пос Палатка. Горячее лето 53 года

                Пос. Палатка. Горячее лето 53-года.



Колонна из пяти крытых брезентом грузовиков, медленно разворачиваясь, остановилась
на пяточке около столовой колымского поселка Палатка. Середина июля нежаркого по климатическим показателям, но очень горячего по событиям, лета 1953 года – первого после мартовской амнистии.
Тогда из ста восьмидесяти тысяч заключенных по уголовным статьям, отбывавших срок в колымских лагерях, на волю была отпущена почти половина.
Оживленная колымская трасса пуста. Около магазина, что напротив столовки, на другой стороне трассы, людей нет, на дверях большой замок, ставни закрыты.
Тишина и только редкие всхлипы сторожевых овчарок у концлагеря, расположенного на той же стороне, что и столовка, в метрах шестистах, левее и «изолятора-холодильника» у подножья сопки в метрах трехстах, нарушают ее.
Моторы машин заглохли, задние борта открылись и с отборным матом, с олбрывками недопетых куплетов – «…будь проклята ты, Колыма», на землю стали выпрыгивать люди. Вначале – из четырех грузовиков по два вооруженных охранника, из пятого – еще
– десять.
Из кузовов первых трех машин – людская масса, разношерстно одетая в телогрейки, свитера, пиджаки различных покроев и расцветок, в спецовки темного цвета – человек по двадцать из каждой. Тут же справляли малую нужду, переругиваясь, образуют что-то наподобие строя, по привычки – руки за спину и в сопровождении двух охранников отправляются в столовую.
Через некоторое время кузов пятой машины покинуло еще пять человек. Темные и светлые габардиновые плащи, костюмы, на ногах до блеска начищенные сапоги, таков был прикид «элиты».
Поток амнистированных по трассе начался еще в мае месяце. Майские и июньские колонны проходили не останавливаясь, сквозняком. Это ехала «шантрапа», «указники», лагерные «шестерки». Но с ними же на «материк» отправлялись «доверенные» уголовного мира, чтобы за месяц, полтора по всей длинной цепочки – колымские лагеря – центральные районы страны – выстроить инфраструктуру для амнистированных, может быть не для всех, но для «элиты» - точняк.  Были расставлены нужные люди, подготовлены «малины» и «хазы», воровской «общаг» - распределен по точкам.
Уголовный мир ждал своих «героев». Ждал их и уголовный розыск больших и малых городов страны.
В середине лета 1953 года, в этот «бархатный» сезон на трассе и на Охотском море, на «материк» отправлялась лагерная верхушка заключенных. Теперь, как минимум раз в неделю, а то и два, поселковая столовка, слава о которой гремела по всей трассе, стала обязательным остановочным пунктом перед Магаданом.
Николай Дронов –«Дрон» - уроженец Ростова- на Дону, мотал свой второй десятилетний срок, Разбой с жертвами. На Колыму он попал в 1951 году, когда туда был выслан отъявленный уголовно - бандитствующий элемент, который власть не могла удержать в центральных районах страны.
На пересылках Владивостока и Магадана ему пришлось поучаствовать в кровавых разборках «сучьей» войны.
1941 год… Заключенные всей страны, а это несколько миллионов человек, были поставлены перед выбором – фронт или тюрьма, фронт – или нередко – расстрел.
Перед « врагами народа» - «политическими» - этой альтернативы не было, власть считала их слишком ненадежными.
Последний шанс искупить вину выдавался почти исключительно криминальным элементам. Штрафные батальоны, заградительные отряды НКВД – это почти верная смерть, но если выжил, то искупил вину и тогда – фронтовая свобода.
Многие выбрали эту солдатскую долю, прекрасно понимая, что они преступают воровские законы, нарушая главную заповедь блатного – не сотрудничать с властями.
Но самое страшное их ожидало после войны. С орденами, медалями, офицерскими званиями, пролитой на войне кровью, большинству из них не удастся найти себя в мирной жизни, в разрушенной и разоренной стране. Надо вкалывать в поте лица, работать по двенадцать часов в сутки. Они этого просто не умели.
Убивать на войне и … в мирной жизни, рисковать в разведке и при…грабеже, «полоскать мозги» врагу и…»фраеру» - это по правилам, соответствует воровским законам.
Философия мышления и реальность бытия логично вернули их к прежнему ремеслу, а на финишной прямой – поимка, суд, срок, тюрьма, лагерь.
Многие надеялись на радостные встречи с бывшими подельниками, лобзание, бесконечные рассказы за чифирем о подвигах, возврат на прежнее место в воровской иерархии, но…»солгавшему однажды – веры нет». Их не приняли!
По воровским понятиям они стали «суками», «автоматчиками». Началась война на истребление.
Дрон никогда не нарушал законы зоны. Выжил в разборках с «суками», поимев раздробленную ногу, после «трюмирования» - избиение ногами на пересылке в Ванино, и потерял по пальцу на обеих руках, отказавшись целовать нож на пересылке в Магадане. Его тело было в шрамах и его украшали все знаки «воровской доблести. На запястье отрубленного пальца правой руки осталась половинка «штыка» - этого старейшего воровского знака, символизирующего силу, угрозу, несгибаемость.
В 1952 году в лагерях Колымы несколько поутихла кровавая разборка блатных и «сук». Она положила в вечную мерзлоту с биркой на ноге таких авторитетов, как Полтора Ивана Балабанов, Полтора Ивана Грек, Король, Чибис, Вантяй.
