Материнский инстинкт

- Садись, Степушка, за стол, кушай оладушки, пока горячие. Дорога-то  длинная, проголодаешься, сынок, - бабушка Агафья подвинула внуку высокий тяжелый табурет.
Мальчишка с трудом вскарабкался, потянулся рукой к золотистому вкусно-пахнущему угощению. 
- Стоять, - рявкнул сидевший около печи дед, - иди к умывальнику, руки помой. Только сейчас с собакой возился.
Нахмурив густые черные брови, Никита Акимович сквозь улыбку, спрятанную в пышных седых усах, сурово посмотрел на любимого внука.
- Ешь впрок, путь нам предстоит неблизкий.  На улице мороз, а сытый стужи не боится. Сам напросился ехать со мной, никто тебя не заставлял. Ладно, пока ты завтракаешь, пойду,  Гнедко запрягу.
Пожилой человек вывел под уздцы свою гордость – шестилетнего гнедого жеребца неведомо какой породы.  Рьяно вышагивая, показался действительно красивый конь, высокий, с мощной широкой грудью и густой черной гривой, на лбу которого красовалось чисто белое пятно, похожее на звездочку. Сразу  понятно, что Гнедко с характером, но хозяина своего побаивается. Акимович представлялся весьма крепким  мужчиной, и мало кто осмелился назвать бы его стариком. Широкий в плечах, ростом выше среднего, и длинными сильными ручищами, огромными, словно лопата, ладонями. Местные мужики старались обойти его стороной, слишком крутоват был его характер и пронзителен  взгляд  -  за насмешку или неудачную шутку, мог в два счета лишить зубов. Акимович запряг коня в сани, бросил для удобства пару навильников сена. С любовью похлопал по холке животное, достал из кармана корочку хлеба:
- Ешь, мой хороший, сегодня у тебя будет длинный пробег.
Кинув под ноги охапку сена, пошел в дом.
Степка, макая оладьи в чашку с малиновым вареньем, шумно прихлебывал горячим чаем. Мальчишке шел седьмой год, ему только предстояло идти в школу. Услышав от отца, что дед собирается ехать на коне в Березовку, пацан начал ныть. Дед, не выносивший детского плача, согласился взять внука с собой.
- Одевайся теплее, иначе не возьму. Ехать тридцать километров по морозу - это не шутка. Ну, что, Степан, набил требуху? – улыбнулся дед.
- Да, деда, набил, - мальчуган похлопал себя по животу.
- Бабка, внуку тулуп согрела?
- Согрела, на печи лежит. Горячий… - ответила Агафья.
- Сейчас ружьишко возьму да и тронемся. Собирайся, Степка.
Никита Акимович снял со стены берданку, сунул в карман полушубка горсть патронов. Посмотрев на обеспокоившуюся жену, сказал:
- Вдруг зайчишка выскочит, а может и лиса?! Тебе на воротник пойдет. Будешь как барыня по деревне ходить.
Агафья махнула рукой:
- Да ладно тебе, старый. Аккуратнее будь, ведь ребенок с тобой, - пытаясь скрыть волнение, произнесла бабушка.
Акимович завернул внука в тулуп и вынес на улицу.
- Бабка, ворота нам открой, - крикнул дед.
Гнедко, почуяв свободу, крупной рысью рванул по дороге. Старушка трижды перекрестила отъезжающих.
- С богом! От меня поклон Ивану.
Младший брат Акимовича Иван, проживал  в той самой Березовке, что недалеко от Сросток. Не так давно сильно захворал, вот и решил Никита навестить родственника. Добраться до места, можно было лишь на коне, дорога до Чуйского тракта шла  полями. Закутанный в теплый тулуп мальчишка, под монотонный скрип полозьев сразу задремал. Дед, подняв воротник, посмотрел на сопящего внука:
- Спи, Степка, спи. Нам еще часа три ехать. Эх… прожить бы еще с десяток лет, посмотреть каким ты станешь.
