоит «МО», а у него «МП». Почему? Савченко по-боярски откинулся в кресле и буквально пропел: «МОЖНО ПЕРЕДЕЛАТЬ!!!». Мишка просто обалдел. Буквально на моих глазах вся блажь в мгновение ока испарилась с его лица, заменившись обиженнейшей гримасой. Он нервно свернул в рулон свой проект и стремглав выскочил из аудитории. Мне в тот день повезло. На своём листе я получил заветное «МО».

     На следующий день весь курсовой поток стоял у аудитории, в которой должна была состояться лекция по станциям и узлам. Народу было много. Я, конечно, не удержался и стал в лицах рассказывать вчерашнюю сцену. И вот, когда я, подражая интонации Ивана Ефимовича, пропел заключительную фразу, что можно, дескать, всё переделать, то только тут обратил внимание на то, что мои однокурсники реагируют на мой рассказ не так, как я ожидал. Вместо смеха и хихиканья все стояли молча и смотрели буквально стеклянными глазами куда-то за мою спину. Я обернулся и в пол шаге за своей спиной увидел Ивана Ефимовича, который направлялся в аудиторию для чтения лекции. Лицо у него было, мягко говоря, отнюдь недобрым. Тут прозвенел звонок, и все ринулись в аудиторию. Я был огорчён таким совпадением, но особого значения инциденту не придал. В конце концов, ничего такого уж обидного я не сотворил. Но, оказалось, что я недооценил последствия своего «выступления». С тех пор каждая моя встреча с Иваном Ефимовичем, будь то при сдаче экзаменов или какого-нибудь зачёта превращалась в своеобразный спектакль. Так, например, после того, как я с его благословения обвёл тушью свой курсовой проект, Иван Ефимович вполне справедливо заметил, что спроектированная мной станция слишком смещена вниз на ватманском листе. А вся верхняя часть листа, длинною в пять метров, оказалась девственно чистой. Некрасиво! Он посоветовал мне перевернуть лист изнаночной стороной и на оборотной стороне заново изобразить станцию со всеми её причиндалами таким образом, чтобы она располагалась аккурат посерёдке  листа. Как говорится, пустячок, а приятно. Мыло-мочало – начинай сначала! Поначалу я, так сказать,  огорчился. А затем смекнул, что лист является нестандартным и нигде его «габариты» не зафиксированы. Поэтому я, недолго думая, отрезал всю верхнюю чистую часть листа таким образом, что моя станция расположилась очень-очень по самой середине урезанного листа. Я даже линейкой проверил. Всё точно! С этим листом я и предстал перед светлыми очами руководителя. Он не подал виду, что сразу раскусил мою хитрость с листом и, помурыжив меня около часа с вопросами, влепил трудовой троячок. Ну да ладно. Впереди у нас с ним была ещё уйма времени для приятного общения. Ведь эта дисциплина продолжалась до самого пятого курса. А если мне «повезёт», то и на дипломный проект можно было попасть на эту кафедру под его чуткое руководство.

     Но до диплома он, видимо, решил меня не допустить. До диплома надо было ещё сдать не один экзамен по этой дисциплине. Не успели мы оглянуться, как эта самая экзаменационная сессия и наступила. Как говорится – отродясь такого не бывало, и вот опять! О том, что подготовка к этому экзамену мной проводилась с особым усердием и говорить не надо. День настал. Прихожу на экзамен. Беру билет. Сажусь готовиться. Даже не списываю. Все знания по вопросам билета аккуратно переписываю с левого полушария головного мозга на бумагу. Исписал листов пять. Время ещё оставалось, поэтому дополнительно пошарил и по правому полушарию – может что завалялось. Ничего. Хоть шаром покати. С тем и пошёл. Сажусь напротив преподавателя и всем своим видом изображаю готовность к ответу. Иван Ефимович берёт мой экзаменационный билет и, не взглянув на вопросы, откладывает его в сторону. Затем берёт справочник «Габариты приближения строений» и открывает наугад подвернувшуюся страницу. «Скажите-ка мне, какой габарит приближения строений на линиях третьей категории?» Справочником этим мы все достаточно регулярно пользовались. Это типа специализированной таблицы Брадиса применительно к железнодорожному транспорту. Но чтобы знать её наизусть и отвечать по ней на экзамене никому и в голову не приходило. Конечно я «поплыл». Задав ещё два-три подобных вопроса и окончательно убедившись в моей недееспособности, Иван Ефимович с чистым сердцем поставил мне «неуд» и отпустил на дальнейшее мытарствование. При этом он по-дружески посоветовал мне тщательнее готовиться к экзаменам.