Лагерное начальство на «материке» и на местах осмыслило эту статистику потерь, сравнимую лишь с потерями 1937-1938 годов  - периода «гаранинщины», периода выявления и расстрела, без суда и следствия пресловутыми тройками  УНКВД по ДАЛЬСТРОЮ «саботажников», «вредителей», «троцкистов».
Начальство созрело и хватило здравого ума разъединить по лагерям и зонам враждующие группировки.
Дрон был «коронован» и поставлен смотрящим в лагерь поселка Палатка.
Основной контингент лагеря составляли «мужики», осужденные на разные сроки и чаще всего не по уголовным статьям. Они составляли основную массу, работающих на автобазе. К ним Дрон не имел никакого отношения. А вот около сотни, может чуть больше, блатных в лагере были его контингентом.
По состоянию здоровья и невидимым нитям согласования между лагерными «авторитетами» и представителями власти – «режимщиками» - он был направлен рабочим на метеостанцию.
Метеостанция располагалась отдельно от жилого сектора, на сопке, при въезде в поселок. Весь поселок, территория лагеря, «изолятора-холодильника», сооруженного летом 1952 года у подножья сопки, напротив лагеря, были, как на ладони.
Расположенная у подножья сопки столовка, рядом с трассой, где каждый уважающий себя шоферюга, «считал за честь»  откушать у Аскера – повара из грузин, прославившего себя и свое заведение на более чем тысячекилометровом ее протяжении, была идеальным для Дрона местом встреч и передач «маляв» своим подельникам дальше, в глубь Колымы.
Ведь поселок Палатка – ее ворота!
Обязанности рабочего на метеостанции – поддерживать тепло в доме, обеспечивать водой, помогать, когда требовалось, проведению регламентных работ по снегосъемки – были не обременительны, не нарушали его статуса, но открывали большие возможности для связи блатных лагеря с внешним миром.
Начальник пересылки в Магадане, майор госбезопасности, Браташ, после прочитанного сообщения, полученного по спецсвязи, выругался и вызвал к себе помощника.
-«Читай!»…
В нем сообщалось, что согласно графику в центральных районах Колымы сформирована колонна – пять крытых грузовиков -  в них амнистированные, сто двадцать человек, охрана, но главное – в этой партии находится «элитная верхушка» с подельниками, человек двадцать, амнистированных заключенных из «сучьей стаи» Колонна к выезду готова.
Пятидневный шторм на Охотском море нарушил график отправки амнистированных. На пересылке в Магадане скопилась большая группа блатных. Допустить встречу враждующих группировок нельзя, это опять кровавая бойня, но и задерживать конвой на месте – проблематично. Более ста человек – рвутся на волю.
Резюме майора – было кратким  - «Решай!».
Через час решение было принято – по пути следования, а это около  семисот километров, четыре, а если надо и более дней пути, подельников, то бишь охрану, уменьшить до минимума, оставив основной контингент по пути следования  в стационарах лагерных больниц. «Элитную верхушку» изолировать в поселке Палатка, там надежный «холодильник – изолятор», там вор в законе – Дрон, у которого свои счеты с ними.
Дрон заметно нервничал. Пришла «малява» - « на материк» отправлялась амнистированная «сучья стая», ее верхушка, те, кто его прессовал в пересылках Ванино и Магадана.
Хорошо зная воровской мир, его логику и законы, Дрон был уверен – этот конвой обязательно сделает привал в поселке.
Так независимо, а может быть даже очень зависимо совпали цели и интересы – майора госбезопасности тов. Братиша и вора в законе – не амнистированного зека – Дрона.
За два дня до прибытия конвоя из Магадана прибыл уполномоченный со товарищами и бочкой внепланового спирта. Целый день накануне прибытия конвоя жители поселка могли запастись бесценным подарком. Сотоварищи были определены в помощники Аскеру, туда был определен и Дрон.
В поселке чувствовалась «напряженка», товарки у стихийного рынка напротив магазина, у трассы отсутствовали уже два дня, хотя им было, что предложить проезжающей шоферне, да и жителям поселка – поспела жимолость,  морошка, да и первая картошечка была на подходе. «Напряженка» присутствовала и в охране лагеря. Все ждали и готовились.
Разработанный в Магадане сценарий с «небольшими», но существенными «поправками» был реализован.
Аскер приготовил для отъезжающих « на материк» вкуснейший обед. Четверть бочки спирта, специально оставленная в подсобке магазина с минимальным ущербом для него была изъята «отпускниками» и доставлена в столовку.
Пьяное побоище в ней было реальнее реального. Интерьер столовки был разрушен по ходу пьесы.
Из лагеря с собаками прибыло подкрепление, затем несколько человек с медсумками и носилками.
Амнистированных выводили и сажали в машины, у многих были перебинтованы головы. Около десятка человек просто вынесли и погрузили в кузов машин. С отборным матом колонна отправилась в Магадан.
Примерно через полчаса в сопровождении  товарищей из Магадана и охранников с собаками из столовки вынесли трое носилок с закрытыми телами, за ними около пяти человек со связанными руками с ними был и Дрон. Процессия направилась в сторону лагеря и метров через триста свернула к «холодильнику – изолятору», Дрон в сопровождении конвоира отправился дальше, в лагерь.
До Магадана, до парохода оставалось 87 километров.
P.S. Через несколько дней Дрон вернулся на метеостанцию.