Никита Акимович вспомнил себя молодым:
- Господи, сколько же лет прошло…  Какая красивая была Агафья в молодости. Дрался из-за нее много раз – сам бил и меня били. Но все равно стала моей женой, дождалась с фронта. Спасибо ей большое. Похоронку ведь на мое имя получила, но не поверила, надеялась на лучшее, и правильно сделала.
Акимович вытащил пачку папирос «Север», долго прикуривал, матерясь.  Папироса никак не хотела загораться:
- Да что же это такое?! В войну махорка лучше была.
Осерчав, выбросил ее в снег.
Гнедко ходко шел по наезженной дороге. От широкой спины шел пар, на шкуре животного появилась изморозь. Хозяин натянул вожжи:
- П-р-р-у-у… стоять.
Слез с саней, рукавицей принялся убирать, снежный налет со своего любимца. Дорога уже подходила к Чуйскому тракту. Тулуп зашевелился, появилась Степкина голова:
- Деда, мы уже приехали?
Старик ласково взглянул на внука:
- Нет еще, спи. Я тебя разбужу, как подъезжать будем.
- Я уже выспался, буду на дорогу смотреть, - бодро произнес Степка.
Около тракта вдоль лесополосы, на снегу виднелось множество заячьих и лисьих следов. Опытный взгляд пожилого человека отметил среди них крупные отпечатки, похожие на собачьи.
- А ведь это волки, - догадался Акимович, - давно они не захаживали в наши края. Наверное, голод заставил зверей спуститься с гор.
Он вспомнил послевоенные годы:
- Сколько же скотины загубили волчьи стаи... Делали облавы и засады на них, кое-как справились. Опять пришли…
Переехав Чуйский, Акимович правой стороной пустил коня рысью. Почувствовав хорошую дорогу, Гнедко побежал быстрее. Недавно подкованные копыта крошили твердый слой снега, спрессованные осколки которого летели прямо в сани, на внука и деда.
- А чего это Гнедко кидается?
Старик рассмеялся:
- Терпи, Степка, снег – не камень.
И вот, наконец-то, среди молодых берез появились крайние дома деревни.  Дорога забегала внутрь села, минуя черные срубы бань и длинные плетни огородов. Гремя цепями, громко брехали во дворах рослые свирепые собаки. Когда подъехали к дому Ивана, за воротами с неохотой залаял пес, открылась калитка, вышла толстая женщина:
- Ой! Гости дорогие приехали! Дождались кое-как. Ваня-то сильно болеет, - запричитала  Мария, жена Ивана. Быстро открыла ворота, привязала покороче кобеля.  Акимович распряг жеребца, завел в сарай и кинул охапку сена:
- Ешь, Гнедко, через часок, я тебя напою. 
Степка стоял у крыльца, поджидал деда, один он в дом не пошел. Захватив тулуп, гости перешагнули порог. 
На кухне стоял большой стол и несколько табуреток. Громоздкая русская печь разделяла комнату с залом, в углу лежал на кровати пожилой мужчина. Над его головой висела небольшая икона, и пара святых образов.
- Проходите в горницу, поздоровайтесь. Я пока на стол соберу, - нараспев произнесла хозяйка.
Когда дед с внуком вошли, мужчина, одетый в кальсоны и белую рубаху, опустил ноги на пол. Здороваясь по рукам, начали разговор:
- Ты чего это расхворался, Иван? Поднимайся, пойдем, выпьем по стакану, - из кармана штанов родного брата торчало горлышко бутылки, заплавленное сургучом.
Что-то хотел ответить Иван, но поперхнулся кашлем. Дышал очень тяжело, видимо мучила одышка. 
- Мария, ты зачем своего мужа под образа положила? – нарочито громким голосом произнес Никита Акимович. – Он еще не в гробу, нечего ему со святыми разговаривать. Ну-ка, иди сюда, давай кровать к окну поставим. Вставай, Ванька.
Подняв брата за руки, вдвоем с хозяйкой переставили кровать, Акимович отдернул занавеску:
- Вот теперь светлее стало, а то лежишь, как в чулане, ей Богу.