     Совет его я воспринял близко к сердцу и стал учить не только теоретический материал по дисциплине, но и пролистывал справочник. При этом я отдавал себе отчёт в том, что выучить его я не способен. Представьте себе не раз упомянутую таблицу Брадиса. Все мы назубок знали значение синуса, косинуса и так далее стандартных углов – 30, 45, 60 и 90 градусов. А синус, допустим, угла в 17 градусов чему равен? Не знаете? Свободны!  Такая же картина повторилась и на следующей, и после следующей и после-после следующей попытки сдачи экзамена. Разнообразием меня Иван Ефимович не баловал. Откладывал билет в сторону и открывал справочник. Рано или поздно мне приходилось пускаться в плавание, хотя со временем (всё-таки готовился) я научился пускать затяжные пузыри. Но итог в любом случае был предопределён. «Неуд» - и до следующих встреч.

     Вырисовывалась довольно реальная перспектива моего отчисления из института.  И тут совершенно неожиданно помог наш декан – Всеволод Михайлович Акулиничев. Он вообще помогал многим студентам и знал практически каждого из нас и по имени и основные наши «параметры.» А я, всё-таки, до этого вполне прилично учился, был членом комитета комсомола нашего факультета, фотокорреспондентом институтской многотиражной газеты, участником команды КВН. Но главное, я думаю, предложить мне помощь помогли не эти «регалии», а просто Всеволод Михайлович был порядочным,  отзывчивым человеком, переживающим за своих студентов. Он поинтересовался, что такое происходит и почему я на «отлично» и «хорошо» сдаю практически все экзамены и регулярно получаю «неуды» по этой дисциплине. Выслушав меня, Всеволод Михайлович предложил организовать сдачу мной экзамена в присутствии расширенной приёмной комиссии. В состав этой комиссии были включены представители деканата (был сам Акулиничев), представители от партийной, комсомольской и профсоюзной организации нашего факультета. Таким образом, комиссия получилась достаточно солидной. Ни до этого случая, ни после я не помню, чтобы такие комиссии создавались, хотя опыт, видимо, уже был. Ведь не специально же для меня  придумана такая система сдачи экзамена. И вот этот момент наступил. Всё началось как обычно. Я «вытащил» билет и пошёл готовиться. Но, прочитав вопросы билета, я сразу высказал готовность начать ответ. Не то чтобы я был уж таким «всезнайкой». А просто, когда сдаёшь один и тот же экзамен пятый раз и каждый раз готовишься к сдаче, то поневоле материал откладывается в голове.

     Иван Ефимович, видимо понимая, что я сейчас начну бойко тарабанить ответы на вопросы билета, отложил по привычке его в сторону и стал задавать вопросы из любимого справочника габарита приближения строений. Я где-то отвечал, где-то плавал и в этом случае Савченко многозначительно смотрел на членов комиссии. Наверное, после седьмого такого вопроса, Акулиничев не выдержал и очень корректно предложил Ивану Ефимовичу позволить мне отвечать на вопросы билета. На что Иван Ефимович ответил, что, дескать, любой его студент, разбуди его полночь-заполночь, не задумываясь отбарабанит эти данные, как таблицу умножения. Но тут раздались реплики других членов комиссии в поддержку предложения декана. Я быстренько отбарабанил ответы на вопросы билета, после чего возникла некоторая пауза. Иван Ефимович, завершая это мероприятие, вновь высказал мысль о чрезвычайной важности знания данных из справочника и в любом случае больше «удовлетворительно» (то есть тройки) он мне поставить не может. Я был доволен и этой оценкой, поскольку процесс сдачи экзамена по этому предмету уж слишком затянулся. Да я и понимал, что никто из членов комиссии не будет раздувать этот «мелкий» в масштабе факультета вопрос. Да мне этого и не надо было. Благодаря достаточно хорошему среднему баллу по сессиям, стипендию я всё равно получал. А это для меня было важно.

     Поскольку эта дисциплина была одной из основных для нашего потока, то проекты, зачёты и экзамены продолжались по ней практически до самого выпускного курса. Давались мне они нелегко, хотя, конечно, такого ступора уже не было. Иван Ефимович ставил мне регулярно «удовлетворительно» и это единственная тройка, которая значится в моём приложении к аттестату. Уже на пятом курсе, когда мы вышли на дипломный проект, и уже было произведено наше распределение на работу после окончания института, произошла моя последняя беседа с Иваном Ефимовичем. Встретились мы с ним у деканата. Он сам подошёл ко мне и предложил ещё раз подготовиться и пересдать ему экзамен. Видимо, к тому времени уже подводились в деканате итоги по нашему выпуску и, если бы не этот «трояк» по станциям и узлам, то я мог бы получить «красный» диплом. Но весь предыдущий опыт нашего общения не вызывал у меня особого энтузиазма. Что мне это практически давало? Я уже был распределён на Московско-Смоленское отделение Московской железной дороги. Кому там  нужны были мои оценки. Главное – как я буду справляться с работой. Поэтому от предложения Ивана Ефимовича я вежливо отказался. На том мы уже окончательно и разошлись. При защите диплома он молча просидел моё выступление, за которое я получил отличную оценку. Вот такая была ситуация, о которой вспоминается теперь с улыбкой, правда не очень весёлой.

     На третьем курсе, помимо станций и узлов, у нас начали преподавать другую основную дисциплину – организация движения на железнодорожном транспорте. Преподавал её в то время доцент, а вскорости и профессор, Тихонов Константин Кузьмич. Преподавал очень интересно. Эта дисциплина во многом использовала математические методы, как классические, так и теорию вероятности. А поскольку математика была у меня самым любимым предметом, то эти лекции я посещал просто с удовольствием. И здесь у нас с Сашей Батуриным опять совпали «вкусы». Мы буквально после первых занятий пришли на кафедру организация движения и выразили желание о сотрудничестве в рамках студенческого научного общества. К нашему желанию отнеслись настолько благосклонно, что в недалёком будущем нас устроили на пол-ставки на эту кафедру. Это было даже больше того, на что мы первоначально рассчитывали, направляясь туда добровольцами.

     Работе на этой кафедре мы отдались с большим энтузиазмом, порой даже в ущерб учебному материалу. Там мы в известной степени влились в коллектив кафедры, перезнакомились со всеми штатными сотрудниками и аспирантами Константина Кузьмича. Сотрудники кафедры достаточно широко использовали в своих научных разработках вычислительную технику. Сейчас это стало обычным явлением, а тогда для многих даже научных сотрудников эта техника было в диковинку. Ведь это было время, когда для математических расчётов ещё вовсю использовали счёты, логарифмические линейки, а особо «продвинутые» сотрудники проводили расчёты с помощью механического ручного арифмометра «Феликс». Этот арифмометр выпускался в СССР с 1929 по 1978 год. Представляете, в 1957 году наша страна запустила в космос первый в мире искусственный спутник Земли. В 1961 году состоялся запуск в космос первого в мире человека. А 17 лет после этого знаменательного события всё ещё выпускали механические арифмометры. На смену механическим арифмометрам постепенно пришли электронные калькуляторы. Но они были тогда ещё достаточно большой редкостью и в быту распространения ещё не получили. Их использовали в основном на производстве для бухгалтерских и проектно-конструкторских работ.

     Расчётам на всех перечисленных инструментах нас обучали в институте. А вот на кафедре, руководимой Константином Кузьмичом, все сотрудники, включая нас, студентов, ориентировались на проведение математических расчётов на электронно-вычислительных машинах. Это был уже совсем другой уровень организации научных разработок. Все перечисленные инструменты расчёта позволяли с той или иной степенью точности произвести какое-то одно арифметическое действие с парой цифр (умножить, сложить, разделить). А вычислительная машина позволяла запрограммировать достаточно большую последовательность действий, организованных по определённой логике. То есть здесь появилась возможность включать в программу логические условия выполнения операций (если то-то, то выполнить это, иначе выполнить другое, осуществлять переход по условию из одного места  программы в другое и так далее). К тому времени в нашей стране выпускались электронные машины. Во всех основных отраслях (военная промышленность, тот же космос) они использовались достаточно широко. А вот внедрение их в повседневную жизнь шло с большими задержками. Нам, студентам, приходилось считать свои курсовые проекты в основном в столбик, на логарифмической линейке, в лучшем случае - на "Феликсе". И только придя на кафедру даже в роли «полуштатных» сотрудников, мы с Сашей приобщились к миру электронно-вычислительной техники.
    
     Первой вычислительной машиной, которую мы с Сашей начали осваивать, была  «Наири», выпускаемой в Грузинской ССР. Для работы на такой машине нужно было овладеть языком программирования. Для «Наири» языком программирования служил язык, разработанный советскими математиками. Язык назывался «АП-1». Сама программа и исходная информация вводилась в память машины с помощью считывающего устройства. Предварительно программа и информация набивалась на ленточный бумажный носитель.Информационный поток заносился на такие ленты в виде отверстий, расположенных на ленте в различной комбинации. Каждая комбинация соответствовала какому-то определённому числу, букве или математическому знаку. Информация с бумажной ленты считывалась механически с помощью штырьков, замыкание которых проходило только в тех местах, где на ленте располагались отверстия. Неудобство работы с бумажной лентой состояло в её хрупкости. Достаточно было слегка примять ленту или просто от частоты её запуска информация могла пропасть. Приходилось регулярно делать копии ленты, а то и не одну.