- Идите к столу, - позвала гостей женщина.
Акимович вновь взял брата под руку, повел в кухню. Мария накладывала из чугуна в тарелку, горячую картошку. В чашке стояла квашеная капуста с огурцами, принесенная с мороза и приправленная корочками льда. Нарезанное сало с тонкой прослойкой мяса и крупная головка лука, лежали на разделочной доске. Чайник тихо шипел на плите.
- Угощайтесь! Ешьте, что Бог послал. К вечеру пельменей налеплю, - беспокоилась Мария, - садись, Степушка, кушай картошку с салом.
Акимович разлил водку в три стопки:
- Давайте за встречу.
Иван сказал, не решаясь выпить:
- Что-то боюсь пить, как бы хуже не стало.
На что старший брат ответил:
- От водки хуже не бывает. Забыл, как на фронте нас выручала? Да если бы не она родимая, померзли напрочь в окопах.  Что ни говори, а знало наше командование, чем поддержать дух у солдата. Так что пей, брат, на здоровье.
Выпив по стопке, накинулись на закуску. Иван медленно жевал кусочек сала, видимо, не в силах его проглотить. Акимович наполнил стопки:
- Выпей, Вань, сейчас станет лучше.
Брат послушно проглотил содержимое, на лице появился едва заметный румянец. Он потянулся за огурцом, с жадностью начал есть.  Старший расплылся в довольной улыбке:
- Молодец, Ванюха.
- Ой, ой, - вдруг забеспокоилась Мария, - да что же я дура старая, хлеба на стол не положила!?
Мужики, глядя на хозяйку,  дружно захохотали. Хлеба действительно не было, забыла   впопыхах о самом главном.  Убрав заслонку, вытащила из русской печи три круглых буханки. Взяв одну из них, прижала к груди, большим ножом стала отрезать крупные ломти. Вкусный запах свежеиспеченного хлеба распространился по дому. Каждый взял  по куску и, прежде чем откусить, обязательно нюхал.  Плотно перекусив и допив бутылку, братья подсели к печке покурить. Иван достал с приплечка,  пачку Бийской махорки:
- Давай-ка, Никита, нашей фронтовой закурим. Вспомним молодость.
Тулуп Мария расстелила на печи и предложила Степке:
- Может, на печь залезешь? У нас там шибко хорошо – и видно все, и тепло.
Внук вопросительно взглянул на деда.
-  Залазь, чего уж там. Мы пока с Иваном поговорим.
Пацан быстро запрыгнул наверх и, свесив голову, спросил:
- Деда, а ты не забыл коня напоить?
- Нет, Степка, я про него всегда помню.
Иван поднялся,  подошел к широкой лавке и запустил под нее руку:
- Вот, Никита, подарок тебе приготовил. Давно уже сплел, да времени не было отдать.
Он вытащил на свет, тяжёлый плетеный шестиколенный бич, разделенный металлическими кольцами.
- Помню, очень ты любил в молодости с кнутом ходить. Много подсолнухов с соседских огородов посшибал, щелкал им, будто из ружья стрелял, - напомнил брату Иван, - возьми себе, может, пойдешь летом лошадей пасти или коров.
- Нет, брат, не пойду. Но подарок твой с удовольствием приму, вдруг и правда пригодится. Спасибо! Ладно, схожу до колодца, надо Гнедко напоить, - одеваясь, сказал Акимович.
Степка слышал, как выйдя в сени, дед загремел ведрами.
Напоив коня, Акимович поднялся на крыльцо и посмотрел на закат:
- Погода изменится, солнце в тучи садится. Как бы завтра бурана не было, надо пораньше выезжать.
Вечером Мария принялась за ужин. Мужики раскатывали сочни, хозяйка ловко заворачивала в них мясо.
Огромная тарелка горячих пельменей дымилась на столе. Степка, глотая слюну, ждал, пока немного остынут.  Братья выпили, по паре стопок самогона для аппетита,  присели к печке:
- Волки появились, в Сростках, у мужика годовалого жеребенка зарезали.  Теперь пойдут по деревням… У тебя с собой ружье-то есть? – спросил Иван.
- Взял на всякий случай одностволку шестнадцатого калибра. В санях под сеном лежит. Может зайчишка выскочит, - ответил Никита.
Младший поднялся, подошел к огромному сундуку. Открыв крышку, долго копался в самом низу.
- На, держи, - он протянул брату три латунные гильзы, - это волчья картечь, наверное, года три без дела лежит. Возьми на всякий случай. Я свое ружье давно отдал, не люблю охоту.
Рано утром дед разбудил внука:
- Степан, поднимайся. Быстро завтракаем и в путь. Погода портится.
Хозяйка на завтрак, разогрела на сковороде вчерашние пельмени. В холщовый мешок положила краюху хлеба, и большой пласт соленого сала:
- Это вам в дорогу, и Агафье гостинец.
Акимович, пожав руку младшему брату, произнес:
- Ты, Иван, двигайся побольше. С твоим простреленным легким нельзя лежать. Оденься, пойдем на улицу, ворота откроешь.
Попрощавшись, внук с дедом сели в сани и выехали со двора. Подул зябкий ветерок, по дороге понеслась поземка. Старик понукнул Гнедко, тот крупной рысью рванул вперед.
Волчица, положив голову на передние лапы, пристально вглядывалась вдаль. Седая шерсть на морде говорила  о зрелом возрасте. Затянувшиеся шрамы на голове и разорванные уши, лишний раз убеждали соперников в ее силе и отчаянности. Годы научили зверя всему. Она была хитра и изворотлива, сильные челюсти порвали глотку не одному самцу, хоть раз обидевшему ее щенят.
Больше всего на свете она оберегала  потомство, как и ее мать, которая сумела вывести из-под флажков загонщиков, свою единственную уцелевшую дочь. Остальные  погибли, от пуль охотников в той жестокой бойне.  Силой заставила последнего волчонка, пройти под красными флажками, вцепившись клыками в его челюсть. Ценой своей жизни мать-волчица спасла щенка, ибо через минуту, пуля стрелка раздробила ей голову. Кровь стекала алым ручейком на снег, пропитывая его до земли. Дочь, заскулив, лизала лоб своей матери, пока не почувствовала на языке солоноватый вкус крови. Тогда поняла – мама больше не встанет. Молодая волчица бросилась бежать с этого проклятого места, инстинкт самосохранения гнал ее вперед. С тех пор, животное с легкостью выходило из любой облавы, презирая флажки, пахнущие какой-то гадостью. 
Чуть в стороне лежали три самца, это все, что осталось, от когда-то большой стаи. Ближе всех к волчице находился молодой, еще не совсем зрелый волк, он и был потомком старой хищницы.  Именно ради него она жила, решительно шла на все,  так как, любила своего выкормыша больше жизни. Сейчас щенок голодал, как и вся стая, прибывшая в степь из далеких Алтайских гор, где нынче выпало слишком много снега. В последнее время охотники часто гонялись за волчицей, но слишком умна и коварна оказалась для своих преследователей. Пока стрелки обходили с одной стороны, она на другой резала скот. Люди прозвали ее Седая Бестия. Много собак загрызла прямо на цепи, смело перепрыгивая через забор. Страх и ужас наводила Седая на жителей деревень. Народ сплотился против Бестии, начал дежурить с ружьями по ночам. Пришлось волчице уходить подальше от родных мест, очень трудно стало найти пропитание.
Крупный рыжеватый волк расположился чуть поодаль от всех. Он давно ухаживал за волчицей, хотя она не давала повода. Всякий раз на его попытки сблизиться,  отвечала агрессией. Неоднократно ее мощные клыки смыкались рядом с горлом самца,  он едва успевал, отпрыгнуть в сторону.