     Но мысль, как говорится, бьётся. И вот на более мощных вычислительных машинах в качестве информации использовалась уже целлулоидная плёнка, по виду напоминающая плёнку, используемую в фотографии или на киностудиях. По своему назначению лента была аналогична бумажной, но более прочная. Да усовершенствовалась и система считывания информации  –  появились фото-элементы. Но и целлулоидная лента ненадолго задержалась в эксплуатации. Главными её недостатками была дороговизна изготовления и сложности в эксплуатации. Действительно, на ленту набивается информация в виде комбинации прямоугольных отверстий. Эта информация содержит саму программу и данные, потребные для решения задачи. И вот возникает необходимость внести изменения в программу или информативный ряд. И что делать? Надо всё набивать с самого начала. Нередки были случаи порыва плёнки при её считывании. Склеить эту плёнку было непростой задачей. Чаще всего приходилось её набивать заново.

     Поэтому проводились интенсивные работы по внедрению новых информационных носителей. И вот в качестве такого универсального носителя на несколько десятилетий укоренилась перфокарта. В принципе и она в основе своей базировалась на занесение информации в виде разнообразного сочетания однотипных отверстий, которыми кодировались цифровые и буквенные символы. Главным её преимуществом являлся более продолжительный срок эксплуатации (она изготавливалась из тонкого плотного картона), дешевизна по сравнению с целлулоидной плёнкой. Основным преимуществом перфокарты была возможность очень простой замены исходной информации в случае порчи карты или необходимости замены данных. К недостаткам можно отнести необходимость подписывать текст карты вручную, затрата массы времени в случае рассыпания колоды перфокарт, трудности с транспортировкой колоды от одного вычислительного устройства к другому.

     И вот появился совершенно новый тип носителей информации – мониторы. Они совмещают простоту занесения информации с помощью клавиатуры и лёгкость восприятия этой информации с экрана монитора. Что появится в ближайшем будущем – время покажет. А в целом электронно-вычислительная техника развивалась очень стремительно. Большое распространение получили вычислительные машины серии "ЕС". Они занимали со всеми периферийными устройствами огромные залы. К таким основным устройствам относятся: центральный пульт, блоки памяти, носители долговременной информации на магнитных лентах и барабанах, устройства ввода и вывода информации на печать, система охлаждения и т.п. Приобретение и эксплуатация такой техники являлась делом чрезвычайно дорогостоящим. Это могли позволить себе государственные компании и крупные фирмы. А в настоящее время, когда пишутся эти воспоминания, я использую переносной персональный компьютер, который весьма доступен по цене, удобен в работе. Он позволяет мне мгновенно связаться практически с любым уголком земного шара и любым пользователем аналогичной техники. А ведь прошло в историческом плане совсем немного лет.

     Константин Кузьмич поручил нам с Сашей провести изучение закона распределения поездной погонной нагрузки на железнодорожном направлении. Основным математическим инструментом здесь была теория вероятности и законы распределения случайных величин. Работа нас захватила. Для её выполнения мы много времени проводили сначала в институтском читальном зале в отделе для преподавательского состава (нам оформили допуск), затем «докатились» и до зала научных сотрудников библиотеки имени В.И. Ленина. Мы долго ломали голову над методом построения математической модели вероятностного процесса образования поездных составов. Думали, думали и, наконец, придумали. Получился очень красивый метод. Наверное, целую неделю мы ходили гордыми собой. Нас просто распирало от счастья – какие мы молодцы! И вот в читальном зале мы натолкнулись на метод, чрезвычайно похожий на нашу придумку. У него было очень даже красивое название – метод Монте-Карло. Оказалось, что годом рождения метода Монте-Карло считается 1949 год, когда в свет выходит статья Метрополиса и Улама «Метод Монте-Карло». Название метода происходит от названия коммуны в княжестве Монако. Это княжество широко известно своими многочисленными казино, поскольку именно рулетка является одним из самых широко известных генераторов случайных чисел. Этот генератор мы также использовали в «своём» методе. Так что мы с Сашей оказались ровесниками этого метода, но никак ни его первооткрывателями. Бывает!

     А вообще, по этому исследованию мы сделали научный доклад на конкурсе студенческих научных работ и получили даже какую-то грамоту. О нас написали в институтской многотиражке. А главное - работать было очень интересно в этом коллективе. Да и полставки были совсем не лишними и приятно, что мы получали деньги не за физическую, а за интеллектуальную работу. Так незаметно пролетел третий курс.

     Продолжение   http://proza.ru/2018/03/15/298