  Сегодня ночью, ей удалось задавить зайца-беляка, Седая стояла на страже, пока ее любимец поедал зверька, сама же слизала со снега лишь заячью кровь, ведь материнское чувство сильнее голода. Этот волчонок родился, самым слабым среди своих собратьев, медленнее всех рос, болезни, будто, прилипали к нему. Хилый и беспомощный, часто скулил, уткнувшись носом в теплый живот родительницы. Отец семейства пытался с ним покончить, но на защиту встала мать, он вынужденно отступил, перед натиском агрессивной волчицы. Всегда ухаживала за ним, пресекала попытки обидеть его, самый лучший кусок мяса выкладывала перед ним, сама часто оставаясь голодной. Благодаря ее любви и терпению, волчонок поправился и стал таким же, как все. Но забота о слабом щенке, прочно засела в сердце матери навсегда.

Низовой ветер шевелил густую шерсть на загривке зверя, еще не окрепшая метель постепенно усиливалась.  Острое зрение не подвело Седую, увидела вдалеке едва заметную черную точку. Волчица поднялась, остальные вскочили, как по команде. Матерая со всех ног кинулась наперерез движущейся цели. Расстояние быстро сокращалось, и вот она уже видит крупную бегущую лошадь, что-то тащившую за собой.  Зверь вспомнил, вкус мяса этого большого животного, слегка жесткого, но его было много. Таких запасов хватило бы, на несколько дней всей стае, не нужно рыскать днями и ночами по полям и лесам.
Никита Акимович, стоя на коленях, держал вожжи в руках. Гнедко шел размеренно и довольно быстро. Сани время от времени, врезались в снежные заносы на дороге, но сильный жеребец с легкостью преодолевал эти препятствия. Степка, закутавшись в тулуп, опять заснул. Из-под большого воротника дед видел, кнопку маленького носа внука. Больше половины пути оказалось позади, оставалось около десяти километров до родного Светлоозёрска. Он встал на ноги, от сидения в одном положении заныли колени. И тут Акимович увидел, как стая волков мчится навстречу, стремясь захватить дорогу.  Понял, волки будут на месте раньше, он не успеет, преодолеть  расстояние быстрее их.
- Если повернуть назад – наверняка догонят. Нужно попробовать отбиться, - решил старик и остановил жеребца.
Взглянув на закутанного в тулуп внука, прошептал:
- Ну, нет! Не на того нарвались! Внука я вам не отдам. Зубами буду рвать, но не подпущу.
Быстро достал одностволку, вставил патрон с картечью, размотал подаренный братом бич, и нащупал рукоятку ножа, торчавшего из валенка. Степка спокойно спал, не подозревая о пришедшей беде. Дед закрыл его лицо воротником, плотнее закутал в тулуп:
- Спи, внучок, не надо тебе этого видеть.
Взяв ружье в правую руку,  левой, огрел вожжами по спине жеребца:
- Но, но… вперед, Гнедко.
Конь сорвался с места, галопом рванул по накатанному следу.
Волки стеной встали на дороге, преградив путь. Гнедко, почуяв звериный дух, громко заржал
- Вперед, милый, не останавливайся, - закричал Акимович.
Звери, едва не попав под копыта, отпрыгнули в разные стороны.  Рыжий волк кинулся прыжком на шею коня, но Акимович вовремя успел, нажать на спусковой крючок. Грохнул выстрел, волчара замертво свалился, попав под полозья. Сани подкинуло вверх, мальчуган от толчка сразу проснулся, высунув голову наружу:
- Деда, что случилось?  Ты стрелял?
- Залезь в тулуп, и не выглядывай, - не оглянувшись на внука, крикнул старик, - не до тебя сейчас.
Гнедко захрипел от страха, но продолжал нестись с бешеной скоростью. Акимович бросил ружье и схватил кнут, бегущего рядом с санями волка, огрел по морде бичом. От резкой боли тот взвизгнул, отпрыгнув в сторону.  Седая видела, что ее ухажер свалился на снег, кровь фонтаном била из-под лопатки. Но тут ее взору открылось,  как человек чем-то ударил ее сына. От переполняющей ненависти, у волчицы пропало чувство страха. Догнав сани,  кинулась на грудь обидчику , желая нанести, смертельный удар в горло. Акимович вовремя заметил намерения волчицы,  схватив ружье, ударил  прикладом, отчего животное упало в снег. Еще один волк, забежав вперед, прыгнул жеребцу на спину. Вцепившись зубами, чуть выше горла, повис на мощной шее коня. Гнедко кинулся в сторону, в этот момент, сани прочно засели в снегу. Жеребец рванул еще раз, Акимович услышал хруст дерева – сломалась оглобля. Зверь, не желая выпускать добычу,  подбирался ближе к горлу. Гнедко вскочил на дыбы, пытаясь скинуть хищника, в это время, с треском переломилась вторая жердь. Почуяв свободу,конь упал на снег, начал кататься с боку на бок. Хищник, из боязни оказаться раздавленным, разомкнул челюсти. Жеребец, вскочив на ноги, обрушил на него передние копыта, затем развернулся задом, попытался лягнуть лежащего волка.
Этих мгновений, Акимовичу хватило на то, чтобы зарядить ружье и пристрелить зверя. Стоя на санях, он видел, как волчица зализывает морду своему щенку. Молодой пасынок слегка скулил от боли, один глаз был закрыт. Человек и волк находились на расстоянии десяти метров, смотрели друг другу в глаза. После неудачного нападения, взгляд волчицы стал более сочувственным, чем ненавистным. Она не хотела рисковать. Самое главное – это ее дитя. Теперь он, наверное, лишился глаза и будет снова беспомощным. Седая вдруг подняла голову вверх и завыла, словно жалуясь Богу на свою жестокую судьбу.
Акимович зарядил ружье картечью, повел стволом в сторону волков. Мать мгновенно встала впереди своего сына, заслонив, его своей грудью. Прицелившись, старик нажал на спуск, но вместо выстрела, раздался тихий щелчок – патрон дал осечку. Опустив ствол, дед проговорил:
- Видно сам Бог защитил тебя. Уходи, и уводи своего щенка.
Затем нагнулся, достал буханку и, размахнувшись, швырнул ее в сторону зверей:
- Нате, жрите! И прочь отсюда! Хватит крови, - в ярости крикнул мужчина.
Мать взяла в зубы хлеб и положила перед мордой побитого волчонка. Понюхав, он схватил его, побежал с места схватки. Как показалось Акимовичу, мать-волчица посмотрела на него благодарным взглядом, не спеша пошла вслед за своим любимцем.
Уронив ружье на сани, старик, не веривший в Бога, вдруг перекрестился:
- Бывает же такое! Ровно, как человек. Вот же зараза какая, видать любит своего щенка.
Раздалось конское ржание, Гнедко стоял метрах в тридцати от саней и бил копытом:
- Ну, иди сюда, мой хороший, - ласково позвал хозяин.
Жеребец, покосившись взглядом на уходящих зверей, шагом пошел навстречу Акимовичу.
Молчавший до сих пор внук, откинув полу тулупа, спросил:
- Деда, ты что, лису бабушке на воротник убил? А?
Акимовича разобрал нервный смех, сев на сани, рассмеялся до слез. Подошедший Гнедко, ткнул его мягкими губами в щеку. Хозяин потрепал ладонью по морде,  снегом протер рану на шее:
- Ничего, потерпи. Домой приедем, залечим.
Связав втрое вожжи, выдернули сани из снега, поставили на дорогу. Ветер стал стихать, опять потянуло на мороз. Достав из-под сена веревку, Акимович привязал ее за гужи, зацепив сани.
- Ты, Степка, лежи, не вздумай вылезать из тулупа, а то мороз к тебе проберется.
Убитых волков бросил в заднюю часть саней, присыпав сеном. Держа в поводу Гнедко, они медленно двинулись в сторону деревни. 
Старик, удивленный поведением волчицы, подумал:
- Они живут в стае. И в отличие от нас, людей, никогда не нарушают свои законы. Но, видимо, только материнскому сердцу известна, слепая преданность детям. И неважно - волк ты или человек.